Меня не видно изнутри

Представив, что было бы, если бы Марго посетила мой город в качестве гостя, я усмехнулась. Кто бы кого тогда будил?

Марго по-прежнему ждала положительного ответа. Будто есть выбор… Я готова следовать за ней куда угодно. Даже купаться утром в мокром море.

– Ладно. Сейчас соберусь.

– Отлично. Жду внизу, – она улыбнулась и, подхватив пустой стакан, протанцевала к двери, – Не забудь про купальник, а то я тебя прямо так в воду спихну.

Марго игриво погрозила мне указательным пальцем и скрылась в коридоре.

Очереди в ванную не было. Все давно встали.

Повернув защёлку на двери, я пустила в душе горячую воду и, пока нагревалась кабинка, осмотрелась. Над раковиной висело широкое, квадратное, ангельски чистое зеркало. Взглянув в него, я поморщилась и пригладила пальцами всклокоченные волосы.

Бледная девушка в отражении тоже устремила на меня любопытный взгляд. Маленький рост. Обычные черты лица. Очень и очень длинные тёмные волосы – сейчас все спутанные как после игры в чехарду, с одной стороны заправлены за ухо. Глаза, небольшие и близко посаженные – голубые с жёлтым – прячут подсолнухи посреди ясного неба. Рот, на первый взгляд невыразительный, легко превращается в широкую улыбку. Девушка повернулась, и я искоса взглянула на классический греческий профиль – то был отголосок древних корней.

От воды поднялся пар. Я повесила халат на крючок и повертелась перед зеркалом, пока оно не запотело – никто не смотрит, мне не стыдно. Я никогда не была по-настоящему худой или толстой, разве что пухленькой, и утешительно называла свою фигуру классически женственной, а однажды даже нашла приятное сходство с моделью на картине Роберто Ферри «Anima Mundi».

В мягких, сглаженных формах не было ничего удивительного. Спорт давался мне нелегко, да и любовь ко вкусной еде стройности не способствовала. Ужины, как накануне, грозили тем, что подобными темпами к отъезду я приму форму шара. Как вообще можно похудеть, когда даже Равелы кормят как на убой – при их-то привычке ужин скармливать врагу?.. Хм…

Надеюсь, я им не враг?

Я быстро приняла душ, снова влезла в халат и отправилась вниз. Родители Марго и Этан сегодня работали дома – они собрались в столовой, обложившись бумагами. Остальных видно не было. Только из комнаты Натана слышался подозрительный треск. Завтрак накрыли на кухне. Марго сидела за столом напротив пустой тарелки, скрашивая ожидание игрой в тетрис на мобильном, но, услышав шаги, даже не подняла головы от экрана.

– На море шторм, – мрачно заявила она и насупилась пуще прежнего, словно это я выплясывала ночью на берегу ритуальные танцы с бубном. Я чуть не извинилась.

На сервированном столе, покрытом хрустящей отглаженной белой скатертью, стояла большая коробка фруктовых мюсли, рядом возвышались стопки блинчиков и вафель, окружённые баночками с джемом, маслом, сыром, сгущённым молоком, термостатным домашним йогуртом…

Кто-то заботливо поджарил тосты, но для них уже не хватило места в желудке: блинчики были слишком сытными. Свежесваренный кофе со сливками – а приготовление кофе в Атермонте было национальной гордостью – оказался просто божественным, только наслаждалась я им в одиночестве. Марго редко пила кофе и пообещала позже угостить меня любимым чаем.

Так как купание отменилось, нас с Марго отправили за хлебом к обеду. Несмотря на проказливый ветер, погода стояла отличная. Под отдалённый шум моря, томящегося в ожидании, мы неспешно прошлись по ярко освещённому двору, подставляя лица тёплым лучам.

Ворота на участке Равелов были весьма внушительными, и потому их оснастили специальным механизмом с кодовой панелью доступа. Но, что парадоксально, при всей этой официальности они всегда были гостеприимно распахнуты. Чужие шагнуть во внутренние владения просто не решались. Для пущего веселья мы с Марго по-хозяйски прокатились на тяжеленных створах туда-сюда и в приподнятом настроении выпрыгнули на сияющий Лазурный проспект.

Атермонт предстал во всей красе: сочные цвета, свет, фактура… Нас точно окружило сказочное Средневековье. Не хватало разве что горожан в исторических костюмах. Гладкие мостовые из плоского булыжника складывались в чистые узкие улочки. По сторонам вдоль жёлтых плиточных тротуаров выстроились дома с классическими эркерами или прагматичным фахверком стен. Яркие фасады венчали щипецы, декорированные лепниной и резьбой. На крышах переливалась чешуя черепицы. Среди зелени прятались аккуратные калитки, а живые изгороди – туя, кипарис, можжевельник – скрывали дворики кружевной тенью. Глаз не отвести.

Несмотря на разностилицу, всё гармонично сочеталось между собой. Симметричную классику разбавлял воздушный прованс, гротескную изящность модерна – незатейливый рустик. Встречалась и неоготика: стройные рядки ланцетовидных окон, заполненные цветными витражами, в дневном свете раскладывались радугой. Высокие, увенчанные шпилями башенки особняков точно старательные дети копировали выступающую над городом крышу Кафедрального собора.

Я и не заметила, как мы оказалась на месте. Вход увенчивала деревянная вывеска:

Пекарня-кондитерская

«Золотистый хруст»

Звякнул колокольчик. Сладковатый запах поджаренного хлеба принял нас под свой покров, и сразу же, несмотря на недавний завтрак, в животе заурчало. За прилавком суетилась полноватая, румяная от жара печей женщина с крепкими опрятными руками. Марго направилась к ней:

– Доброе утро, миссис Рубус!

– Марго, золотце! Кто к нам пожаловал! Доброе утро, дорогая, – ответила та с теплотой, заинтересованно поглядывая на меня. – Всё как обычно? Сейчас соберу.

Марго кивнула, а я застыла возле двери, стараясь не привлекать внимания, но постепенно аромат вытянул из меня расслабленную улыбку. Солнечные лучи проникали сквозь решётчатые рамы французских окон, освещая пол, стены и мебель яркими квадратиками. Миссис Рубус достала изнутри прилавка объёмную корзину и принялась складывать туда выпечку из разных коробок.

– С тобой приехала подружка? – спросила миссис Рубус, кивая в мою сторону.

Не успела начаться борьба вежливости со смущением, Марго избавила меня от необходимости подбирать слова:

– Это Алекс – моя лучшая подруга. Мы тут почти на всё лето.

– Здравствуй, Алекс!

– Здравствуйте, – я почти незаметно приподняла ладонь.

– Рада знакомству.

– И я.

Марго ободрила меня улыбкой:

– Как ты уже догадалась, миссис Рубус – пекарь-кондитер. И мама Фрэдди.

– С Меркурием-то повидались? – спросила миссис Рубус, опережая мой вопрос.

– Не успели пока. Вечером, наверно.

Фрэдди. Меркурий… Сплошные имена.

– Марго, а кто такой Фрэдди? – спросила я, от незнания сгорая со стыда.

Она так громко хлопнула себя по лбу, что я подскочила.

– Вот я балда… Совсем забыла, что ты с ним не знакома. Фрэдди – сын миссис Рубус. Ничего, скоро увидитесь. И поверь, ты пожалеешь, что не кинулась обнимать миссис Рубус прямо с порога!

Они рассмеялись дуэтом, а я растерянно поглядела на маму неизвестного мне Фрэдди и, встретив её озорную усмешку, уставилась себе под ноги. Перед глазами предстал вычищенный до блеска паркет. Мои пыльные с дороги кеды рушили всю эстетику.

Миссис Рубус продолжала складывать в корзинку бумажные пакеты различной формы: наполненные багетами, караваями, хлебными палочками, булочками, печеньем, круассанами и ещё множеством всего, названия чему я не подобрала. На припудренном мукой фартуке не было ни пятнышка. Закатанные рукава пекарского халата сияли белизной. Оценив армию искусных фигурных пирожных, поблескивающих из-под стекла холодильника, я пришла к выводу, что кондитером миссис Рубус была высококлассным.

Мы вышли на улицу, довольно хрустя угощением – парочкой круассанов с шоколадной начинкой. Выпечка в самом деле была восхитительной.

– Всё купили? Идём домой? – я подхватила корзину из рук Марго.

Она закусила губу. По ту сторону дороги виднелась детская площадка, наполненная бесконечно утомительным весёлым визгом, но непоседа Марго, разумеется, вошла в азарт.

– Сто лет не качалась на качелях…

Она резво потянула меня за локоть.

– Туда?.. А мы не оглохнем?

Спустя минуту мы обе выписывали пируэты среди мячиков, беговелов и самокатов. В центре площадки вращалась карусель, отдающая такой апельсиновой рябью, что меня замутило. До качелей, однако, Марго не добралась. Она повисла вниз головой на перекладине детского турника и превратилась в восторженный маятник. Юбка или сарафан не остановили бы её, но сегодня Марго, к счастью, нарядилась в джинсовый комбинезон – мне не раз приходилось наблюдать прохожих, откровенно пожирающих взглядом её точёную фигурку.

Я опустилась на качели – скрип едва пробился сквозь какофонию детских голосов. От упругого толчка под ложечкой приятно затянуло. Откидываясь то назад, то вперёд, я болтала ногами и слушала Марго. Она рассказывала о городе, но шум слишком мешал.

Детскую площадку со всех сторон окружала невысокая тисовая изгородь, и на этом обустроенном пятачке умещалось столько ребятни, сколько я ещё никогда за всю жизнь одновременно не видела. Поисковик гласил, что в Атермонте живёт пятьдесят тысяч человек. Судя по открывшейся картине, было похоже, что половина из них – дети.

Там, где я родилась, семью и детство возводили в культ, но традиции эти граничили с вопиющей бедностью. Устраиваясь на две-три работы, северяне всё равно были по уши в долгах. На каждом шагу их ждал нелёгкий выбор. Жить одним днём или крепко стоять на ногах? Одеться, чтоб было не стыдно выйти в люди или не голодать? Получить высшее образование или уже сейчас обеспечивать семью? Следовать за мечтой или привести в этот мир ребёнка, теша себя надеждой, что он когда-нибудь будет жить лучше? Люди никогда не выбирали себя. Будущее – это дети.

Попасть в университет было так же сложно, как выиграть в лотерею, – для всех, кроме сливок общества. Простые люди это знали. Как ни старайся, ни зубри, этого всегда недостаточно. Будучи бедным, проигрываешь ещё до старта.

Мне повезло. Идея-фикс подать документы в Академию Билберри за тысячу километров от родного дома заела в голове как шестерёнка механизма. Я наплевала на страх остаться ни с чем. Забросила всё, что не имело прямого отношения к поступлению. Писала и переписывала. Часами корпела в библиотеке, читая так много, что колонии оживших букв мне снились. Впрочем, кошмары были редки – я дремала пару часов в сутки и только в воскресенье позволяла себе изобразить Спящую (только не Красавицу).

Я не могла остаться там. Не могла покориться обстоятельствам, смириться и никогда не совершить ничего важного. Но на риск меня толкал не страх провести жизнь в провинциальной серости, а мысль, что когда-нибудь я проснусь и это меня волновать совсем не будет.

Мне хотелось бежать. Не видеть ограниченности, молчаливой тревоги и нищеты. Рутина, несправедливость и неравенство били больнее любого кнута. Впрочем, бежала я от всего и отовсюду. Раньше моим убежищем были книги, другие миры. Со временем границы расширились и в прямом смысле. Стремление скрыться на краю света, никому не знакомой, никогда меня не покидало, и при этом чудно́ граничило с отчаянным желанием найти друзей. Но реальность, далёкая от сказки, всегда брала своё. Я находила в ней всё больше недостатков и снова бежала. Как точно подметил Сайлес из «Истории с кладбищем» Нила Геймана: «Куда бы ты ни поехал, ты везде берёшь с собой себя».

Вот и в этот раз я взяла с собой себя и отправилась подальше от того, что так меня тяготило и мучило. Атермонт. Этот город первый и единственный меньше чем за день подарил мне истинное умиротворение. Крылось ли всё дело в волшебной архитектуре, или в приветливых жителях, или в том, что рядом была Марго? Я не знала. Разбираться в причинах не хотелось – слишком велика была вероятность не подняться с этой глубины.

Пока мы с Марго качались, поддерживая сквозь шум иллюзию разговора, откуда-то незаметно подкрался рыжий мальчуган. Он выдал в адрес Марго хитрющую обворожительную улыбку без двух передних зубов и громко спросил:

– Тётенька, а вы чего висите? Вы уже длинная! Хотите ещё вырасти и до солнышка достать?

– Какая я тебе тётенька! – запыхтела Марго, спрыгивая на землю.

Догнать гогочущего мальчишку ей не удалось. Она махнула в его сторону, вытаскивая волосы, попавшие в рот.

– Ну и беги!.. Стендапер6 недоделанный. Прям Рем, чесслово…

Я не стала спрашивать, что за Рем такой. Хватило Фрэдди. Марго расправила сбившуюся вверх футболку внутри комбинезона и, подхватив корзинку с соседней качели, с картинностью пажа подала мне руку.

Прыжок. Из-под ног поднялось лёгкое облачко красной пыли от кирпичной крошки. Коснувшись руки Марго, я присела в выразительном книксене, а она склонилась ещё ниже: «Ваше высочество, очень приятно, позвольте вашу лапку…» Вести себя как взрослые? Куда там. Ни на секунду не прекращая дурачиться, мы направились к пешеходному переходу. Даже дети на площадке стали смотреть на нас как на равных.

Пока я чуть отставала, любуясь местными красотами, Марго терпеливо мерила шагами плитку, а вместе с ней и простенький стишок – как важно быть осторожным и внимательным на пешеходном переходе.

– Ты так и не услышала, что я рассказывала про соседей? – уточнила Марго.

Я виновато покачала головой.

– Это важно?

– Видимо, не очень, – она озорно улыбнулась. – Но смотри: скоро люди в магазинах и кафе начнут здороваться с тобой по имени, а ты их и знать не знаешь.

– Можно подумать, я вообще с кем-то смогу заговорить. Буду, как всегда, вежливо улыбаться и кивать.

– Можно подумать… О! «Капельки»! Наконец-то!

Марго ринулась наискосок через проезжую часть на другую сторону улицы вопреки всем назидательным стишкам. Я бросилась следом и на мгновение растерялась: откуда в такой солнечный день взялись капельки? И вдруг мы вклинились в толпу…

За поворотом простирался городской рынок. Гудящая живая масса обступила нас со всех сторон. Где-то впереди маячила хлебная корзинка, лодыжки Марго в серебряных балетках, её отливающие золотом каштановые волосы…

Атермонтцы петляли меж торговых рядов, и я невольно петляла вместе с ними, стараясь двигаться в общем направлении. Это была старая рыночная площадь, оформленная в традиционном средневековом стиле. Деревянные торговые лавки и шатры выстроились незамкнутым кругом, в центре которого бил большой фонтан. Тканевые треугольные флажки тянулись с одного края площади к другому. На длинных вымпелах пестрели гербы гильдий мастеров и герб самого Атермонта – солнечный диск над чёрной горой посреди лазурного полотна. Алекс, не отвлекайся.

Изучая колоритный антураж, я окончательно потеряла Марго из виду. Посреди июньской жары по спине потянуло холодом. Я старательно вглядывалась в фигуры людей в том направлении, где исчезла Марго. Но разве можно что-то разобрать в движущемся потоке? Капельки… Думай. Где тут капельки? Явно не фонтан – он в другой стороне.

Единственной зацепкой оказался небесно-голубой плакат. Под логотипом в виде четырёхлистного клевера, заключённого в белый круг, вывели каллиграфическую надпись:

«Россыпь росы»

Новая коллекция

Наметив цель, я ловко пробиралась между чужих плеч и локтей. С моим-то ростом это было нетрудно, но приходилось задирать голову, чтоб что-то видеть и хоть иногда дышать. Наконец мелькнула знакомая корзинка. Марго, сияя от восторга, перебирала какие-то блестящие штуковины, а я гневно таращилась на её раздражающе-радостный профиль.

Владельцами голубого шатра оказались стеклодувы. На прилавке, на тоненьких металлических «ёлочках» для демонстрации украшений позвякивали миниатюрные стеклянные шарики с разнообразным содержимым: минералами или живыми растениями. Каждую сферу, как ёлочную игрушку, венчало стеклянное ушко, в которое был вдет плетёный атласный шнурок. Подвешенные на стойках, «капельки» покачивались с едва слышным звоном и наполняли окружение радужными бликами.

– Какая красота… – я наконец выдохнула, разглядывая малюсенький дубовый листик внутри сферы, что сама была не больше пары сантиметров. – Они не вянут там?

Из тени мне улыбнулся широкоплечий лоточник в круглых очках:

– Глицерин. Он сохраняет первоначальный вид. Хотите примерить?

– Ой, нет, спасибо, – я вжала голову в плечи, стараясь скрыться среди посетителей.

– Не стесняйтесь. Я не заставлю вас его покупать.

– Я правда не…

– Надевай, – ободряюще шепнула Марго мне на ухо. – А я тебя сфотографирую на память. Должны же у тебя остаться хоть какие-то воспоминания об Атермонте. Давай. Примерь.

Я послушно взяла с прилавка «капельку» с листочком. Марго помогла, нежно продев шнурок под моими волосами. От её прикосновений по коже посыпались приятные мурашки. Торговец достал большое прямоугольное зеркало и замер с ним напротив.

– Смотрится очень женственно, – с симпатией заметил он. – И отлично сочетается с цветом глаз.

Не сдержав довольной улыбки, я подумала о том, что комплиментами надо бы засыпать самого мастера, но похвалить его так и не посмела.

– Спасибо.

Язык меня не слушался: видимо, я произнесла это слишком тихо. И всё же стеклодув улыбнулся. В уголках его глаз появилась паутинка дружелюбных морщинок. Глядя в отражение, я поняла, о чём он говорил – в тени прилавка мои радужки, смешав голубой и жёлтый цвета, приобрели зеленоватый оттенок. Удивительно, как мастер сумел разглядеть их с такого расстояния?

– Улыбочку, – привлекла моё внимание Марго.

Я повернулась к ней и услышала, как щёлкнула камера смартфона.

– Отлично вышла.

– Пойдём?..

Я покачала на ладони лёгкий шарик, прежде чем вернуть его владельцу. Малыш-листочек, просвеченный и окрашенный солнцем в нежно-травянистый цвет, медленно вращался внутри «капельки». Несмотря на миниатюрность было видно каждую прожилку внутри. И пока я рассматривала изделие, мастер наблюдал за мной с довольной усмешкой.

– Просто потрясающе, как вам удалось поместить листочек внутрь! – наконец пропыхтела я, пытаясь протащить ленту через голову. В толпе не хватало воздуха.

Люди вокруг с умильными улыбками глазели, как я вожусь с растрёпанной, взмокшей на жаре копной волос. Взяв капельку из моих рук, Марго без какого-либо волнения и спешки с цветущей улыбкой подала подвеску мастеру. Едва дыша от восхищения, он кивнул.

Они ещё о чём-то побеседовали, но я уже покинула шатёр, торопясь выбраться на свободу. Пришлось подождать Марго. Я села на бортик работающего, позеленевшего от цветения воды фонтана и подставила спину прохладным брызгам. Народу и здесь было немало, но это не имело значения – главное, фонтан привлекал внимание, спасал от жары, и позволял удобно наблюдать.

– Держи. Это тебе, – добравшись до меня, радостно заявила Марго, и вручила маленький холщовый мешочек с логотипом в виде клевера.

– В смысле?

– Теперь эта «капелька» твоя.

Вид у неё был, чёрт возьми, бесстыжий и воодушевлённый.

– Марго!

– Пошли домой.

– Подожди. Я не могу принять такой подарок. Это же очень дорого!

– Не-а, совсем не дорого. «Капельки» чуть ли не бесплатно раздают – они пользуются спросом, а для изготовления нужны всего-то: чуть-чуть стекла, глицерин и матушка-природа. Зато какая прелесть! И у тебя есть уникальная частица мира прямо рядом с сердцем.

– Ты уверена, что писателем хочу стать я, а не ты? – я рассмеялась, оценив эффектный словесный оборот, больше похожий на рекламный слоган. – Предложи стеклодувам писать эту фразу в буклетах. Отбоя не будет от покупателей.

– А я не хочу покупателей, – тихонько сказала Марго. – Эти слова для тебя.

Это было слишком уж душевно. Она никогда не снисходила до сантиментов, но сейчас, в сердце этого удивительного городка всё становилось другим. И Марго становилась другой.

Я торжественно надела подвеску и стиснула Марго обеими руками так крепко, как только могла. В ответ послышался сдавленный вздох. Помимо нелюбви к объятиям у неё была также привычка из вредности прерывать их щекоткой, и Марго не преминула этим воспользоваться.

Я боялась, вдруг Равелы будут недовольны, что нас так долго нет, но они ни слова не сказали. Хотя обеденный стол был накрыт, никто не притронулся к еде. Мистер Равел хмуро наблюдал за Розой. Роза стойко и почти успешно объясняла, что она никому не должна ничего объяснять. Мы сели – стулья протяжно скрипнули в паузе, возведя неловкость в апогей. Чтобы разбавить напряжение, Марго стащила сырную хлебную палочку и с аппетитом откусила от неё.

– Нет, я уже всё решила, – похоже, Роза произнесла это не первый раз, – Я бросаю юридический. И мне всё равно, согласны вы или нет.

Марго подавилась. Я похлопала её по спине. Дедушка Реган заботливо придвинул внучке стакан воды и принялся за мясное рагу. Я опустила взгляд в пустую тарелку. Что-то подозрительно часто в этом доме случаются неловкие трапезы.

– Роза, давай позже поговорим? – сдержанно предложил Айзек.

– А минуту назад ничто не останавливало тебя, пап. Что, неловко делать мне замечания при всех? Может быть, всем тогда будет неловко, не только мне?

– Роза, – миссис Равел строго взглянула на дочь, что удивительно, вовсе не теряя обаяния.

Роза мгновенно умерила тон:

– Мама, я очень… очень хочу заняться фотографией профессионально. Ты же знаешь, это важно для меня.

– Я знаю, Роза. Нам с папой нужно серьёзно обдумать твоё заявление, и я предлагаю сделать это после обеда. А сейчас давайте начнём есть, пока всё не остыло. Хорошо?

Роза смиренно кивнула и все немного расслабились. Лили красная как рак поспешно застучала вилкой, нанизывая кусочки картофеля и мяса.

– Лили, не звени, пожалуйста, – ласково попросила Лидия.

– Лили, не дыши, пожалуйста, – добавил Натан.

– Натан, заткнись, дурацкий дурак, – огрызнулась Лили.

– Лили, – в голосе и взгляде мистера Равела чувствовался благодушный укор.

Лили с сопением завозила вилкой:

– Бе-бе-бе.

Пока мы наполняли тарелки, миссис Равел перевела разговор в иное русло:

– Этан, у тебя есть планы на вечер или останешься дома?

– Мы с парнями поедем играть в бильярд. Готовимся к соревнованиям.

– Ясно, – задумчиво протянула она, отчего Этан занервничал. – Уверена, вы отлично проведёте время… Роза, Марго – может быть, вы присмотрите за Лили и Натаном? Мы с папой сегодня вернёмся поздно.

– Но мы уже взрослые! – возразила Лили.

– Лили, не дыши, – повторил Натан.

– Ма-а-ам!

Не успели Роза и Марго ответить, как Лидия поймала мой заинтересованный взгляд. Пришлось поделиться мыслями:

– Давайте я останусь? Я как раз хотела что-нибудь почитать… и слышала, что у вас чудесная библиотека. Вы правда коллекционируете книги, миссис Равел?

Я очень старалась выразить восхищение так, чтобы оно не походило на откровенную лесть, но миссис Равел польщённо кивнула в ответ:

– Да. Маргарита упоминала, что ты хочешь стать писательницей. Я правильно помню?

Я смущённо кивнула. Нащупав точку соприкосновения, Лидия уверенно улыбнулась:

– В таком случае, действительно чудесная библиотека находится на улице доктора Эрика Розенберга. Это в четырёх кварталах отсюда. Очень рекомендую посетить её и не переживать из-за Лили и Натана. Мы как-нибудь решим этот вопрос. Отдыхай.

Она снова посмотрела на Розу и Марго, и я поняла, что «мы решим» – значит «мы решим этот вопрос в кругу семьи», и дала себе твёрдое слово больше не лезть во внутреннюю политику Равелов. В этот раз обязанности няни приняла на себя Роза. Думаю, желание расположить к себе родителей играло в этом немалую роль. А вот Марго, свободная как радикал, победоносно вскинула руки: «Юху!»

Мистер Равел спрятал ухмылку за салфеткой, вытирая губы. Лидия снисходительно покачала головой, но промолчала.

Хотя Марго успела до полусмерти напугать меня, подкравшись со зловещим завыванием: «У-у-у, море ещё отомстит!», она ничуть не обижалась, что я променяла купание на библиотеку. Точно литературный агент, озабоченный судьбой будущей книги, Марго была даже рада, что в Атермонте так быстро нашлось подходящее место для работы. Она решила проводить меня у порога и благословить на литературный крестовый поход, но до холла мы так и не добрались: замерли на лестнице. Из столовой доносилась приглушенная дверью семейная размолвка:

– А что? Деньги у нас есть. Без хлеба я не останусь, – голос самоуверенной Розы звучал отчётливей других.

– Думаешь, мы всегда будем тебя обеспечивать? – ответил ей мистер Равел.

– А ты намекаешь, что оставишь меня без крыши над головой?

Похоже, я покраснела, и, когда повернулась к Марго, увидела, что она тоже. В разговор вступила миссис Равел:

– Разумеется, нет. Но ты никогда не увлекалась фотографией, Роза. Ты помнишь, сколько у тебя было хобби? Балет, сноуборд, мыловарение… – она замялась, явно о чём-то умолчав. – …вышивка крестиком, крикет, кулинария (когда ты кухню чуть не уничтожила). Помнишь? Пришлось бы в третий раз дом перестраивать, если бы не…