Последний рассвет Тарайи

Они давно уже стали добрыми друзьями, еще с тех пор, как Зор был совсем мальцом, с момента смерти его отца. Всегда встречали рассвет солнца в полной тишине, проникаясь каждым его мгновением. Это уже стало их добрым личным ритуалом. После восхода, Яр разводил небольшой костерок и готовил вкуснейший отвар из сушеных побегов вереска, всегда припасенных на этот случай и горной еловки – красивого белоснежного цветка, придающего напитку особый тончайший аромат мёда.

– Говори уж, вижу, не терпится, – нарушил тишину Яр, видя, как его гость неспокойно вздыхает время от времени.

– Сон мне снился накануне, – наконец произнес Зор, ожидавший разрешения начать свой, как ему казалось важный рассказ, но не решался нарушить тишину рассвета.

– Хм… – Яр нахмурил брови, – Былое иль грядущее? Или может разум сыграл с тобой в прятки? Гарийцам сны не снятся. Мне снятся все чаще, но я утратил искру, поэтому смирился. Ты же чист. В прошлую луну был сон, и снова? Что гложет тебя, чем разум забиваешь? – недовольно буркнул Яр, исподлобья глядя на парня.

– Я жил в странном мире… хотя, иногда мне казалось, что это был мой друг, глазами которого, я смотрел на ту жизнь. Там много людей было, и все мы сидели в каких-то серых мрачных темницах высеченных из застывшего камня, выстроенных до небес. Их было огромное множество, и убежать оттуда не представлялось возможным. Помню, все мы ждали чего-то, и я ждал, но был рабом и все рабами были. Я убегал иногда оттуда, убегал с цветущей весной, она благосклонна была, давала мне свободу, но возвращался вскоре, не найдя выхода. И вся моя жизнь была ужасна, я не понимал, как попал в те сплетения, словно кощунами выстроенные, без выхода и входа. Люди несчастны были, болели много все…хм…. Представляешь, Яр, абсолютно все и даже я! Мое тело разрывала боль грызучая, безжалостная. Она сжигала каждую клетку изнутри, особенно наслаждаясь с упоением моим безволием. Я не мог совладать с телом, не мог настроить, понять его. Мы утоляли жажду затхлым питьем, дурманили им разум, чтобы забыться. Мы ели пищу сплошь источающую смрад, давясь плотью мёртвых. Тот мир выстроил зверобойни для утоления голода нашего. Их было столько, сколь звезд мы нынче провожаем поутру. Мы пили кровь и давились внутренностями тлеющими, дышали гарью пожаров, поддерживающих ту жизнь. Но вот однажды я нашел выход, как ни странно боль помогла. Мне удалось вновь благодаря весне цветущей сбежать. Я помню, что был здесь, в этих горах, – махнул Зор рукой в сторону простиравшегося хребта, – открыв некую тайну, я умер в том мире, но одновременно я очнулся в нем вновь в момент смерти, без возможности уйти навсегда.

– Странный мир рисуешь, – усмехнулся Яр, поднялся, подошел к уже заготовленной охапке хвороста, достал из-за пазухи небольшой продолговатый камень, вытащил меч из ножен и четким движением, проведя камнем по лезвию, высек мощный всполох искр, тут же подхвативших пламя сухого трута. – И что же люди? Кто управлял ими, кто рабами сделал? Какую ношу тянули для хозяина своего?

– В том и суть, что никто нас не неволил, никто рабами не делал, сами и сделали, но как, не понимаю. Я в рабстве был добровольном, сам туда пришел, повесив ярмо. Пытался убежать, но возвращался каждый раз. Ложь ношей нашей была. С ней мы просыпались и с ней засыпали. Мы лгали друг другу и себе, и чем ярче был обман, тем крепче стягивались оковы, но к этому стремились. Яр, понимаешь?! Это было главной сутью того мира! Тот, кто старался быть честным – быстро погибал. – Зор придвинулся ближе к огню и взял протянутую Яром чашу с благоухающим напитком.

– Видать разум твой путать тебя начал. Не ходи сюда больше, ты убьешь ту чистоту, что есть в тебе по роду. Не бывать такому миру никогда, это невозможно! Мы уйдем скоро на ту сторону гряды. Сирхи зачастили, – матерый воин нахмурил брови и уставился в пламя огня, отражаемое в его глазах рыжими всполохами.

– Нет, Яр, не разум путает мысли мои, то мы с тобой были и все гарийцы, мы все были теми рабами и будем ими снова и снова, пока не сумеем выбраться из этой круговерти. Пробудившись, я понял это явно, как так же явен этот Ра, – кивнул в сторону уже взошедшего солнца Зор.

– Нет же, – рассмеялся Яр, – Такое даже сказители пришлые не придумают, ведь глупо. А сам рассуди, как в глупом мире жить, он погибнет тут же. Поэтому не тревожься мыслями пустыми, Зор. Не бывать такому миру никогда!

– Скажи, Яр, ты когда-то говорил, что отец мой в самый последний миг жизни своей улыбался, так ли это?

– Так, – коротко ответил Яр.

– Значит, мама за ним все-таки пришла… Хм… Я порой часто думаю, смог ли он подняться к ней или нет? Почему так произошло? Почему Гарийцы сумели сохранить в себе чистоту, а другие люди не смогли этого сделать и им приходится все долго вспоминать, мучительно дорого принося горькую плату за эти воспоминания? Где та развилка, на которой мы разошлись по разные стороны?

– Ты сложными вопросами задаешься, Зор, – ответил Яр, прикрыв глаза и глубоко вдохнув утренней прохлады.

– Они не сложны. Важно лишь понять – когда мы разошлись, и все встанет на свои места. Я обещаю тебе, Яр, что найду этот ответ, и может быть тогда, ты сможешь вернуться домой. Все люди смогут начать возвращаться! Все, кто ушел и даже отец мой. Сирхи вернутся. Все. Абсолютно все! – воодушевленно ответил Зор.

Яр недоверчиво усмехнулся, посмотрел по-отечески снисходительно на парня, – Знаешь, когда-то и я был таким, как ты. Верил, стремился, мечтал. Но потом мне пришлось убивать. – Яр осёкся, недовольно ещё что-то буркнул себе под нос, – Пойдём! – подхватился он вдруг со своего места, и подошел к противоположному обрыву, – Смотри! – махнул он в сторону далекой северной сопки со слегка оплывшими, но все еще четкими гранями, – Это древний путь из Яви в Правь, там и есть все ответы. Пращуры им пользовались когда-то. Таких дорог много по гряде, да и по земле всей. Никто сейчас не знает уж подробностей, да и без надобности. Нет сейчас той многомерности, которая была. По этим дорогам великие пращуры ступали сквозь время и пространство, они бы ответ наверняка указали.

– Я все тропы здесь знаю, но путей новых не встречал. Где же они?

– Там – вновь махнул Яр рукой в сторону далекой сопки, – Я тоже не встречал тех троп, но отец мне рассказывал о них. Они есть, их множество великое по земле. Гряда хранит эти дороги видать хорошо.

Яр вдруг насторожился, затаив дыхание, приложил палец к губам, давая понять Зору, что бы тот тоже замер. – Стой не шевелись! – скомандовал он и медленно подошел к противоположному обрыву, где догорал костер, тихо потрескивая.

Около двух десятков человек шустро двигались по склону к вершине в их сторону. Они уже были довольно близко.

Весна гнала неугомонных сирхов вновь и вновь в неприступную Гарию, подстегивая жаждой наживы нетронутого края. Даже огромные потери от встреч с небольшим войском Яра не могли заставить полудикий кочевой народ отказаться от этой затеи. Сирхи были довольно искусными воинами, жадными до завоеваний. За хребтом в южной части материка от них не было продыху, что разорив множество окрестных племен и мелких народцев, некоторые добровольно устремились под покров соседних империй. С последними, сирхи не стремились конфликтовать и с каждым годом оставалось все меньше и меньше мест для порабощения. В связи с этим, почти все свои силы кочевники устремили в сторону загадочной Гарии, завоевать которую пока не получалось вот уже второе десятилетие, но упорный народ не оставлял попыток, с каждым летом предпринимая новые. Гария для них казалась спасительной тростинкой. Быстро растущие империи лишали легкой наживы. Сирхи мельчали, постепенно растворяясь мелкой пылью среди растущего могущества Красного Солнца и соседнего Дакана.

Яр поначалу хотел вступить в схватку, тем более что пара десятков пусть и хорошо подготовленных кочевников, для него не являлись большой проблемой. Когда-то в тысячу бойцов и в две тысячи мечей, они сумели сокрушить поистине огромную армию Таримана почти без потерь. Да и позднее всегда выходили победителями в битвах с Сирхами по численности намного их превышавшими.

Яр являлся искуснейшим бойцом. Он никогда этому не учился, но будучи по роду Гарийцем, ему с детства были доступны самые сокровенные тайны жизни. Он, как и все его родичи, мог с легкостью управлять собственным телом на уровне совершенства настолько, насколько это было возможно в самых немыслимых проявлениях движений, реакции, силы. Еще тогда придя в стан императора Амура, воюющие всю жизнь имперские генералы были поражены способностями юного гарийца. Как оказалось позднее, эти способности были абсолютно у всех жителей той загадочной страны. И сейчас Яр мог с легкостью отбить нападавших, но рядом был Зор, давно уже ставший сыном для него. Больше всего искусный воин боялся, что Зор может встать на тропу войны. Этого он допустить не мог и тем более не мог начать убивать на его глазах.

Вернувшись обратно к противоположному склону, он молча подхватил ожидавшего юношу за руку и жестом указал следовать за ним.

Они быстро и практически бесшумно устремились вниз по склону, испещренному остроконечными скальными выступами, сноровисто лавируя между ними.

Яр иногда останавливался, прислушивался и снова устремлялся вперед.

– Я могу помочь, Яр, ты не думай, у меня получится… – начал было Зор.

– Нет! – резко оборвал его Яр, – Не приходи сюда больше, забудь дорогу! Сирхи всё больше наседают, нам придется самим на них идти вскоре, иначе не сдержим. По ту сторону гряды еще снега не совсем сошли, а они уже здесь. Никто и не ждал, видать хитреют. Рано или поздно возьмут…

С отрога посыпалась мелкая каменная крошка. Будучи уже у подножия, Яр снова остановился, осмотрелся. Преследователи не таясь, довольно быстро спускались с этой стороны.

– Смотри! – выкрикнул Зор, указывая на невысокий холм неподалёку, из-за которого появились еще около трех десятков кочевников, – И там! – махнул он по правую сторону, откуда из небольшого перелеска выскочил такой же отряд лазутчиков.

– Недооценили, – раздосадовано усмехнулся Яр.

Он сейчас понимал, что где-то просчитался, потерял хватку, перестал чувствовать природу, которая всегда на особом ему одну понятном языке предупреждала о любых грядущих неприятностях. Никогда противник вот так близко еще не подбирался внезапно, а здесь что-то происходило непонятное. Мало того, что они пришли рано в этом году, так еще и сумели незамеченными пересечь гряду.

Все бойцы из отряда Яра сейчас должны были быть у южного перевала, в трех днях пути, неподалёку от истока Великой Вишьи. Это был самый легкий перевал через гряду и по нему пытались проходить все, начиная от Сирхов и заканчивая редкими небольшими шайками разного отребья, искавшего легкой наживы.

– Забудь, что ты видел, Зор! – Спокойно, но требовательно произнёс Яр, обнажая чёрную сталь воронёного клинка, – Уходи в Гарию, я не дам пройти им дальше. Обо мне забудь, и неси всегда в себе искру, не дай угаснуть роду! – он сбросил на землю небольшой заплечный мешок, рассек перед собой воздух и воткнул меч в землю.

Все три отряда, как по команде остановились, заметив, что беглецы никуда более не торопятся.

Яр понимал, что каким бы искусным бойцом он не был, но сотню поднаторевших за время их прошлых стычек Сирхов, ему живым вряд ли одолеть.

Погода резко переменилась.

– Уходи! – сорвался Яр на крик, но Зор стоял, не шевелясь, будто не слышал его, а лишь слегка прикрыв глаза, размеренно вдыхал весеннюю прохладу, нагоняемую непогодой.

Сирхи тоже замерли на своих позициях, пока не решаясь к дальнейшим действиям, неоднократно уже наученные горьким опытом.

– Эй, гарийцы! – Выкрикнул вышедший вперед молодой рослый сирх, – Бросай меч далеко и жить будешь! Я, Борей старший, клянусь Гарудой, не знающим границ, что жизни ваши не торонут!

Яр молча продолжал стоять, пристально попеременно следя за всеми тремя группами противника, не обращая внимания на требования. Зор присел на землю, скрестив ноги. Его дыхание было медленным, с каждым разом становясь всё реже.

Борей поднял руку вверх, резко махнул ею, сирхи встрепенулись наизготовку и три отряда, как по команде двинулись на противника с разных сторон.

Яр перехватил меч, сделал шаг навстречу и замер. Он не мог отвлечь внимание ни на мгновение. Непослушный Зор сейчас беспокоил больше всего. Беспокойство сильно мешало, не давало сосредоточиться, но матерый боец понимал, что эти мысли лишь помеха и старался гнать их прочь из разума.

Зор медленно выдохнул, продолжая сидеть на земле не шевелясь, затем открыл глаза, в этот момент встретившись взглядом с тем самым Бореем. Предводитель сирхов, шагавший в наступление во главе отряда вдруг запнулся, отшатнулся назад, усилием попытался запрокинуть голову, но ничего не вышло. Он силился отвести взгляд от странного безоружного гарийца, но попытки были тщетны. Странная сила, излучаемая Зором, будто крепкие оковы искусного мастера держала опешившего сирха, с каждым мгновением закрадываясь дальше вглубь, вгрызаясь в неокрепший разум, метавшийся в растерянности, словно в пустой темнице, штурмуя прочные стены. Прошло мгновение, другое. Начавшаяся мелкая морось вдруг резко сменилась мощным проливным дождем, сопровождаемым шквальным ветром, налетевшим диким ураганом. Это произошло настолько внезапно и быстро, что никто не успел сделать еще и шага навстречу друг другу, как беспросветная стена воды буквально начала сшибать с ног сирхов и даже Яр еле держался на ногах, не видя перед собой абсолютно ничего. Небесный поток воды нещадно валил людей на землю, особо невезучим ломая кости, причиняя нестерпимую боль телу, с каждым мгновением усиливаясь. Обрывистые крики перепуганных сирхов тонули в шуме разгневавшихся небес.

Ливень кончился так же внезапно, как и начался.

Сирхи валялись по поляне, корчась от боли. Разбросанное оружие, порванная одежда, кто-то ползал на четвереньках, пытаясь встать, но тут же падал обессиленный.

Яр кое-как поднялся на ноги, тяжело дыша, осмотрелся и, пошатываясь, не медля направился к Сирхам. Пытавшихся подняться, он тут же валил мощным ударом, выдергивал ремни, крепко связывая руки и ноги.

Зор, сидевший до того на прежнем месте, с последней упавшей каплей дождя, сделал глубокий хриплый вдох и повалился на землю. Нет, он не был искалечен взбесившейся стихией. Все силы ушли на то, чтобы пропеть заветную песнь, которую нашептывала ему в детстве мама. Он помнил тот шепот звёзд из уст матери, когда-то напевавшей ему совсем еще крохотному великую песню природы, способную защитить в любой момент. Это был единственный выход, благодаря которому юный гариец пытался избежать кровопролития и это сработало. Но вот теперь ощущения были не из приятных. Он уловил один в один те же чувства, что и накануне испытал во сне, проживая ту странную жизнь. Состояние внутренней обреченности и беспомощности собственного тела.

Зор отполз с пригорка вниз, с большим трудом поднялся на ноги, немного понаблюдал за тем, как Яр вязал сирхов. Послышались голоса вдалеке, гул земли, содрогаемой топотом лошадей. Это были бойцы Яра. Они выскочили из-за небольшого холма вдалеке и во весь опор сейчас неслись в их сторону.

Зор не стал их дожидаться и как мог скоро направился вдоль гряды в противоположную сторону. Иногда он останавливался, переводя дыхание. Мутное состояние разума было в диковинку. Зор впервые в жизни испытывал странное чувство беспокойства. Может быть, это и есть страх, с которым он до сегодняшнего дня не был знаком? Страх противный, предательский. Страх за неспособность более контролировать свой ум и тело. И чем больше он об этом думал, тем ярче усиливались столь противные чувства. Да, это была плата за спасение, Зор это понял явно. Он старался гнать предательские мысли, пытался успокоить встревоженный ум. Усталость постепенно проходила и в тело возвращалась прежняя лёгкость, но разум все еще не спешил в присущее ему спокойствие.

Обвальный грохот заставил встрепенуться и отпрыгнуть с тропы, по которой он шел. Сверху одного из ближайших скальников летела мелкая крошка и пара крупных валунов. Следом, сноровисто спрыгивая с уступа на уступ, друг за другом спускались человек десять. Это снова были вездесущие сирхи. Видимо в этот раз они подготовились очень хорошо и это был уже четвертый отряд за сегодняшний день, который Яр не учуял загодя, и сейчас не учуял и Зор. Сколько их еще в сплетениях гряды – оставалось только догадываться.

Они заметили одинокого путника и уже не таясь, бежали вниз по склону в его сторону.

Зор не медля бросился по тропе. Он впервые в жизни ощутил себя беспомощным. Появилось новое чувство – это был гнев. Его маленькие ростки будоражили сознание, стращая, требуя остановиться и встретить противника. Нет, он не боялся Сирхов, он бежал все быстрее и быстрее, но не от них, а от их смерти. Зор понимал, что просить больше природу не в состоянии, а по-другому придется убивать. Разум находился в смятении от непонимания и неспособности как-то повлиять на происходящее.

До того молчаливые преследователи, выбежав на тропу, закричали, заулюлюкали, со всей прыти нагоняя беглеца.

Зор бежал, не разбирая пути, пытаясь собрать воедино окончательно запутавшиеся мысли и найти правильное решение. Крики преследователей то затихали, то снова нарастали. Нырнув в расщелину и спрыгнув с небольшого обрыва, он оказался у подножия огромной горы. Ее плоская пологая грань была словно точеный клинок могучего великана, устремлявшаяся ввысь.

Основание было местами обвалено, а у дальнего края зияла приличных размеров дыра. Зор направился к ней и почти свободно пролез внутрь, затаившись по ту сторону камня.

Сирхи вскоре где-то вдалеке загалдели и снова затихли. Ушли они или просто замолчали, проверять не хотелось. Полумрак, царивший внутри, разбавлялся просветом входа. Зор осмотрелся. Пещера была огромная, куполом как минимум в три человеческих роста. У противоположной от входа стены был еще один лаз, но уже размерами побольше, нежели входной. Зор подошел ближе, заглянул внутрь. Длинный прямой тоннель уходил вглубь горы, где-то вдалеке слабо мерцая белым отблеском. Не думая, он шагнул внутрь и смело направился вперед.

Долго идти не пришлось, тоннель обрывался просторным сводчатым чертогом. Его стены плавно уходили вверх, сходясь постепенно к центру, обрываясь, образовывая собой небольшое узкое отверстие, сквозь которое пробивался солнечный свет. В центре располагалась гранитная плита. На ней возвышались три идеально шлифованных столпа из чистейшего ярко синего сапфира. Они образовывали собой треугольник, где вверху покоился огромный шар всё из того же камня. Луч света упирался сверху прямо в центр сферы, обволакивая её едва заметной туманной дымкой.

Зор подошел смело ближе, дотронулся первой колонны, второй, третьей, потянулся вверх и едва коснулся шара. Дымка была теплой. Она вдруг заклубилась и медленно стала обволакивать пространство меж столпов. Зор не знал, что это за сооружение и кем построено, но он явно понимал, что это что-то важное, но давно забытое и покинутое тем мастером, который постарался, выправляя холодный камень, придавая ему приятный блеск. Зор присел у одного из столпов, скрестил ноги меж собой и прикрыл глаза. Всё ещё взбудораженный разум не давал окончательно успокоить чувства. Он размышлял над произошедшим сегодня, и чем больше пытался осмыслить, тем больше путался. Это было впервые. Раньше все ответы на любые вопросы были очевидны, сейчас же не покидало чувство какой-то странной беспомощности, растерянности, которые всё чаще тревожили. Зору был важен ответ на заветный вопрос, которым он задавался с раннего детства. И, казалось – ответ прост, лежал где-то на поверхности, но словно укрытый маревом отводящим взгляд, не давая узреть его явно и четко. Ему было искренне жаль сирхов, жаль тех, кто нес в себе гнев и боль. Жаль было всегда и собственного отца. Он прекрасно помнил те скитания вместе с ним, помнил арену Дакана, с трибун которой кричали обезумевшие люди, жаждущие крови. Помнил обреченный испуганный взгляд зверей затравленных, загнанных человеком.

Те события многолетней давности отложили сильный отпечаток в его душе, заставив задаться этим важным вопросом и пообещав самому себе, непременно на него ответить. Зор верил, что как только он найдет ответ, люди смогут вернуть себе ту искру чистоты, которую когда-то утратили, повесив на себя ярмо войны друг с другом и с собственным духом. Яр, за которого Зор переживал не меньше, тоже сможет сложить оружие, которым сильно тяготился.

Постепенно мысли уносились в далекое детство, когда была жива еще мама. Её нежный ласковый голос был запечатлен в памяти навсегда, согревая своими волшебными нотами в моменты непонимания и неприятия действительности. Он помнил каждое её прикосновение, тепло нежных рук, волшебный взгляд. Погружение в воспоминание было настолько ярким, что казалось, будто он снова там – на далеком холме, в чистом храме звезды, среди пышного разнотравья, где его нежно гладили по растрепанным волосам, шепотом напевая красивую песнь.

Голос становился чуть громче и еще чарующей. Волшебные, но уже незнакомые звуки разливались по сознанию, растворяясь и успокаивая. Зор не помнил этой мелодии, она была нова и не похожа на другие, что напевала мама, но также необычайно красива. В ней присутствовала некая своя особенность, отличавшая от всех остальных слышанных им ранее. Каждое новое прикосновение, придавало легкое ощущение полета.

Зор старался успокоить ум полностью, очистить от посторонних мыслей, только бы дольше оставаться в этих воспоминаниях. Он явно ощущал тёплое дыхание и, даже как ему показалось, уловил легкий свежий аромат весенних горных первоцветов.

Все эти ощущения были настолько реальны, что казалось, всё происходило наяву. Красивая мелодия вдруг кончилась, и Зор услышал легкий смешок. Он открыл глаза.

Мощный толчок сердца, еще один. Дыхание перехватило, что не получалось вдохнуть. Сердце хаотично заходилось в каком-то безумном ритме впервые в жизни. Зор ошарашено смотрел перед собой, замерев с полуоткрытым ртом. Напротив сидела девушка, примерно того же возраста, что и он, может чуть моложе. Она ещё раз провела ладонью по его волосам, пристально глядя в глаза. На ее губах играла лёгкая улыбка. Зор по-прежнему не мог пошевелиться и выдавить из себя хоть слово. Тело оцепенело, жилы застыли на грани максимального напряжения. Он не понимал, что сейчас происходило, кто она такая и откуда взялась. Белокурые пышные волосы, огромные голубые глаза, отражавшие в себе блеск сапфира, завораживали и топили сознание в своей бездне, что появилось даже легкое, но приятное головокружение.

Незнакомка убрала руку, склонила голову чуть набок, и пряди её волос покоившиеся на плече, рассыпались пышным водопадом.

Зор никогда в жизни еще не чувствовал себя таким растерянным. Он смотрел в ее глаза, не в силах отвести взгляд, поймав себя на мысли, что и не хочет этого делать.

– Я Зоран, сын Амура и Дарьяны из земли гарийской, – наконец выдавил он из себя дрожащими губами. – Прости, что нарушил покой твоего чертога!

Девушка ничего не ответила, лишь чуть ярче улыбнулась, продолжая пристально смотреть в его глаза.

Зор так же не отрывал взгляда, он не мог этого сделать. Ему казалось, как только он отведет взгляд в сторону, то предаст ее – её намерения и желания. Он ощущал необычайную чистоту энергии, океаном разливавшуюся по разуму, бескрайним пространством заполнявшую эти волшебные глаза.

– Тарайя, – вдруг произнесла незнакомка тихим мягким голосом.

Сердце Зора тут же среагировало беспорядочным боем в груди. Волнение было запредельным. Сознание откликалось совершенно неожиданно на каждое её действие, жесты, голос.

– Тарайя, – повторил Зор.

– Тара, дочь Дивьи и Перинея с земли Урая, – внесла она ясность.

– Не знал об этих землях. Это за Красным Солнцем и за Даканом?

Тарайя засмеялась, отрицательно махнув головой, жестом указала в сумеречный свод пещеры. Зор поднял голову. В отверстии свода мелькали тусклые звезды. Он и не заметил, как наступила ночь, но в каменном чертоге по-прежнему было светло. Сапфировые столпы вместе с покоившимся на них шаром, излучали голубоватый мягкий свет, а все пространство между ними было заполнено белым туманом, добавляя яркости, и все вместе это создавало приятный полумрак.

– Это видимо очень далеко. Я просто кроме гарийцев и сирхов никого более не встречал в этих предгорьях и уж не слыхал о землях Урая, – задумчиво пробормотал Зор, вновь уставившись на девушку. Он даже поймал себя на мысли, что не до конца понимает смысл сказанного им, словно слова пустые и ответ совершенно не важен, только бы можно было смотреть в ее глаза и дальше. Зор сейчас ощущал странную красоту. Видел одно из её проявлений, которого до этого лицезреть не приходилось. Он понимал и знал красоту природы, он с ней жил. Знал красоту доброты и красоту радости, и много-много еще разных, но эта была особенная, не поддающаяся тому, чтобы полностью ее можно было прочувствовать, проникнуться. До этого казалось, что он хорошо понимал природу и понимал человека, как часть природы. Он встречал многих людей, разных, но Тарайя была другая. Он жил среди прекрасных гариек, но подобного никогда не видел, не чувствовал, не знал. А может это со временем приходит? Может быть, время пришло? Нет, это было иное, пока нераскрывшееся. Странная красивая тайна, являвшаяся чувством противоречивым, вдохновляющим и угнетающим одновременно.