Политолог из ток-шоу

– Ты считаешь пора? – бросил Боб, не отрываясь от телефона.

– Я считаю, да.

– Видишь ли, Павел, – нравоучительно произнес Боб. – Чтобы одни общественные настроения выключить, надо знать какие после этого включить. А по этому поводу нет единого мнения в тех сферах, с которыми мы, так или иначе, сотрудничаем.

– Я советских постов штук по сто в сеть кидаю. Ностальгирую по социализму, а сам, между прочим, ни дня в эсэсэре не жил. И не хотел бы, судя по всему.

– Советский подход неверен, – бесцветным голосом процедил Влад. – Отсутствие смелости – такое свойство… органическое, как можно упрекать? Или рассматривать как предательство? Нельзя. Человеку страх нормален. А если надо что-то тяжелое поднять, а человек не может, что упрекать за это?

– Так! – Боб резко поднялся с дивана, прервав разговоры про трусость. – Чтобы время зря не тратить. Выключи ящик. Так, проводим учения. Вводные такие… э-э, страна Бурундия, сырьевая экономика, свобода слова есть, иначе какая игра? Император Мумба. Выборный император. Пользуется популярностью за счет внешнеполитической деятельности – враждует с соседней Гобонией. Бедность в массах, безработица. Высокий уровень коррупции, воровство, трайбализм, культ африканского бога, много оружия осталось после советского военного присутствия в восьмидесятых. Вертикаль власти и…, скажем, высокий уровень национализма.

– Высокий это какой? – спросил Влад.

– Если Гитлера берем за сто, то здесь процентов шестьдесят-семьдесят. Итак, задача. В Бурундии под давлением международного сообщества проходят выборы, Мумба участвует, задача – составить конкуренцию. При этом Мумба выставляет спойлеров от нацменьшинств и прочих возможных конкурентов. Итак, год до выборов. Врываемся!

Пашка уже пересел с пола за стол.

– А мы с Владом в одной команде или спорим? Ну, для начала заявляемся как политическая сила. Если Мумба представляет тупо африканские ценности, то мы выступаем за цивилизацию и прогресс. На фоне бедности должно сработать. Выпускаем газеты, интернет, радио… листовки пока рано. Работаем на уличную активность, разоблачаем, как шикует элита за наш счет. Такой вброс: вместо одного императорского дворца можно было построить двадцать больниц или приютов.

– На фоне внешнего конфликта апеллировать к экономике бессмысленно, – сказал Влад. – Императорский дворец тоже не очень-то впечатлит. Уличные акции разгонит полиция, как везде их разгоняют.

– Разгоняют везде, но кое-где из этого и пользу извлекают. Потом всю эту жестокость преувеличить, чтобы народ возмутился. Конечно! Конечно, нам будут нужны жертвы режима, нужны будут политзаключенные, в идеале – казненные, конечно.

Влад встал, ушел на кухню.

– Мышление у меня сегодня стандартное, да? – недовольно сказал Корабел.

– Думай, работай, – приободрил Боб. – Я еще условие доброшу.

Влад вскоре принес горячий чайник и три разных кружки, составил на стол.

– Я бы в таких условиях не стал противопоставлять народ и элиту, – сказал он. – Если Мумба популярен, я бы выдвигал внешне лояльного соперника. Соперник скажет, что император наш герой, но пора ему на покой, он старый, уже мух не ловит. Паш, чай наливай, че все я? Мой кандидат заявит, что благодарен действующему императору, тот много сделал для Бурундии, но время изменилось, и пришла пора других решений. Мой кандидат бы выразил признательность всем этим министрам обороны или чего там? Иностранных дел. Сказал бы, что хотел бы их видеть в новом правительстве. Министры непременно подумают: а почему бы нет?

– Тогда и на коррупцию не будем наезжать, – подхватил Пашка. – Мы скажем, да было воровство, было и было. По всем делам амнистия! Прямо с момента избрания нового императора воровать прекращаем, а то, что раньше – фигня. И все губернаторы будут в обязательном порядке повышаться в должности до премьер-министра. И еще проводим исследования в крупных городах на предмет самой насущной проблемы. Где-то надо мост срочно строить, где-то воду чистить, а где-то и с преступностью бороться, тогда от имени своей партии проводим точечную агитацию в этих городах с обещанием решить вопрос.

– При этом нужно застолбить или сочную тему или социальный слой, – сказал Влад. – Что-нибудь демократическое. Охрана труда, например. Мы – партия по охране труда. И выдаем там крестьянам перчатки, шахтерам – респираторы, обещаем защищать продавщиц и официанток от домогательств. Тут за год можно прилично сторонников собрать. Год мало. Но за три-четыре! Треть электората по любому можно взять. Если хотеть.

– Был бы Интернет сто лет назад, я за три военных года и Сталину бы составил конкуренцию, – сказал Пашка. – За три-четыре года можно все повернуть. Но уличные протесты я бы оставил. Весело же.

– Ерунда! Император засылает в уличные протесты своих людей, и его люди вскоре становятся вождями протеста. Старо как мир!

– В профсоюзную партию охраны труда тоже можно закинуть своих людей, – обиделся Пашка.

– Тут власть будет по-любому настроения мониторить, – сказал Влад, глядя на Боба. – И никто не проскочит! Как только растет популярность наглых идей, будут сразу это дело приструнять, выдвинут вождя, который дискредитирует. Если вдруг коммунистические настроения – сделают партию, которая эти настроения возглавит и обрушит. Начал склоняться народ к демократии, нужно иметь при себе демократических лидеров, которые все обгадят. Верховные жрецы африканского бога иногда компрометируют свою церковь. Баланс! Когда идет канатоходец, он же покачивается туда-сюда, переносит тяжесть справа налево. Если это делать вовремя можно идти и идти по канату. Нет, все-таки умные люди правят… Бурундией!

– А Мумба царь – канатоходец? – поцокал Пашка.

– Нет, он – шест канатоходца.

Громко хлопнула входная дверь. Шаги по коридору. Корабел доволен, он уверен был, что с Эндерсом все в порядке. Вот только шаги, будто хромает. Ранен? Избит? Влад выглянул в коридор и там увидел нечто ужасное, его лицо будто свело судорогой.

В комнату ввалился Эндерс. Он был в дымину пьян. Стрелки на брюках смялись волной.

Эндерс вскинул руку и хрипло запел:

Воспоминанья только потревожь я,

Чего-то там! На помощь, караул!

Но бьют чеченов немцы из Поволжья,

А место битвы – город Бар-ррнаул.

Потом все смеялись, кроме Боба, который только сказал недовольно:

– Много сегодня Высоцкого, – и принялся вызывать такси.

12.

Похмелье! Как много в этом слове для сердца русского…. Даже если этот русский – полуказах с немецкой фамилией, лучше от этого не становится. Даже если в этом сердце процветает принцип У-Вэй и битломания. Всем с похмелья тяжело, но космополиту тяжелее, он страдает в международном градусе. Муль-ти-культурно! Как человек всех наций. Полиэтник. О! Полиэтник – хорошо, надо запомнить.

– Ну и дерните стопочку, Теодорыч. Зачем страдать?

– Принцип, Пафнутий, принцип. Не похмеляться, – Эндерс вздохнул. – До обеда, по крайней мере.

Пашка заматывал скотчем коробки, Эндерс сидел на диване лохматый и небритый.

Было решено, что Пашка и Влад выезжают завтра утром на автомобиле, увозят с собой компьютеры и вообще все вещи, а начальство уже налегке отправится в сторону столицы вечерним поездом. Боб сегодня должен выступить на тургородском телевидении, где еще раз прозвучит информация о ракетной части близ города, Владу также было придумано задание. Эндерс с Корабелом пока не были ни в чем не задействованы, но они, как люди инициативные, должны были сами придумать себе работу. А пока Пашка пытался выведать у Эндерса подробности вчерашнего загула, на что тот под большим секретом поведал о застольных традициях горских народов и о влиянии продуктов распада алкоголя на клетки головного мозга, подчеркнув, что связь между этими двумя концептуальными явлениями наукой полностью не исследована.

С улицы вернулся Влад и протянул Сергею свежий номер «Тургородского вестника». Газета была отвернута на нужной странице, где редакция сообщала, что один высокопоставленный источник, пожелавший остаться неизвестным, на вопрос о размещении на тургородщине военной части ответил, что не комментирует слухи. На соседней странице красовалась статья про ракетчика Ивана Шумилова, героя войны, кавалера орденов, которую к юбилею покойного дедушки сочинил любящий внук. Оформление самой статьи автора полностью удовлетворило, Эндерс уже собирался свернуть газету. Но Влад обратил его внимание на колонку ниже. А там, в нескольких резких строчках, озаглавленных «Мнение редакции», сообщалось, что в результате небольшого расследования установлено, что никакого Ивана Шумилова ни в Тургороде, ни в его округе, включая соседний Сероямск, никогда не проживало. Тогда к чему эта мистификация?

Редакция спросила, редакция же ответила, что, как известно, до недавнего времени наш город гордился небезызвестным И.И. Стрельниковым, который был для нас и ВИП, и ЛОМ, и Хранитель Севера. Однако, у этого в высшей степени добропорядочного человека случились сложности с законом, в связи с чем титул Хранителя Севера оказался вакантным. Теперь вдруг, руками, в том числе и нашего вестника, на ровном месте рисуется репутация некоего Шумилова-внука, который, беря пример с дедушки, никогда не проживал в нашем городе. Добавим к этому внезапный интерес к Тургороду московской политконсалдинговой фирмы. Приплюсуем недавнее заявление премьер-министра России о том, что необходимо сокращать экспорт леса за рубеж и наращивать собственную лесную переработку. Внимание, вопрос: а не происходит ли на наших глазах рейдерский захват нашего маленького, но в пику всем самодостаточного городка?

(ВИП – особо важная персона, ЛОМ – лидер общественного мнения, Хранитель Севера – каламбур)

Подпись: К. Малярийный.

– Интересно, – протянул Эндерс. – Очень интересно.

Пашка тоже взял газету, просмотрел статью, отбросил, проворчав: «Ага, не все ж глупее нас».

– Думаю, надо посетить сию редакцию, посмотреть, что за гнус, – сказал Эндерс. – Малярийный. Надо же!

– Зачем? – спросил Влад. – Ведь выводы он делает не те.

– А интересно! – Эндерс встал, пригладил волосы. – Ты, друг мой Влад, лучше давай морально настраивайся на свой бенефис. Пора и тебе врываться.

Пашка со смехом бросил Владу мягкий комок черного цвета с желтыми лентами.

– Парик может не надо? – сказал Влад без надежды в голосе.

– Парик этот – наш самый главный аккорд, – сказал Эндерс. – Это же такое несовместимое: русский северный город и ямайские дреды. Это цепляет! Местных должно возмутить. Вот нам полиэтникам по хрен! Мы можем и бананы с кумысом. А здесь будет весело.

***

Двухэтажное здание в красно-белой строительной шубе имело на крыше железные буквы «тургород», «вестник». Когда-то печатное слово ценилось, редакция занимала весь особняк. Но сегодня на здании много других зазывающих вывесок. И в коридоре на первом этаже двери носили имена продуктовых, ремонтных, инструментальных, спортивных, заточки ножей. Эндерс поднялся по стоптанной лестнице, здесь было два ООО и лишь на одной скромненькой дверце табличка «Тургородский вестник».

За дверью Эндерс встретил себя – увидел свое отражение в комнатном зеркале. А еще здесь был стол с закрытым ноутбуком и чайник на подоконнике. Своим видом в зеркале Сергей, судя по всему, остался доволен, но был удивлен отсутствием людей. Прошел дальше заглянул в следующую дверь. Там у раскрытого настежь окна вполоборота стояла широкоплечая блондинка, безуспешно щелкавшая зажигалкой.

Быстро пройдя через маленький кабинет, Сергей галантно зажег свою зажигалку, дав даме прикурить. Та затянулась и вопросительно смотрела на Сергея. Волосы ее были все-таки крашеные, стрижка каре, на щеке – насечка старого шрама, на шее – тонкая, с волосок цепочка, а кофта напоминала обрезанный снизу банный халат, где сохранился длинный пояс, стянутый двойным узлом. Возраст не определялся.

– Захожу в редакцию, никого нет, – бархатно улыбнулся Сергей.

– Я же здесь, – у блондинки низкий голос, но природный – не прокуренный.

– В прошлый раз здесь было оживленнее, – Сергей постучал зажигалкой по ногтю. – Мне бы хотелось увидеть ка малярийного.

– А мне бы хотелось увидеть вашего деда-героя, – она затушила сигарету, положив окурок рядом с пепельницей. – Марина Комарова. Она же Малярийный и много еще кто. И швец, и жнец в этом… – она хотела назвать нелицеприятный эпитет, но воздержалась. – В редакции. А коллектив редакции – на картошке.

– Какая прелесть! Ну тогда, – Эндерс вынул из кармана визитку и протянул Комаровой. – Сергей. Представляю Академию универсальной социологии, – пожали руки. Таким женщинам руки не целуют, только равноправное рукопожатие. – Прочитал ваш текст в сегодняшнем Вестнике, был впечатлен. Да что там говорить! Поражен! И хотел бы дать некоторые пояснения… может мы с вами где-нибудь по чашечке кофе?

Марина Комарова присмотрелась к лицу Сергея, и твердо сказала:

– Тут не по чашечке, а по рюмочке. А там посмотрим.

Сидели в кафе, имеющем на крыше убойный слоган «Кто охочий до еды, пусть пожалует сюды». Внутри заведение было оформлено в стиле таверны приморского города пиратских времен.

Пригубили алкоголя, и Марина вкратце рассказала свою жизнь, умело обходя вопросы Сергея, которые могли бы выдать ее возраст.

Родилась тут недалеко в таком же городке. Родители были людьми тихими, пришибленными, а дочь – оторва. Так бывает, и довольно часто. Намучились они с ней в детстве, но это было именно детство. А потом появился байк. И это был не мотоспорт, а это был отрыв! Как они гоняли по ночному городу бандой в двадцать машин! Как были проклинаемы за шум! Гоняли и за городом, там и встретила Марина этот лесовоз. Шрам оттуда. Охладела к мотоциклу, но привычка гнать, гнать, гнать уже была в крови. Вот и подалась в журналистику. Увидела на сайте объявление, что требуется в газету журналист. Набросала пару текстов, пришла в редакцию, ее и взяли без проблем. Без образования и без опыта, но там такая зарплата – слезы. А что пишут в таких газетах? А вы внимательно смотрите в календарь. У нас же постоянно то день медика, то день донора, день юриста, шофера. Об этом и писала в рабочем, так сказать, режиме. Но ведь мечталось о славе! О расследованиях. О громких интервью. Не с теми идиотами интервью, которые сами лезут интервьюироваться, а что-то действительно стоящее. Вроде как Юлиан Семенов разговор с деятелем Третьего Рейха. Марине тоже такого хотелось. А время шло и шло. Денег едва хватало. Недолго была замужем, там хоть отъелась маленько. Потом появился материал. Не интервью, но скрытая съемка. Появился в городе вербовщик. Как она к нему в доверие втерлась – профессиональная тайна. А там на записи сидит этот урод вербовщик, к нему приходит парень, рассказывает, что служил в ВДВ, а в мирной жизни ему не живется, хочет воевать. Этот урод объявляет условия: сколько денег, когда ехать, кто встретит, что придется делать. И напоследок: а за кого воевать желаешь? Парень, конечно, хмурится, говорит – за наших. Другой нанялся на противоположную сторону конфликта. Такая была, съемка, Марина думала – бомба! И куда с ней? Не в родную же газету. Разместила в Интернете. Думала, ну рванет, бомба же. И сорок два просмотра. И все! Сорок два – это… это… Школьник плюнет на три метра, снимет, разместит, и то будет больше просмотров. Марина сама с разных адресов раз двести заходила и смотрела свой материал – сорок два просмотра. По ходу кто-то решил ей просмотры не накручивать! Не иначе сам Марк Цукерберг распорядился. Вот так. Был еще один случай. Губернатор области вручил боевые награды – как бы запоздали награды – нескольким ребятам за выполнение боевой задачи на Северном Кавказе. У одного из них Марина отправилась брать интервью. Интервью перетекло в пьянку, пьянка перетекла… неважно. Но она, не забывая свою задачу, все допытывалась: Юр, Юр, ну расскажи. Что там? Дагестан да? В один момент Юра и не выдержал: не был я ни в каком Дагестане. Медаль? За аэропорт в этом самом. Вру? Я оттуда и в Сеть выкладывал, да только теперь это заблокировано. Телефоны у нас забрали. Но отправлял ММС-ку корешу, она сохранилась. Я у кореша скопировал. Высказался Юра, будто груз с плеч. А Марина – уши торчком. Был в зоне боевых действий, а это солдат-срочник! Ведь сколько споров идет о том были ли там российские регулярные войска. А тут такой материал. И куда с ним? Написала письмо во все возможные оппозиционные газеты, сайты, радио – давайте проведем журналистское расследование. Ваши средства и мое участие, и мы нароем. Ни ответа, ни привета. Наверное, им не надо, зачем напрягаться. Где она, журналистика? Были и еще попытки прорваться, но все не увенчались успехом. Но врагов в том городе Марина нажить успела. Поэтому, когда тетка умерла, оставив ей квартиру, Марина перебралась в Тургород. Устроилась в «Вестник». Верит ли она, что ей еще представится шанс? Почти нет. Но иногда… бывает выпьешь в одиночестве… А вдруг появится спрос на настоящую, профессиональную, хлесткую журналистику! Да и не только на журналистику – на профессионализм! Должно же когда-то кончиться это время. Время дилетантов.

Такую историю вытащил Эндерс из Марины. Впоследствии он признал, что она из него вытащила больше.

***

Около часу дня, когда офисные люди ходят на обед, на главной площади Тургорода появилось уникальная особь. Это был страдающий молодой человек в темных очках, в зауженных джинсах и тяжелых армейских ботинках. Поверх толстого свитера на нем была натянута желтая футболка, но самое примечательное в этом персонаже – прическа. Африканская прическа с дредами и разноцветными лентами. В руках он держал широкую картонку, на которой яркими буквами было выведено «PEAСE! РАКЕТНЫЕ ВОЙСКА ИЗ ГОРОДА ВОН!!!».

Горожане не оставались равнодушными.

– Вот ушлепок!

– Дебилоид! Тварь пиндосская.

– А я был в том армейском городке. Нормально эти ракетчики обустроились.

– Я нет…. Раппопорт не согласен. Прически у нас, конечно, похожие…

– Обрить его, и в армию! Там уму научат!

– Вот и мой внук такой же. Цельными днями все ходит и ходит без дела…

– Я б его уработал прям здесь, тока вон мусора. Я ж на условке…

– Я тоже пацифист, но тут чего протестовать. Ракеты нужны.

– Ты, Наташ, спрашивала, что такое пятая колонна…

К пикетчику подошли два молодых полицейских.

– Слышь, обезьяна! Тридцать секунд тебе.

Пикетчик медленно пошел через площадь в направлении гостиницы. Обогнув ее, оказался возле заброшенной стройки и тут на него сзади налетел Пашка Корабел.

Пашка со смехом сорвал с Влада парик, Влад сдернул футболку.

Пашка набросил на плечи Влада куртку и с азартом воскликнул:

– Шухер! Валим!

Они побежали и скрылись в ближайшем дворе. Никто их, разумеется, не преследовал.

***

Тургородское телевидение – это сорокаминутный блок, транслируемый на канале «Россия», сразу после вечернего выпуска новостей.

Сегодня ведущая представила гостя студии, которым был блистательный столичный Боб.

Ведущая была грустна, про нее ходили слухи, что она одна из любовниц пропавшего Стрельникова.

Как вам город? В чем состояла ваша работа у нас?

Боб привычно разглагольствовал, не глядя в объектив камеры, а как бы отвечая милой девушке. Он зашел издалека – с телевидения, процитировав известное кино, что ничего не будет, только телевидение. Интернет он назвал естественным продолжением телевидения. Всем понятен Интернет, что это такое на бытовом уровне, а, допустим, Интернет в социальном аспекте? Много здесь можно чего сказать, однако главное состоит в том, что Интернет, как и телевидение, является инструментом стандартизации жизни и – может это и грубо звучит – стереотипизации человека. Да-да, именно так! Обратите внимание на речь людей. Ведь только что появившийся модный термин или новое жаргонное слово (хайп, зашквар) сразу же становится известно и понятно большинству населения страны и активно употребляется. А жесты (Боб сделал жест кавычек, показал на обеих руках большие пальцы) стали универсальными во всем мире. Тоже самое с мимикой, с движениями, с манерой одеваться, стилем поведения. Унификация. Знаете, при естественном ходе вещей пиццерии и суши-бары никогда бы не прижились, например, на Урале. Однако они там есть. Это и роль рекламы, безусловно, но главное, что это входит в стереотип. Или рэп-музыка! Не может она быть такой популярной! Русский рэп, появившись в девяностые годы, занял свою нишу, обрел определенное число поклонников. Но почему именно сегодня этот жанр стал таким широко востребованным? Интернет! Интернет, который мягко навязывает стереотипы. Ладно, вкусы – это мелочи. Но ведь под стереотип подводятся и жизненные идеалы, мечты человека. То есть, даже на уровне внутренних побуждений человека происходит тотальная унификация. И вот у нас постепенно появляются одни и те же поведенческие реакции и эмоции становятся стандартными.

А что произойдет дальше? А дальше национальная культура перестает воспроизводиться в социальных практиках. Культура замирает, а замерев, она представляет интерес только для исследователей. По поводу исследователей. По старым фильмам и книгам знаем, что существовала такая работа – собирать фольклор? То есть, в одной деревне существовали свои предания и напевы, а в соседней – совершенно другие сказки и частушки. Или городской фольклор! Раньше в каждом городе существовала своя версия песни «Фантом». Там, где летчик Ли Си Цын, помните? Даже манера обустраивать жилье в каждом городе была своя. И разные виды досуга тоже. А сейчас? Что в Калининграде, что в Находке – кинотеатры (одни и те же), рестораны (одни и те же), фитнесс. О Господи, фитнесс!! Зачем?.. Или мышление. Когда я учился в университете, у нас была компания из пяти человек. И когда мы разговаривали на политические, исторические, филологические, да какие угодно темы, у нас было пять мнений. Пять мнений, обоснованных личным опытом, опытом близких, прочитанными книгами, собственными умозаключениями, чем угодно. Пять мнений было, но мы могли с легкостью предположить еще пятнадцать других мнений по любому значимому вопросу. А сегодня я беседую с молодыми и не очень молодыми людьми, много беседую, что я вижу? Существует только два мнения. Только два! И притом не своих, но ощущаемых как свои. Это мнения, состоящие в том, что первые согласны с позицией одной тусовки, с ее лидерами, вторые бездумно присоединяются к другой тусовке. Все! Такое черно-белое мышление. Даже не мышление, а присоединение! Когда мыслить-то? Все это очень печально на самом деле. И теперь смотрим на ваш город. Тургород. А тут мы обнаруживаем, что современные тенденции не вполне затронули жителей. Не вполне еще здесь произошла унификация, не стал еще Тургород стандартным. Это жутко интересно.

Тут Боб вздохнул глубоко и сразу же их думающего интеллигентного человека превратился в политолога из телешоу.

А это значит, заговорил он голосом мрачного пророка, это значит, что международные монополистические компании и подчиненные им правительства государств приложат все силы, чтобы уничтожить Турогород. Стереть его с лица земли! Они не пожалеют никаких сил и средств для этого. Будьте бдительны! Гиммлер мечтал уничтожить Тургород! Всегда враждебные силы об этом мечтали, но Тургород выстоял! Ваш город снова в опасности!

Только что нормально говорил, и вот опять.

Выглядело это все довольно погано, и нас покоробило. И тогда мы хакеры-доброжелатели провернули одну штуку. С электронного адреса Боба на адрес одного уважаемого экономического издания пришло письмо, в котором автор доводил до сведения общественности, что высказанные им какое-то время назад соображения о возможном кризисе в компании «Би эС Ка» не соответствуют действительности и носят заказной характер. Дело в том, что холдинг небезызвестного господина Вдовина собирается приобрести «Би эС Ка», для чего и нужны распространяемые якобы инсайдерские сведения о кризисе в этой компании. Одним из спикеров информационной атаки выступил ваш покорный слуга, за что он и приносит свои глубочайшие извинения. В реальности никаких оснований для банкротства или падения курса акций «Би эС Ка» нет.

В уважаемом экономическом издании подохренели от такой малявы и принялись перезванивать фигуранту. Фигурант ответил и подтвердил подлинность, изложенной в письме информации и попросил осветить этот момент в вашем достойном СМИ, дабы развеять, дабы исправить.

Такой разговор соорудить не составило труда – образцов голоса объекта в широком доступе полно.

Понаблюдаем, как Боб будет разруливать с этим похожим на «Судзуки Эскудо» Вдовиным.

***

Вечером следующего дня Боб стоял у местного железнодорожного вокзала, чуть в стороне от главного крыльца. Нужный поезд уже на путях. С минуты на минуту должен Эндерс появиться, Пашка и Влад уехали утром на микроавтобусе, принадлежащем одной своей фирме.