Человек, убивший бога

Но мысли о случившемся не покидали его всю дорогу. Неужели он, простой человек, действительно убил Бога – всесильное сверхъестественное существо, создавшее все, что его окружает, создавшее его самого? И что же будет с людьми после этого, если Бога больше нет? Тут ему вспомнились слова ангела о свете рая, будто бы он отобрал его у людей. Значит ли это, что в посмертии, как и предсказывает Библия, человека ожидал вечный мир, а он своими действиями забрал право на вечную жизнь у человечества? Тогда что же ждет их всех, когда земной срок подойдет к концу?

Каждая догадка порождали еще больше вопросов, и ни на один он не мог ответить. Как бы ему хотелось, чтобы все это оказалось обманкой разума, галлюцинацией, но никак не правдой. Хотя в глубине души уверенность в реальности тех событий была нерушима.

– Ну наконец-то! Я уж думал, вас шлепнули где-нибудь в переулке. Где вас чёрт носил?

– Твой поджог, Иван, собрал полгорода. Еле просочились сквозь эту толчею.

– Виноват, Дементий, малость переборщил.

– Как так вышло?

– Огонь-то оказался прытким – перекинулся на соседние строения, а там и до жилых домов недалеко.

– Так вот откуда эта гарь!

– А я тебе говорил – нужен маленький, контролируемый пожар, чёрт возьми! – Григорий с силой швырнул окурок.

– А что я мог поделать? Солома сухая оказалась, горит как порох.

– Прекрасно! Теперь мы за пол-улицы в ответе!

– Не драматизируй, Гриша. Не такие уж и большие там выгорели участки.

– Ладно, что сделано – то сделано. Образ у нас, это главное. Пошли в дом, нечего тут под открытым небом толкаться. Никита, ты чего замер?

– Иду… – тихо отозвался Никита, всё ещё глядя в сторону зарева.

Глава 3

Четверо поднялись в квартиру. На улице начало моросить, да и заметно похолодало, так что, оказавшись дома, все прильнули к теплой печи, заботливо растопленной Иваном.

– Ну что, отметим успех предприятия?

– Рано, – сурово отозвался Дементий. – Сначала нужно получить деньги и оружие.

– Ну, это терпит до завтра.

– Нет, Иван, это дело не терпит. Сейчас немного отогреюсь и пойду к антиквару.

– Да ладно, он наверняка дрыхнет в своей постели.

– У нас с ним договоренность, и держать ее у себя больше, чем надо, я не собираюсь.

– Хорошо, как скажешь. А что тогда прикажешь делать нам?

– Сидите здесь, не высовывайтесь.

Повисла тишина. Все, кроме Ивана, были не в своей тарелке: Дементий был хмур, он уселся у печки и молча смотрел в пламя; Гришу, судя по всему, очень сильно разозлила ситуация с пожаром – он всегда был сердобольным, и причинять больше вреда людям, чем нужно, его никак не устраивало; Никита же просто выглядел потерянным, ему не терпелось поговорить с Дементием, но время было неподходящее.

Так они просидели минут пятнадцать. Наконец Дементий оторвался от печи, встал во весь свой богатырский рост и, не произнеся ни слова, взял икону и покинул квартиру. Их осталось трое.

– Что с ним такое? – тихо спросил Иван, кивая в сторону Никиты.

– А сам как думаешь? – мрачно буркнул Григорий.

– Да я ж не виноват, ей-богу! Огонь – стихия, её не уймёшь. Согласен, Никита?

– Что?

– Говорю, пламя не подчинишь. Не я же поджёг те дома.

– Да… Ты прав.

– Вот видишь! – Иван обернулся к Григорию. – Он со мной согласен.

– Ты посмотри на него – сам не свой! – Григорий сжал кулаки. – В церкви он был белее стены, а сейчас словно призрак. От него толку не дождёшься.

– Никита, ты как, здоров? – прищурился Дементий.

– Всё в порядке… Просто знобит немного. Наверное, простудился.

– О, это мы быстро исправим! – Иван с победоносным видом достал из кармана плоскую флягу. – Самая ядрёная самогонка в городе! К утру будь здоров!

– Дементий дверь на запор, а ты сразу за бутылку, – покачал головой Григорий.

– А что? Не пропадать же добру! – Иван уже расставлял стаканы. – Или ты откажешься? А ты, Гриша?

– Чёрт с тобой, наливай.

– Вот это по-нашему! Никита, присоединяйся!

Пить ему не хотелось, но нужно было заглушить навязчивые мысли. Да и Иван не отстал бы. Они уселись за стол. Иван с шумом разлил мутную жидкость. Резкий запах сивушного масла ударил в нос.

– И что это за отрава? – поморщился Григорий.

– Зажми нос и пей! – рассмеялся Иван. – Говорю тебе, лучше не найдёшь! Ну, за нас, братцы!

Пить ему совсем не хотелось, но нужно было как-то отвлечься от бесконечного потока мыслей, да и Иван так просто не отстанет. Все трое уселись за стол. Иван разлил по стаканам самогонку. Острый запах спирта ударил в нос.

– И где ты эту бурду раздобыл? Воняет, как в аптеке!

– Зажми нос да пей, не ной! Уверяю, лучше этой сивухи в городе не сыщешь. Ну, давайте, братцы, за наше дело!

Стаканы опрокинулись почти синхронно. Алкоголь обжёг горло, разлился по телу тёплой волной, согревая уставшие мышцы.

– Ну и крепко, – морщась, отозвался о напитке Никита.

– Ничего, вторая легче пойдет.

Алкоголь действительно помог немного отвлечься. Третий «залп» развязал до того молчаливые языки.

– Наконец у нас есть возможность избавиться от Николаши, – завел свою любимую шарманку Иван. – Сколько кровушки этот урод попил нашей, пролетарской! Теперь гад за все ответит.

– Тоже мне нашелся пролетарий, – с дружеским ехидством кольнул Григорий. – Сам-то всю жизнь в полях провел, на заводе, дай бог, месяц продержался.

– Ничего подобного, братец! Я на заводе с год отпахал, пока сюда не перебрался. Здесь, да, правда твоя, на местном всего недели три продержался, но ушел-то я из-за вас, товарищи, и, конечно же, приверженности идеям Маркса.

– Ты «Капитал»-то хоть читал?

– А ты? То-то же! Тут у нас грамотный только Дементий Иваныч да Никитка. Мы с тобой, Гришка, лишь солдаты великой войны.

– Звучит как тост, – встрял в разговор Никита.

– Ну, в желании с царем поквитаться я с тобой согласен, Ваня. Уж этот урод мне за все ответит.

– А вы думали, что будет после? Ну, я имею в виду, если у нас получится убить царя? – спросил отрешенно Никита.

– Конечно. Тут и провидцем быть не надо. Ты ж у нас смышлёный, вспомни пятый и седьмой год. Народ тогда уже восстать готов был, да царьёвы собаки всё в корне придушили. Если б тогда еще самодержца прикончили, то точно революция верх взяла бы. А так удержались на местах, подлецы.

– Ты так уверен в этом, Иван, думаешь, народ пойдет за нашей правдой?

– Конечно, а куда ему деваться? Все пролетарии за нас, соответственно и города под нашим контролем. В деревнях всё будет так, как город повелит. Вот и вся правда.

– Ну, не все сразу, конечно, – вставил свои пять копеек Григорий. – Сначала Петербург начнет стачку. Тут разгорится искра. Кадеты и эсеры выдадут рабочим ружья и возьмут власть в свои руки. Дальше уже пламя разгорится по всей стране.

– Надеюсь, вы правы. Хоть бы всё обошлось малой кровью!

– Малой кровью тут не обойдешься, Никита! Как минимум, всех чинов царских перебить нужно будет за то, что те против рабочих козни строили, а их по стране многовато наберется. Ну, а когда передел собственности начнется, недовольные кулаки и прочие бухтеть начнут, с ними тоже разбираться придется да наказывать, чтоб другим неповадно было.

– Согласен! – вскрикнул Григорий. – Всю буржуазную нечисть – к стенке! Из винтовок! – ударив громко кулаком по столу, закончил Гриша.

– И так уже крови достаточно после войны с японцами. Хватит ее уже. Устал народ русский от нее.

– Молодой ты еще, Никита, не понимаешь ничего.

– Да, это точно. Ты думаешь, новые порядки установить легко? Нет, брат. Ты книжек начитался, где все миром решают. Вот знали бы Маркс с Энгельсом всё, что у нас творится, а не в их Германии, сами бы только про реки крови писали. Вон, того же Ленина возьми, умнейший человек, но понимает – здесь без крови не обойтись.

– Ленин твой – трус! Сидит в Европе безвылазно, ничего не делает, съезды дурацкие проводит. Не коммунист он! – заядло, захмелев, воспротивился Иван.

– Тише ты! Ишь, морда пьяная заговорила. Вот запомни мои слова, когда революция свершится, он на управляющих местах будет, без него мы ничего не построим.

– Чушь! Говорю я, трус он и всё тут! Не бывать тому, что он над нами, плешивый, встанет. Керенский не допустит этого слюнтяя до власти!

– Хватит уже, оба! Еще дело не сделали, а уже планируете, как страну устраивать, будто кто-то вас спросит, – окончил перепалку Никита.

Старшие товарищи рассмеялись по-дружески.

– Прав молодой, что мы зазря воздух сотрясаем. Давай, Ваня, наливай.

Голову плавно начал окутывать хмельной туман, оттесняя всё на второй план. Тепло комнаты медленно томило разум. И спустя час бутылка была уговорена до последней капли.

– Что-то долго ходит Дементий.

– Ничего не долго! От силы прошло полтора часа, – возразил Ваня Григорию. – Ну это много, чтобы отдать икону и узнать, где забрать обещанное нам, так и антиквар еще не далеко, собака, живет.

– Ну, может, пытается вытрясти с него больше, я почем знаю. Ты не переживай, Дементий свое дело знает.

– Ладно, пойду на улицу выйду, а то душно тут больно. Никита, подай табак.

– Постой, я с тобой.

Иван и Гриша ушли. Никита вновь остался один на один с собой. Его мучал один лишь вопрос, от которого зависит всё.

Пот выступил на бледной коже. В квартире действительно было жарковато. Он поднялся из-за стола, чтобы открыть окно. Старые ставни с трудом поддались. В помещение ринулся холодный воздух. Никита вздохнул полной грудью и посмотрел наружу.

Внизу, гонимые ветром в Балтийский залив, шумели волны. Вообще, эта часть города – единственная, по-настоящему похожая на Венецию, образ с которой неминуемо сравнивали столицу Российской империи. Со стороны дома, в котором размещалась квартира, не было привычной мостовой; точнее, её вообще не было. Дом своим фундаментом уходил прямо в канал. Архитекторам пришлось даже заложить двери и продумать систему швартовки лодок прямо к стене. Напротив же мостовая была, причём с типичными для Петербурга ступенями, спускающимися к воде. Никиту всегда удивляла такая странность, но он ещё не знал, что только благодаря ей он выживет.

Погруженный в раздумья, он наматывал круги вокруг стола, не обращая внимания на долгое отсутствие товарищей. Вдруг послышался хлопок дверью и крики Ивана.

– Быстрее сюда, помоги мне!

Никита ринулся к товарищу.

– Что случилось?

– Двигай шкаф, нужно забаррикадироваться. Чертова охранка нашла нас!

Они вместе опрокинули шкаф, загородив входную дверь.

– Пистолет с собой?

– Да.

– Доставай.

Никита достал свое оружие из кобуры. Его руки начали трястись. Тут же в дверь начали ломиться. Товарищи ринулись в зал. Иван ловко перевернул стол – он стал прикрытием для них в назревающей перестрелке.

– Мы без боя не сдадимся, пацан!

– А где Гриша?

– Мертв, гады подстрелили на улице!

Представители властей расправились с преградой и оказались в квартире. Иван выстрелил первым, но никого не задел.

– Сдавайтесь! Бежать некуда!

Ответом на предложение законников стал еще один выстрел. Наконец и они открыли огонь. Первая вражеская пуля прошла верхом над их головами, вторая и третья попали в стол, но застряли в деревянной крышке.

– Стреляй! – заорал Иван. – Врёшь, не возьмёшь!

Оба они чуть приподнялись из-за прикрытия. Не целясь, на удачу, без разбора начали стрелять, пока в барабане не кончились патроны. Судя по звуку, умудрились ранить одного из жандармов, но это никак не помогло.

Иван достал из-за поясницы еще один пистолет и выстрелил уже ради предупреждения, чтобы законники знали: у них еще есть чем отстреливаться.

Последовала ответная очередь выстрелов, и она уже достигла цели. Пуля крупного калибра прошла сквозь деревянную поверхность и попала прямо в бок Ивана. Тот рухнул назад и выпустил из руки пистолет. Никита быстро подобрал его, выстрелил, после чего кинул взгляд на Ивана. Тот был уже не жилец: изо рта вырывались хлюпающие звуки, а из раны лилась кровь. Видимо, пуля задела органы.

Никита осознал всю безнадёжность ситуации. Сопротивляться дальше было бесполезно – его просто убьют. Но сдаваться тоже было нельзя. Вдруг он нашёл выход: если выпрыгнуть из окна, то, скорее всего, удастся сбежать. Высота тут небольшая, всего второй этаж, совсем близко подъём на противоположной стороне улицы. Так что, если жандармы не прыгнут за ним следом, вряд ли догонят. Другого выхода не было.

Собрав всю волю в кулак, Никита сделал еще один выстрел и со всех ног рванулся к окну. Слава богу, он открыл его до того, как всё это началось. Вряд ли бы он своим телом умудрился пробить тяжелые деревянные ставни.

Тело плюхнулось в холодные волны. Удар пришёлся на живот, но в целом ничего не пострадало. Тут же гладь воды начали дырявить пули. Ни одна не задела Никиту. Он тут же поплыл в сторону противоположного берега и, только когда уже нащупал камень перед собой, рискнул всплыть. Выстрелов не последовало – видимо, те перезаряжались. Пока у него есть время, считанные мгновения, нужно бежать.

За доли секунды он выбрался к ступеням и, согнувшись, рванул вверх по ним. Засвистели очередные залпы, но Никита уже был под защитой парапетов. Нужно дождаться следующей паузы, и тогда-то бежать в ближайший двор. Спустя минуту выстрелы вновь затихли. Никита рванул в сторону домов. Он спасся. Пока спасся. Останавливаться нельзя. Нужно бежать как можно дальше, жандармы не должны сесть ему на хвост, иначе уже будет не скрыться.

Никита бежал еще полчаса, пробираясь по закоулкам и дворовым лабиринтам, не переставая двигаться. Внутри яростно билось сердце, дыхание давно сбилось, отчего каждый новый вдох давался все труднее. Ему казалось, его легкие вот-вот лопнут. Наконец он рухнул от усталости. Силы иссякли. Единственное, на что ещё оставались силы, так это наконец обернуться. Всю дорогу он не смотрел назад – страх не позволял. Теперь же даже страх отступил, усталость взяла верх. На счастье Никиты, погони не было – оторвался! Последний прилив радости, и тьма. Голова рухнула на мостовую. Сознание покинуло его. Так он и остался лежать посередине одного из сотен петербуржских дворов.

Глава 4

Из тупого забвенья Никиту вырвала жгучая боль. Он открыл глаза. Необыкновенно яркое для Петербурга солнце заливало всё вокруг светом, ослепляя пробудившиеся глаза. Только сощурившись, он смог немного восстановить зрение. Над ним возвышался силуэт мужчины. Тот пнул его в живот. «Вот она, причина боли», – подумал про себя Никита.

– Вставай, пьянчуга! – послышался незнакомый хриплый голос. – Нечего тебе здесь валяться! Тут порядочный дом, поднимайся и прочь отсюда!

Голова раскалывалась, всё тело окостенело, каждое движение доставляло ужасную боль. Мужчина не переставал кричать. Он пинал всё сильнее и сильнее, пока Никита не закричал. Незнакомец наконец прекратил его избивать.

– Помогите мне встать, – сквозь зубы, превозмогая боль, обратился Никита к мужчине

Тот, заметно опешив от крика и просьбы, впал в короткий ступор, но в итоге помог подняться. Тело тут же отозвалось на изменение положения. Ужасно болезненный импульс пронзил его от ног до головы, раздался характерный хруст костей. Оказавшись в вертикальном положении, кровь начала свою обычную циркуляцию, немного облегчая болезненные ощущения.

– Спасибо, сударь.

Незнакомец решил, что его требования наконец удовлетворены, и он может вернуться к своим делам. Никита же доковылял до выхода со двора.

На городской улице он увидел знакомые очертания Невского проспекта. Как он умудрился добежать досюда, это, наверное, останется для него навсегда загадкой, разгадывать которую ему, впрочем, не очень-то и хотелось. Главное, он смог избежать ареста. Вряд ли охранка теперь сможет найти его. Но что же теперь делать? Из ячейки выжил только он. Конечно, возможно, ещё жив Дементий, но в этом были сильные сомнения. Скорее всего, их сдал антиквар. Говорил же он им, что мутное это дело, – вот и пожинай теперь плоды: двое товарищей убиты, о судьбе ещё одного ничего не известно.

Тут его вновь обуяло смятение. В памяти всплыли фрагменты кражи, убийства и дальнейших событий. Теперь без Дементия ему никогда не понять, было ли всё произошедшее в церкви правдой или бредом воспалённого сознания. Может, он всё же сошёл с ума и всего этого не было? Нет, всё было слишком реально, такое не могло привидеться. Да и если бы он сошёл с ума, то не действовал бы разумно прошлой ночью, а лежал бы мёртвым рядом со своими товарищами.

Сухость во рту сковала глотку, тело продолжало отзываться болью на каждое движение, а в голове звенело. Мысли о произошедшем терзали не хуже физических проблем. Он ощупал карманы грязного плаща, не надеясь ничего в них обнаружить, но, на удивление, там были деньги – всего несколько медяков, однако их хватило, чтобы утолить жажду и голод.

Никита добрался до ближайшего трактира, где подкрепился самой дешёвой едой. Боль начала униматься. Даже голова перестала болеть. Но как быть дальше – на это ответа не было. О других ячейках он ничего не знал; в Петербурге у него, помимо Дементия, Гриши и Ивана, никого не было. У него оставалась маленькая комнатка, которую он снимал у пожилой, слегка тронувшейся умом домовладелицы, но, наверняка, законники о ней знают. Идти туда было глупо и бессмысленно – ничего ценного отродясь у Никиты не водилось.

Самым разумным решением, пожалуй, будет покинуть город. Больше его здесь ничего не держит, да и смысла оставаться нет: каждый день жить в страхе быть пойманным охранкой – удовольствие не из приятных. Но чтобы спокойно перемещаться по стране, нужны документы, без них далеко не уйдёшь. Свои же Никита утопил в канале, спасая свою шкуру. Добыть поддельные не представлялось возможным. Для этого необходимы знающие люди и, конечно же, деньги. Ни первого, ни второго у него не было. Полная безнадёга.

А жизнь вокруг продолжалась, она кипела. Все вокруг суетилось, спешило не пойми куда. Один он оставался за бортом, не понимая, как теперь быть. Потеря друзей, убийство бога, итоговая безысходность – всё это навалилось в один момент, и как с этим справляться, было известно одному лишь богу. Точнее, ещё вчера, возможно, было известно ему. Теперь же даже всемогущая, казалось бы, сила остаётся в неведении. «Вот сейчас бы напиться как следует», – подумал Никита, – да денег нет». Он не может позволить себе даже этого.

Меж тем та самая суетная масса людей начала вести себя очень странно. В воздухе чувствовалось напряжение. На лицах читалось удивление. Те, кто мог позволить себе покупку газеты, стремились к первым попавшимся точкам их продажи. Те же, кто не мог позволить себе тратить лишние деньги на «бесполезную макулатуру», просто становились сзади и читали из-за спины. Наконец, даже те, кто вовсе не интересовался чтением и был ему не обучен, стали стекаться к толпам, увлеченным заголовком, и просить их поведать, что же такое приключилось.

Столь сильное расхождение с обыденным ритмом города не могло не привлечь внимание Никиты. Конечно, у него были куда более серьезные проблемы, чем у государства, да и, в сущности, ему всегда было наплевать на них, если те не касались напрямую социалистических идей и всего с ними связанного. Но эта тревожность, это волнение, обуявшее всех вокруг, будто передалось и ему. Он направился к ближайшему очагу информации.

Народ столпился в круг, постепенно обрастая новыми дугами. Стоял шум и гам. Из какофонии сотен голосов можно было выхватить лишь бранную ругань и восторженные крики, по сути не прояснявшие ничего. Некоторые люди, узнавшие новость, покидали круг и направлялись прямиком в трактир; большая же часть сбивалась в группки поменьше, но путь их лежал не в трактир, а прямиком вдоль проспекта.

Как раз в одно из освободившихся мест нырнул Никита. Здесь отчетливо зазвучали голоса самоназначенных глашатаев, объявляющих главную новость:

– Война! Россия вступает в войну с немцем!

– Объявлена всеобщая мобилизация!

– Прусаки с австрияками объявили войну сербам!

– Россия не допустит захвата Сербии! – Наперебой раздавались крики.

«Война. Этот дурак втянул нас в еще одну войну. Чертов недомерок. Не хватило ему позорного поражения в Японии. Сколько еще нужно крови, чтобы этот тиран наконец насытился?» – подумал Никита. Его ладони сжались в кулаки, он закипал от ненависти. Костяшки пальцев побелели, к голове прилила кровь, лицо побагровело. Он смотрел на ликующие толпы; до него стали доходить восторженные отклики. Лица довольных людей мелькали перед его взглядом. Они были рады начавшейся войне: «Побьем пруссаков!», «Долой немцев!».

Гнев сменился удивлением. Почему они так рады? Неужели им хочется нового кровопролития? Не успели затянуться раны прошлого, как вновь велят брать в руки оружие и идти за новыми, более страшными ранами, а все вокруг довольны, даже требуют побыстрее выдать им орудие убийства. Этот мир сошел с ума.

Еще вчера никто не хотел кровопролития. Жили спокойной жизнью, строили свои планы. Но стоило солнцу зайти и вновь взойти над горизонтом, как все изменилось. Вчерашние заботы позабылись, на их место пришла ненависть, жажда чужой крови. Простые босяки, рабочие заводов, в жизни не державшие ружья, в один миг превратились в жадных до крови солдат еще не мобилизованной армии.

Недалеко от места, где стихийно собралась толпа, расположилась маленькая мясная лавка. Никита знал об этом: она славилась на весь район своим качественным и дешевым мясом. Ее держал немец, очень хороший человек. Многие обращались к нему за помощью, и, если помочь было в его силах, он помогал. Но толпа быстро забыла обо всем, кроме того, что хозяин – немец.

Двадцать мужиков отделились от толпы и, ведомые звериной ненавистью, по наводке какого-то проходимца направились в сторону лавки. Они хватали все, что попадалось под руку: камни, палки – все шло в ход. Мужики быстро окружили лицевую сторону лавки и, как по сигналу, начали закидывать ее тем, что успели подобрать. К ним начали подтягиваться остальные. Под одобряющий визг толпы они продолжали уничтожать витрину, а когда от нее ничего не осталось, то всей массой ворвались внутрь. Они громили и крушили все: прилавки были разбиты, хорошее мясо валялось под ногами. Хозяин-немец спрятался в каморке, и когда внутри не осталось ничего целого, они ринулись к двери. Они требовали, чтобы немец вышел, они хотели достать его – и они своего добились. Хилая деревянная дверь не способна была остановить такую силу. Мужики вытащили немца на улицу и под одобряющие взгляды десятков горожан забили его ногами до смерти. Тело так и осталось лежать на земле.

Никита наблюдал за всем этим, не в силах ничего сделать. Он стоял и смотрел, страшась той страшной силы, что начала свое шествие по всей стране. Этим людям нужна была война и они ее получили.

Находиться здесь было невозможно. Никита убежал как можно дальше отсюда и остановился лишь в малолюдном закоулке. Его вырвало. Перед глазами стояло тело убитого немца, в ушах звенело веселое улюлюканье толпы. «Если бы Бог существовал, то как он мог допустить такое?» – невольно всплыло в разуме у Никиты. Раньше такие вопросы его не посещали в виду твердых атеистических взглядов, но теперь всё изменилось. Бог существовал, значит, и человечество – его рук дело. Значит, Бог повинен в этом. Или Никита?

А что, если война началась из-за него? Что, если он убил Бога, и это сказалось на людях? Война буквально началась на следующий день. Вчера еще обыкновенные люди сегодня переполнились звериной яростью. Может, пока Бог был жив, всё шло своим чередом, а теперь начался хаос.

Мысль пустила корни в разум, опутывая его, поглощая. Чувство вины рухнуло на плечи. Он действительно мог стать катализатором страшных процессов. Спичкой, разжегшей пожар.

Вдруг его окрикнул чей-то голос.

– Никита.

– Кто ты, черт побери, такой? – испуганным голосом отозвался Никита.

– Не бойся меня, я тебе не враг.

– Откуда ты меня знаешь и чего от меня хочешь?

Мужчина был одет в белую накидку, лицо его украшала пышная белая борода. Возраст можно было определить навскидку – от тридцати до пятидесяти.

– Я всегда знал тебя. Позволь поговорить с тобой.

– И о чем ты хочешь поговорить?

– Ты сам знаешь – о случившемся вчера.

«Он знает!» – промелькнуло в голове. – «Он знает о Боге!»

– Ты служитель закона! Выследили меня!

– Ложь никого не красит. Я не служу никакому закону, кроме божьего. К тебе меня привела не ненависть, а сострадание.

– Ты знаешь, что случилось в церкви?

– Знаю. Так же я знаю, что ты напуган, ты боишься случившегося. Тебе нужна помощь, и я хочу помочь, дать ответы на вопросы, терзающие тебя.

– Ты ангел?

– Да.

– Один ангел уже дал мне ответы.

– Не злись на него. Он опечален смертью Отца. Немногие небожители понимали его любовь к вам, людям. Теперь они потеряли свой главный свет. Они разбиты. Отныне будущее для них туманно.