Взмокинские истории

– Странный парень Терпий… ходит-ходит головой набекрень, и хоть бы глянул на нас. Неужто мы такие бедные, что на нас глядеть нельзя? К счастью, все есть. А он все фантазирует.

Но даже если Терпий фантазировал, то фантазии его были совсем не странные. С некоторых пор ему очень хотелось завести детишек, чтобы учить их, воспитывать, заботиться.

Но в те времена детей умели заводить лишь одним способом – природным – и для этого нужны были он и она. Терпий, ясно, он; да где сыскать ее? Терпий никогда не помнил родителей, и не мог у них спросить, а его старый мастер всю жизнь прожил один и тоже ничего не знал.

Терпий пробовал просить приятелей – помочь в поисках пары.

– Не могли бы вы мне пособить в одном деле… сказать, что так мол и так, все женятся, ну вот и Терпий… тоже захотел. Авось кто откликнется.

Приятели ходили по домам, рассказывая:

– Слыхали новость? Чудак Терпий жениться вздумал! Фантазировал-фантазировал и вот на тебе! – дошел до зрелой мысли. Прямо-таки удивительное событие в природе.

– Да кто ж за такого пойдет? Он же странный; натворит еще чего. Муж должен быть серьезный и обстоятельный. Муж должен быть личностью. А у этого никакой личности, руки только умелые. Но ведь этого же недостаточно.

Терпия никто не воспринимал всерьез, хотя мастерство его было бесспорно. Да, он любил выдумать что-нибудь этакое, но без всякого вреда. Наоборот, некоторые его придумки имели большое значение.

Это хорошо знал сосед Терпия – Радий:

– Терпенек, а Терпенек! (Радий любит забавные прозвища) – Не наточишь ли мне нож сучковый? Только надо сделать так, чтоб им и толстые ветки, и тонкие стебли можно было срезать без малейших царапин вокруг.

Терпий большой мастер, он сделал нож – такой, что может косить в саду траву, сорняки, сучья, и при этом остальная часть растения совершенно не страдает.

– Терпелик! Не настроишь мне замок, а то он так разболтался внутри, что только и слышно: хрб, хрб, хрб!

Терпий разобрал замок, но тот настолько износился и проржавел, что легче изготовить новый. Терпию совсем нетрудно – новый замок он сделал за одну ночь, с множеством хитрых рычагов, совершенно неприступный для чужих. При повороте ключа замок звенит:

– Зжть! Вжть! Тржть!

– Да, эта музыка приятнее. – говорит Радий. – Песни можно играть!

Радий – весельчак и балагур, любитель шумных забав и хороший хозяин. Нельзя сказать, что он работает больше Терпия; просто у Радия особый дар – дар везения.

Скажем, по весне все посадили по 100 дынь, и Радий посадил, и Терпий; год выдался неурожайный, и из 100 дынь до конца созрели едва 3-4. А у Радия созрели восемь.

Все ходят и говорят:

– Ай да Радий! Все лето дожди простояли, света не давали, а он, глядите-ка, целых восемь дынь собрал! Вот это хозяин! Вот это молодец!

Терпию, который как и все получил из ста дынь четыре, говорят:

– Копался, копался… а выросло лишь четыре шарика? Эх ты! Чудной! Зачем ты берешься не за свое дело? У тебя же кроме молотка в руках ничего не держится!

Терпий не обижается, тем более что над ним чаще всего смеются девицы, веселушки-хохотушки. Но почему они не хотят разговаривать с ним всерьез?

Едва он приблизится, а они сразу:

– Парень, от тебя дух кузнечный идет… просто с ног валит!

Терпий стирал свои одежды в семи водах, но девицы оставались недовольны:

– На тебе паутина повисла… лицо носишь грубое… говорить с тобой неинтересно, будешь о своих химикалиях вещать… скучный ты.

Терпий все ждал, когда найдется та, которой он понравится. Но такой все не было и не было. Терпий ждал (он очень хорошо умел ждать), ждал, думал, а потом пошел к Радию за советом.

У Радия было полно советов на этот счет, и все очень активные.

– Познакомиться очень просто. Можно в бок толкнуть. Ущипнуть. Можно по затылку. Можно нечаянно что-нибудь рассыпать, а потом собирать, слушая, как она ругается. Слово за слово… так и познакомиться недолго.

Радий имел много приятельниц – действительно, он ущипнул многих, и всем было весело. Но когда то же самое пытался сделать Терпий, то девицы становились не веселыми, а злыми; они бранили Терпия почем зря, кидались в него мелким товаром, обещали нажаловаться и побить. Драться всерьез ни они, ни их парни-приятели не хотели, поскольку Терпий был уж очень крепкий; но и знакомиться никто не хотел. Терпий не знал, что и подумать. Вероятно, при этих способах нужно было, чтобы знакомился Радий, а не Терпий.

Терпий не обижался на Радия, наоборот, Радий ему очень нравился за веселый нрав; но как же все-таки ее отыскать?

Радий посоветовал:

– Если не умеешь просто знакомиться, напиши письмо. Что, дескать, имею желание… сам я хороший (опиши себя как следует). Только не очень ври. А то потом выкручиваться придется.

Терпий подумал, что ему письменное знакомство весьма подойдет, и оно даже лучше, поскольку не требует хулиганства. Правда, он был кузнецом и не очень хорошо умел писать письма. Он вообще не привык излагать свои мысли в письменной форме, полагаясь больше на умозрительные образы; так что когда Терпий стал писать, то ничего не мог написать.

– Здравствуйте. Так. Хорошо. Написал. А что будет после «здравствуйте»? Мысли что-то не идут… что же говорить надо? Сначала здравствуйте, а потом, потом… Не получается! Надо тренироваться.

Терпий был очень упорен; несмотря на не слишком юный для учебы возраст, он стал учиться очень усердно. Он сам себя учил писать письма. Он ходил взад-вперед, в промежутках между трудом, размышлял, размышлял. Из сотен обычных слов он выискивал правильные, которые потом складывал в фразы; фразы не получались, он тысячу переделывал каждую строчку, чтоб было и верно, и прилично. Медленно-медленно Терпий достигал возможности писать; наконец он научился. Научился не просто думать красиво, а коротко и точно записывать все придуманное.

У Радия к тому моменту было уже 2 или 3 ребят; Терпий не завидовал – он же умел ждать.

– Надо написать – а кому же написать, если я никого не знаю? Значит, надо познакомиться… по переписке.

Терпий потер горсть песка, превратил его в самозажигающийся стержень. От соприкосновения с воздухом на конце возникла искра, давая яркий свет; свет горел, пока весь материал стержня не перешел в энергию, то есть очень и очень долго. Не все это время Терпий писал (каждый он занимался работой), но все равно он написал очень много.

Терпий писал всем подряд. Он писал в те места, где были невесты подходящего возраста, где могли быть интересные собеседники. Ему очень хотелось, чтоб ответили; но больше всего он, конечно же, хотел с кем-нибудь познакомиться.

Терпий писал на самых разных материалах – на бумаге, на металле, бересте, камне; увлекшись, он и сам не заметил, как придумал способ бесконтактной записи, то есть записи с помощью лишь одних мысленных усилий. Правда, для этого требовался специальный энергочувствительный материал и много времени учебы. У Терпия было время; да, у него было очень много времени, тем более что в Заозерном Крае знали секрет долголетия. Терпий писал и думал; потом он бросал писать и только думал, или работал (работа всегда имелась, ведь он был мастер), а потом опять писал, писал, писал. Он никуда не уходил, и все время был в пределах своего хозяйства. Терпий не привык путешествовать, кроме того, он боялся, что пропустит письмо с ответом. Он писал и ждал.

И как назло никто не отвечал, или отвечал так неубедительно, что было неловко продолжать беседу.

Но вот однажды к нему пришло письмо.

Совсем коротенькое письмецо, нарисованное от руки углем на простом листе. В письме было

написано:

«Дорогой Терпий! Большое спасибо за теплые слова. Мне кажется, Вы очень хороший… »

И подпись: Р-я

Терпий уж забыл, когда писал Р-е; но тем не менее его охватил великий восторг! Ведь первый шаг к знакомству уже сделан.

Терпий принялся ждать продолжения; прошло много времени, но новых писем от Р-и все еще не было. Тогда Терпий решил писать сам.

Трудность заключалось в том, что он не знал характера Р-и, ее профессии и интересов. Он даже не знал, где она живет. О чем же писать, если ничего неизвестно? Терпий выковал 10 самокопающих лопат (по просьбе одного земледельца), думал-думал…

– Пиши общие слова, – посоветовал Радий. – Расскажи ей про себя, про свои интересы. Только не очень ври.

Терпий послушался и описывал себя; он ничего не придумывал, все описывал как есть на самом деле. Однажды он написал, что легко сможет обратить гору глины в гору металлической руды, а потом застеснялся: ведь он мог это лишь в уме, но еще ни разу не пробовал. Терпий стал совершенствоваться, и в результате действительно сотворил горы полезных ископаемых из никчемной глины. Впрочем, Р-я до этого еще не успела ответить.

– Она меня испытывает – догадался Терпий. – Проверяет на прочность мои намерения… что ж, это справедливо. А то каждый начнет писать, а потом бросит. И сразу видно, что он врал. Но я-то не вру!

Терпий писал – но поскольку Р-я не отвечала, то он, по совету Радия, писал на общие темы:

«Уважаемая Р-я! Мне все время хочется сказать Вам что-нибудь доброе, приятное, жизнеутверждающее; конечно, это совсем нехитрое дело – говорить, грамотно расставляя слова,

но в некоторых случаях даже это бывает полезно… добрые слова необходимы! Они ободряют, укрепляют собеседника, настраивают его на позитивный лад. В реальной жизни мы часто видим обратное – ругань, унижения, пустословие – и таким образом слова служат разрушению. Но ведь благодаря им же можно и созидать! я верю, что когда-нибудь сила слов позволит не только ободрять людей, но и лечить их, в том числе духовно. Поэтому я всегда очень серьезно отношусь к тому, что говорю…»

Терпий думал, что пиши он стихами, то получилось бы еще интересней, но он совсем не умел рифмовать. Он писал:

«…Можно ли оценить искренность и серьезность человека, видя лишь написанные им строчки? Ведь буквы, собранные в слова и предложения выглядят совершенно одинаково и у веселого болтуна, и у прохиндея, живущего обманом. Как же в таком случае отличить правду от лжи, высокие чувства – от похоти и расчета? Ведь перед глазами – одни только слова. Но поверьте, дорогая Р-я, в моих словах есть смысл!

Смысл…»

Между тем, постоянно приходят жители Заозерья и говорят:

– Дорогой Терпий! У нас в доме сломалась такая-то и такая-то аппаратура! Ты не мог бы сходить исправить?

Но Терпию не хочется покидать рабочее место, ведь он не довершил последнее письмо. Ему легче сделать заново всю испорченную аппаратуру. Он делает, а потом пишет; пишет-пишет-пишет, забывает, снова делает, стучит молотком, превращает одни вещества в другие. Он порой рассеян, но от писем к Р-е внутри у него такое вдохновение, что работа спорится вдвойне. Он помогает всем. И совершенно не требует награды.

– Вот чудак! – говорят знакомые.

А Терпию все равно: он пишет и рассуждает в письмах.

«… мы постоянно слышим: «мой парень», «моя девушка», «моему парню следует быть поумнее», «моя девушка меня обманывает»… Говоря «мой, моя», подразумевают свои исключительные права на близость, доверие, любовь со стороны «моего». Но нередко эти притяжательные местоимения произносятся с явно имущественным смыслом… Словами «моя девушка» он словно подразумевает свои исключительные права на обладание ею, т.е. в его понимании любимая становится вариантом частной собственности… Он считает, что «его» любимая не может принадлежать кому-то еще, в том числе – себе самой. Да, он дорожит «своей» девушкой – как дорогой вещью. Он говорит «Моя подруга!» – а сам настороженно оглядывается: нет ли рядом претендентов? Если есть, тогда беда – может дойти и до драки. «Как ты смеешь гулять (целоваться, разговаривать) с моей девушкой ?!!» – с этого начинаются многие ссоры за право быть исключительным обладателем ее сердца… Но надо понимать, что…»

Над землей Заозерья разносились невидимые, понятные лишь гениям речи:

«…Терпий, Терпий! Ты создал уже очень много – целые горы, наполненные редким металлом. Ценность их неоспорима; но сам ты не чувствуешь этой ценности… Ты знаешь многое… но вот не знаешь ты, кто такая Р-я, к которой обращены твои слова, и существует ли она вообще. Есть ли она вообще…»

Так могли сказать лишь бессмертные; но в Заозерном Крае никто никогда не верил в вечность. Наоборот, Заозерные жители были убеждены, что энергия сама по себе лишена мощи и лишь превращение в материю придает ей смысл. И никак не наоборот, ведь ломать (превращать материю в энергию) могут даже самые глупые создания. Ломать легко.

Легко также делать сложные вещи, не меняя свойств элемента; вот превратить простой элемент в более сложный – здесь уже нужна мудрость. И чем проще элемент, из которого творится сложный, тем сила мудрости выше. Величайший секрет заключается в том, чтобы необузданную, никчемную энергию, рассеянную бесконечно во Вселенной, превратить в сложное, самое сложное. И тот, кто узнает этот секрет Превращения – будет повелевать всем. Всем, а не только вечностью.

Так думали мудрецы, бродившие вдоль Заозерного Края; так думали и мастера, и бездельники. Терпий тоже знал об этом, и мастерство незримо толкало его именно на этот путь – ведущий к тому, чтобы все стало доступным. Но этот путь невообразимо долог, а Терпию было интересно нечто иное.

Ведь Р-я не отвечала и не отвечала.

Между тем слава о Заозерном мастере вышла далеко за пределы его мира; и от этого во многих умах разгорелась страшная зависть. Многие мечтали узнать секрет Превращения; не желая отдавать все Терпию, мастера и ученые принялись ставить опыты. Но ярость в них перевешивала ум – и энергия, вместо того, чтоб собираться, разлеталась; порой целые миры не выдерживали экспериментаторской гонки и попросту лопались – да, лопались, разлетались каменным градом. Его осколки по сей день несутся сквозь Космос. В них еще есть сила зависти.

Самые хитрые не ставили опасных опытов. Они подсылали к Терпию шпионов, чтобы с помощью изворотливости добыть его мудрость.

Но как добыть? Эта формула или тайна не была записана и не была вообще запечатлена в реальном виде, она просто хранилась в Терпиевой голове. Шпионы (под видом порядочных созданий) приставали к Терпию с уточняющими вопросами:

– Мастер! А можно дерево превратить в уголь?

– Да, можно.

– А уголь превратить обратно в дерево?

– Тоже можно.

– Мастер! А доступно ли… самую последнюю, жалкую вещь сделать заготовкой для чего-то великого?

– Это непросто, – отвечает Терпий – но если иметь великое терпение и желание, то…

«Он не скажет про мудрость напрямую! – догадываются шпионы. – Хитрый!» И продолжают:

– А как же обрести сие великое терпение?

– Надо учиться.

– Учиться? Где? – шпионы с презрением глядят на морщинистые стены, на их почерневшие от дыма бревна – Да в такой лачуге даже тесто толком не замесишь!

– Ваша правда, – добродушно ответил Терпий, – я действительно не знаток по тесту… Я больше управляюсь с металлом.

Шпионы смотрят и видят, как в руках Терпия пыль превращается в редкие металлы, потом еще и еще; шпионы стоят с открытыми ртами. Они видят, и ничего не понимают.

Металл рождается будто сам собой.

– Но как же он это делает? Как же он, подлец, плохое в хорошее обращает-то, а?!

Как ни трудились шпионы, как ни подглядывали, ничего они не узнали. Ни одной строчки, ни слова они не получили из той формулы, что была у Терпия. А может, он и сам ее не знал, просто делал и все?

… Шли годы; кузнечное мастерство Терпия развилось настолько, что он мог – даже не выходя из дома! – превращать в руду и металл целые горы песка, создавая богатое наследие для будущих жителей. Но Терпия увлекало совсем другое, он почти не замечал своих повседневных трудов. Он хотел, чтобы Р-я написала ему ответ. А она не писала.

Все это время Терпий работал, не покидая мастерской. Но однажды один знакомый попросил Терпия изготовить каркас для самодвижущегося средства. Нужен был особый материал, рожденный землей. Такой, что надо было взять у самой земли.

Терпий медленно и неохотно вышел со двора, пошел искать материал, ненужный никому. Но кругом было только все полезное, сотворенное им или другими мастерами. Пришлось идти далеко, в чужие края, где жители не были столь деятельны.

Видит Терпий – впереди овраг, поросший колючим бурьяном; ни тропы, ни следов нет. Терпий понял, что этот овраг существует сам по себе и лишен особого смысла. Можно его копать.

Спустился Терпий на дно оврага, подумал – и вся земля задрожала, затряслась, заходила во все стороны! А потом охнула – и полетела прямо в него! Мудрость Терпия в деле металлотворения достигла таких чудовищных размеров, что могла превращать землю в металл на огромном расстоянии.

А при близком расстоянии она просто притягивалась – притягивалась со стремительной скоростью.

Терпий и вздохнуть не успел, а его уже накрыло гигантской земляной волной. Комья земли, глыбы и россыпи налеплялись на Терпия и тут же становились металлом. Терпий забыл, как надо верно обращаться с землей. Его мысли оказались слишком сильными.

– Эх, подумал он, а ведь Р-я так и не ответила…

Терпия зажало в гигантском кулаке; его мудрости было достаточно чтоб не умереть, но вот чтобы освободиться – для этого была необходима особая, новая мудрость, которой никто в Заозерном крае не имел.

Гигантская глыба выросла, а потом провалилась – вместе с хозяином…

Многие заметили, как исчез Терпий; но почему-то его не стали искать, не стали жалеть или даже говорить о нем. Может быть, оттого что Терпия считали чудаком, а может быть – просто боялись пропасть вот так же. Никто с тех пор в Заозерье не слыхал про великого мастера Терпия.

Долго тянется время; медленно ползут минуты, а века проходят мгновенно. Нужно иметь мудрость, чтоб прожить века.

Века… Века… Тысячелетия… Гибнут старые народы, появляются новые… Миллионы, Миллиарды… Миры порой рушатся. Но кое-что остается.

Мудрость остается. Остается слава, распыленная по Вселенным. Мудрость остается, да зато не всем достается, лишь самые способные могут ее удержать. А вот чтоб еще ее использовать – тут уж надо быть великим.

Однажды в Заозерном Крае (где уже не было исконных жителей) появился Кош, Великий Кош, отягченный мудростью. Мудрость лежала в его сумке и хлопала по ногам.

Он прошел повсюду, однако не нашел никого – лишь творения простой природы. Тогда он вынул из сумки мыслеуловитель и стал прислушиваться:

– Какие у всех пустые головы… ничего, кроме размышлений о счастье и о личной выгоде. Никто ничего не хочет… впрочем, кое-что я слышу…

Глубоко из-под земли доносились невидимые, неслышные слова о том, как хорошо было б встретиться с той, ради которой… Дальше Кош не слушал:

– Несчастный влюбленный! Как же их повсюду много; однако, некоторые из таких лиц являются очень благородными созданиями. Поможем.

Мудрость Коша сработала – земля разверзлась, огромный каменный поток повалился наружу (там была руда, полная металла), а потом – Великий мастер Терпий, задумчивый, сгорбленный, ступил на новую землю.

– Угораздило Вас так замуроваться – сказал Кош. – Вы ведь Терпий? Я слышал про вас, про ваше мастерство, оно было прекрасно… Но почему же вы стали пленником собственного ума?

– Я слишком сильно подумал… все из-за письма. Я ведь умел обращать ничтожное в металл…но долгие годы размышлений показали мне всю вредность этого занятия!

– Почему же вредность? Это великая мудрость; с ее помощью вы помогли многим.

– Разве я кому-то помог?… А, да, наверное; я совсем не думал об этом никогда… Но мое заточение показывает, что эта мудрость может быть очень вредна! Особенно в рассеянных или злых руках.

– Ну а теперь-то что Вы хотите делать? – спросил Кош.

– Я-то? Не знаю… Буду… опять работать, писать. Пойду на старое место.

– Боюсь, что старого места уже не существует – сказал Кош. – Времена изменились. А та, которой вы писали…

– Ничего, я подожду… когда все восстановится. Мне нетрудно ждать.

– Не лучше ли – обратиться к современности?

– Да нет, зачем? Все равно меня никто не знает… Я подожду,… пока старое не вернется.

Великий мастер Терпий не послушался Коша, не стал работать вместе с современными существами. Терпий ушел, и где он потом жил, что делал – это уже никому неизвестно.

Но обилие полезного материала, сотворенное когда-то Терпием, осталось в земле и по-прежнему служило обитателям Мира.

Но как же тогда секрет Превращения? Неужели он тоже исчез бесследно?

Многие тогда ходили вдоль озер, искали-искали эту сокровенную мудрость, из корыстных соображений. Да разве найдешь! – если даже сам Кош, кладезь премудрости не обнаружил ничего такого, то несерьезные умы, бездельники да авантюристы, и подавно ничего не сыщут.

Вот пришел один шумелидец на то самое место, где когда-то Кош вызволил Терпия; все опять заросло бурьяном, пестрым, рассыпающимся; но кое-где сквозь лапы листьев глядели крошечные искры, отраженные от природных стекол. Шумелидец топал-топал по глине, а потом произнес:

– Чую, чую! Дивный запах серебра щекочет мне ноздри! А ведь не было здесь ничего, кроме скучной земли! Здесь зарыто богатство! Здесь закопана мудрость.

Шумелидец призвал других шумелидцев, все они были на редкость крепкие (ибо не отягощали себя изнурительным трудом):

– Роем в этом месте, пока не отыщем знание! Вот тогда развеселимся!

Рыли, рыли – ничего не нашли, кроме ветхой глины; а потом пошел песок, опять глина; потом появилась руда – да только шумелидцам не это нужно. Им были потребны истинные драгоценности, ибо только в них и может содержаться мудрость.

Рыли, рыли; обнажили огромный кусок голого металла, созданного Мастером; на металле не было ничего, никаких надписей, зато он неплохо притягивал молнии – с неба. Шумелидцы возятся вокруг куска, роют дальше, роют под него – а молния сверху как ударит! Вмиг все разлетелись.

Молнии еще и не раз и не два ударяли в страшную металлическую глыбу. Разгоняли любопытных.

Узнав об этом, Шумелиды и все прочие народы вообразили, что таким образом великая тайна бережет себя. И очень испугались.

– Раз уж само небо не хочет, то, стало быть, эта тайна проклята! А раз она проклята, то не будет нам с нею счастья – несчастье одно! Жили мы без мудрости, и дальше проживем. Зачем нам такая злая мудрость?

И с тех пор никто не занимался превращением элементов. Пока не появился новый народ – Взмокины. Только к тому моменту поверх старой Терпиевой темницы выросла целая гора, покрытая лесами; элементы в ней перепутались в бесконечный клубок. Уже не было доступа к той глыбе, где еще могла, в невещественной форме, храниться мудрость Мастера. Сама глыба превратилась просто в землю. Пропали старые знания. А до новых знаний надо еще додуматься.

Думайте, ребята Взмокины!

ГОНИДЕНЕКИ НЕ СПЯТ

Удобная вещь – Взмокинская шапка! С нею можно пойти и в лес, и на работу, и куда захочешь. Она ни мала, ни велика, годится для любого времени года, и своим видом отражает великую добродетель – скромность. На шапке нет украшений, но она и без того прекрасна – потому что с секретом.

Секрет очень полезный: во взмокинскую шапку войдет любой предмет, если он не превышает двух шагов в охвате. Большего размера вещь не втиснуть, а вот до двух шагов влезет все, независимо от веса. Шапка Взмокиных имеет особую субстанцию; попав туда, предмет сжимается, да так ловко, что уже ничего не весит, хотя сохраняется полностью – в виде информации. Это изобретение Взмокинского народа.

Почти у каждого серьезного Взмокина есть такая шапочка; ее обычно носят на затылке, но могут и сбоку, на одном из ушей. Взмокины очень следят за своими головами – если шапка пропадет, то и все из нее пропадет.

Это свойство Взмокинских шапок очень нравилось Гониденеку, который не имел карманов. Знаете Гониденека? Это такой паренек, покрытый шерстью, с полукруглым хвостом и лицом как у лесного зверя. Он мечтает добиться успеха – то есть разбогатеть; но разве разбогатеешь, если негде держать добро?

Добро есть нечто очень ценное, например, золото. Гониденек сперва найдет такой камешек, спрячет куда-нибудь, а потом забудет место или вовсе потеряет. Это очень обидно.

– Все куда-то девается… просто ужас. Кошмар! Никакого прогресса!

Добро легко уместилось бы в шапке, но Гониденеку трудно ее носить. Он был родом из простой природы, и поэтому его лоб почти без изгибов переходил в затылок с ушами. От бродячей жизни Гониденек не привык стоять спокойно, постоянно вертелся, уши его тоже вертелись, вздрагивали, не желая ничего держать.

– Я всегда так стою… очень скучно на одном месте, вот я и стою, что не стою… А что, разве плохо? Захотят меня за хвост схватить – а меня уже и нет!

Впрочем, Гониденек и не собирался хранить золото и прочее добро в шапках.