bannerbanner
Нью-Мексико, год 1887
Нью-Мексико, год 1887

Полная версия

Нью-Мексико, год 1887

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 6

Нью-Мексико, год 1887


Эйрик Годвирдсон

Иллюстратор Мария-Валерия Моррис

Дизайнер обложки Мария-Валерия Моррис


© Эйрик Годвирдсон, 2021

© Мария-Валерия Моррис, иллюстрации, 2021

© Мария-Валерия Моррис, дизайн обложки, 2021


ISBN 978-5-0055-8803-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Небо расцветало рыжим золотом, горело, плавилось, расцвеченное кровавыми и лиловыми, индиговыми и почти черными клочьями облаков. Ветер гнал их, трепал, ежесекундно меняя очертания. День был жарким, и от земли поднимался горячий воздух, несмотря на то, что солнце уже готовилось нырнуть за кромку гор – зубчатые их отроги на горизонте чернели, как острые гребни на спине неведомого зверя, и от них вот-вот потянутся длинные густые тени, затапливая долину, принося ночь.

Река сверкала в закатном свете, как кровь, как медный расплав, как живое золото; казалось, настоящее золото, которым все грезили, так насмехается над людьми, показываясь в волнах в закатный час – и тут же скрываясь на дне, недоступное. Впрочем, крови эта река тоже видела немало, и зловещие отблески красного сияния должны были бы напомнить всякому: где золото, там и кровь. Только вот вряд ли кому-то из живущих поблизости требовалось подобное напоминание – люди в таких местах хорошо знали такие вещи сами.

Травы колыхались волнами под ветром – точно бесконечное море. Было зелено, ярко, сочно – солнце еще не успело выжечь травы в белесую сушь, лето только начиналось. Прерия цвела, прерия благоухала медовым духом диких цветов, полынной горечью, и тонкой, как какао, бледной пылью, и свежепримятой травой. Это был настоящий запах свободы, и всякий, кто его хоть раз вдохнул, знал об этом.

Метелки трав оставляли на конских бабках следы пыльцы, листья и стебли пачкали светло-серую шерсть зеленым соком – всаднику, едущему через равнину, не захотелось петлять по дороге, и он, мало печалясь, срезал дорогу напрямую.

Скоро должно было стемнеть – когда рыжий шар солнца упадет за горные отроги, тьма накроет прерию быстрее, чем сумеешь сообразить, что к чему – но ночевать в степи всадник не собирался, да и перспектива ночной езды его не смущала. Наверное, у него были свои резоны спешить, а может, попросту он и не задумывался о том, что в темноте даже на дороге делается неспокойно, а уж на дикой равнине… Плачуще подвывали койоты где-то за холмами, потявкивали лисицы. Наверняка чуть позже выйдут и волки – впрочем, у всадника была при седле винтовка, а на бедре имелся заряженный револьвер сорок пятого калибра, что само по себе весьма серьезно. Людей же, которые ему могли встретиться, он не боялся вовсе – уж точно не больше, во всяком случае, чем волков.

В травах что-то белесо отсвечивало – и путник направил коня чуть в сторону, равнодушно мазнув взглядом по бледной, как известь, кости. Конский череп, выбеленный ветром и временем – кажется, кому-то в свое время повезло намного меньше.

Всадник надвинул шляпу пониже, чтобы ветер не хватал ее за поля, и усмехнулся про себя: до полной темноты он, конечно, вряд ли успеет вернуться, но одно дело темнота на дороге к дому, и другое – еще одна ночевка на дороге… домой хотелось больше. А койотов и волков не ему бояться. В конце концов, на меткость он никогда не жаловался.

Синие тени расползались из низин – скоро в них проклюнется семя сумерек, поднимется, как та трава в прерии, затянет всю долину, и вечер, а за ним и ночь, вступят в свои права. Эти синие тени дышали прохладой и свежестью уже сейчас.

Самое начало лета.

Где-то за ближним отрогом в небо тянется нитка бледного дыма – там становище утэвво, далеко они в это раз забрались, надо же.

Где-то, точно так же сминая травы, едет пара индейских охотников – со всадником на серой лошади они не встретятся, не в этот раз, во всяком случае.

Где-то в тысячах миль к востоку отсюда прямо сейчас бежит на перрон, спотыкаясь, молодой офицер: боится опоздать на поезд. Ему остались последние свободные часы перед отправкой в форт приписки. Форт Три Звезды – это недалеко от этих, залитых закатным светом, мест, но сам юноша в синей форме пока что понятия не имеет, где это вообще, и в какой части карты искать эти самые Три Звезды. Нью-Мексико – довольно большая земля, что ж, это правда.

Едущий через травяное море мог бы подсказать незадачливому лейтенанту – смотри южнее Сокорро, вдоль отрогов и в сторону от Рио-Гранде, где-то здесь твои Три Звезды. Вот она, нитка дороги на карте, по ней и доедешь… а мне и без дороги понятно, куда ехать – напрямую, через холмы.

Дорога, что осталась по левую руку, больше не пылила – в этакое время по ней редко ездили вообще. Впрочем, через несколько месяцев, когда прерия отцветет, выгорит и сделается из зеленой песчано-белесой, соломенной, сухой – по этой дороге в один из городков, нанизанных на нитку дороги, как бусины из сушеных ягод – на утэввский оберег, приедет человек, потерявший коня и почти все деньги; и, наверное, лошадиный выцветший серый череп в травах смутил бы его намного сильнее, чем недавнего путника. Это будет нескоро. Этот человек понятия не будет иметь ни про становище утэвво, ни про индейские разъезды, ни тем более про какой-то форт. Даже свою цель приезда, впрочем, этот человек будет представлять весьма смутно – до поры.

Дорога, как нитка, на которую нанизаны сушеные ягоды-бусины, соединяет не только города – но и истории, и людей, и судьбы… бывает, в самой причудливой комбинации. Ни дать, ни взять, как на обереге из тех, что плетут колдуны рода дерев и трав: от случайной пули, от злого взгляда, от других колдунов и их черных помыслов. Или от внезапной – страшной – смерти.

Закат разлился последней яркой вспышкой – солнце выползло из облака, расцветило рыжими лучами все вокруг и провалилось за самый высокий из горных зубцов на западе.

Остановившийся на короткий миг всадник снова шевельнул поводьями – закат, конечно, красив, но не стоит терять время. Ведь тогда зачем срезал дорогу-то?

В собственный двор он въедет, уже когда на небе зажгутся первые бледные искорки звезд, а от заката останется только тонкая медная полоска у самого горизонта.

Наверное, именно в это лето, именно в этот закатный час какой-то странный неведомый колдун заплетал нитки дорог близ Рэд-Крик в свой чародейский узел; только вот, разумеется, знать об этом ни путник в прерии, ни путник без коня, ни путник у железной дороги не могли.

Не в своей шкуре

Нью-Мексико, год 1887, округ Сокорро, Рэд-Крик и окрестности.

1

Внутри кабака было сумрачно, накурено и шумно. Мутные стаканы, сонный бармен – длинный, тощий тип с желчным лицом, сальной индейской косицей на полулысом черепе и длинной пестрой серьгой в ухе. Выпивка дрянь, клиентура не лучше… то, что надо. Никому тут до него нет дела, и это отлично. Джойса все устраивало. По крайней мере, поначалу – пока его размышления не прервали. Джойс тут же подумал, что его с самого начала не устраивал городишко – но выбирать не приходилось. Хотя бы было время все обдумать и не привлекать внимания, и то дело – но все же кому-то он понадобился.

На стойке с легким стуком возник стакан, наполненный непонятным пойлом – буро-багровым, мутным, решительно неаппетитным. Бармен подтолкнул стакан поближе к нему. Месиво в стакане тяжело всколыхнулось.

– Я не заказывал, – Джойс чуть вздернул бровь, взглянув на бармена. – Тем более… это.

– Вас угощает тот джентльмен, в дальнем углу, – бармен ничуть не изменился в лице, протирая мутноватые стаканы ветхим полотенцем.

Джойс качнул стаканом – его содержимое остро пахло дешевым виски и почему-то томатным супом, в глубинах густой жидкости колыхался рыже-буроватый, мутный крупный кубик льда.

– Это что за холера вообще? – пить эту дрянь Джойс не испытывал ни малейшего желания.

– «Бычий Глаз», – пояснил бармен. – Джентльмен в углу просил передать, что вы, очевидно, дельный человек, но в наших местах совсем недавно, и это заметно.

Бармен чуть заметно кивнул в сторону, и Джойс понял – поясняет, где именно искать угостившего. Оборачиваться Джойс не спешил – лениво вынул папиросу и неспеша потянулся за зажигалкой-огнивом в заднем кармане, игнорируя бармена, замершего с недонесенной до коробка спичкой – теперь можно и с ленцой оглянуться… мазнуть взглядом по темному углу и загадочному джентльмену. Джойс за один короткий взгляд успел высмотреть все, что хотел, но виду не подал. Бармен, видимо, все же сообразив, что к чему, равнодушно пожал плечами и бросил коробок обратно на полку за собой. Дураком он определенно не был.

– Занятно, мы совсем незнакомы, – Джойс все-таки взял злополучный стакан и отхлебнул – на вкус пойло оказалось не таким мерзким, как на вид, если честно. Впечатление было странное – как будто острый томатный суп развели виски. Мутный и склизкий кубик льда оказался говяжьим бульоном, а багрово-бурое месиво – собственно томатным соком, виски и здоровенной порцией острого, пряного соуса – и его там было как бы не больше, чем всего остального.

Джойс взглянул на бармена, ожидая ответа, но тот снова лишь пожал плечами, как бы говоря – ну, это ты так думаешь. Потом все-таки бармен ответил:

– Он больше ничего не велел передавать. Как вам наш фирменный коктейль?

– Как суп, – фыркнул Джойс. – Выпил-закусил.

– Ну, иной закуской вы себя не особенно баловали, – за спиной заговорили, и Джойс, даже не оборачиваясь, знал – это типчик из того угла. Ждал, стало быть, стервец, реакции?

Впрочем, сам Джойс, вероятно, вел бы себя на его месте так же.

– Вы хорошо меня знаете? – Джойс расслабленно потянулся, разворачиваясь – да, точно, он. Франт – одет добротно и вроде неброско, но вся одежда на нем сидит, как хорошая перчатка на руке. Да и на рожу красавчик – тому даже шрам через пол-щеки не помеха. Прическа – индейский хвост, только что перьев-бусин не хватает, на ногах щегольские сапоги, под курткой угадываются очертания револьвера, наверняка что-то не хуже Смит-Вессона новой модели… Типичный бандит, короче. Или наемник, или контрабандист – черт его разберет, но… Джойс хмыкнул – сам не многим лучше, впрочем. Так что было бы, о чем печалиться!

– Вовсе не знаю, мистер Джойс. Но я умею смотреть и замечать.

– Я так полагаю, у вас есть ко мне дело? – Джойс в несвойственной ему манере рванул напролом.

– Разумеется. Оно, правда, больше ваше, чем мое – но это разговор долгий. Не присоединитесь ли вы к моему столику? А то у Долговязого Сэма тут разные типы уши греют за стойкой, знаете ли.

Джойс чуть удивленно окинул взглядом кабак – за стойкой кроме него обнаруживался только один забулдыга, с истертыми по-старательски грубыми ладонями, пьяный до изумления и уже подремывающий над полупустым стаканом. Но Джойс пожал плечами и не стал отказываться от приглашения – черт его знает, почему.

…уже сильно после разговора Джойс поймал себя на мысли – что-то с этим молодчиком было не так. Что-то, едва уловимое при беглом взгляде – другие же на его внезапном собеседнике точно и не задерживались. Точно так же, как сам Джойс не пожелал открыто оборачиваться и смотреть прямо на «того джентльмена», на него избегали пялиться вообще все вокруг. Выпивохи-завсегдатаи, которые уж наверняка точно знали, кто он таков, тоже. В отличие от Джойса, конечно же. Как там…? «В наших местах вы наверняка недавно»? Что же, угадал. А смотреть и замечать он и правда умеет.

И все же, что с ним не так? Джойс изо всех сил напряг память – «смотреть и видеть» он тоже умел неплохо. Когда же догадался, едва не захохотал в голос прямо посреди улицы – да он же полукровка! Нет, серьезно – как есть полукровка. Высоченный это ладно, это не такая редкость, но эта оливковая зеленоватость кожи, заметная даже во мраке кабацкого нутра! Не подделать, да и не бывает ее ни у кого, кроме полукровок. Да и глаза, как две серебряные монеты – какие тут сомнения? Новехонькие такие монеты, ага. Даже, пожалуй, редкие, «счастливые» – с хитрой позолотой ободка и втиснутыми в серебро золотыми буковками. Точно.

Полукровка, надо же! Но каков здоровяк – ладонь не у́же джойсовой, да и в плечах пошире, пожалуй. Джойс ухмыльнулся и подумал – вот это наверняка у молодчика был папаша! Ловкач! Хмыкнул – а что, я бы пожал ему руку. Даже с удовольствием – каков, верно, был мужик! Отпрыск вышел дельный, нельзя не признать. Джойсу, впрочем, пока не слишком нравилось творящееся, но больше по привычке – предложение этого парня было со всех сторон взаимовыгодным. В конце концов, в одиночку Джойс на свое дело убил бы куда как больше времени и сил – и с более туманным результатом.

Джойс потом неоднократно припоминал детали короткой, но содержательной беседы, особенно сейчас, поутру, сообразив – новому знакомцу неймется, и он назначил еще одну встречу. О чем там бишь они говорили вчера? Ага. О деле.

Помнится, Джойс медленно и обстоятельно допил странный коктейль, раздавил окурок в принесенной предусмотрительным барменом пепельнице, растягивая молчание назло навязчивому типу, а потом небрежно обронил:

– Так о чем вы хотели со мной поговорить-то?

– О человеке, которого вы ищете, – фыркнул собеседник. – Не так уж вы и пьяны, не притворяйтесь.

– Я не притворяюсь, – огрызнулся Джойс. – Я устал, натянулся дрянного пойла и мечтаю завалиться спать, прямо в сапогах и куртке, а не слушать мутных личностей.

– Сделайте небольшое одолжение, это в ваших интересах, – холодно ответил загадочный тип.

– Хорошо. Тогда – скажите, кто вы, собственно, таков, – Джойс искоса взглянул на него, пытаясь угадать, бандит тот или все же нет.

– Меня зовут Дэф О'Нил. Ну а как ваше имя, мистер Джойс? А то я, конечно, много чего знаю, но вот имени…

– Уильям. Коротко – Уилл. Биллом звать меня никому не советую.

– Хорошо, мистер Джойс. Фамилию вашу, к слову, мне сообщил почтовый служка, всего-то.

Джойс затянулся следующей папиросой, пыхнул дымом и заметил:

– А вы мастерски уходите от ответа, Дэф. Все-таки – кто вы и зачем я вам? Вы контрабандист или греющий руки на чужом золоте ловкач?

– Додумайте сами, – кивнул О’Нил. – Это не столь важно для ваших поисков.

– Предположим, я угадал. Вы упомянули о том, что дело больше мое, чем ваше… но тем не менее, интерес проявили. Что вам нужно и зачем вы мне морочите голову?

– Можете считать это дурной привычкой, но со здешними ребятами порой по-другому нельзя – к слову о «морочить голову». Что же, мы оба заинтересованы в поисках некого человека, поэтому давайте и правда будем вполне честны друг с другом. Я в самом деле связан с не самыми добропорядочными кругами, однако грабежом не промышляю. У меня другие интересы. Вы же ищете человека, которого я, так вышло, видел буквально перед его пропажей. Зачем, и почему вы его ищете – я, разумеется, понятия не имею. Вам нужен он сам?

– Да, и однозначно живым.

– А мне нужно знать, почему именно – ну или куда именно – он делся. Это не так критично, как нахождение кого бы то ни было живым – знать, почему этот кто-то пропал. Но мне это интересно. Таким образом, наши интересы пересекаются – но ваш все равно больше.

– Что же, вынужден согласиться. Вы тут, я смотрю, не последняя птица на насесте.

Дэф скривился от сравнения, но кивнул.

– Насколько я знаю, в подобных городишках преимущественно ценится грубая сила… ну или деньги. А лучше – все вместе. Так скажите, а как вы подмяли под себя здешнюю дыру, если, как говорите, не интересуетесь грабежами и разбоем?

– А никто и не говорил, что у меня с названными вами ценностями какие-то проблемы, – ухмыльнулся Дэф, сверкнув глазами. – Отребье меня как раз таки боится. Люди поумнее – знают, что я небесполезен при ведении разных дел. Думаю, вы все-таки относитесь к тем, кто поумнее.

И с тем был таков, негодяй. Назначил вот встречу – и смылся. Даже не уточнил, что за эскапада это была с джойсовой стороны – «подмяли под себя здешнюю дыру»…

Джойс его же провоцировал! И тот даже ухом не повел… отродье утэвво. Кто вообще первым додумался, что у оливковокожих женщин «рода дерев и трав», как утэвво себя называли, и человеческих мужчин может что-то сложиться дольше, чем на одну ночь? Дети получались только в долгих связях, хвала всему сущему – а то беды не оберешься с этими полукровками.

Джойс поежился – судя по могучему телосложению, его новый знакомец должен был относиться к тому сорту детей-метисов, кого природа наградила силой и здоровьем телесным, но начисто отказала во всем человеческом душевно. Злобные, чаще всего неуправляемые психопаты с уровнем разума чуть повыше звериного. Были и другие дети от помесных связей – кто вовсе безумен и даже говорить не всегда умел, но оставался тих и безобиден, или такие вот, что встречались чаще прочих – которые совсем как люди в том, что касается ума и души, но обычно хилые, увечные, больные существа, в которых неясно, как вообще держится жизнь. В любом случае – наказание для неосторожного отца… Детей-полукровок, рожденных человеческой женщиной, Джойс вовсе не помнил, да и говорили, их не бывает.

А тут… полукровка-утэвво с повадками главаря огромной, могучей банды. Опасный тихий зверь, при этом совершенно разумный, изысканно держащийся, терпеливый… Что же за кровь текла в стрике О’Ниле, что породил этакого сынулю?

– Так о чем мы тогда договорились? – Джойс исправно явился на встречу, назначенную Дэфом, но пребывал в расположении духа ничуть не более благостном, чем накануне.

– Что мы ищем Ника Хьюстона вместе.

Солнце перевалило за полдень – глухой час сиесты, люди сидели по своим домам и не высовывались. Зато Дэф был отвратительно бодр и подтянут – точно не наливался вчера виски вместе с самим Джойсом. Посиживал на веранде огромного дома – кажется, местной медленно загибающейся от нехватки клиентов гостиницы – сияя беззаботной улыбкой и белизной свежей рубашки, крутил в пальцах соломинку. Приветствовал кивком и дружелюбно поинтересовался:

– Курить будете, мистер Джойс?

Зараза. Увидел, значит, что Джойс потянулся к карману, вспомнил, что забыл курево в комнате, и скривился. Дэф протянул портсигар, и Джойс немедленно оживился, выудил пижонскую пахитоску, чиркнул спичкой, удивленно взглянув на собеседника:

– Хм… такие, как вы, обычно не курят. Ради чего таскать с собой полный портсигар, да еще… такой, хм, франтовской?

Портсигар в самом деле сверкал серебром и наверняка манил бы любого нечистого на руку молодчика – что белого, что индейца.

– Ну, в этом смысле я несколько отличаюсь. Я курю – правда, редко и только трубку. А портсигар – что же, может, это вас и удивит, но у меня довольно много друзей. Друзей можно и нужно угощать при случае. А еще…

– А еще – когда кто-то в такой дыре выглядит и держится как вы, а потом заявляет, что у него много друзей, то становится очевидно, что этот кто-то – вполне заметная шишка. И трогать его карманным щипачам не с руки.

– Верно понимаете. И давайте на чистоту, мистер Джойс: задайте уже вопрос, который у вас на лбу написан!

– Я его не стану задавать – потому что и так вижу. Вы полукровка, мистер О’Нил.

– И даже дважды! – неожиданно радостно отозвался тот. – Фамилия у меня, впрочем, бабкина – Мойра О’Нил уперлась и ни в какую не захотела давать ни своему сыну, моему отцу, ни мне фамилии деда, потому что, как она говорила, «ни цыганской, ни индейской фамилии мои дети носить не будут».

– Дэф, вы мне зубы заговариваете, – отмахнулся Джойс. – Все-таки: кто вы такой? Чем так знамениты в здешней глуши и главное – что за связи, а может, личная репутация позволяют вам знать движение хвоста любой мыши в любом кабаке, одеваться, точно вы только что ограбили банк и на все деньги заказали моднейшему портному аж из Довера вещей по вашему вкусу, не бояться носить с собой добрый фунт серебра в кармане и при том охотно трепаться со всякими странными типами вроде меня? Отчего-то мне думается, что на порядочного домохозяина-ранчеро вы не тянете.

– Ну почему же… от бабки с дедом остался довольно большой кусок земли, и добротная усадьба. За ними нужно следить, так что ранчеро я вполне себе добропорядочный. Пусть и рос я в основном с другим дедом, а тут прошла моя юность, и…

Джойс разинул рот, едва не выронив пахитоску. Поперхнулся дымом, даже не пряча своего изумления:

– С дедом по матери?

– Да, – Дэф взглянул коротко и хищно, а потом улыбнулся: – И это не ваше дело.

– Вероятно. Как не ваше – то, что меня связывает с Хьюстоном и как я его стану искать.

– Ладно, вы не хотите спрашивать прямо – точно так же, как я не стану выяснять, кто вы там на самом деле и почему, а главное – зачем ищете бедолагу Хьюстона, но ваш странный взгляд действует мне на нервы, Джойс. Слушайте и отвалите потом с вашими догадками к черту.

Да, меня родила женщина из утэвво. Да, мой отец – наполовину ирландец, а наполовину идиот. И да, я умудрился вырасти и вменяемым, и физически здоровым. На эту тему я больше ничего пояснять не буду, надеюсь, вам будет этого достаточно?

– Вполне, – хрипло отозвался Джойс. – Что же, а Хьюстона я ищу потому, что, так вышло – он родич одного человека, которому я задолжал. Не деньгами, да и вообще не материально – скорее морально, но задолжал, это факт. Ник Хьюстон – бестолковый тип, я бы не стал его искать по своей воле, но… Пропал, бесследно – помоги, Джойс, тебе же помогли! Я не смог отказать.

– Женщина замешана?

– Не совсем. Даже в основном нет.

– Что же, в любом случае вы неплохо распутали тот клубок, в который Ник Хьюстон угодил по дурости – даже дошли до нашего городка. Откуда у вас такие хорошие познания в деле добывания из-под земли людей, пропавших бесследно? На охотника за головами вы не похожи. Не для меня, во всяком случае – Долговязый Сэм, например, решил иначе. Кто прав – он или я?

– А я и не охотник за головами – даже никогда им и не был. Бармен ошибся.

– Ладно, на этом с откровенностями все – можете не говорить, кем были, а то сейчас выяснится, что вы бывший шериф или кто-то столь же малоприятный в этом роде, мне оно ни к чему.

– Кто-то в этом роде, ага, – кивнул Джойс, мстительно усмехнувшись.

Дэф и бровью не повел.

– Так что к делу – давайте искать Хьюстона вместе. Я узнаю, почему он исчез, вы, если повезет, закроете свой долг.

– Было бы глупо отказываться, – Джойс сплюнул окурок, растоптал его в пыли каблуком. Только вот один-единственный вопрос напоследок. Почему бы вам все-таки не прибегнуть к помощи ваших, как вы уверяете, многочисленных друзей, если вас так уж мучает загадка пропажи людей? Я что-то плоховато понимаю. Опять же – ну не может же у вас не быть… боевых товарищей, самом деле!

– Они есть, вы правы. Кому-то я доверяю больше, кому-то меньше, но дело в том, что сейчас все те люди, которых можно было бы позвать в такое приключение, в отъезде по нашим общим делам. А остальным слишком долго и муторно объяснять вещи, в которых я пока что не уверен на все сто. А вы и так, я повторяю, в этом деле по уши. Так что никто из нас ничего не проигрывает, успокойтесь. Вы же в первую очередь, между прочим.

– Если никаких дополнительных условий…

– Только одно. Не распространяйтесь о том, что увидите и услышите, нигде и ни с кем. Исключение – я и бармен, Сэм.

– Мое – такое же. Не люблю, когда обо мне слишком много знают, – Джойс скривился.

– Тогда по рукам.

Они скрепили договор крепким рукопожатием и Дэф предложил «освежиться» – заглянуть к Сэму. Подумав с мгновение, Джойс согласился – в конце концов, почему бы и нет.

– Сейчас в кабаке сидят только те, кто, как и мы, праздно слоняется без особых дел – ну или те, кто в нем же вчера и заночевал. Разговору никто не помешает, а Сэм может, в свою очередь, поделиться сплетнями.

– Сэм не показался мне разговорчивым типом, – заметил Джойс.

– Это да… но смотря с кем.

– Ваш приятель, этот самый Сэм?

– Можно и так сказать… был дружен с моим дедом, тем, который ранчеро. Даже вроде бы не просто дружен, а приходился черт его знает какой степени кузеном.

– Сэм внешне напоминает мне помесь навахо с испанцем – в нем есть индейская кровь или мне показалось?

– Есть, есть! Немного – но есть. Сэм ею даже гордится.

– Ну, тогда понятно, почему у него все время рожа кирпичом, – фыркнул Джойс, и Дэф только покачал головой, улыбнувшись:

– Стереотипы, мистер Джойс, вас не доведут до добра. Стереотипы и предубеждения! Ну или по крайней мере до правды не доведут точно. Будете бродить среди призраков собственных догадок, как в зарослях юкки… или как на агавовой плантации после грозы, хе-хе.

– Всю мою прошлую жизнь то, что вы назвали предубеждениями, Дэф, только помогало мне, – ворчливо отозвался Джойс. – И давайте уже безо всяких «мистеров», просто – Джойс.

На страницу:
1 из 6