Вкус порока

И тут я понес какую-то ахинею. Краска залила лицо, я так вошел во вкус, что сам поверил! Все валится из рук, голова не варит. Я знал, что нельзя сворачивать, но… мне уже все равно, господин полицейский. Хоть десять тысяч рублей, хоть сто. Может, хоть вы поймете? Такая женщина, мечта поэта, любовь с десятого класса – свадьба через месяц. Счастливейший человек на свете – и никогда не нарушал ПДД! И вдруг трагедия, конец света, жизнь кувырком! Объявление о разрыве, роман с начальником, который через месяц везет ее на Канары, а впоследствии под венец! Тьма, опустошение, и мне уже плевать, как сложится дальнейшая жизнь! Я так увлекся, что к середине трагического повествования даже сорвался на фальцет.

Дрогнула ручка в руке сержанта. Вывела слово и снова дрогнула. Он слушал. Я оборвал монолог на полуслове и с душераздирающей скорбью уставился в лобовое стекло.

– Да уж… – пробормотал инспектор… и вдруг сложил пополам недописанный протокол! Я мельком глянул ему в глаза. Он так смотрел, словно мы с ним уже выпили. Гаишник поколебался и вернул водительские документы.

– Ладно, идите, – его голос тоже просел, – На первый раз прощается. Но больше так не делайте. Счастливого пути… и выбейте из головы эту дуру.

Садясь в машину, я сгорал от стыда. Тронулся, не глядя на доктора. И только у светофора, встав на красный, выпустил пар.

– Гипотеза подтвердилась – не без самодовольства сообщил Краузе. Он все понял по моему лицу и ехидно ухмылялся, – А вы молодец, без запинки выполняете предписания.

– Что это было, Александр Петрович?

– Я психолог, Дмитрий Сергеевич. Говорят, неплохой. Должен разбираться в людях. И не только анализировать их речь, но и невербальные реакции: жесты, мимику, позы, степень напряжения и расслабленности мышц лица. Самое важное в человеке – его лицо. Слышали про науку физиогномику? У человека неприятности, не связанные с работой. В глазах печаль и меланхолия – вряд ли кто-то умер. Отсутствующий взгляд, печальная поволока, замедленность движений – увы, не сказывающаяся на профессиональных навыках. Я сделал вывод, что у парня тяжелые потери на личном фронте. И вот он встречает такого же – раздавленного, понимает, что он не один, кому-то еще хуже, и жизнь, как ни странно, продолжается. Гаишник сентиментален, в иной ситуации вы бы у него поплясали. Но тут сиюминутный порыв щедрости – мол, пусть гуляет, ему и так досталось…

– Но этого мало для полной уверенности, – возразил я.

– Мало? – удивился Краузе, – Хорошо, добавлю. У инспектора редкий цвет глаз – синий – что свидетельствует об эгоизме, самомнении, но в то же время о романтических наклонностях. Такие люди поддаются порывам. Треугольное лицо, немного закругленный подбородок – что говорит о высокой чувствительности. Несомкнутые, расслабленные губы – признак отнюдь не железной воли. Достаточно? Пусть каждый из признаков сам по себе не определитель, но взятые вместе они формируют картину. И даже учитывая его работу – отнюдь не способствующую романтизму и чувственности… Он молодой, еще не зачерствел.

– Меломанию лечите? – спросил я на следующем перекрестке.

– Поясните.

– Сосед за стенкой. Парню восемнадцать лет. Не наркоман, не пьет, не балбес – где-то учится. С небольшими тараканами, но кто без них? Заводит хип-хоп и техно-поп так, что мебель падает. И невозможно объяснить, что это нарушает правила человеческого общежития. А стены в доме, сами понимаете. Предвосхищаю ваш совет: бить жалко. Хрупкий молодой человек с тонкой душевной организацией. Родителей нет, всыпать некому, проживает с глухой бабкой, которой его музыка глубоко по барабану. Полиция бессильна, ведь он не буянит? Контрмеры не работают: однажды прислонил динамик к стене, запустил шансон – весь дом полёг, а этому хоть бы хны, открыл для себя много нового, потом где-то добыл ремиксы Евгения Кемеровского…

– Ну, это элементарно, – добродушно прогудел Краузе, – Не гей, полагаю?

– Девчонок водит. Каждую неделю – новую. Под музыку и занимаются…

– Расскажите человеку про невроз навязчивых состояний, ведущий к частичной, а впоследствии и полной импотенции. Это, кстати, не преувеличение. Через год-другой начнутся проблемы, и тишина уже не поможет. Поговорите с парнем, спасите его от надвигающейся катастрофы… если, конечно, полностью исключаете силовое воздействие.

Я задумался. Решение казалось простым, и было непонятно, почему я сам до него не додумался.

– Приехали, – сообщил Краузе. Мы приближались к деловому центру – нелепому сооружению переменной этажности, – Заезжайте на парковку.

Я задумался: зачем заезжать на парковку, если можно просто высадить пассажира? Машинально повернул на запруженную транспортом стоянку, нашел свободное место. Заглушил двигатель и поймал на себе задумчивый взгляд пассажира.

– Раз уж вы убили на меня столько времени, Дмитрий Сергеевич… не окажете последнюю услугу?

И вновь не хватило воли отправить его подальше и заняться, наконец, своими делами.

– Что изволите, Александр Петрович?

– Отлично. Сейчас мы войдем в здание, потопчемся на вахте, потом поднимемся в лифте на четвертый этаж. Фирма «Эпсико», информационные технологии и все такое. Большая уважаемая организация. Вам следует меня сопровождать, не открывая рта. Говорить буду я. Запомнили? Ни о чем не спрашивайте и строго выполняйте инструкции. Какой бы поступок я ни совершил – держите рот на замке. Следите за моими жестами, ждите, пока подам знак.

– Какой еще знак?

– Твердый, – Краузе ухмыльнулся.

Предприятие попахивало авантюрой, но я не смог отказаться. Доктор не был в фирме «Эпсико» персоной нон грата – с вахты позвонил, скатился взволнованный плешивый колобок и что-то зашептал ему на ухо. Краузе снисходительно выслушал и кивнул. Колобок испарился, мы взлетели в лифте на четвертый этаж и оказались в пальмовом раю. Здесь находился «зал ожидания». Мы сидели на мягких кожаных диванах и ждали у моря погоды. Я зевал, поглядывал на проходящих девушек в деловых нарядах. А доктор Краузе задумчиво меня созерцал. Казалось, он колеблется, не может принять решение. Потом он встал, размял ноги, снял плащ, аккуратно свернул его и положил на диван, предварительно исследовав поверхность на предмет бактерий. Забрался в кожаный портфель, вынул блокнот и стал бегло писать, постреливая в меня глазами – очевидно, я служил источником вдохновения. Проплыла, покачивая бедрами, сексапильная сотрудница компании – я отвлекся, а когда вернулся в исходное положение, на меня смотрели насмешливые глаза. Доктор уже не писал, поигрывал блокнотом.

– Признайтесь, Дмитрий Сергеевич, вам бы хотелось заглянуть в ее богатый внутренний мир?

Я не остался в долгу.

– Человек, по Фрейду, эротическое существо, управляемое бессознательными инстинктами.

– Но ваши инстинкты вполне осознанные, – доктор сардонически засмеялся.

Я бы нашел, что ответить, но тут возникло очередное непорочное создание, сообщило ангельским голоском, что все собрались, мы можем зайти, и очень жаль, что нам пришлось ждать. Доктор Краузе устремился в узкий коридор, забыв на диване плащ. Я хотел его окликнуть, но передумал: был приказ помалкивать. Спустя минуту мы находились в огромном кабинете. Половину пространства занимал стол и приставленные к нему стулья. «Офисным талисманом» служила морская черепаха, смотрящая дурными глазами из аквариума. Очевидно, неприязненные отношения сложились у доктора не только с кошками: он брезгливо покосился на «Тортиллу» и обошел ее дальней дорогой.

– Ба, кого мы видим, – сказала бледная дама средних лет с замысловатой прической, – Поприветствуем, господа. Доктор Краузе. С каких это пор наше руководство прибегает к услугам психоаналитиков? Ах, простите, гениальных психоаналитиков. Какими судьбами, добрый доктор? – очевидно, эти двое встречались не впервые, и встречи не доставляли обоюдного удовольствия.

– По объявлению в газете, мэм, исключительно по объявлению… – Краузе улыбался располагающей улыбкой. Я не верил своим глазами – разве этот человек способен улыбаться располагающей улыбкой?

– Вы обзавелись биографом… – продолжала издеваться дама.

– Присаживайтесь, Дмитрий Сергеевич, – Краузе показал на стул в углу, – Это мой помощник, господа. В некотором роде, практикант. Давайте сделаем вид, что его здесь нет.

– Я ничего не понимаю, – проворчал упитанный низкорослый субъект с физиономией бульдога, – Генеральный отправил меня сюда, сказал, что так надо. Что тут, ради бога, происходит?

– Я тоже не понимаю, – подал голос субтильный нервный тип примерно моего возраста, – К нам пришла переаттестация? Как в полиции? Нас теперь проверяют на благонадежность и профессиональное соответствие посредством психоанализа?

– Генеральный считает, что нам нечем заняться, – бледная дама демонстративно взглянула на часы, – Ну, давайте, гениальный вы наш, переходите к групповой терапии.

– Рад приветствовать вас, господа, – продолжал источать любезность Краузе, – Предлагаю не ссориться, а просто поговорить. Просьба учесть, что все происходящее – инициатива вашего руководства, отнюдь не моя. Почему такое происходит – один из вас понимает, остальным не стоит ломать головы. Считайте это психологическим тестом на профпригодность. У нас всего час. За это время никто из кабинета не выйдет. А если попытается, об этом будет немедленно сообщено гендиректору. Просьба не нервничать, не возмущаться, отвечать на вопросы – какими бы абсурдными они ни казались. Желающие могут говорить правду… впрочем, дело ваше – говорите все, что хотите. Это не испытание на детекторе лжи.

– Безобразие, – сказала дама, – Занимаетесь подработкой? Вам не хватает денег?

– Мы в засаде, – неуверенно пошутил «бульдог», – Не понимаю, что за блажь нашла на генерального. Что-то случилось в фирме?

– Что бы ни случилось, я буду жаловаться, – визгливо пообещал тощий.

Началась беседа… и меня неудержимо потянуло в сон. Я сидел в углу и искренне недоумевал, почему я здесь? Но инструкции помнил – следил за доктором. Он восседал на стуле, выбрав «правильную» позицию: за спиной никого, все трое – перед глазами. Имен и отчеств я не запоминал, уловил лишь, что бледная дама является одним из замов генерального, нервный и тощий – ведущий специалист по IT-технологиям, а «бульдог» руководит отделом внешних коммуникаций или что-то в этом духе. Несколько раз эта троица бунтовала, дама дерзила, тощий грозился карами, «бульдог» порывался уйти – но дверь так и осталась закрытой. Постепенно бушующее море улеглось, и под расплывчатые ответы на бессмысленные вопросы я вступил в решающую фазу по борьбе со сном. Доктор Краузе выяснял у присутствующих их отношение к коллегам по работе, довольны ли они зарплатой, имеют ли предложения по повышению эффективности, как относятся к руководству, ценят ли его. Спрашивал о семье, об увлечениях вне работы. Отвечали не хором – а тот, к кому обращались. Я проснулся на вопросе: привлекались ли господа к охране коммерческих секретов фирмы. Краузе гневно косил в мою сторону: не спать! Они ворчливо отвечали, сыпали специальными терминами. Доктор слушал, что-то записывал в блокнот. Спросил про любимый цвет, прослушал ответы. Поинтересовался отношением аудитории к серебристо-желтым оттенкам. Выслушал гневные рулады, снова что-то записал. И вся эта муть продолжалась минут сорок. Потом он громко кашлянул – я вскинул голову. Доктор сидел ко мне левым боком, блокнот лежал на коленях, левая рука свисала к перекладине стула. «Ложное срабатывание», – подумал я. Присутствующие угрюмо взирали на своего мучителя. Бледная дама превращалась в статую Снежной королевы, «бульдог» готовился залаять, худосочный невротик ломал пальцы. И тут из сжатого кулака доктора Краузе выстрелили четыре пальца. Через секунду – еще один. Это мог видеть только я. Он покосился в мою сторону, убедился, что я не сплю. Повторил манипуляцию: четыре пальца, один палец.

– Ладно, господа, – вздохнул он, – У нас осталось двадцать минут. Проведем их с пользой. Имею еще ряд вопросов… Жарковато у вас… – он посмотрел вокруг себя, сморщил лоб, – Странно, неужели я оставил в холле свой плащ? Дмитрий Сергеевич, – повернул он голову, – не откажите в услуге, принесите, пожалуйста. Я оставил в кармане свой платок. Надеюсь, ему не приделали ноги? – последний вопрос адресовался аудитории.

– В нашей фирме не принято красть, – проворчал «бульдог».

– Кому он нужен, ваш плащ? – фыркнул невротик.

– Хоть бы украли… – размечталась дама.

Я вспыхнул – из меня делали мальчика «принеси-подай». А доктор Краузе уже забыл, о чем просил, стал допытываться у дамы, не хочет ли она уехать в страну, где нет экстрадиции? Дама перестала бледнеть, покрылась румянцем – цветом стыдливости и оскорбленной добродетели. А я уже пробирался к выходу, проклиная свою мягкотелость.

Живых существ в «пальмовом раю» не было, плащ доктора лежал на диване в свернутом виде. Я взял его… и удивился. Под плащом лежал листок, вырванный из блокнота. Тот самый, на котором Краузе что-то писал. Я еще раз осмотрелся. Мелькнула мысль: не читать, сунуть в карман, вернуть доктору. Всему есть предел. Мы даже незнакомы! Излишне говорить, что я прибрал записку и прочитал. У доктора был мелкий, волнообразный, но в целом разборчивый почерк. «Дмитрий Сергеевич, это серьезно, отнеситесь ответственно. Я вынужден на вас положиться. Номер, показанный пальцами – идите в этот кабинет. По крайней мере, попытайтесь в него попасть. Виновного я вычислю, но знания – ничто, если нет доказательств. Ищите диск с серовато-желтым напылением на нерабочей стороне. Повторяю, это важно, об ответственности не думайте. Вам заплатят».

Это походило на бред сивой кобылы. Как меня угораздило? Ведь Юрий Иванович доходчиво объяснил, от кого следует держаться подальше!

Ноги понесли, хотя я им ничего не приказывал. Помещение под номером сорок один располагалось в глубине полутемного коридора, где почти не появлялись сотрудники. Я дошел до двери на ватных ногах, выглянул на лестницу. Сердце сжалось. Я вернулся. На двери висела табличка, но буквы плясали, я не мог их прочесть. Мимо прошмыгнул незнакомый тип с папкой под мышкой – и воцарилось безмолвие. Это было просто глупо! Я потянул дверь, она открылась. Поздороваюсь и уйду… За дверью находилась приемная. Боком ко мне сидела секретарша – крупная, мужеобразная, основательно за сорок. Повернула голову… но я уже закрыл дверь, обливаясь потом и горя, как маковое поле. Что и требовалось доказать. Я тронулся в обратный путь, на выходе в холл сделал остановку… и мимо меня прошла та самая секретарша! Покосилась – что за тело перекрыло дорогу? Под мышкой она сжимала стопку скоросшивателей, а плечом вдавливала в ухо трубку радиотелефона.

– Да, Ангелина Юрьевна, через пару минут я спущусь в архив, уже собрала материалы, отберете нужные… – у нее был скрипучий голос, и я удивился – неужели бывают такие секретарши? Видимо, только у трудоголиков…

Дама исчезла в боковом ответвлении, загудел лифт. Бес вцепился в ребро. Несколько минут в распоряжении, вдруг она не закрыла дверь? Я помчался обратно, дернул ручку. Открыто! Испарина градом. Я повертел головой, вошел. В приемной не было ничего интересного (в записке про приемную не говорилось). Дверь справа от стола секретаря – солидная, тяжелая. А ведь разбудили во мне авантюриста! Я потянул за ручку, дверь открылась. Кабинет был небольшой, но стильно обставлен. Тумбочка с аппаратурой, два плоских монитора на массивном бюро, серые шкафы из IKEA, занавеска между шкафами, несколько выбивающаяся из контекста. Из форточки доносился уличный гул. Отступать было поздно – я начал обшаривать помещение. Выдвинул ящики из бюро, проигнорировав не распечатанную бутылку французского коньяка, перебрал содержимое – в основном, канцелярскую продукцию. Распечатал несколько коробок с дисками, проверил дисководы у компьютеров. Пробежался по тумбочке – внешние накопители, мультимедийный плеер (у этих штук вообще никаких дисководов нет), принтер, сканер, LCD-телевизор. Кинулся к окну, снял экран, прикрывающий батарею, чертыхаясь, установил обратно. Метнулся к шкафам, начал выхватывать папки. Да здесь просто «прозрачный» человек работает! И похолодел… В приемной покашливали. Секретарша вернулась! Я схватился за голову – спалили, Дмитрий Сергеевич! И похолодел еще сильнее: скрипнула половица под дверью. Я не закрыл ее до конца. Инстинкты работали: я отпрянул от шкафа и метнулся за занавеску, запахнул половинки. Чуть не раздавил компактную раковину и вешалку, на которой висела легкая куртка. Застыл, уставившись в щель. У секретарши имелось чутье. Дверь приоткрылась, объявился настороженный лик. Она вошла, крадучись, потянула зачем-то носом. Такая и прибить может, – со страхом подумал я. Она скользнула цепким взглядом по предметам обстановки, шагнула влево, глянула за тумбу. Сместилась вправо, подошла к окну, посмотрела за штору, отогнула вторую… и что-то зацепила. Рассыпались листы, женщина, присев на корточки, стала их собирать. В это мгновение я выскользнул из закутка и скорчился слева от бюро. Она не слышала – заглушали звуки с улицы. Секретарша шагнула за занавеску – с таким лицом, словно уже хватала за шиворот злоумышленника. Пауза, возник озадаченный профиль. Она задумалась, потом пожала плечами, прошествовала к выходу. Постояла у порога, прежде чем выйти, скрипнула дверь.

Я обливался потом, ждал. Секретарша не возвращалась. Я вскинул руку с часами. Восемь минут прошло, осталось семь. Я на цыпочках подлетел к стеллажам, стал выхватывать скоросшиватели…

Через пять минут я понял, что осмотрел ВСЁ. Прощупал куртку за занавеской. Вот теперь точно ВСЁ. Встал посреди кабинета, заново огляделся. Доктор ошибся – других объяснений не было. Но раз уж взялся за эту сомнительную работу… И тут мой взгляд опять уперся в медиа-плеер. Аппарат не требовал внешних устройств, но к нему можно подключить что угодно. И внутри имеется полость для установки жесткого диска… Это было единственное, что я не проверил. Устройство отключили от всех разъемов. Им не пользовались. Манипуляция рычажком… и с колотящимся сердцем я уставился на серебристо-желтый диск в прозрачной упаковке, уютно обустроившийся в выемке…

Оставалась минута до окончания «сеанса», когда я завис у двери, не зная, что делать. Выйти, как ни в чем не бывало? С женщиной удар случится. А потом применит силовой прием и сдаст, куда положено. А посиделки под стражей меня не вдохновляли. Четвертый этаж, парашют отсутствовал. Я потянул дверь. Секретарша стояла у окна и поливала орхидею из плоской лейки. Я юркнул к выходу на цыпочках. Она услышала шум – но я уже выскочил в коридор, перехватил ее ошарашенный взгляд…

В крайнем возбуждении я скатился по лестнице, пролетел вахту, пока эта «добрая» женщина не догадалась оповестить охрану, и через несколько минут, сгорая от стыда, сидел в машине и окуривал салон.

Доктор Краузе объявился минут через восемь. Уселся, как ни в чем не бывало, мазнул меня взглядом и высказал никем не оспариваемое мнение:

– Ну, и вид у вас, Дмитрий Сергеевич.

– Во что вы меня втянули? – взорвался я.

– Не орите, – поморщился доктор, – Давайте к делу.

– Вот ваше дело! – я швырнул на панель добытый непосильным трудом диск.

– Ага! – вскричал Краузе и стал похож на великовозрастного ребенка, – Я не ошибся в вас, Дмитрий Сергеевич! Излагайте обстоятельства.

Я изложил – пыхтя от злости.

– И во что я ввязался по вашей милости? Завтра во всех криминальных новостях? Эта мымра меня видела! Там повсюду мои отпечатки!

– Спокойствие, только спокойствие, – заурчал Краузе, – Все в порядке. Взлома с проникновением не было. Небольшая халтурка по заказу руководства фирмы «Эпсико». Вкратце, кто-то сливал информацию конкурентам. Поняли давно, но не могли вычислить «крота», продающего секреты. Назначить виновного – не выход. Диск – приманка, идея службы безопасности, вернее, парочки ясных голов в этой службе. Информация на диске – ложная. Перезапись с него – невозможна. Распечатка на бумаге – много шума и макулатуры. Не буду посвящать вас в тонкости, но местные сыщики выяснили, что к «заимствованию» диска могут быть причастны трое из руководства фирмы. Вы их видели. Всё произошло вчера – из здания диск не выносили. Возникло предположение, что «крот» и не будет его выносить – по крайней мере, пока. Спрячет в здании. А вот в своем кабинете или где-то еще – этого не знали. Решили все сделать в «семейном кругу»… Да, я выявил виновного посредством динамического анализа, но анализ – это, извините, не доказательство. Я импровизировал. Подобрал вас, можно сказать, на улице…

– Вы за час посредством болтовни выявили похитителя? – не поверил я.

– Да, у меня есть способности, – не стал скромничать Краузе, – Наблюдаю, слушаю, слежу за лицами, странностями поведения.

– То есть один из присутствующих беспокоился больше прочих?

– Нет. Двое из присутствующих были злы, раздражены и не понимали, что происходит. Три минус два – остается один. Позвольте не озвучивать методику? Я наблюдатель. Руки фигуранта, особенно пальцы – отличный индикатор тревоги и защиты от тревоги. Несоответствие смысла речи и жеста, сосудистые реакции, распределение пятен на лице и шее, различные ошибочные действия, забытые слова, оговорки – можете считать это слабостью памяти. Уверяю вас, ничего случайного в психических реакциях нет. Каждая эмоция, любое настроение и состояние человека могут быть представлены в только ему присущей мимике, а также в позе, жестах. У прочих эмоций и настроений мимика с жестами другая. И даже каменные маски на лицах не могут скрыть эмоциональные проявления. Возьмите на заметку: если человеку страшно, он бледнеет, а не краснеет. А краснеет – если лжет. Активно поступает кровь и вызывает покраснение кожных покровов, в первую очередь ушей.

– И эта ваша записка… Вы были уверены в успехе?

– Не был, – фыркнул Краузе, – Могло закончиться ничем.

– Фигурантов не удивило, что я не вернулся с вашим плащом?

– Двое удивились. А третий забеспокоился.

– Кто же покусился на секреты вскормившей его фирмы? Кто этот ренегат? Подождите, сейчас догадаюсь. Это… женщина?

– Нет. Хотелось бы, но, увы…

– Тогда это нервный суетящийся тип.

– Снова промахнулись. Господин Ванин, самый невозмутимый и респектабельный в компании. Он чем-то похож на бульдога… Все в порядке, Дмитрий Сергеевич. Репрессий против вас не последует – их некому чинить. Руководство «Эпсико» разберется с предателем в своих рядах, они пришлют гонца за диском и объяснениями. Уголовного преследования не будет, разберутся по-семейному… Послушайте, Дмитрий Сергеевич, вы меня не отвезете…

– Нет! – вскричал я, – Многовато для одного дня, Александр Петрович.

– … Домой, – закончил Краузе.

– Нет, – отрезал я, – Не могу, неотложные дела, я давно должен быть в другом месте. Закажите такси по телефону.

– Понятно, – рассмеялся Краузе, – Кстати, еще возьмите на заметку: если человек лжет, его тянет потереть или потеребить свой нос. Ложь – это стресс, знаете ли. А стресс заставляет сердце работать активнее. Лицо снабжается кровью по малому кругу кровообращения, кровь к носу поступает быстрее, сдавливаются нервные окончания, что вызывает покалывание и зуд. Поэтому тянутся предательски руки… Ладно, – психоаналитик манерно вздохнул, – Буду заказывать такси в этом ужасном городе. Я вам что-нибудь должен?

– Сто тысяч, – буркнул я.

– Рублей? – густые брови психоаналитика поползли на лоб. Он растерялся. Это было лучшей наградой.

– Нервных клеток, Александр Петрович. И давайте сделаем так, чтобы наши пути больше не пересекались.

Пятая знаменательная встреча состоялась в середине мая. Фирма «Эпсико» в новостях не значилась. С гражданкой Шпагиной мы прекратили «противоестественные» отношения. Я отчитался по собранной информации, довел до ее сведения мнения медицинских светил, и мы расстались – весьма недовольные друг другом. Я обедал в ресторане «Анадель» в Скатертном переулке – зал был полупустой, бесшумно работали кондиционеры, всё было неплохо, пока за спиной не раздалось знакомое бурчание:

– Да вы, батенька, гедонист… – и в кадре образовалась массивная фигура психоаналитика.

Я испытал скоротечный приступ паники. Это был четвертый дорогой костюм, который я на нем видел. Он сидел, как влитой. В остальном без изменений – ухоженная грива, лощеное лицо, взгляд, обнажающий пороки и комплексы. А еще я обратил внимание на его руки. У доктора Краузе были длинные музыкальные пальцы с остриженными под корень ногтями. Безымянный палец правой руки украшал перстень с бриллиантом – не такой большой, чтобы выглядеть пошло, но и не настолько маленький, чтобы его не заметить.

– Не возражаете, если я присяду рядом?

«С чего бы?» – подумал я, – «В этой точке пересекаются параллельные миры?»

– Почту за честь, Александр Петрович. Давненько мы с вами не пересекались.

– Дела, знаете ли, – Краузе сел напротив, сделав знак официанту, заказал черепаший суп, рубленые котлеты, «немножко Бордо», – Странно, что мы с вами раньше не встречались в этом заведении. Впрочем, не такое уж оно исключительное. Грибной суп, который вы едите, явно пересолен. Вы в курсе, чем закончилась история с пациенткой Васюковой?