Меня не видно изнутри

__________

Ты свежа как рассвет,

Но во мне цветенья нет.

Как, тоску уняв, оплёл меня мечтами

Голос твой, шёлк волос?

Лепестками нежных роз

От любви труве́ра 9 сердце расцветало.

Больше не коснусь подола платья:

Ввысь уходит стена – взаперти мечта моя.

Каждый вдох вблизи оков – моё проклятье.

__________

Мы с Марго встретились на Центральной городской площади – которая, к слову, находилась вовсе не в центре города – и теперь шли мимо торговой галереи к Кафедральному собору. У галереи была высокая стеклянная крыша, сквозь которую уже издалека было видно, как небеса пронзают многочисленные шпили и причудливые башенки пинаклей, увешанные краббами и крестоцветами.

Марго была в кремовом ситцевом платье. Её распущенные волосы сверкали при каждом движении, лицо озаряла сладкая улыбка, а ножки в полутанце цокали по тротуару из жёлтого кирпича, вдоль рядка стройных ажурных фонарей.

На пути показался незнакомый парень. Завидев Марго, он улыбнулся ей и зашагал ещё уверенней – чтобы произвести весомое впечатление. И уже ничто не могло сбить его с курса.

Я видела такое не однажды. Не очень-то надеясь на успех, мы попытались предупредить незнакомца, но тот оставил без внимания и меня, и Марго, поднявшую руку.

Дзын-н-нь.

Парень с гулким металлическим звуком обнялся с фонарным столбом. Сцена этой любовной встречи уже привлекла взгляды прохожих, а Марго неловкости не любила, поэтому поскорее обошла её стороной. Парень валялся на тротуаре, потирая лоб. Вроде бы, ничего не расшиб.

– Бедняжка. Наверное, у него двоится в глазах.

Нет, Марго было ничуть его не жаль, потому что она всё пытала меня вниманием. Как мы вышли из библиотеки, так она всю дорогу и не отставала с расспросами, что случилось.

– Да нормально всё.

С поддельным интересом я уставилась сквозь стеклянный свод, якобы стараясь разглядеть чудо готической архитектуры. Мне в самом деле было не до психоанализа, но от Марго так просто не отвяжешься.

– Признавайся. Опять мистер Нет настроение испортил, индюк надутый?

Марго просто обожала спускать меня на землю прямолинейными вопросами.

– Что? Нет! Тихо ты, – я огляделась, проверяя, не идёт ли он следом.

Атермонтцы вряд ли знали прозвище мистера Делира, но после слухов про бакалейщика я не могла сказать наверняка. По закону подлости объект тайного обсуждения становился его свидетелем в самый неподходящий миг. Но беспокоилась я зря – рядом никого не было.

– Расслабься, параноик.

Марго похлопала меня по плечу. Мне захотелось перестать с ней разговаривать.

До собора оставалось рукой подать, и теперь он занимал весь обзор, только я глядела под ноги и никак не могла понять, что не так. Настроение было отличное: мистер Делир всё-таки решил мне помочь. Сборник средневековых баллад, что он принёс, невероятно вдохновлял. Баллады оказались не только любовными, но и о ратных подвигах, и злободневными, и поучающими, и шутливыми. Жаль, книга была библиотечная. Она едва не рассыпалась от старости, и взять её с собой не удалось.

– Всё в порядке, просто слишком много мыслей, – я пнула камушек по жёлтой плитке. – Ты же знаешь, как непросто вернуться в реальность после работы над книгой. Хорошо еще, что не приходится топать с блокнотом, сочиняя на ходу.

– Это да, – Марго припомнила мою раздражающую привычку записывать всё, что приходит в голову. – Рада, что ты так успешно взялась за книгу.

– Я тоже. Правда не знаю, что ещё можно-о… О-о…

Вид собора вблизи привёл меня в оцепенение. Перед нами всею мощью и весом разверзлись грандиозные литые ворота, зеленоватые от патины. Изнутри собора манило живописное убранство, но я не могла двинуться и, запрокинув голову, пыталась охватить всю эту громаду целиком. Когда-то подкопчённый огнём, влагой и временем, но почти отчищенный горный песчаник складывался в строгие вертикальные линии. Карнизы и водостоки облюбовало семейство горгулий. Выражения их чудовищных морд, то пристально наблюдающих свысока, то перекошенных яростью и страданием, в окружении голубей показались мне неожиданно комичными и нелепыми. Я расхохоталась. Марго, ожидавшая раболепного благоговения, поспешила оттащить меня в сторону, пока я не распугала всех птиц в округе, а вместе с ними и туристов.

– Хы-ы-ы… Он как будто на горшке сидит, страдает – и орёт. Несчастны-ый…

– Алекс, ну и сравнения у тебя… – сквозь хохоток Марго закатила глаза. Пару минут она энергично обмахивала меня ладонями, а я пыталась отдышаться, чтобы не дойти до слёз.

Но как только собор принял нас в свои чертоги, нервный смех сразу утих. Людей здесь было даже больше, чем на Центральной площади. Торжественная обстановка, величие и размах архитектуры, математическая точность каждой составляющей – поглощали внимание целиком.

Неразборчивое журчание речи и шелест фотозатворов устремлялись в высоту веерных сводов, теряясь среди света и призрачного эха. Сотни подошв с робким стуком опускались на треснувшие каменные плиты, изрезанные отголосками латыни. Я вспомнила свой сон, разрушенный замок, и сердце сжалось от мысли, что эта красота тоже когда-то падёт под натиском времени.

Венцом великолепия был роскошный тринадцатиметровый оргáн под присмотром хора скульптур: ангелов, апостолов и монархов. Тело его, ладно собранное – деталь к детали, лоснилось от сусального золота и полироли. Дым амбры и смирны окутывал нас невесомой как паутина пеленой. Дыхание само собой становилось медленным и глубоким, напитывая покоем самое нутро. Двигаться было всё труднее.

Марго по памяти, кратко и очень тихо пересказывала историю реставрации собора. Это не мешало ей лавировать среди толпы, увлекая меня следом: сквозь стрельчатые арки, отделяющие нефы друг от друга, между проходов, устланных алыми коврами, между огромных, сажевого цвета деревянных скамей с необычными выступами внизу. Марго сказала, что эта ступенька называется генофлекторий, и люди становятся на неё коленями, чтобы не опускаться на пол во время молитвы.

Солнце окончательно растопило облака – и всё преобразилось. Монументальное кружево розеток и трилистников заиграло сотнями оттенков. Радуга, пойманная стрельчатыми окнами, брызнула на пол и стены. Масверк бережно хранил средневековые мотивы и старинные гербы, картины из жизни святых, окружённых ангелами с крыльями, тяжёлыми от позолоты, и чернильно-синими демонами с высунутыми красными языками, с глазами, выпученными для пущего ужаса. Вот бы бродить здесь часами…

Обойдя нефы несколько раз, мы оказались у подножия резной винтовой лестницы. Её протёртые с годами ступени поскрипывали под шагами спускающихся и поднимающихся людей. Цветочный орнамент балясин, любовно очерченный рукой краснодеревщика, ложился на фигуры ажурными тенями. Марго сказала, что наверху меня ждёт ещё сюрприз. Я красноречиво взглянула на генофлекторий и взмолилась, чтобы она наконец меня бросила и спасалась сама.

– Это ещё что, – ухмыльнулась Марго. – Вот в Маастрихте есть целый книжный магазин в старинной доминиканской церкви. Тебя было бы оттуда не вытолкать.

Лестница вела в маленькую душную библиотеку под крышей собора. Она оказалась очень тесной, вдобавок ко всему перетянутой ограничительной лентой, но древнее собрание книг придавало крохотной комнате неповторимую атмосферу значимости. Стеллажи, украшенные резьбой, упирались острыми навершиями в низкий полукруглый потолок, как в монашеской келье, и неровные ряды книжных корешков на полках наполняли сердце лёгкостью и надеждой. Здесь ты чувствовал себя причастным. Точно подмастерье, прикоснувшийся к ладони мастера.

И я улыбалась.

Выйдя на улицу, окрылённая, опьянённая чувством вечности, я снова уставилась в небо – теперь ни горгульи, ни облака не мешали мне видеть всю широту, весь простор мироздания, любящего и любимого. Воздух хлынул в лёгкие, наполнив их сочным сладким ароматом свежескошенной травы. В невероятном восторге я обхватила себя руками, как бы пытаясь втиснуть разошедшуюся душу обратно.

– Тебе помочь, бедолага?

Бережно и мягко Марго обняла меня, словно боясь потревожить мгновение: так мы замираем, чтобы не спугнуть севшую на подоконник птицу. И пока я не успела разгадать её хитрый план, она попросила прохожего сфотографировать нас на фоне собора.

Эстетичные виды всегда действовали на Марго необычно – её тянуло пожрать. Протащив меня по улице мимо торговой площади с цепочкой лавочек, мимо крыльца с синей дверью и лаймовым деревом, мимо полупустой цирюльни, она нацелилась на «Золотистый хруст».

Из пекарни показался жующий Фрэдди. Налетев на друга с радостным визгом, Марго повисла на его шее. Сквозь кособокий смех прозвучал чмок и какие-то непереводимые прозвища. Неловко и ужимисто покрутив её вокруг себя, Фрэдди вернул Марго на землю. Как бы с оглядкой он скользнул взором по моему лицу, с усилием проглотил то, что жевал, и потянулся ко мне:

– Здравствуй, Алекс.

Может быть, Фрэдди этого и ждал, но кидаться в его объятия как Марго я не стала. Только тихонечко помахала в ответ:

– Привет.

Марго не тратила времени на светскую беседу и заглянула через витрину в пекарню.

– Уже открыто? – спросила она. – Кушать хочется.

– Только что открылись, – пожаловался Фрэдди. – Мне, вон, пришлось запихать в себя обед за шестьдесят секунд, чтоб маме не мешать.

Заставив всех вздрогнуть, на той стороне улицы с приветственным воплем показался Марк.

– Добрый день, дамы! …И не дамы, – Марк театрально поклонился, повращав кистью руки аки дворянин, и подмигнул, явно наслаждаясь нашей реакцией.

– О, привет!

Далее случился долгий, очень долгий и полный смеха путь навстречу через переход. Марк сыпал виртуозными комплиментами, заигрывая с воображаемой и присутствующей публикой: с автомобилистами. Фрэдди в ожидании прислонился к двери пекарни, сложив руки на груди.

– Ну давай быстрее, маркиз де Карабас 10.

Приблизившись, Марк понизил голос и очаровательно поклонился, взведя на Марго глаза тёплого орехового цвета:

– Enchanté, mademoiselle 11.

Она сделала реверанс и вложила пальчики в его властно протянутую ладонь. Поцеловав её руку, Марк с улыбкой послал мне воздушный поцелуй, после чего поглядел на Фрэдди – мол, тебя целовать не буду. Фрэдди фыркнул и кивнул в сторону пекарни, обращаясь к Марго:

– Сходить с вами?

Марго, кажется, уже забыла про обед.

– А? А… Не потеряемся, не переживай.

– О, а в кино мы уже не идём, да, Рубус? – подколол его Марк.

– Иди, я догоню.

– Нет! Я позвоню Шейле, скажу, что всё отменяется, раз такое срочное дело – дамы в беде. Город незнакомый, вокруг темень. Того и гляди, нападут потомственные маньяки и всех украдут…

– Ай, отстань, Марсоход, – Фрэдди от души треснул его по подтянутому животу и замер.

– О нет! Предательство! Что ж, сударь, вы подлец! – Марк принял картинную борцовскую стойку, но бицепсы его действительно налились.

Про себя я порадовалась, что это всего лишь дурачество. Марк без труда мог бы вырубить Фрэдди. В парке аттракционов он поднял Шейлу одной рукой.

Марк производил впечатление типичного мужчины с простым и понятным характером. Выражалось это в трёх категориях: секс, еда и движение. По словам Марго, помимо ореола альфа-самца, он также обладал редкостной вспыльчивостью, что со временем трансформировалась в философию пневматической боксёрской груши: «Не лезь ко мне – и я не дам тебе в глаз».

Я вдруг вспомнила, как зимой Марго жаловалась мне на какого-то парня, и теперь поняла, что она имела в виду Марка. Шейла встретила его в медицинском университете в День открытых дверей, и Марк, будучи старшекурсником, предложил помочь ей подготовиться к поступлению. Когда Шейла привела его в старенькую сложившуюся компанию, Марго была не в восторге.

Теперь Марго привела меня, и не в восторге были уже все остальные. Так мне казалось.

Было непросто совместить сфабрикованный Марго злодейский образ Марка с приятным и энергичным молодым мужчиной. У Марка было светлое одухотворённое лицо, уверенный открытый взгляд, и при всей его экспрессивности – мягкая, расслабленная манера речи, как у человека, не придающего большого значения сложностям и житейским неурядицам. Весь его вид так и говорил: держись меня – и мы выберемся из любой задницы.

– А чего это вы мен… нас не позвали в кино? – обиделась Марго.

– А чё? Вашему высочеству нужно отдельное приглашение в чате?

– Точно… Чат…

– Так как насчёт?..

Марк передумал устраивать дуэль. Фрэдди с облегчением выдохнул и, помедлив, добавил:

– Алекс, ты с нами?

Опять кино… Но в компании Фрэдди и Марка?

Марго мигом повернулась ко мне. Она обожала кино.

Сценический шлейф сопровождал Марго всюду. Отрепетированные жесты, цитаты из постановок, ежедневная смена образов и, наконец, восторженные набеги на кинотеатр всякий свободный вечер. В Академии мы смотрели фильмы десятками. Я так устала от них открещиваться, что выработала иммунитет, втайне думая о своём, пока Марго липла к экрану.

Даже в спальне Марго – просторной и полной воздуха – был донельзя тривиальный гримёрный столик, утыканный лампочками по периметру зеркала, отчего комната больше походила на будуар эгоцентричной кинозвезды. Спальня воплощала все чаяния Марго. Обилие студийного света, высоких бра-прожекторов и дизайнерской подсветки в нишах превращало нежные обои цвета телесного грима в несколько контрастных съёмочных зон.

Я прямо-таки осязала, как Марго тянет пойти. Чтобы она да отказалась от нового фильма, требовались недели изощрённых пыток. Предложение было заманчивым, но я пока не привыкла к друзьям Марго и волновалась рядом с ними. Однако и отказать не могла, рискуя показаться невежливой.

Марго угадала моё смятение и ответила:

– Нет, люди, мы не пойдём.

О, я не это имела в виду…

– Тебе не обязательно отказываться из-за меня.

– Я знаю. Просто хочу побыть с тобой, – Марго потрепала меня по плечу. – С этой легендарной компашкой мы ещё успеем провести время.

Она подмигнула ребятам. Если Фрэдди и расстроился, это не было заметно.

– Ладно, мы тогда потопали. Дамы, – Марк склонился в очередном почтительном па.

– Играет он блестяще. Сдалась ему эта медицина, – проронила Марго себе под нос.

Марк и Фрэдди направились в сторону кинотеатра. Я с укором посмотрела на Марго, чувствуя себя предательницей из-за её отказа, но не вышло – она глядела не на меня, чего-то ожидая. Спустя секунду стало ясно, чего именно. Перейдя на другую сторону улицы, Фрэдди с улыбкой оглянулся.

Миссис Рубус категорически отказалась брать с нас деньги.

Две свежие творожные слойки с нежной хрустящей корочкой и тончайшими нотками пропитанного сиропом миндаля таяли во рту. Либо мой голод обрёл вселенский масштаб, либо мама Фрэдди в самом деле была гениальным пекарем. Я была готова чуть ли не пальцы себе откусить.

– Чем займёмся? – спросила Марго, аккуратно сворачивая бумажную обёртку и метким броском отправляя её в урну на выходе из пекарни.

Рот был занят, и я на всякий случай пожала плечами:

– Ни малейфего префсфавления…

– Значит, будем бездельничать.

Я с тоской взглянула на последний кусочек слойки, прежде чем запить его прохладным летним кофе. Мимо с сонным жужжанием прокатил маршрутный микроавтобус. В его стёклах отразился слепящий солнечный луч – настойчиво, как блик рекламной улыбки, будто пытаясь на что-то намекнуть…

Чего дома сидеть?

– Погода вроде наладилась. Раз купаться нельзя, так, может, хоть на пляже поваляемся?

Марго на секунду зависла.

– Алекс, кто тебя подменил? Ты превращаешься в весёлого и энергичного человека. Тебя что, тоже Рем укусил?

Я скорчила рожицу.

– Ты меня укусила – только раньше у меня был иммунитет. Или у тебя яда было недостаточно. Может, я сейчас бьюсь в счастливой предсмертной агонии, и последние часы моей жизни будут наполнены ужасающим ликованием и нервным восторгом?

– Дурочка моя, – она рассмеялась, прикрыв рот пальцами, хотя больше самой Марго продолжали смеяться её трясущиеся плечи.

Из соседней двери с табличкой «Бакалея» показалась низенькая круглая фигурка. Владелец выглянул на улицу. В его пухлой руке были зажаты мокрая тряпочка и кусочек мела – похоже, чтобы сменить надпись на меловой доске перед входом.

– Это мистер Ледум, – шепнула Марго. – А там…

Она указала в сторону, но вдруг о чём-то вспомнила и замолчала.

Мистер Ледум оказался неторопливым мужчиной средних лет. Он носил старенькие брюки, подобранные ремнём под кругленьким животиком, на который как на глобус был натянут клетчатый жилет. Из-под жилета виднелась рубашка с коротким рукавом, в которой ему всё равно было жарко – с загорелого лба, попавшего во вражеское окружение залысин, стекали струйки пота.

Заметив нас у крыльца, бакалейщик расплылся в вежливом приветствии и, приняв явно неудобную позу вполоборота, стал сосредоточенно стирать надпись с доски. Наверное, мистеру Ледуму казалось, что никто не замечает, как он украдкой поглядывает через дорогу.

По ту сторону улицы, где расположился цветочный бутик, среди разноцветных ваз вертелась худенькая светленькая девушка. Выглядела она неестественно беспечно, как и бакалейщик, и временно обладала таким же любовным окосением от тайной перестрелки глазками. В лёгком платье лилового оттенка, с бледной кожей и неземными, даже скорее инопланетными пропорциями лица, она была похожа на лесную фею.

– Добрый день, мистер Ледум!

– Добрый день, мисс Астильба! – зарделся бакалейщик, улыбаясь во весь рот, и принялся ещё усерднее натирать меловую доску.

Мисс Астильба энергично помахала ему, но сразу отвернулась и увлеклась делом – стала медленно и аккуратно сливать воду из ваз в решётку водостока, точно из канализации на неё могло наброситься чудовище или какой-нибудь зубастый клоун с красным воздушным шариком.

Марго заговорщически сияла, беззвучно, но в лицах передразнивая героев любовной драмы. Я покачала головой и потянула её в сторону особняка Равелов – смотреть здесь было не на что.

Вот уж точно, во всём виноваты «бесстыжие сплетники».

Мистер Делир напрочь забыл об обещании помочь мне, или, может быть, передумал. Всю следующую неделю от него не было никаких вестей, и в библиотеке он тоже не появлялся.

Как-то раз, исключительно по воле случая, я увидела его выходящим из аптеки на другой стороне улицы. Не замечая меня, мистер Делир перешёл дорогу и спокойно прошествовал мимо. Он с кем-то беседовал по телефону, а мешать разговору было невежливо, так что я промолчала, провожая его взглядом.

В другой раз заметила его на террасе кафе. Он пил американо, увлечённо вгрызаясь в свежий том «Бездны ужасов» Томаса Сиберия – эту книгу не нужно было видеть близко, чтобы узнать: обложка анатомически мясного цвета с острыми как лезвия серебряными буквами. Просто попадаясь на глаза, она каждый раз нагоняла жути.

Последней каплей стал случай, когда я любовалась миниатюрным замком из янтаря в витрине магазина, а мистер Делир остановился в двух шагах и уставился сквозь меня. Он и бровью не повёл, продолжил свой путь. О какой помощи могла идти речь?

Может быть, это к лучшему. Я слишком зациклилась на мистере Делире в роли Deus Ex Machina 12 , и это меня морально расслабило. Он ничего мне не должен.

В последние дни мне разонравился непоколебимый покой залов городской библиотеки. Писала я в основном дома и иногда выходила на прогулку. Впрочем, в Атермонте невозможно было просто гулять – жара и перепады высоты превращали обычный шаг в тренировку. Не представляю, как Марго умудряется бегать по этим холмам.

И всё-таки в этот раз я выбралась на свет божий вовсе не для того, чтобы успокоить Марго, убеждённую, будто я готова всю жизнь просидеть взаперти. Я искренне, нежно полюбила улочки Атермонта. Живые, дышащие лёгкостью, они завораживали пёстрыми красками, зеленью и тайнами. Мне нравилось бывать и у моря, и на юго-западе, у подножия огромной горы. Ноги гудели от усталости, мозоли ныли под аппликациями из пластыря, но город манил неизведанностью.

Едва стоило ступить на улицы Атермонта, в глаза сразу бросалась ослепительная чистота. Город точно обернули гигантским свежевыстиранным пододеяльником. С непривычки мне казалось, будто всё здесь без остановки драят и чинят, как только я отвернусь, потому что дворников на улице видно не было. Не следить же за ними, в самом деле.

Как оказалось, здесь было много не только детей, но и пенсионеров. Старички и старушки здоровались со мной в сквериках и магазинах, на набережной с солнцезащитными зонтиками, в парке с умильно серьёзными собачками, на детских площадках вместе с внуками – и мне впервые в жизни совсем не было стыдно за то, что я молода, полна сил, быстро хожу и наслаждаюсь жизнью, как это обычно бывало перед немощностью пожилых людей.

Это были такие маленькие сияющие счастьем безвозрастные леди и джентльмены. Интеллигентные, аккуратные, доброжелательные – они никогда не навязывали мне своего общества, учтиво подсказывали дорогу и от вежливости расцветали улыбками. Женщины носили модные шляпки, мужчины держали в руках резные тросточки – именно держали, а не опирались на них, и при желании могли дать фору в скорости даже мне, пока я постыдно запыхалась на склонах Чёрной горы (оказалось, я угадала с названием). Что полностью покорило меня в старожилах Атермонта – задорный огонёк в глазах, точно им вовсе и не было по семьдесят лет.

Врубив в наушниках музыку для бодрости духа, я слонялась вверх и вниз по холмистым крутым улочкам. Было тяжело, и, хотя я делала вид, будто останавливаюсь, чтобы полюбоваться видом, сердце превращало грудную клетку в бешеный барабан. Косо уложенный булыжник, – чтобы не скользить по камням во время дождя, сейчас только усложнял путь. Солнце плавило воздух над дорогой, и подошвы скользили по острым краешкам как размякший пластилин.

Иногда я спасалась от полуденного зноя в небольшом симпатичном кафе, белеющем цветочками тентов на высоком предгорье. Оно так и называлось – «Предгорье». Сидя за столиком, я потягивала ледяной молочный коктейль через трубочку, немного сочиняла и изредка срисовывала детали пейзажа: не всё же тексты катать. Отсюда открывалась чудесная панорама: крыши и яркие башенки, контрастирующие с тенью улиц, длинные щёточки кипарисовых аллей, жужжащие жучки автомобилей. Совсем близко сквозь морскую лазурь и зелень белела колонна маяка.

Шершавые ступени старинных каменных лестниц, опутывающих город сложным кружевом, могли привести куда угодно. То и дело сталкиваясь лицом к лицу с замшелыми тупиками, я стирала с лица щекотные капельки пота и под зубной скрежет возвращалась туда, откуда свернула.

В последнюю прогулку-тренировку я вышла к живописным руинам древнего амфитеатра, скрытым в глубине заброшенного, заболоченного, заросшего осокой парка, но в другой раз найти его не смогла и заблудилась в так называемом Новом городе – в нескольких километрах от особняка. Плутание среди незнакомых многоэтажек пугало меня больше самого дремучего леса, так что с тех пор я изучила вдоль и поперёк единственный путь и всегда им следовала, а в Старый город покатила на автобусе – к счастью, маршрутная сеть в Атермонте была проще некуда.

Когда погода позволяла, мы с Марго валялись на пляже. Постепенно меня перестало волновать даже купание, правда, последующие дни мало напоминали ту первую, волшебную вылазку на море, несмотря на шторм. Я часто вспоминала её: пальцы перебирают, пересыпают тёплый песок, над головой простирается пушистый персиковый градиент неба – солнце клонится к закату. Устроившись у холма, поросшего метлицей, что служит надёжным укрытием от буйного ветра, мы говорим и никак не можем наговориться.

Покрывало наше как куцая скатерть-самобранка. Нехитрый провиант составляет бутылка грушевого лимонада и кусочки пиццы, сложенные башенкой – невероятно вкусно, – зато хватает места, чтобы не сваливаться в песок. Мы с Марго лежим рядом, окружённые утекающим солнцем и мерным шумом волн, жуём пиццу, говорим о прошлом, о будущем, делимся страхами и мечтами, и просто болтаем обо всякой чепухе. И нет ничего важнее этой чепухи.

А вечера – совсем другая жизнь. Вечера я проводила с семьёй Марго и самой Марго, стойко выдерживая поток её восторженной болтовни о кино. Подтрунивания Натана над Лили атаковали меня эффектом дежавю, напоминая отношения с братом. Я старалась разгадать непонятную персону дедушки Регана, так ни разу и не заговорившего в моём присутствии, и безуспешно пробовала подружиться с необщительной Крис или произвести хорошее впечатление на дядю Альберта, но каждый раз в тревоге сбегала из-под его неусыпного аргусового взора.