Фиолетовые миры. Мистика

Дит разбил одну из сторон сферы и подкрался к старшему гному. Тот брыкался, вертел руками, создавал слишком много опасных телодвижений, и Диту пришлось его убить. Дит достал алмаз из нагрудного кармана гнома, и перед ним открылась дверь в реальность. Дит вышел в коридор своего родного дома и отставил чужое зеркало подальше от домашнего. Он взял что потяжелее, чтобы разбить зеркало, но жена схватила его за руку.

– В чем дело, Тизель?

Он посмотрел в ее глаза, увидел в них гномов.

– Стой, Дит, поздно, они уже захватили не только зеркала в этом доме.

– О чем ты говоришь?!

– Глаза – это ведь тоже зеркала. Когда мы с тобой смотрим друг на друга… между нами с тобой тоже зеркальный коридор. Если ты хочешь их полностью вывести, придется избавиться и от наших глаз. Имеет ли все это смысл теперь?

– Что за чушь?

Дит с болью смотрел на убегающего гнома в глазах жены. Тот бесконечно бежал вдаль, но не удалялся.

– Гномы не так уж и плохи. Чем они тебе мешают?

Дит понял, что дело плохо. Он с размаху разбил зеркало друга, а затем свое, не смотря на вопли жены. Дит вызвал скорую и подошел к Тизель. Он обхватил ее за затылок, и выколол глаза вначале ей, а потом себе.

Дорогая, я куплю тебе новое тело

В самом начале семейной жизни супруги Итенеки лишились работы и обеднели.

Трудная финансовая ситуация вынудила супругов продать женское тело их пары.

Глеклен и его жена, Тасами, оказались вдвоем в теле мужа. Он посмотрел в зеркало и сказал:

– Без паники. Мы поживем так пару лет, и, дорогая, я куплю тебе новое женское тело. У руля тела встану я. Тебе придется потерпеть пару лет.

***

Спустя десять лет Глеклен шел по главной улице Сивапольска, мимо бутиков.

Жена повернула их по-прежнему общую голову к витрине магазина “Дамские страсти”:

– Чудесное платье! Посмотри на этот подол! Он усыпан бисером, как сливочный торт сахарной пудрой!

– Мы обязательно его купим когда-нибудь, – пообещал Глеклен.

Он зашел в переулок, где торговали ношеной одеждой. Купил серый балахон и черные прямые джинсы, – Эти вещи не испортятся от постоянной носки и стирки. Возьмем один крепкий комплект. Стирать будем по ночам, чтобы к утру высохло. Балахон подойдет и для жары и для морозов. Очень практично.

– Посмотри на этот круассан с тертой клубникой! Он пахнет летней лесной землей и теплом солнца!

– Извини, милая, но мы не можем себе этого позволить. Мы купим десятикилограммовый мешок гречки. Проявляться как женщина в нашем мире – роскошь, которая не каждому по карману.

Тасами тихонько заплакала в его голове.

– Тише! – Глеклен сделал громкость мыслей жены на минимум внутри головы, – Будешь проявлять эмоции, когда я выполню свой мужской долг. Сейчас мы не можем терять время на эту ерунду.

Глеклен стал выходить с рынка, где его остановил за руку старик:

– В твоем теле сидит душа женщины?

– Как ты догадался?

– Я видел, как твои глаза пожирают моих танцующих дочерей, их наряды.

– Я рассматривал их в качестве любовниц.

Старик рассмеялся:

– Нет, я знаю этот взгляд. Это была не похоть, а зависть.

Глеклен растерялся.

– Признаться, ты прав. Я ношу в себе душу жены, и коплю деньги на отдельное тело для нее. Тебе кто-нибудь нужен на подработке? Я могу стать водителем для ансамбля твоих дочерей, или буду телохранителем.

– Это все лишнее. Можешь пустить жену к голосовым связкам? Я хочу услышать ее мнение.

– Не могу, у нас уговор.

– Как её зовут?

– Тасами. Знаете, если вы не собираетесь брать меня на работу, я лучше пойду.

Старик встал со столешницы своего прилавка и взял Глеклена за плечи, крикнул в его лицо:

– Тасами! Тасами!

– Убери руки, старик!

– Тасами! – глаза старика вспыхнули ярко-желтым светом.

Глеклен начал разворачивать старика, чтобы заломить ему руки, как вдруг его ослепило желтым цветом, сознание растворилось в свечении стариковских глаз.

Глаза Глеклена пару раз моргнули. Он, казалось бы прежний, сказал:

– Здравствуй, я – Тасами, – якобы Глеклен улыбнулся, но то была его жена в теле мужа.

Старик удовлетворенно кивнул и сел обратно за прилавок:

– Здравствуй, Тасами. То, что я скажу, не для ушей Глеклена, только для тебя. Я помогаю таким как ты заработать на женское тело.

– Вы дадите нам денег?

– Нет, я не об этом, – рассмеялся тот. – Сколько лет твой муж занимается вытаскиванием вас из нищеты?

– Десять, – ответила Тасами дрожащим голосом.

– Ты знаешь, что это означает?

Тасами отвела взгляд. Старик взял ее лицо и повернул к себе:

– Посмотри на меня. Твой муж не может вытащить вас из нищеты.

– Может, – хныкнула Тасами. В глубине души она подозревала, что так и есть, но не хотела терять веру в мужа.

– Нет. Он никогда не купит тебе женское тело.

– Вы нас не знаете!

– Я таких как вы каждый день вижу. Мужчины, захватившие души жен – это в основном те, кто посещают наш рынок, – объяснил старый дед.

Тасами оглядела толпу вокруг. Действительно, одни мужчины, в рваной одежде, неприметные, грозные.

– Что же мне делать?

– Захвати управление телом Глеклена, – Старик залез под прилавок а потом вытащил оттуда маленький мешочек, – а потом сыпь вот этот желтый порошок с утра в ваш утренний чай. Говори, что это настой одуванчиков. Этот порошок будет подавлять сознание Глеклена.

Тасами взяла трясущимися руками холщевый мешочек из рук старика.

В это же мгновение Тасами потеряла управление – сознание Глеклена очнулось.

– Что ты с нами сделал? – спросил он у старика.

Старик уже стоял спиной, он о чем-то лепетал с дочерью-танцовщицей, выглядел отстраненным и потерявшим интерес. Глеклен разозлился:

– Черт с тобой!

Он быстро вышел с рынка. Вернулся домой, перекусил хлебом и остаток дня провел в магазине рядом с домом – помогал хозяйке магазина с документацией за еду и доброе слово.

Под ночь Глеклен нашел в карманах мешочек с порошком и спросил у жены, откуда взялся мешок.

– Его дал старик, – чистосердечно призналась Тасами. – Умоляю, не выбрасывай его!

– Для чего этот порошок?

– Старик сказал, что порошок поможет мне.

– Я тебе помогаю Тасами, а не какой-то старик!

Глеклен бросил порошок в коробку рядом с кухонным столом и лег спать.

Ночью Тасами не спала, старалась навлечь на Глеклена сон о том, что желтый порошок поможет. Но утром Глеклен не захотел его пить.

Три дня Тасами терпела, пока не наступило ее день рождение.

Глеклен купил ей небесно-голубое скромное платье из шифона и положил в шкаф: на будущее. Там уже лежало около десяти платьев, для женского тела, которого у них не было.

– Дорогой, можно тебя попросить еще об одном подарке?

– Я выложил последние деньги на платье. Остальные хранятся для тела. Что же еще ты хочешь?

– Ты любишь меня?

– Да.

– Выпей желтый порошок завтра утром.

Глеклен задумался. Тасами уже думала взять свои слова назад, как муж ответил:

– Хорошо.

Утром супруги проснулись, как обычно около восьми часов. Глеклен долго собирался, он заметно нервничал. Уже начал одевать обувь, как вдруг пошел на кухню и мокрыми от волнения руками взял стакан, насыпал туда желтого порошка, постоял минуту. Залил кипятком. Перемешал и выпил маленькими глотками. Его сознание ослабло и отступило.

Тасами почувствовала, что может двигать телом мужа. Это было так непривычно, что она еле дошла до входной двери, держась за стену. Ее шатало. Натянула на ноги мужа обувь, осторожно стала спускаться по лестничной площадке к выходу из подъезда. Все звуки казались чересчур громкими. На улицах лаяли собаки, а солнце слепило. Тасами теребила сумку. Она уже более уверенно держалась на ногах, быстро шла к дому своих родителей. что находился в престижном частном секторе.

Вначале Тасами долго упрашивала охрану открыть ей ворота, так как родители наказали не пускать Глеклена. Потом Тасами, в теле мужа, прошла на родительскую землю, пересекла теннисный корт и взбежала по мраморным ступеням. Там уже стоял ее отец – напряженный, со свернутыми на груди руками.

– Не подходи! – угрожающе сказал отец Тасами.

– Позвольте, я объясню.

Тут сознание Глеклена проснулось, но он сдержал мгновенный импульс тут же выместить жену от руля управления их общим телом, и решил приглядеться к тому, что она делает. Он осознал, что жена пришла к своему отцу – она давно предлагала Глеклену попросить помощи у ее родителей, но он всегда отказывался из принципа: он хотел сам вылезти из нищеты и доказать всем, чего он стоит.

Глеклен увидел, как тесть обращается к нему с веранды:

– Я вижу, ты осмелился прийти без нашей дочери. По-прежнему скрываешь ее? Мы не видели ее десять лет. Как ты это объяснишь?

– Я продал ее тело, – сказала Тасами губами мужа, – нам нужны деньги на новое.

– Что ты сказал? – отец подошел к зятю и взял его за грудки. – Вы теперь одни из таких неприкаянных пар? Почему ты молчал?!

– Нам срочно нужны деньги, отец, – промолвила Тасами губами Глеклена. Глеклен оторопело наблюдал за происходящим, и изо всех сил сдерживался, чтобы не вмешаться.

Отец отступил. Его подбородок задрожал, а морщины собрались в уголках глаз. Он ушел в дом молча, вернулся с кипой наличных.

– Бери, – отец заглянул в глаза Глеклена, будто искал в них что-то, – И возвращайся. Возвращайтесь оба.

Тасами не выдержала и заплакала. Глаза отца тоже блестели. Тасами отвернулась и быстро пошла прочь с зеленой лужайки, за изгородь, на улицу.

Там она в спешке приняла того разведенного желтого порошка из термоса, и сознание Глеклена вновь померкло.

Тасами прижала к груди сумку с деньгами и бежала к торговому центру «Воплато». Тот находился в центре и горел яркими белыми огнями. Уже стемнело. По торговому центру разливалась музыка: звенели тысячи бубенцов, они создавали сплошной гармонизирующий фон, энергетически заряженное пространство.

Все стены центра – из стекла. А внутри – идеальные голые тела. Никакого бесстыдства; от них не веяло чем-то пошлым. Они смотрелись, как греческие статуи. Ряды стеклянных витрин и бесконечно тянущиеся ряды тел на любой вкус.

Тасами нашла кассы.

– Здравствуйте, я хочу купить тело.

Ей улыбнулась красивая продавщица:

– Это прекрасно! – она протянула руку с безупречным маникюром. На бейджике значилось «Ани».

– Мне нужно женское тело, – Тасами достала собственное фото, передала его консультанту, и развернула бумажный листок из грудного кармана, потом с волнением в голосе стала зачитывать оттуда, – Рост 155, глаза – светло-карие. Волосы прямые, телосложение астеническое, фигура – треугольник.

– Подождите, помедленнее!

Тасами руками Глеклена развернула листок к девушке Ани. Та объяснила:

– Вы хотите тело, похожее на прежнее? Нам нужно проверить склады.

Девушка взяла фото и помятый листок. Она долго цокала каблуками, пока удалялась в дальние отделы центра. Тасами села на пластмассовую скамейку, напоминающую мебель для кукол.

Прошло пару часов. Тасами уже раз пятнадцать подходила к кассе и спрашивала, куда делась первая продавщица Ани и когда ей принесут товар. Ей отвечали, что всё под контролем, и стоит подождать еще чуть-чуть. От нервов она еще два раза глотнула из термоса: меньше всего ей хотелось, чтобы муж застал ее на полпути к цели.

Тасами поднялась вновь и решительно пошла в направлении склада – так или иначе, даже если тело не подбирается, она хотела вернуть фотографию и лист с параметрами.

На двери склада значилось «вход запрещен». Она положила руку мужа на дверную ручку, и тут ее стали поворачивать с другой стороны. Вышла Ани.

– О, вы здесь! Вам сюда нельзя. Тела по вашим параметрам давно уже не выпускаются. Это старые модели. У нас есть линейка новых, хотите взглянуть?

– Я давала… давал вам лист, – сказала Тасами голосом мужа, – Где он?

– Какой лист? Пойдемте к центральной кассе, я покажу вам базу тел на сегодняшний день.

Тасами сделала усилие, чтобы согласиться. Продавщица усадила посетителя за большой монитор и пролистывала базу с мобильного пульта встроенного в часы на своей руке:

– Видите? Здесь мы имеем усовершенствованный скелет, работу внутренних органов, и, самое главное, если вы ищете действительно качественный товар – тела серии «Стабис», где докрутили настройки работы гормональной системы. Мир в них чувствуется более четким, ясным и по статистике меньше процентов случаев потери управления. Присутствие сознания – 10% по шкале Деббинга – это существенно, поверьте.

– Хорошо, я хочу посмотреть вот эту модель.

Ани провела тело супругов к нужной витрине, открыла ее ключом. Тасами осмотрела женское тело – незнакомые для себя черты. Кожа здесь была более бледной, волосы светлые, пропорции другие. Но Тасами чувствовала в себе готовность ассоциировать себя с этой незнакомой женщиной. Ани надела перчатки и раскрыла телу глаза, чтобы показать их голубой цвет. Тасами кивнула, в теле мужа, и попросила упаковать покупку.

Денег, к ее ужасу, еле хватило. Их несколько раз пересчитывали, чтобы убедиться, что сумма набрана.

На последние крохи Тасами доехала до ближайшего бесплатного пункта подключения. Она встала в очередь со своей коробкой на колесиках в будку на углу улицы. Туда заходили люди по очереди, дверь закрывалась, а сквозь щель было видно, как вспыхивал свет, словно происходило рождение звезды.

В очереди стояли простые люди, но было и несколько розовощеких счастливцев. Некоторые везли за собой не только громадные коробки, как из-под холодильника, но и нечто, напоминающее урну для праха. Там удерживались души.

Подошел черед Тасами. Она вошла в будку и увидела операционный стол и пару уставших и раздраженных врачей.

– Сюда – новое тело. Сюда – сами ложитесь, – бросил тот, чьи волосы были более всклоченные.

– Кого переселяем?

Она достала из сумки документы. Второй врач бегло проверил их. Тасами села на стол, как в трансе, сказала:

– Мы супруги Итенеки в теле мужа. Я, Тасами Итенеки, хочу переселиться в женское тело.

Тасами много лет мечтала произнести эти слова, но сейчас они прозвучали блекло. Не запахло розами, и муж не поцеловал ее в губы, чтобы поздравить с этим знаменательным моментом.

– Вы уверены?

Тасами оглянулась на врачей.

– Это стандартный вопрос. Мы обязаны спросить.

– Да, я уверена.

И ей мгновенно сделали укол. Сознание растворилось в темноте.

***

Тасами проснулась, открыла глаза и зажмурилась. Ее перебрало мурашками от холода. Она огляделась и увидела, что они сидят с мужем в парке на витиеватой скамейке в стиле рококо. Утро. Она – голая, прикрытая рубашкой мужа. Сумки нет.

Муж пришел в себя. Он напряженно разглядывал незнакомку рядом.

Тасами улыбнулась ему:

– Это я, Тасами, в новом теле.

Глаза Глеклена расширились, в них стояло изумление.

– Почему ты решила так поступить со мной?

– Я… я хотела все прекратить.

– Но мы договаривались! Оставалось потерпеть пару лет! – повысил голос муж, и с веток ближайших деревьев сорвались птицы.

Тасами встала, хотела жалобно что-то пролепетать по старой привычке, а потом прокричала не менее громко, чем муж:

– Я больше не могла позволить себе терпеть!

Он оторопел. Тихо спросил:

– Неужели я так плохо обошелся с тобой? Ты хочешь сказать, что я настолько плох? Ты хочешь уйти от меня?

– Нет! – воскликнула молодая женщина, – Я просто больше не буду терпеть.

Муж подошел к новой для него женщине и осторожно обнял, прижал ее голову к своей. Тасами не сопротивлялась. Он сказал:

– Я очень сильно извиняюсь. Что мне сделать?

– Давай купим мне новое платье, с той витрины “Дамских страстей”.

– Но оно же стоит, как пятьдесят моих рубашек, – аккуратно запротестовал муж.

– Половину я займу у отца, половину заработаю.

Глеклен прищурил глаза, вглядываясь в Тасами. Он ответил через минуту:

– Определенно, тебе пришлось стать мужчиной, чтобы стать женщиной, если ты понимаешь, что я имею ввиду, – он потер подбородок, – Не переживай, я помогу тебе.

Жена улыбнулась и прыгнула к Глеклену; он ее подхватил и закружил в объятиях. Супруги поцеловались. Восходящее солнце подчеркнуло их силуэты на фоне идеально подстриженного газона и гуляющих по парку лебедей.

Потомки

Тридцать первое февраля

Леля держала на своем дворе тридцать кошек, и у нее не было детей, как и мужчин.

Однажды в её дом-гостиницу поселилась милая женщина, она гостила пол недели, а когда ушла, Леля заметила, что у нее пропали женские дни. Леля переживала, что беременна, но живот все не округлялся.

На девятый месяц при полной луне Леля ощутила схватки и родила котёнка.

То был единственный год, когда в феврале назначили тридцать один день, чтобы подогнать спешащий календарь к космической ситуации.

Никто не должен был знать о таинственном рождении.

Леля растила кошачью дочь, как тридцать первую кошку.

Однажды в её дом приехала гостить компания мужчин. Они заселили все пять пустых комнат и шумно обедали на кухне, тискали многих кошек, и пристали к дочери Леле – Мяукалке.

Леля бросилась к мужчинам, и попросила не трогать Мяукалку. Те засмеялись, а один затаил улыбку.

Через день все мужчины уехали, а этот продлил срок пребывания и присматривался ко всем кошкам. Он долго наблюдал и, наконец, сказал:

– Я хочу выкупить вашу Мяукалку.

– Кошки не продаются, Версей, – ответила Леля.

– Хорошо.

Ночью Версей украл Мяукалку и исчез.

Леля долго рыдала, объявила о пропаже, но кошки терялись в городке постоянно, и никто не мог отнестись к этому достаточно серьезно. Леля пошла в церковь и исповедовалась священнику Иониту о своем горе.

Священника так потрясло откровение о кошке, рожденной человеческой женщиной, что он рассказал об этом верховному отцу. Все монахи и святые отцы пришли к решению, что наказания заслуживают как священник, нарушивший обет молчания, так и Леля, совершившая сделку с темными силами. Но прежде окончательного приговора, они наказали Иониту сопровождать Лелю, чтобы найти дочь-кошку, ибо та не имела права ходить по свету.

В следующие дни Леля заплаканной ходила по улицам родного города, пока внезапно не встретила свою Мяукалку.

Она погладила ее и накормила, а потом привела в церковь всех своих кошек, и сказала:

– Если вы считаете мою дочь порождением дьявола, сами найдите ее, если сможете отличить.

Первым взял слово верховный священник:

– Твоей кошки здесь нет.

– Неверный ответ, – злорадно ответила Леля.

Второй священник подошел и обследовал тридцать одну кошку, и сказал:

– Вот эта! – и показал всем рыжую кошку в полоску.

–—Нет, это не она, – ответила Леля.

Тут из толпы выскочил фанатик, который чаще всех посещал церковь, приставил нож к горлу Лели и прокричал:

– Неужели вы не понимаете, что она дурит нас? Кошка, рожденная человеком будет отличаться от обычных кошек. Мы никогда не узнаем, где она!

– Ты прав, – склонил голову верховный. – Сжечь их.

Ионита и Лелю подняли на сооружение из бревен и привязали к столбам. Верховный отец махнул рукой, и младший служитель опустил факел к бревнам.

Костер полыхал все сильнее, Леля и священник Ионит начали задыхаться в дыму.

Неожиданно из рядов кошек выскочила Мяукалка и прыгнула в огонь, развязала веревки на Леле. Они выбежали из церкви под возмущенные крики окружающих. Но никто не решался ни помочь,ни помешать им.

Кошка привела Лелю в соседний город, в дом Версея, где тот признался, что взял Мяукалку в жены, и благодаря черной магии, ему удалось сделать сына. Поэтому в колыбельке покоился маленький котенок, также не отличимый от обычных кошек.

Леля умилилась и осталась жить, как беглянка, в доме Версея, мужа ее дочери-кошки, отца ее внука-котенка.

По факту по дому ходило только два человека – Леля и Версей. Соседи воспринимали их, как пару супругов; и они действительно обвенчались, чтобы не плодить слухи. Но в быту они не нарушали семейную субординацию – Леля спала одна, а зять с ее дочерью кошкой.

Они никому не открывали тайну своего дома, поэтому умерли в один год, по-своему счастливыми.

Пожизненная беременность

Моя мама, Тельза, росла любвеобильной девочкой.

«Из всех прочих, воспитание Тельзы – многообещающее, – сказал мне голос и это стало первым моим воспоминанием».

Впоследствии я назвал голос Сияющим Светом. И, несмотря на многообещающую мать, я все еще сомневался.

Бабушка и дедушка подарили ей трех щенков, чтобы удовлетворить ее стремление к общению.

Моя мама Тельза кричала и хлопала в ладоши:

– Когда я вырасту, у меня будет большущий дом!

Дедушка Гвин с удовольствием принимал участие в воспитание, любил катать Тельзу на плечах, люил слушать ее смех.

– Я рожу тебе много внуков, папа! – обещала моя мама Тельза. Сияющий Свет мне все показывал. Она бегала по дому как самолет. Соседи вечно жаловались деду Гвину. Обычно он выпроваживал их за дверь, выслушивал нотации, но ничего не высказывал своей девочке. Она радовала его душу. Дедушка Гвин работал в продуктовой компании и единственным лекарством от стресса и всех напастей считал лишь свою дочь.

– Что они сказали? Я громко бегаю?

– Нет, девочка моя, все в порядке. Это собаки громко гавкают. Но ты не беспокойся, я с ними договорился, с собаками…

Нельзя сказать, что дедушка Гвин легко отпустил дочь, когда очередной ухажер спросил ее руки и сердца. Но дед Гвин преодолел себя.

– Позаботься о ней.

– Я позабочусь о ней, – пообещал Герд и увез маму Тельзу в новый трехэтажный дом. Вскоре она забеременела.

Дедушка Гвин приложил руки к животу Тельзы.

– Какое счастье!

Дедушка ярко представил себе своего внука внутри живота – то есть меня.

Так прошло восемь месяцев. И дед, и папа жили как на иголках.

Дедушка Гвин переехал в дом к моим маме и папе, чтобы помогать по хозяйству и разгрузить в бытовых вопросах молодую маму.

– Так! Скоро наступит время рожать!

Но мама Тельза не родила ни через неделю, ни через месяц после этого. В один из дней она вновь мучилась на кушетке в гостиной.

– Со мной что-то не так!

Папа Герд прикладывал влажную тряпку к ее лбу.

Врачи разводили руками; никто не мог сказать, что с ней.

Она не родила ни через пару месяцев, ни через четыре месяца, пять месяцев, ни через год, ни через два.

С тех пор мама ежемесячно проходила осмотр. За ней наблюдало почти все сообщество передовых умов человечества.

Наблюдало и в тот день, когда на девятом месяце я не родился и прекратил развиваться.

– Мы сделаем кесарево, – предложили врачи.

Но мама Тельза с детства боялась операций: с двенадцати лет развившаяся гемофилия, несворачиваемость крови. Операцию отменили. «Кроме того, это отличный шанс понаблюдать за феноменом, – заметил один из наших докторов».

«А Сияющий Свет все наставлял, чтобы я вышел. Я уже честно собирался, но помедлил. Как вдруг обнаружил, что можно не выходить».

Мама Тельза продолжала заниматься хозяйством, вела уроки литературы в лицее для одаренных детей и частенько прикладывала руки к животу, чтобы почувствовать мое движение внутри. Я понимал, что занимаю много места, что служу ей пятнадцати килограммовой обузой и старался особо не надоедать: много спал и отдыхал, веселился вместе с ней лишь, когда она звала меня.

В один из осенних пасмурных деньков мама Тельза прижала руки папы к своему пупку и сказала:

– Сегодня малышу исполняется пять лет. Сегодня он необычайно активен.

Папа Герд знал это ее состояние – каждый год перед потенциальной датой моего рождения она заводилась, как ненормальная, и верила, что вот-вот родит, но я как обычно ее разочаровывал и оставался внутри.

– Я устал, дорогая. Не то, чтобы я тебя не люблю, но я хочу детей.

Они с мамой Тельзой не прекращали половую жизнь, и в самом деле мне даже не мешали. У меня было много своих собственных занятий на это время. Однако новых детей сделать снова у них не получалось – я занимал вакантное место.

– Знаешь, Герд, если судьба, малыш бы подвинулся.

И действительно, я, нерожденный мальчик Экль, в день пятых именин подвинулся. И в животе мамы Тельзы начал развиваться долгожданный второй плод (на который возлагали не меньше надежд, чем на меня).

Око передовых умов пристально следило за ситуацией, готовое в случае чего вмешаться.

– Я волнуюсь, Герд. Что, если они оба погибнут?

– Нет. Мы не будем думать об этом.