Спи со мной. Кошмары

Мои размышления прерывает Бьянка. Зайдя в палату, она оборачивается к тому, кто стоит за дверью, и радостно объявляет, растягивая гласные на манер ведущих развлекательных шоу:

– А во-о-от и о-о-он. Счастливый жени-и-их!

Напрягаюсь, пытаясь морально подготовиться к тому, кого мне предстоит увидеть. Бесполезно. У меня нет ни единого шанса сохранить самообладание, потому что вслед за старшей медсестрой в палату входит человек, на которого молятся тысячи девушек во всем мире. Он держит огромный уродливый букет ярко-розовых роз и пакет, из которого торчит плюшевая заячья голова.

– Ян?!

– Оставлю вас одних. Представляю, как вы соскучились друг по другу! – Бьянка лукаво подмигивает и исчезает за дверью, щелкнув замком с другой стороны.

Я не думаю о том, что она запирает меня, как животное в клетке. В эту секунду мое внимание сосредоточено на Яне. Он, как и Бьянка – порождение больной фантазии, но объяснить себе это не получается. Ян Свенссен – один из самых светлых людей, которых я когда-либо встречала. Принять то, что и его образ стал частью этой извращенной игры, кажется невозможным.

– Лелия, ты очнулась! – Он выдыхает с явным облегчением и протягивает цветы и мягкую игрушку. – Твои любимые. И заяц, который так тебе понравился.

Машинально сгребаю подарки в охапку, не отводя взгляда от лица Яна. Мне нужно что-то, что позволит не сомневаться, всего один знак: он – не живой человек, а картонный персонаж, пародия на музыканта, чьи песни заставляют сердца людей умирать и рождаться. Фальшивка, как и Бьянка.

Молча смотрю на Яна, но внезапно он отставляет пустой пакет и обнимает меня прежде, чем я успеваю отстраниться. Миллионы иголок впиваются в кожу. «Не тот». Не эти руки должны касаться меня, не эти губы успокаивающе целовать висок.

– Не надо. – Отодвигаюсь от Яна, замечая в его глазах боль.

– Лелия, ты меня забыла? Ты забыла нас?

Он делает акцент на последнем слове, произнося его с такой горечью, что я не нахожу в себе сил, чтобы нахамить в ответ, обозвать подделкой, потребовать немедленно уйти и никогда не возвращаться. Это глупость, слабохарактерность и сентиментальность, но я не могу оттолкнуть его, не могу воспринимать исключительно как проекцию запутавшегося ума.

– Ты – мой жених?

Печально усмехаюсь, думая о том, что в параллельной вселенной многое отдала бы за то, чтобы это оказалось правдой. Одна из бесконечных версий Ли Хансен наверняка была бы очень счастлива с Яном Свенссеном. Та, другая Ли, совершенно точно не злится, когда ее называют Лелией, обожает чудовищные розовые розы, приезжает на воскресные ужины к маме вместе с бойфрендом, а о наркотиках знает лишь понаслышке. И еще она не помнит, какими сладкими могут быть поцелуи зеленокудрого джинна с пламенеющими глазами. Та, другая Ли – не я.

– Лелия, посмотри. – Ян достает из-за пазухи слегка помятый глянцевый журнал. – Доктор Йохансен сказал, что это может помочь… Вернуть утраченные воспоминания.

Доктор Йохансен… Я до сих пор не видела того, кто скрывается за этим именем, а оно уже набило оскомину. Вздыхаю и обреченно беру журнал. Подозреваю, что если откажусь участвовать в этом фарсе, вездесущая Бьянка со шприцем опять меня вырубит, и кто знает, что я увижу во сне на этот раз. Вдруг превращение в таракана – наименее омерзительная из галлюцинаций?

С цветной обложки на меня глядит улыбающийся Ян. Большая надпись рядом с его фотографией гласит: «Уникальные кадры Яна Свенссена с невестой, с. 22-23». Надо же, целый разворот. Усмехаюсь. Так вот как выглядела бы моя жизнь, выбери я музыканта, а не джинна? Пролистываю журнал до двадцать второй страницы и замираю. На сделанных папарацци снимках отчетливо видно стоящую на вилле у побережья влюбленную пару. Девушка в красном парео одной рукой придерживает черную широкополую шляпу, а другой обнимает целующего ее музыканта. Приглядываюсь к изображению и различаю на предплечье девушки аккуратно вытатуированный портрет. Задираю рукав больничного халата. Одинаковые, как отражения.

– И все-таки, Ли, почему Джон?

– Потому что Джон, а не Пол написал «Сон номер девять»…

Три, два, один. Я лечу в черную дыру. Снова.

***

Небо плавится в лучах заката, стекает в теплую лазурь океана, разбрызгивает на облака розовый и оранжевый. Цвета кажутся еще ярче сквозь призму солнечных очков, и я тону в раскрашенном мире, растворяюсь в тысяче его оттенков, сливаюсь с придуманной ангелами палитрой. Жизнь без фильтров. Разве могла я представить подобное еще год назад?

Улыбаюсь, облокачиваясь на перила террасы. Делаю глоток холодного Дайкири и чувствую на языке растворенный в светлом роме сок лайма. Зажмуриваюсь от удовольствия. Потрясающе.

– Ты был прав, сбежать на Мальдивы было отличной идеей.

Ян обнимает меня, целуя в шею. В его руках я моментально расслабляюсь. В его руках я, как всегда, забываю, что есть что-то кроме.

– Однажды ты сказала, что была русалкой в прошлой жизни, поэтому я решил подарить тебе больше, чем море – Индийский океан.

Сердце пропускает удар – по венам и артериям вместо крови бежит концентрированная нежность. Ее так много, что кажется, с очередным вдохом тело не выдержит и жаждущие прикосновений моего музыканта нервные окончания обнажатся под его пальцами независимо от моих желаний. Впрочем, я сама не хочу иного. Мой свет.

– Знаешь, мне так хорошо здесь. Остров у линии экватора, скрывающиеся под толщей воды морские ежи и кораллы, затонувшие суда, теплые ночи, звездное небо, дни, которые я провожу с тобой – все это похоже на сказку… – Ненадолго замолкаю, пытаясь подобрать правильные слова. – Будто кто-то сочинил нас. Потому что только в фильмах и в книгах люди могут быть настолько счастливы. Понимаешь, что я имею в виду?

– «Это и впрямь жизнь? Или мне кажется? Катит, как снег с гор – не уйти от реальности…»1 – смеясь, напевает Ян, но внезапно его лицо становится серьезным. – Лелия, это происходит по-настоящему. Мы – настоящие. Разреши себе быть счастливой и не бояться.

Вдалеке из воды выпрыгивает дельфин. Это наивно и по-детски, но я неожиданно ловлю себя на мысли, что увидеть его сейчас – хороший знак. Почти благословение. Поворачиваюсь к Яну.

– Мне бы хотелось остаться здесь навсегда. Остановить время. Поймать его за секундную стрелку и спрятать мгновение за стекло, как редкую бабочку. Этот остров, вечер, океан, ты… Словно сбывшаяся мечта.

Ян прижимает меня к себе. В его глазах я вижу незнакомое доселе чувство, когда он, подняв бровь, спрашивает:

– Уверена, что смогла бы жить на Мальдивах? Местные законы позволяют мужчинам иметь четырех жен одновременно. Вдруг тебе бы пришлось делить меня еще с тремя женщинами?

– Во-первых, ты не мусульманин. – Хмыкаю, зная, что он шутит. – Во-вторых, я не твоя жена.

– Последнее легко исправить, – негромко отвечает Ян и ловит мой взгляд. – Лелия…

Застываю, догадываясь, что он собирается сказать, а потом быстро перебиваю, пока Ян не произнес то, о чем может пожалеть.

– Ян, не надо, ты должен быть уверен…

– Я уверен, – тихо говорит он и достает из нагрудного кармана бархатную коробочку. Прежде чем я успеваю возразить, он встает передо мной на колени. – Лелия Хансен, согласна ли ты выйти за меня замуж, слушать вместе Queen и Deep Purple, путешествовать по самым невероятным местам мира и быть моей единственной музой, вдохновляющей на тысячи прекрасных песен, которые я посвящу тебе?

В уголках глаз скапливаются предательские слезы. Ян предлагает мне быть с ним, несмотря на мое мрачное прошлое, проблемы с доверием и неприятие себя. Чем я это заслужила? Почему я? Пауза затягивается, и в его глазах появляется беспокойство. Ну же, Лелия, решай – оттолкнуть его или рискнуть, позволив себе быть действительно счастливой, возможно, впервые за двадцать лет. И я делаю выбор. Охрипшим от волнения и слез голосом отвечаю:

– Да. Да, Ян Свенссен, я хочу выйти за тебя замуж. Хочу слушать твои песни, хочу ездить с тобой на гастроли, хочу, черт возьми, сделать медовым каждый месяц нашей совместной жизни…

Ян надевает мне на палец кольцо из белого золота с большим сияющим бриллиантом, а затем встает, не отпуская мою руку.

– Я люблю тебя, моя великолепная, моя дикая, моя неповторимая девочка с удивительными глазами.

– Я люблю тебя, – повторяю я, не обращая внимания на мокрые от слез щеки. – Спасибо.

– За что? – Ласково улыбается Ян, вытирая мои слезы.

– За то, что ты со мной, вопреки всему.

– Я всегда буду с тобой. – Он притягивает меня к себе, целуя скулы, веки и дрожащие ресницы. – Во всех мирах. Во всех реальностях. Я не оставлю тебя, что бы ни случилось. Поверь мне.

Одной рукой я придерживаю шляпу, а другой обнимаю его. За секунду до поцелуя шепчу: «Я тебе верю…». Порыв ветра заставляет красное парео взмыть вверх, мягкие губы Яна находят мои, и мгновение замыкается в вечность. Сердце бьется так быстро, будто отбивает ритм самой жизни, которая рождается в груди из одной лишь фразы: «Я всегда буду с тобой».

Внезапно все вокруг освещает яркая вспышка.

– Папарацци. – Устало выдыхает Ян. – Пойдем внутрь. Полагаю, мы обеспечили им достаточно контента… Не хочу делить тебя с объективами камер.

На побережье спускаются сумерки, но Ян опережает меня, не давая включить свет.

– У меня есть идея получше.

Щелчок зажигалки, мелькнувшая искра. Огонек первой свечи загорается в его руках, а затем наступает черед второй, третьей, пятой, десятой, двенадцатой… Спустя несколько минут номер отеля окутывает исходящий от множества фигурных свечей запах ванили и карамели. Он путается в аромате стоящих в вазе ярко-розовых роз, создавая причудливое амбре.

– Сегодня особенный вечер. Будет правильно, если за ним последует такая же особенная ночь. – Ян аккуратно снимает с меня шляпу и касается щеки. – Ты мне доверяешь?

– Да. – Чуть помедлив, киваю я.

Ян ни разу меня не подводил, всегда был рядом, когда я так в нем нуждалась. В каком-то смысле я доверяю ему больше, чем себе: в отличие от меня он не зависим от допинга в виде адреналина, новых эмоций и впечатлений, а значит, намного более стабилен.

Он осторожно снимает с меня парео и, свернув полупрозрачную ткань, завязывает мне глаза.

– Это обязательно? – Слегка напрягаюсь, столкнувшись с перспективой потерять контроль над ситуацией.

– Тебе понравится. – Ян подводит меня к кровати и мягко подталкивает, заставляя упасть в пуховые подушки.

Замираю в неясном предчувствии. Что-то касается моих губ, и, почувствовав легкий и такой знакомый запах, я приоткрываю их. Клубника. Надкусываю, ощущая, как течет по подбородку сладкий сок, но горячий язык Яна не дает ему испачкать белые простыни. Возбужденно выдыхаю.

– Это похоже на «9 ½ недель»…2

Ян освобождает мою грудь от купальника, и я ощущаю, как язык скользит ниже.

– Именно… Слава молодого Микки Рурка давно не дает мне покоя. Как я тебе в роли искушенного соблазнителя?

По телу бегут мурашки, когда он целует мои соски. Не выдержав, зарываюсь пальцами в густые волосы и пытаюсь притянуть Яна к себе. Однако он не позволяет мне сделать это и отстраняется, вызвав полный разочарования вздох. В следующую секунду я чувствую на языке сладкую каплю меда. А затем еще одну. И еще. Ян целует меня. Его язык мягко, но настойчиво проникает в мой рот, и наши губы пропитываются медом и любовью, тягучим желанием и предвкушением оргазма.

– Более чем убедительно, мистер музыкант, – шепчу я, когда он ненадолго отстраняется от меня. – Ты возмутительно сексуален, но, если не ошибаюсь, герои фильма кончили плохо…

Пара секунд, и начинается новый раунд игры. Взбитые сливки вызывают желание облизнуться, однако Ян опережает меня. Мы снова делим на двоих вдох и выдох, срывающийся стон, нескромный поцелуй.

– Обещаю, что мы оба кончим очень хорошо. – Пальцы скользят по коже, по контурам татуировок, по напряженному животу.

– Когда однажды ты сказал, что можешь быть плохим мальчиком, я не поверила. – Собственный голос не слушается, путается в связках, сворачивается до исступленного полухрипа. – Ты приятно меня удивляешь.

– Обещаю делать это всю жизнь, только попроси.

Ян стягивает с меня нижнюю часть купальника, и я ощущаю его горячее дыхание между бедер. Завязанные глаза многократно обостряют чувства – прикосновения отдаются дрожью, закольцованным наслаждением, которое концентрируется в одной точке. В точке, в которой язык Яна ласкает меня, заставляя изгибаться навстречу и судорожно комкать в ладонях простыни.

Удовольствие волнами прокатывается по телу, приближается к пику, стремится разбить последнюю иллюзию контроля на миллионы осколков. Стягиваю превращенное в повязку для глаз парео. Пляшущие огоньки десятков свечей отражаются в расширенных зрачках Яна, когда он поднимает голову и целует мои бедра. Мы смотрим друг на друга, и я сдаюсь первой. Мне хочется почувствовать его в себе. Хочется, чтобы он взял меня, как берет женщину жаждущий ее мужчина – принимая тело, забирая душу.

– Иди ко мне.

Не отрывая взгляда, который я не могу разгадать, Ян поднимается. Голова кружится – то ли от растаявшей в воске ванили и карамели, то ли от его близости. Губы касаются живота, груди, шеи, ключиц, и наши языки снова сплетаются. Я вижу напряженный член и стремление ощутить его внутри становится почти невыносимым.

– Лелия, Лелия, Лелия…

От того, как Ян повторяет мое имя, последняя видимость приличий исчезает.

– Я хочу тебя. Сейчас. Пожалуйста.

И он входит в меня: медленно, наслаждаясь каждой секундой и каждым лихорадочным всхлипом, а я отдаюсь ему, раздетая до самого сердца. В движениях наших тел, в каплях пота, в стонах, в следах от ногтей на спине, в спутанных прядях волос, в учащенном пульсе, в том, как бесстыдно я притягиваю Яна к себе, чтобы почувствовать еще глубже – не похоть, но любовь. Мы занимаемся любовью, делаем любовь, наполняем друг друга любовью, делим любовь на двоих, тонем в любви, ищем спасение в любви, становимся любовью. Любовь. Любовь. Любовь.

Я забываю обо всем. Единственное, что имеет значение – жадно и одновременно нежно целующие меня губы, скользящие по вздрагивающим лопаткам руки, двигающийся внутри член. В этот момент я позволяю себе открыться. В этот момент я позволяю себе быть собой. Улыбаюсь. Заметив мою улыбку, Ян ничего не говорит, но улыбается в ответ, и магия между нами, та самая магия, что когда-то родилась в перекрестье взглядов в темноте ночного клуба, разгорается еще ярче.

Оргазм поднимается изнутри, щекочет сердце, вырывает неконтролируемый стон. Сердцебиение ускоряется. Наслаждение звенит в полукрике, который исчезает в тяжелом прерывистом дыхании. Ян кончает сразу после меня. Пальцы, срывающие созвучия, впиваются в предплечья, и на выдохе я прижимаю его голову к своей груди.

Мы обнимаем друг друга, неготовые отпустить, и сон приходит к нам одновременно – плавно и необратимо. В нем я бреду по маковому полю, теряясь в растущих до горизонта огромных красных цветах. Их аромат дурманит, зовет за собой, и я танцую, опьяненная и счастливая, чувствуя, как невесомые лепестки ласкают кожу, стоит случайно задеть их рукой. В такие моменты я возвращаюсь в реальность и осознаю, что не цветы касаются моего тела, а губы Яна. Одному богу известно, что ему снится, но мой музыкант блаженно улыбается, не разжимая переплетенные с моими пальцы. Я смотрю на него с невыразимой нежностью и снова проваливаюсь в сон.

Утро начинается с запаха кофе и дождя, звука разбивающихся о берег волн и еле слышной мелодии. Утро начинается с поцелуев. Потягиваюсь, не желая просыпаться, открываю глаза, сразу обращая внимание на кольцо с большим сверкающим камнем. Значит, все было по-настоящему? Значит, теперь я невеста? В это невозможно поверить – за прошедшие годы я слишком привыкла к одиночеству. Но бриллиант сияет, и я понимаю – это не сон. Ян предложил мне выйти за него замуж, и я согласилась.

Настроение омрачает лишь то, что сегодня мы возвращаемся домой, в Осло. Я многое бы отдала за то, чтобы остаться на Мальдивах и валяться в постели с Яном весь день, но его ждет запланированный концерт, а меня – съемка.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – произносит Ян, целуя мою спину.

– Правда? – Подыгрываю ему, сонно щурясь.

Он вздыхает и проводит ладонью по позвоночнику до поясницы, заставляя рефлекторно изогнуться, поддавшись ласке.

– Я тоже мечтаю никуда не лететь, но в этот раз обстоятельства сильнее нас…

Резкий звонок прерывает разговор. Ян, извинившись, отвечает, и через минуту поворачивается ко мне, не скрывая волнения.

– Плохие новости. Рейс перенесли на пять часов раньше. Если мы хотим вернуться в Осло вовремя, надо быть в аэропорту как можно скорее.

Сонливость как рукой снимает. Я ни в коем случае не могу пропустить самолет и прилететь в Норвегию позже, чем обещала редактору. Подскакиваю и начинаю в спешке собирать вещи. Ян, посмеиваясь, делает то же самое. Единственное, что нас спасает – страсть путешествовать налегке. Исключительно благодаря ей уже через сорок минут мы сидим в такси, взбудоражено посматривая на часы.

В аэропорту я наконец расслабляюсь. Процедура регистрации на рейс и прохождение таможенного контроля знакомы до мелочей. Осталось совсем немного. Собираясь на посадку, вдруг замечаю в витрине одного из магазинов плюшевого зайца. Он напоминает мне подаренную в детстве отцом игрушку, и я сжимаю ладонь Яна в своей.

– Хочу этого зайца.

Ян порывается забежать в магазин и купить его для меня, но когда диспетчер объявляет наши имена по громкой связи и просит поторопиться, с сожалением глядит на витрину:

– Обещаю, что подарю его тебе.

***

Я прихожу в сознание. Обеспокоенно склонившийся надо мной Ян с надеждой спрашивает:

– Лелия, ты вспомнила хоть что-то? Мальдивы, отель, аэропорт…

В горле растет и раздувается, мешая дышать, колючий ком. Смотрю на Яна и сглатываю, не находя слов, потому что все, что я сейчас прожила, было не сном, а воспоминанием – таким же реальным, как и любое другое. Киваю, не веря в происходящее и произношу одними губами:

– Ты всегда будешь со мной…

Ян вздыхает с видимым облегчением и продолжает начатую фразу:

– Во всех мирах. Во всех реальностях. Я не оставлю тебя, что бы ни случилось. Поверь мне.

Глава 3

Дни бегут, выворачивая календарь, сливаются в череду однообразных будней, путают мысли и ориентиры. Проснувшись, я завтракаю, читаю принесенные Бьянкой книги, а заснув, оказываюсь во снах, которые не могу контролировать. Иногда я пробую очнуться, лелея смутную надежду открыть глаза на лодке Олава, но ничего не происходит.

Воспоминание о помолвке с Яном надолго выбивает из колеи. «Я всегда буду с тобой» – удар под дых, остановка сердца. Все, что возникло в моей голове, когда я взяла в руки журнал, кажется поразительно реальным, особенно моя любовь к Яну. Это пугает больше всего. Я отказываюсь верить, что путешествие на Мальдивы происходило на самом деле. Абсурдно. Невозможно.

Несколько раз Бьянка порывается пригласить ко мне маму, но я не готова увидеть в этом кошмаре и ее. Только не ее. В ответ на мое категоричное «нет» старшая медсестра с грустью качает головой, но все же оставляет меня в покое. Маленькая победа, которая совсем не радует. Мне не нужны компромиссы – мне нужно вернуться обратно в свою жизнь.

В конце концов я решаю принять правила странной игры. Говорите, я нуждаюсь в медицинской помощи? Хорошо, так дайте поговорить с главным врачом и обсудить поставленный диагноз. Вместо этого мне сообщают:

«Доктор Йохансен в отпуске».

«Доктор Йохансен не в клинике».

«Доктор Йохансен занят и поручил осмотреть вас своей коллеге».

С одной стороны, я чувствую гнев. С другой – облегчение. Уверена, если загадочный доктор Йохансен явится передо мной лично, у него будет лицо Асафа. Но почему он оттягивает встречу? Я уже начинаю сомневаться в его существовании, когда однажды после завтрака Бьянка с сияющей улыбкой объявляет:

– Лелия, доктор Йохансен пригласил вас в свой кабинет для беседы.

– Неужели? – Недоверчиво хмыкаю, стараясь скрыть волнение. – Какая честь. Не терпится лично познакомиться с тем, кто заведует этой удивительной клиникой.

Бьянка кивает, то ли не замечая иронии, то ли сознательно игнорируя ее. Она ведет меня по извилистым коридорам, и сначала я стараюсь нарисовать в голове маршрут, но быстро понимаю, что никогда не выберусь из лабиринтов Лиер Сикехус сама – слишком много одинаковых поворотов и лестниц.

Вскоре мы останавливаемся у дверей из темного дуба. Постучав, Бьянка жестом приглашает меня войти. Поворачиваю ручку и нерешительно замираю на пороге. Скользнув взглядом по небольшому дивану, кофейному столику, книжному шкафу, ищу глазами доктора. Он стоит спиной ко мне и лицом к окну, солнечный свет окутывает фигуру в белом халате, создавая почти ангельский ореол.

– Доктор Йохансен… – Робко обращается к нему вошедшая следом за мной Бьянка.

Он медленно поворачивается, и я невольно задерживаю дыхание. В горле пересыхает. Еще мгновение… Доля секунды… Нет. Это не Асаф. На меня смотрит высокий статный мужчина чуть старше сорока. Ни острого орлиного носа, ни поджатых губ, ни темной бороды – полная противоположность убийце джиннов. Он доброжелательно улыбается.

– Здравствуйте, Лелия. Я доктор Магнус Йохансен. Вы помните меня?

Продолжаю разглядывать главного врача. Обычный норвежец, каких тысячи. Если бы мы встретились в супермаркете или в спортзале, я бы не обратила на него никакого внимания.

– У вас наверняка накопилось множество вопросов, – так и не дождавшись ответа, произносит он. – Присядьте, пожалуйста, я помогу вам разобраться.

Бьянка выходит из кабинета и аккуратно прикрывает дверь, а я сажусь в мягкое кресло напротив. На столе у монитора – фотография в массивной, но изящной рамке из резного металла. На снимке доктор Йохансен обнимает женщину, по всей видимости, жену, и двоих детей – мальчика и девочку. Примерный семьянин. Безусловно, разве могло быть иначе?..

– Лелия, вам будет очень сложно поверить в то, что я скажу, однако первый шаг на пути к выздоровлению – принятие проблемы. – Он замолкает, ожидая моей реакции, но я опять не говорю ни слова. – Вы когда-нибудь слышали о делирии?

– Нет. – Отрывисто бросаю, настороженно всматриваясь в его лицо. Лучше изображать, что верю во всю чушь, в которой меня пытаются убедить, пока не найду способ вскрыть этот гнойник.

Магнус Йохансен задумчиво стучит по столешнице перьевой ручкой, а затем поясняет:

– Делирий – это психическое расстройство, которое характеризуется помрачением сознания и появлением очень правдоподобных галлюцинаций. В вашем случае имеет место онейроидный синдром – разновидность делирия, при которой человек не отличает сны от реальности. Иначе говоря, максимально развернутые и фантастические картины сновидения переплетаются с действительностью, при этом знакомые люди нередко включаются в переживаемую ситуацию.

– В смысле? – уточняю я.

Доктор Йохансен вздыхает.

– Когда вы вышли из делирия и столкнулись с частичной амнезией, то повторяли, что старшая медсестра Лиер Сикехус Бьянка Буджардини – известная итальянская актриса. Спутанное состояние сознания поместило образ Бьянки в сон и, очнувшись, вы не смогли дифференцировать реальность. К сожалению, у меня есть все основания полагать, что то же самое коснулось и других окружающих вас людей. Это значит, вы еще столкнетесь с сюрпризами…

Логично до такой степени, что страшно. Холодный ужас сковывает грудную клетку. Я безумна? Нет, Ли, не поддавайся. Это не может быть правдой. Чересчур гладко. С вызовом вскидываю подбородок.

– А как вы объясните то, что Лиер Сикехус давно закрыта, а корпуса больницы заброшены?

– Вы правы. – Магнус делает паузу, и я удивленно смотрю на него. Он сдался так просто? Нет, разумеется, нет. Ровным голосом главный врач добавляет. – Большинство корпусов много лет не функционирует по назначению, но этот правительство закрывать не стало. Как бы нам ни хотелось, не у каждого человека в Норвегии получается сохранить психическое здоровье. В стране должно быть место, где людям, которые не справляются сами, могут помочь.

– И это место – здесь? – усмехаюсь я.

– Именно, – не отрицает доктор Йохансен.

– Допустим, я вам верю. – Подпираю щеку рукой, с любопытством глядя на врача. – Однако я не помню, как и когда очутилась в клинике. У вас найдется объяснение и этому?

Он выдвигает верхний ящик стола и достает из него фотографию, на которой запечатлены мы с Яном: счастливые и обнимающиеся… на катере Олава. Выхватываю фото и жадно впиваюсь в него взглядом.

– Что это?

– В день, когда был сделан этот снимок, вы с женихом находились на лодке вашего друга недалеко от Осло. Либо из-за алкоголя, либо по нелепой случайности, вы поскользнулись на палубе и ударились, получив серьезную травму головы, которая спровоцировала возникновение психического расстройства. Хотите воды? – Заметив, как я побледнела, Магнус Йохансен наливает в стакан минералку и протягивает мне. – Ваше состояние ухудшилось не за одну минуту. Первое время вы осознавали происходящее и, поняв, что расстройство прогрессирует, сами обратились в Лиер Сикехус и подписали согласие на госпитализацию.