Регрессия

– Эй, мать, ты жива? – Маринка теребила меня за руку. Пока я витала где-то в собственном подсознании, лекция успела закончиться, а аудитория опустеть.

– А, да… – мой взгляд наконец сфокусировался на подруге.

– Совсем крышечка поехала? Пялишься в одну точку, не реагируешь!

– А сама-то! – Я шутливо пригрозила ярко накрашенной черными тенями девушке с длинными волосами, сохранившими память обо всех цветах радуги, в которые она красилась за последние годы. – Встретила в трамвае парня…

– Уууу… – она заулыбалась, обнажая черную подкову пирсинга в уздечке под губой. – Наконец послушалась моего совета! Клин клином – лучшее средство!

– Да нет, он скорее в твоем вкусе.

– Это как?

– Ну, знаешь, что-то вроде гота, я в них не особо разбираюсь. Только худой очень. И… – я не знала, как объяснить подруге его пугающее поведение, – кажется, он за мной следил, потому что знает обо мне слишком много.

– Круто! Еще и маньяк! – Маринкины глаза загорелись искрой «дуринки», как я это называла, за что иногда любила подругу еще больше, а иногда готова была придушить на месте и спрятать голову в песок.

Огонек погас так же быстро, как и вспыхнул: по коридору кафедры к нам направлялся Антон. «Я сматываюсь», – шепнула мне на ухо Марина: с моим мужем они друг друга откровенно недолюбливали, а после моих признаний об истинной сути наших взаимоотношений подруга предпочитала к нему не приближаться, боясь, что может без преувеличения выцарапать ему глаза.

– Доброе утро, Антон Викторович! – сладко пропела она, скривив за его спиной рожу и показывая жестами все, что на самом деле думает.

– Здравствуй, Марина! – пренебрежительно бросил Антон и воинственно повернулся ко мне, не знавшей как придать себе расслабленный вид и унять сбивающееся от предстоящей взбучки сердце. – И что это мы опаздываем? – Он тяжело опустился на край парты, презрительно разглядывая мое платье.

– Трамвай в депо пошел. – Я задумчиво листала тетрадь сегодняшней лекции, в которой значилось только название предмета.

– А вовремя выходить не судьба?

Лицо багровело, и на носу выступали лиловые прожилки, как у заправского алкоголика, раскрывая любимое вечернее времяпрепровождение Антона, о котором немногие догадывались. В общественном месте он держался и даже говорил шепотом, чтобы ни в коем случае не испортить образ самого идеального человека в мире. Претензии от этого становились мягче и завуалированнее, но их объем не сокращался, а скорее даже рос.

Вопрос я предпочла проигнорировать, чему не без помощи Маринки научилась совсем недавно – раньше я бы пустилась в оправдания и выгораживания самой себя – теперь же в этом не было необходимости: в общем-то, мне было уже все равно. Меня не задевали претензии, крики перестали доводить до слез, даже синяки на бледной коже запястий от слишком крепких хватаний за руки не казались мучительно синими. Этот брак стал в каком-то роде мазохистическим развлечением, которому я намеревалась положить конец, но никак не могла решиться.

– Ты тут вообще? – резкий голос Антона, сквозящий нетерпением, вырвал меня из рассуждений.

– Да-да, – я сфокусировала взгляд на искаженном яростью лице и изобразила наигранное удивление. – Ты спрашивал, во сколько ты ведешь меня в ресторан за то, что хотел придушить?

Новый порыв ярости чуть было не прорвался наружу сквозь образ благочестивого педанта, но Антон, вспомнив, что и так собирался заглаживать вину за испорченное утро, на этот раз сдержался и выдавил не менее наигранную улыбку, испугавшись слишком громких слов об удушении.

– Конечно, любимая. Во сколько ты бы хотела?

– У меня ученик после пар, подъеду туда часам к семи.

– Давай, я тебя встречу?

– Нет, спасибо. На автобусе я прекрасно довезу себя сама. – Я намеренно играла с огнем, провоцируя Антона, который даже слышать не хотел о покупке машины, аргументируя это дорогим обслуживанием и развитым общественным транспортом. И только я знала, что все дело в алкоголе – лишать себя ежедневных возлияний было бы для него слишком тяжелой платой за комфорт передвижения.

– Как хочешь, – с удивительной легкостью отозвался муж и наконец покинул аудиторию, унося с собой давящую атмосферу и давая мне вздохнуть полной грудью.

Минут пять я тупо смотрела в одну точку, пока Маринка за руку не выволокла меня на свежий воздух.

– Может, хватит уже над собой издеваться? – отчитывала меня подруга, таща через всю территорию института за кофе, который, по ее мнению, лечил от любого недуга. – Ты с ума так сойдешь. Он же тебя как ребенка за каждую мелочь отчитывает. И ладно бы только отчитывал, – она покосилась на почти сошедший с руки синяк, – я не хочу собирать тебя по частям в каком-нибудь лесу! Давай уже решайся, а то я сама за тебя заявление на развод подам.

– Я все знаю, – отмахнулась я, – жду подходящего момента.

– Это, какого же, интересно? Пока он оторвет тебе голову или из окна выбросит? Хотя вряд ли, эта туша ничего тяжелее пива поднять не сможет.

– Не знаю, как начать разговор. Жила бы я в его квартире, собрала бы по-тихому вещи и сбежала, а выгонять из своей квартиры сложно.

– Сложно, но можно! Хочешь, приду к тебе с винишком, и перекидаем его вещи прямо с балкона, а? Как тебе идея?

– Идея шикарная, но я должна все сделать правильно, чтобы потом совесть не загрызла.

– Отличница, блин! – Маринка, всегда поступавшая так, как велит сердце, только махнула рукой. – А знаешь, что? Не пойдем на остальные пары! Такой день шикарный, просидеть еще три часа этой тягомотины… Я не выдержу!

– Марин, ну вторая неделя только пошла, а ты уже собралась прогуливать!

– Выключай отличницу! Ты что, собралась строителем работать? Или бригадиром, может, как папа?

– Нет, конечно! – я в ужасе поморщилась от одной мысли о будущей профессии.

– Ну а что тогда? Получишь свой красный диплом, покажешь жирному, а дальше хоть подтирайся им!

– Какие там дальше пары? – я начинала уступать напору подруги.

– Метрология и еще какая-то ерунда. Ты ничего не потеряешь, в крайнем случае, возьмешь потом лекции у Беликова, он все равно писать будет. А ты мне пока про этого гота-маньяка расскажешь!

– Ладно, убедила! Гулять, так гулять!

Глава 4.

Удивительно, как в компании разных людей меняешься ты сама! Не думаю, что это имеет хоть какое-то отношение к неполноценности или несостоятельности личности – скорее к разным социальным ролям. Ты – студентка, сосредоточенная, собранная, внимательная. Ты – жена, в моем случае с этой ролью произошел полный провал, и для меня она обернулась забитостью, постоянным страхом и тщетными попытками контролировать свои слова и действия. Ты – пассажир трамвая, безучастно глядящий в окно среди таких же пассажиров, а потом твоими мыслями овладевает подозрительный незнакомец, и ты вступаешь в роль детектива, который проворонил слежку. И наконец, ты – подруга. Именно эта роль помогла мне позабыть и о навязчивой мысли о готе из трамвая, и об очередных препирательствах с Антоном, и о прогулянных парах. Маринка, как никто другой, своей легкостью и в тоже время налетом пренебрежения ко всему вокруг умела отвлечь меня от любых не дающих покоя идей. Мы несколько часов просидели на берегу пруда, греясь на солнце и заливаясь литрами кофе из палатки неподалеку, болтали обо всякой ерунде и смеялись до потери сознания. Так что даже проходящие мимо старушки с упреком качали головой, а Маринка строила им вслед рожи, как она это проделывала со всеми, кто ей не нравился. То есть вообще почти со всеми людьми в мире.

Получив подзарядку моральных сил, я на душевном подъеме вприпрыжку отправилась на работу. Общение с детьми, когда они были уже в том возрасте, чтобы все понимать, но по своей наивности еще не подвергать анализу, доставляло мне особое удовольствие. Мы частенько засиживались после занятий, разговаривая о том, чем же живет новое поколение, и я то понимающе качала головой, то хотела спрятаться от стыда, краснея, как будто это я несу полную, на мой взгляд, чушь. И да, к тому же я не хотела идти домой и пользовалась любой возможностью задержаться.

Я прошмыгнула на территорию элитного жилого комплекса за какой-то женщиной, с испугом взглянувшей на меня и поспешившей спрятаться в ближайший подъезд. Детская площадка, на которой даже я в свои двадцать три была бы не прочь порезвиться, летняя веранда домашнего ресторанчика и немыслимые клумбы – придомовая территория, обрамленная резными, как из дерева, многоэтажками являла собой настоящий оазис. Будь моя воля, и обладай я баснословными деньгами, точно бы поселилась здесь, в одной из двухэтажных квартир с панорамными окнами и видом на весь город.

Поднявшись на двадцать восьмой этаж, я нажала кнопку звонка угловой мансардной квартиры, одной из самых скромных по местным меркам, но не идущей ни в какое сравнение с моей двушкой в доме пятидесятилетней давности.

– Здрасьте, Анна! – послышался из-за двери тонкий, но уже начинающий ломаться мальчишечий голосок.

– Привет, Макс! Открывай!

– Щаааа… Ключ найду!

В коридоре раздалось торопливое шарканье и смешной бубнеж себе под нос. Наконец, ключ повернулся в замочной скважине, и тяжелая железная дверь с выдавленными на ней вензелями распахнулась, открывая вид на громадный коридор в стиле абсолютного минимализма.

– Ты один? – спросила я, оглядевшись и снимая успевшие натереть туфли. – Подай, пожалуйста, тапочки.

– Ага! – ответил Макс с набитым ртом, дожевывая булку, и протянул ее мне. – Хотите?

– Нет, спасибо. Мне бы тапочки, – улыбнулась я. – А куда брат с мамой подевались?

– Мавма Илюху к вубному повева, – зажимая в зубах остаток булки, двенадцатилетний еще не подросток, но уже не ребенок рылся в нижнем ящике шкафа в поисках тапок. – Во!

Макс был моим любимым учеником, если так корректно говорить педагогу. Уже три года мы занимались с ним сразу по всей школьной программе, и я с интересом следила, как маленький человечек проходит свой путь до настоящего мужчины. Его черные волосы, делавшие мальчишку похожим на цыганенка, в этом году отрасли длиннее, чем обычно, и гордо собирались в куцый хвостик на затылке, пушась во все стороны. Темно-карие глаза с интересом пробежали по моему платью, и Максим одобрительно поднял палец вверх – я еще не успела привыкнуть, что парень начал ценить женскую внешность.

– Анна, кофе хотите?

– Пожалуй, не откажусь.

Парнишка бегом ринулся в кухню, отделенную от гостиной резной аркой, буквально сбивая все на своем пути, пока не привыкнув к прибавившимся за лето сантиметрам в росте и в плечах, а я в тапках на пять размеров больше прошаркала следом.

Пока он мудрил что-то с кофемашиной, явно желая произвести впечатление, но понятия не имея, как с ней обращаться, и снова бубнил себе под нос что-то, как мне показалось, не совсем цензурное, я развалилась в кресле и разглядывала оригиналы полотен баснословной стоимости на бледно-розовой стене гостиной.

– Вот! – Макс с гордостью вручил мне прозрачную чашку с двойным дном, в которой плескалось что-то светло-коричневое, и замер рядом в ожидании, пока я отхлебну. – Ну как? – с явным нетерпением спросил он, стоило мне только пригубить напиток.

– Ты знаешь, Макс, неплохо, только он холодный, – честно призналась я.

– Вот блин, я – лошара! – в сердцах вскинул руки мальчишка. – Я забыл, какую кнопку нажимать! Давайте, новый сделаю!

– На самом деле, я выпила сегодня уже слишком много кофе. Поэтому поступим так – сейчас мы пойдем заниматься, а когда я уйду, ты потренируешься, и в следующий раз сваришь мне правильный кофе, хорошо?

– Лааадно, – протянул Макс, все еще злясь на себя. – А вы че сегодня такая красивая?

– То есть обычно я – не очень? – засмеялась я, зная, что моя преподавательская субординация с учениками давным-давно дала трещину.

– Да не, вы всегда огонь, но сегодня какая-то другая! Выгнали этого своего психа что ли?

– Максим, – я постаралась изобразить строгость, против воли улыбаясь, – если однажды я рассказала тебе про мои личные проблемы, это не значит, что ты теперь всегда должен мне об этом напоминать.

Несмотря на юный возраст, Макс был ужасно проницательным ребенком и всегда очень четко улавливал малейшие изменения настроения. В этот раз он, к сожалению, ошибся.

– Вы у меня тут рыдали вообще-то, – поспешил напомнить Максим, – а я вас утешал, так что я – часть этих отношений, можете мне плакаться, как в жилетку.

– В тот раз мне действительно было очень плохо. – Я вспомнила день, о котором говорил мой ученик с идеальной, когда не надо, памятью, и поежилась.

– Вот я и говорю, – совершенно серьезно и с невероятно умилительной наивностью произнес он, – можете плакаться после занятий. – А потом шепотом добавил: – Мне мама наняла репетитора по французскому, а она противная бабка, так что сидите у меня как можно дольше!

Я захохотала, и вместе с Максом мы отправились на урок в его комнату, которую за лето он успел превратить из музея очередного футбольного клуба в выставку творчества «Металлики», чему я про себя очень обрадовалась.

Откровенно говоря, педагог из меня получился так себе. Нет, не потому, что мне не хватало знаний, или я непонятно объясняла – мои подопечные получали хорошие оценки, побеждали в олимпиадах – словом, родители всегда оставались довольны результатом. Дело в другом – я совершенно не умела выстраивать границы: эти дети становились моими друзьями, я переживала за них как за родных, и обсуждала слишком уж большой спектр тем, обычно не предназначенных для диалога между учителем и учеником. Я хорошо помнила себя в детстве и без труда проникалась переживаниями подростков, а взамен делилась своими проблемами. Думаю, если бы родители Макса услышали, как мы обсуждаем мой несчастный брак, они бы перестали так восторгаться нашими совместными достижениями.

Глава 5.

– Ты опять опоздала! – Антон бросился на меня, стоило мне только выйти из автобуса возле ресторана.

– С Максом заболталась, и автобус по полчаса на каждой остановке стоял – час-пик, – принялась я по давней привычке оправдываться, испытывая при этом жгучее чувство вины, но, опомнившись, взяла себя в руки и более язвительно добавила: – Личного водителя у меня нет.

– Ты меня специально сегодня доводишь? Платье это проституточное надела! Знаешь же, что как шлюха в нем выглядишь! Я сто раз тебе говорил без меня в нем из дома не выходить! Опаздываешь еще везде!

– Возможно, это потому, что мое утро началось с кошмара и угрозы удушения, – парировала я, прищурившись.

– Ладно, ладно, прости! Я не хотел! – Антон на секунду задумался, словно вспоминая что-то. Аккуратным движением он снял с плеч портфель, где царил идеальный порядок, и каждая вещь занимала до миллиметра свое место. Щедро смазанными кремом руками со свежим маникюром он извлек из отдельного кармашка на молнии какую-то книгу и протянул мне со словами: «Увидел в книжном и сразу подумал о тебе – читай и думай обо мне!» В нос ударил удушливый цветочный запах крема для рук.

Я только мельком взглянула на абсолютно черный переплет и прочла ярко-алую надпись, переливающуюся в лучах закатного солнца: «Ведьмы. Как распознать и обезвредить».

– Что это? – я вытаращилась на Антона.

– Ну прикольно же, правда? Консультант очень рекомендовал, говорит, многие своим женам берут.

– Обхохочешься! – ответила я вслух, запихивая книгу в сумку, а про себя добавила: «Чтоб ты споткнулся!».

Антон, обрадованный моей реакцией, протянул мне руку, но я отшатнулась, хватаясь обеими руками за сумку – лишь бы эти ухоженные маслянистые руки не коснулись даже воздуха рядом со мной. То ли он слишком резко дернулся в мою сторону, то ли порыв ветра от проносящейся мимо спортивной машины изменил что-то в воздушных потоках, но в то же мгновение муж пошатнулся, запутавшись в собственных ногах и торчащем прямо посреди асфальта куске арматуры, и с грохотом и матом полетел на землю.

Кажется, он не слишком пострадал: отряхнулся, поозирался по сторонам, чтобы никто не заметил его позора (интересно, почему же падать после нескольких кружек пива ему не стыдно, а трезвым – стыдно), и рассеянно взглянул на меня. Я только пожала плечами и жестом предложила ему первому войти в ресторан. А все же забавное получилось совпадение!

Приветливый официант с детским открытым лицом участливо проводил нас к столику, то и дело расхваливая ресторан и щедро осыпая советами по выбору блюд. Наконец, усевшись и погрузившись в изучение меню, мы отпустили бедолагу за напитками. Никогда не любила навязчивый сервис, особенно чрезмерно навязчивый, но тут парень нашел благодарного клиента в лице Антона, который задавал вопросов больше, чем официант знал ответов.

– Вот урод, – процедил сквозь зубы муж, когда официант поставил перед ним на выбор три вида пива – определиться в новом месте с лагером без дегустации Антон был не в состоянии.

– Кто? – удивилась я.

– Официант, кто же еще! – возмущенный моей несообразительностью, Антон уставился на меня.

– Почему же, интересно?

– Пялился на тебя, как будто меня здесь нет! Выйдешь в туалет, еще и номер твой возьмет! Напишу им в жалобную книгу.

– Отстань от парня, он просто хотел угодить гостям. – Я понизила голос и добавила почти шепотом: – Но тебе же не угодишь.

– Что ты там шепчешь? Что вообще с тобой сегодня? Сама не своя!

– Самая обычная. – Мне действительно казалось, что день, хоть и был насыщенным, прошел весьма заурядно, пока в моей голове не всплыл образ странного попутчика, и я поежилась.

Спустя почти полчаса ожидания официант наконец принес расхваленные фирменные салаты. К тому времени желудок успел сжаться до размеров молекулы и жалобно постанывал, стоило донестись хоть малейше приятному съестному аромату. Все это время мне приходилось выслушивать стандартные истории моего вечно недовольного мужа о тупых студентах, которые являлись таковыми априори, кознях на кафедре, футболе и гаджетах. И чем стремительнее увеличивалась концентрация пива в его организме, тем язвительнее и злее становились комментарии.

Мой салат, состоявший преимущественно из жухлой зелени, щедро политой соусом, представлял собой весьма жалкое зрелище, и уж точно не тянул ни на звание фирменного, ни на свой ценник. Я расстроенно выковыривала вилкой сухую твердую курицу, которой наверняка можно было забить гвоздь в шаткий стол, уставившись в одну точку и снова возвращаясь мыслями к утреннему трамваю.

Антон в лучших традициях наигранного педанта, разбирающегося во всем на свете, отчитывал официанта за неправильную температуру подачи пива и пережаренную котлету в бургере. Меня абсолютно устраивало, что он был полностью погружен в монолог об ужасном обслуживании и не обращал внимания на меня. Я же могла спокойно потягивать морковный фреш и с грустью, на которую способен только человек, не евший с самого утра, ковырять салат. Но когда официант, узнавший много нового о себе и заведении, где работает, был все же отпущен на волю, настал мой черед.

– Почему не ешь? Не вкусно?

– Так себе, – с неохотой ответила я.

– И сюда ты так хотела?

– Да, – я понизила голос, понимая, к чему идет разговор.

– То есть ты просто хотела, не почитав отзывы, не изучив меню?

– Ты же знаешь, что да.

– И теперь ты это жрать не можешь? – в повышенном голосе сорвались первые тревожные нотки.

– Салат, действительно, не очень. – К счастью, я оказалась слишком уставшей, чтобы пытаться вступать в дискуссию или начинать спорить, что неминуемо закончилось бы криками или, в худшем случае, летающей посудой, за которую Антону пришлось бы платить, а мне краснеть.

– Сколько раз я тебе говорил, надо сначала все изучить! Пошли бы в паб, как всегда, там уже знают, как мне готовить! Нет, потянуло ее на экзотику! Вечно придумаешь что-то, и все через жопу! Сейчас позову этого говнюка, пусть тебе салат переделывают.

– Не надо. – Мне до сих пор становилось стыдно, когда Антон рассказывал всем истины мироздания, особенно, будучи пьяным, хотя подобные ситуации повторялись с завидной регулярностью, и мне давно стоило привыкнуть. Или, наконец, решиться и сбежать ко всем чертям.

– Что, не надо? А жрать говно надо? Вот попробуй, как мне бургер переделали! – Он протянул мне вторую вариацию ужина. Как всегда, персонал ресторана готов был сделать что угодно, лишь бы Антон не разнес их заведение.

– Нет, спасибо, – я отстранилась, насколько позволяло плотно придвинутое к столу кресло.

– Ну и ладно, мне же больше достанется!

– Ну и подавись, – вырвалось у меня против моей же воли. Оставалось только понадеяться, что Антон не услышит, иначе лекция о поведении на весь вечер была бы обеспечена. Забавно, что меня даже родители столько не отчитывали за всю жизнь, сколько муж за два года брака. Хотя, скорее уж грустно.

На моих глазах Антон сначала покраснел, судорожно и шумно хватая ртом воздух, потом начал синеть и хрипеть, размахивая руками. Глаза вылезали из орбит, а белки наливались кровью, совсем как в моменты, когда он орал. Сначала я не поняла причины этого представления, и только через минуту догадалась, что муж задыхается. Противоречивые и не слишком приятные мысли боролись в моей голове – я ничем не могу помочь, не умею оказывать первую помощь, как нелепо я останусь вдовой. Но здравый смысл и человечность взяли верх – подлетел официант вместе с охранником; они перевернули сто килограмм почти бездыханного человека и ударом по спине выбили из дыхательных путей крупную неперекрученную кость. Антон начал приходить в себя, шумно вдыхая и вращая глазами по сторонам. Я сидела рядом, не прикасалась, но жалела. Жалела, что ему пришлось такое пережить. Жалела, что я при этом присутствовала. Хотела бы сказать, что жалела, что он жив. Но нет. Как бы ни было мне тяжело сосуществовать с ним рядом, пожелать смерти даже самому ужасному человеку я бы не решилась. Только очередное совпадение моих сказанных между делом слов и реальности наталкивало меня на странные мысли.

Наконец-то этот день подходил к концу. Насыщенный странными событиями и людьми. Совсем сбившийся с изначального плана. Снова рядом с человеком, которого я бы предпочла никогда не видеть, но никак не решалась сбежать. Что же еще должно произойти, чтобы я набралась смелости?

Я любила вечер, но ненавидела засыпать – ночью меня опять ждал кошмар, мой персональный ад; он повторялся из раза в раз, снова и снова заставляя переживать жгучую боль. И я никак не могла понять, что мне нужно сделать, чтобы сны наконец прекратились. Я лежала в темной комнате, идеально убранной, ни пылинки не осталось в этом бесцветном пространстве, с плотно занавешенными шторами, и перебирала в голове итоги дня. Дважды я чуть было не угробила собственного мужа; конечно, это просто совпадения, но уже не первый раз я замечала, как в порыве злости мои мысли тут же сбывались. Скорее всего, мне это просто казалось, а Вселенная так шутила, подкидывая ситуации из моего подсознания.

Может, до того, как мы поубиваем друг друга, стоит просто разойтись. Неужели один неприятный разговор страшнее, чем каждый день в страхе и скандалах? За что я себя настолько не люблю, что позволяю так к себе относиться?

Да, я заметила не сразу. Пожалуй, только я и не замечала. Антон был жестоким и деспотичным преподавателем, студенты за глаза над ним издевались, а на его лекциях предпочитали замирать, чтобы на них не обрушился гнев, сравнимый по разрушениям с тайфуном. На меня же Антон Викторович никогда не орал и вообще выделял из общей массы. Иногда рассказывал истории из собственного студенчества, после пары следуя в том же направлении, что и я, чем ужасно раздражал Маринку, которая не пользовалась его благосклонностью. Пару раз помогал мне с протестующими гаджетами, в которых он отлично разбирался, да и вообще производил впечатление обходительного и воспитанного человека. А студенты? Ну что студенты, он – умный, взрослый, а они – глуповатые и ленивые; они заслужили злость в свой адрес! У Антона была девушка, как-то раз он даже меня с ней познакомил на очередном общекафедральном слете. Я никогда не рассматривала своего будущего мужа как мужчину, более того, он казался мне отталкивающим, и все же – я почувствовала укол ревности, своими глазами увидев, что он обходительно ведет себя с кем-то еще. Одно для меня в тот момент оставалось загадкой – его девушка, окутанная заботой и вниманием, шарахнулась в сторону, когда Антон попытался приобнять ее за плечи. Ну как так можно?

Вскоре после нашего знакомства девушка от него ушла, тогда Антон Викторович незамедлительно сообщил мне об этом смской, чем поверг меня в ступор – ну причем тут я и его расставание? Очень скоро я поняла – он начал приглашать меня присоединиться на обеде, провожал на пары, и, когда я наконец сдала ему злополучный зачет, пригласил на свидание.

Его друзья часто смеялись, что отказаться от свидания с преподом – это самоубийство, и я согласилась из страха. Мне было смешно, пока я не поняла, насколько они были правы.