Шняга

Борщ оказался не таким уж горячим, но необыкновенно вкусным, тёмно-бордовым, густым. Сварен он был на домашней свиной тушёнке, томлёной в печи до полного развара, и приправлен чесноком и свежим укропом.

Наталья Ивановна хотела отказаться, но, почуяв аппетитный запах, не выдержала, взяла ложку и начала есть. Они с Васей переглядывались и поочерёдно черпали из котелка, это было странно и весело. Вася ожил, его нервная сосредоточенность исчезла, лицо разгладилось, порозовело. Он радостно вздыхал и говорил:

– Хорош борщец…

– Ага, отличный просто, – торопливо соглашалась Наталья Ивановна.

Заметив на полу отсыревшие письма, она спросила:

– Это ваши?

Вася кивнул.

– А что там? – продолжала любопытствовать Наталья Ивановна.

– Там… примерно то же, что я сейчас рассказывал. – Вася замялся, – только в стихах.

– Правда? Как интересно!

– Да это плохие стихи. Ну их…

Наталья Ивановна отложила ложку, сказала сидящему неподалёку Юрочке «спасибо большое, очень вкусно!» и опять обратилась к Селиванову:

– А почему вы именно на телевидение письма отправляли?

Вася удивился:

– А куда их отправлять? Я больше ни одного адреса не знаю, а этот с детства помню.

– Ой, и правда! Я его тоже с детства помню. Мы с вами, наверное, ровесники. Вы местный?

– Нет, я сюда приехал после армии, на работу устроился, женился…

– Понятно. А что это за история про космонавтов, откуда вы всё это знаете?

– Откуда? – Вася отложил ложку, вытер ладонью губы и на всякий случай огляделся, но никакой подсказки на стенах зала не возникло.

– Да просто знаю и всё! – сказал он.

– Иной раз забуду, совсем не думаю об этом, долго могу не вспоминать, может месяц, а может и полгода, а оно вдруг как накроет, будто кто сказать хочет: что ж ты молчишь, сволочь?! Ведь людей спасать надо!

Наталья Ивановна, слушая Васю, всё время одобрительно кивала, улыбалась, и вдруг отстранилась и взглянула недоверчиво, искоса.

– Погодите… Каких людей? – осторожно уточнила она.

– Как «каких»? – удивился Вася и серьёзно пояснил: – Космонавтов.

4.

Весь следующий день Загряжская ребятня, надев куртки с капюшонами и резиновые сапоги, искала в лопухах под горой голубых жучков бураго. Попадались всё больше красные жуки-пожарники, зелёные клопы-вонючки и белёсые ночные бабочки с отсыревшими крыльями. Средний Корбут обнаружил божью коровку горчичного цвета, но таких и раньше многие видели. Она легко подчинилась заклинанию «божья коровка, улети на небо, принеси мне хлеба» и побежала по мизинцу среднего Корбута вверх, а на словах «чёрного и белого только не горелого» ― раздвинула крошечные скорлупки надкрылок и улетела, что тоже было довольно обыкновенно.

Взрослое население Загряжья обсуждало всевозможные причины провала грунта в месте приземления капсулы летательного аппарата и строило версии спасения космонавтов. Время от времени кто-нибудь порывался подробно расспросить обо всём поэта Селиванова, но тот спал, и разбудить его ни у кого не хватало духу.

Гена Шевлягин в этих разговорах не участвовал. Верный своему изыскательскому призванию, он бродил по закоулкам Шняги с фотоаппаратом и снимал всё, что могло бы убедить даже самый скептический ум в том, что в маленьком, залитом дождями селе, свершается нечто необыкновенное.

* * *

Жена поэта, Ираида Семёновна, пришла в торговый отсек за продуктами, но до покупок дело дошло не сразу. Сначала она выслушала от соседок новости и направилась к мужу в центральный зал.

Селиванов лежал, распластавшись у подножия Венеры, как подстреленный часовой.

Ираида Семёновна постояла рядом, посмотрела на его серьёзное лицо, на вольно раскинутые руки и задравшуюся рубашку, на лежащие рядом конверты, надписанные знакомым почерком. Заметила она и чисто вымытый пустой котелок и две чужих ложки.

Опустив на пол сумку, Ираида Семёновна достала из неё банку с ещё горячими голубцами и поставила возле котелка. Затем сняла плащ, стянула через голову вязаный джемпер, свернула его и подсунула мужу под голову.

Снова надев плащ, Ираида застегнула его все пуговицы, завязала пояс и вернулась к Люсе в торговый отсек. Под пытливыми взглядами соседок она подошла к прилавку и сказала:

–Дай-ка мне подсолнечного масла и кило крупной соли.

– А… хлеб? ― отчего-то растерявшись, спросила Люся.

Ираида величаво кивнула.

– Давай пару батонов, ― сказала она, ― чтоб каждый день не ходить.

* * *

Вечером в центральный зал Шняги первыми пришли Загряжские дети и уселись поближе к статуе и к поэту Селиванову, вдумчиво доедающему голубцы. Пришла Таисия Корбут, принесла своим пацанам покрывало с дивана, чтобы те не сидели на голом полу. Явилась бригада пильщиков с семечками и пивом. Старуха Иванникова принесла из собственного отсека венский стул и водрузилась на него, важно сложив руки под животом. Оглядев всех собравшихся, она крикнула Юрочке, чтобы тот положил мокрые тряпки у дверей, а то натопчут, ему же потом убирать. Подумав немного и недовольно оглядев всё собрание, она заворчала на пильщиков, чтобы те не плевали шелуху на пол. Пильщики в ответ пригрозили, что вынесут Иванникову из зала вместе с её помойной мебелью, если вредная старуха будет мешать людям отдыхать и непринужденно общаться.

Славка-матрос устроился в центре зала полулёжа, Люся села рядом с ним, красиво уложив ноги и аккуратно прикрыв юбкой колени. Егоров и Анна Васильевна принесли раскладные рыболовные стулья и сели позади пильщиков. Последним пришёл Шевлягин и встал у стены отдельно от всех.

– Ну чего, Васёк, письма твои восстановились? ― громко спросил Славка.

– Восстановились, ― без особой радости доложил поэт, ― только они не мои.

– Здорово-поживай! А чьи же они?

– Не знаю, ― честно признался Селиванов.

– А про что пишут-то? – крикнул кто-то из пильщиков.

Селиванов достал из конверта несколько фотографий, разложил их перед собой на полу, как гадальные карты и печально вздохнул.

– Про космонавтов…

На стенах возникли портреты трёх бритых наголо мужчин в серых робах, каждый – в фас и в профиль на фоне вертикальной линейки.

Один ― круглолицый, курносый, с наглым водянистым взглядом.

Другой ― испуганный, кадыкастый, болезненно-тощий.

Третий ― смуглый, носатый, с недобрыми, глубоко посаженными глазами.

В зале возникло неловкое молчание, даже пильщики перестали трещать семечками. Наконец, тишину нарушила Люся:

– Ну и кто из них француз? ― спросила она.

– Да, похоже, что никто, ― ответил Егоров. – Это какая-то шпана уголовная. Славка, ты как думаешь?

– А чего сразу «Славка»? – возмутилась Люся, ― как про уголовку, так сразу Славка!

– Так у матроса опыта побольше, чем у нас, он знает! ― резонно заметил кто-то. Послышался смех, Люся порывисто обернулась, чтобы разглядеть остряка. Славка тоже обернулся.

Селиванов, наконец, собрался с мыслями и продолжил:

– Вот этот мордатый, ― он показал на фото слева, – Бармацкий, осужден за разбой, статья 162, часть первая. Тот, что в центре, мелкий ― это Малеев, статья 161, часть третья – грабеж. А вот этот, чернявый, – Бабаев, статья 162, часть вторая – разбойное нападение с применением холодного оружия.

Эти трое совершили побег из исправительной колонии. Их преследовала караульная группа с кинологом и собакой, но в ту ночь была сильная метель и собака потеряла след.

Четверо суток Бармацкий, Малеев и Бабаев продвигались к железной дороге, спали под еловым валежником. Питались сначала сухарями и воблой, потом есть стало нечего, разве что клюкву из-под снега.

Увидев за деревьями костёр, они подумали, что там стоянка охотников. Отправили Малеева посмотреть, что и как. Малеев сбегал, вернулся и рассказал, что видел на поляне трёх мужиков, но при них ни ружей, ни лыж, ни собак. Экипировка у всех троих одинаковая, и, по всему видно, что добротная и дорогая. Штаны, куртки, шапки – всё яркое, как у спортсменов. Вооружены чем-то вроде обрезов.

У зеков созрел план: избавиться от лагерных шмоток и продолжить свой путь в другой одежде – так и теплее и безопасней. Поэтому решено было взять у «спортсменов» экипировку аккуратно, без лишних дыр и подозрительных пятен. Договорились напасть по условному сигналу, подошли к поляне и затаились.

В зале снова послышался треск горящих сучьев, на алебастровом теле Венеры, на лицах загряжцев и на стволах елей замелькали отблески пламени. Космонавты сидели у костра и о чём-то спорили. Время от времени они устало замолкали и смотрели в огонь, а потом кто-нибудь снова задавал вопрос и разговор продолжался.

– Слева Востоков, командир корабля, – пояснил Селиванов, указывая на почти одинаковые фигуры в оранжевых комбинезонах и куртках.

– Тот, что ближе к нам, это Восходов, бортинженер. А справа Оливье, космонавт-исследователь.

Где-то рядом заскрипело дерево, и тут же из темноты выступил бледный, изможденный человек в тонком свитере с высоко засученным левым рукавом и в ватных штанах.

– Мужики, не стреляйте, – заныл он, держась рукой за плечо, – мужики, я руку сломал, не стреляйте…

Космонавты поднялись.

– Ты кто такой? – спросил Командир.

Тут же за спиной у него мелькнула тень, тёмная рука обхватила шею, и под челюсть ткнулось что-то блестящее.

– Спокойно, спортсмен, – сквозь зубы сказал Бармацкий, и громко скомандовал остальным:

– Стволы на снег! Пять шагов назад!

Малеев шустро собрал оружие, кинул один пистолет Бабаеву, возникшему возле француза, другой отдал Бармацкому.

– Одежду снять, всё на снег! На снег всё! – надрывно кричал Малеев и, по обезьяньи пригнувшись, метался по поляне.

– Мы выполняем задание, нас уже ищут… – с сильным акцентом сказал Оливье.

– Молчи, спортсмен, – прервал его Бабаев, – вот сюда всё клади.

Он вынул из кучи заготовленных дров крепкий прямой обрубок, слегка подкинул его и коротко, сильно ударил француза по голове. Тот упал в снег.

Звуки стали наслаиваться друг на друга, что-то звенело, то приближаясь, то удаляясь, вновь заскрипело старое дерево и стало тихо. С тёмного неба медленно опускались белые хлопья. Между стволами елей бесшумно пролетела сова. На поляне, возле разорённого, остывшего кострища лежали на истоптанном снегу три человека. Вокруг темнели раскиданные вещи: телогрейки, ватные штаны и шапки-ушанки.

Раздался негодующий детский голос:

– Чего, космонавтов убили?!

– Нет, не убили, – заверил Селиванов, ― оглушили и ограбили, а костёр разобрали и угли закидали снегом.

Зеки решили так: если спортсмены оклемаются, на морозе им придётся надеть лагерную одежду. Огня у них нет и разжечь его теперь нечем. Долго они не продержатся. Тут и зверьё подтянется на мертвечинку. А когда погибших обнаружат, то по одежде определят, что это беглые из зоны. Поэтому убивать смысла нет.

– А космонавтов спасут? ― спросила Люся. ― Ведь и правда холодно, а они в маечках и в трениках, бедные, ― она поёжилась и обняла себя за плечи, будто вышла на мороз в тонком халате, ― ужас какой!

– Это, скорее всего, термобельё, ― предположил Шевлягин. Без верхней одежды особо в нём не согреешься, конечно, но лучше, чем ничего.

– Не нравится мне это, ― проворчала старуха Иванникова, ― расстройство одно. Вась! Для чего хоть ты всё это показываешь-то? Людям только нервы поднимаешь!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.