Гиперпанк Безза… Книга первая

А Умник всё это слушает, смотрит на все эти странности в поведении Сленга и не слегка отстранённо всё из происходящего понимает – совсем никак. Вот он и спрашивает. – Это вы о чём?

Сленг с Мельдонием переводят взгляды друг от друга на Умника, фиксируют внимание на нём, и после краткой паузы, с настроением, чуть ли неединодушно, со словесным сопровождением Сленга: «А он-то ещё вегетарианец», расплываются в довольстве. А Умник, припёртый к стенке непониманием того, что это всё значит, и не может возмутиться и возразить на такое своё склонение к углеводной только пище. Где им так и подозревается, что его таким образом хотят убедить встать на диетический формат довольствия.

– Ты, мол, человек самых прогрессивных взглядов, – так и слышится Умнику со стороны Сленга вот такие его увещевания, – смотрящий на будущее через прицел сохранения природы, где есть место только зелёной энергетике и таким же травоядным отношениям со всем живым, так что мы не могли не учесть этих твоих требований к себе и вписали тебя в группу диетологического формата качества жизни. Будешь, падла, жрать только зелёную энергетику, энергетические батончики, всё это запивая…тоже энергетиками, заряжаясь на заряд свежести прогрессивных мыслей. – А вот здесь уже Сленг вновь не сдержался от высказывания своих мыслей, и выказал свою позицию; так ему всё и не удаётся скрыть от всех истинную сущность оппортуниста и ярого противника прогресса. – А мы с Мельдонием, так уж и быть, за всех вас, энергически заряженных прогрессивов, будем отдуваться на этом поле действия – в столовой, стирая эмаль своих зубов не об качественную кислоту энергетика, а об хищность своего внутреннего мира, кому подавай мясо и ещё что-то из того, что пока что вычеркнуто из пансиона питания.

Ждём, не дождёмся уж сколько, когда генетики сделают прорыв в создании искусственного мяса, а учёные естествоведы с научными выкладками обоснуют полезность перехода человечества на такой, следующий этап качественности уровень жизни. Где его потребности будут определяться химическим составом и анализом, а сам он будет себя контролировать своим внутренним прогрессом, принимая от жизни только то, что ему необходимо.

И если у тебя недостаток кальция, то в твой рацион будет добавлены фторсодержащие элементы питания, если тебя тянет на солёное, то тебе будет рекомендовано больше уделять времени себе, чем ведущим к солёному восприятию мира отношениям с другой качественностью жизни в виде сладких предложений. А если так уж выйдет и в тебе будет обнаружена генетическая предрасположенность к авторитарности своего происхождения и мышления, с хищными началами, – группа твоей крови относится к вышедшему уж давно из обращения к первой степени устранения из наличности и памяти, – то тебя ждёт полное переформатирование через полную смену системы кровообращения и перемены её кровеносной начинки на новую качественную группу крови – био.

– О тебе. – Вдруг заявляет Сленг, окончательно сбивая с толку Умника. Кто за всеми этими своими обдумываниями отвлёкся от действительности, и для него это обращение к нему Сленга, уже в действительности, было вообще неожидаемым и неожиданным. Вот он и ничего не поймёт из сказанного, и при этом очень в себе видно для всех. Что не может не получить продолжение в ёрничанье над ним со стороны Сленга, кто, как уже было не раз за ним замечено, человек подверженный большому влиянию на себя рефлексирующего фактора, вот он и не сдерживает себя никогда, когда это от него требует что-то внутри.

– А что тебя удивляет. – Деланно дивится происходящему расхождению с собой Умника Сленг. – Мельдоний обрисовал среднестатистический портрет нашего, а если быть буквально по годам точнее, то твоего современника. Или ты что-то имеешь против этого сравнения, а может и того больше, хочешь возразить. – Обращается к Умнику Сленг. А Умник, ещё находясь в растерянности, ясно понятно, что вот так сразу и не может ничего возразить против такого своего, под общую гребёнку отождествления. Он по крайней мере личность индивидуального, со своими особенностями качественного исполнения. И хотя Умник ничего пока что не говорит, по нему всё равно видно, что он прикладывает особые усилия, чтобы не то что бы опровергнуть всё Сленгом сказанное (и это тоже), а он хочет высказать именно свою точку зрения на всё сейчас утверждаемое Сленгом.

А Сленг неожиданно для Умника демонстрирует себя с неизвестной ещё для него стороны – глубокого психоаналитика. И он прямо читает мысли и всё внутри Умника кипящее и так его волнующее. – Не хочешь ли ты сказать, что ты не сам в себе, самодостаточная личность, определяющая сама себя, свою самость, и правила своей реализации и осуществления. – Делает выбивающее окончательно почву из-под ног Умника обобщение в исключительную частность Сленг. Против которой возражать без детализации невозможно в позитивном для себя ключе. Да и Сленг на этом не останавливается, а продолжает продавливать Умника своими уж очень странными выводами. – А если это не так, что тоже возможно, и не запрещено как это было принято «прежде», а такое авторитарное руководство своими мыслями отвергается и не принимается в разряд принимаемого к рассмотрению новой общностью и определяющим сегодняшнюю действительность нарративом. А любая отличность, отличительность – это есть по своей сути скрытность и твоя скрытось от всех. Что собой подразумевает, нет, не инакомыслие, которое всеми приветствуется, а как раз наоборот, монотеизм мысленной деятельности, агрессивно себя противопоставляющей всему от неё отличному. А за такие мысли… – И поставленное многоточие в конце своего предложения Сленгом было куда как более информативней, чем любое из его словесных предложений.

Ну а пока Умнику дано время проанализировать себя, Сленг, добившись такой от него устойчивости взглядов, переводит текущую тему разговора на то, что его на самом деле интересует и что должно начать интересовать и Умника, хоть он, итак уже заинтересовался.

– Так, в общих чертах, честно скажу, мало что дающих, мы поняли с кем имеем дело. Ну а что у нас есть на него по существу? – Обращается к Мельдонию Сленг. А Мельдоний, как человек аналитического, а уж затем информационного ума, разворачивается к лежащей на столе папке с файлами досье на интересующего Сленга человека, и не долго там ни с чем не разбираясь, берёт папку в руки, затем там меняет местами листы с текстурой и протягивает папку Сленгу. Сленг берёт папку, поверхностным взглядом окидывает её на первой раскрытой странице, затем поверх неё смотрит на Умника, и уже ожидаемо им, обращается к нему с замечанием к себе. – Интересно. И бывает же такое. – После чего он откладывает в сторону от себя папку, – это буквально выглядит, как опустить её перед собой, – и обращается к Умнику с вопросом-разъяснением.

– Знаешь, какие основные задачи перед собой ставит это бюро информационного прорыва? – как бы задался вопросом Сленг, обводя рукой с папкой в ней это помещение лаборатории, являющееся штаб-кабинетом этого подразделения своего информправа, как можно понять и догадаться, то в себе включающее самое стратегически необходимое для выполнение поставленных задач, из двух сотрудников, количество штатных единиц (второго Умник встретил при входе в эту спецлабораторию).

Ну а Умник не удержался оттого, чтобы не последовать взглядом вслед за обводящей пространство вокруг рукой Сленга, и хотя бы сейчас получить оправдывающий свою любознательность доступ ко всему тому, что из себя представлял штаб-кабинет бюро информационного прорыва, как это спецподразделение назвал Сленг.

И теперь Умник смог сфокусировать свой взгляд и рассмотреть вокруг то, чем мог ли бы похвастаться те, кто собой представляет самых информационно наполненных и продвинутых людей в этой части социума, а в частности Мельдоний. По кому ничего из такого информационно подчёркнутого в нём и не скажешь.

Прочем, Умник и не знает точно, как должен внешне подчёркивать свою информационную полноценность тот человек, кто относится к этой категории всё знающих людей. Кто, наверное, мало следит за своим внешним видом, обязательно неряшливо выглядит, с подчёркнуто выделяющимся животом, давно уже выпавшим из присмотра и из штанов их носителя, к покрасневшими обязательно масляными глазами на прыщавом и засаленном лице уже немолодого, но ещё не в том возрасте, чтобы на нём ставить крест для будущего этого незрелого физически человека, у кого нет времени на то, чтобы привести себя во вменяемый внешний порядок, а дикообразная бородка со слипшимися клочками и такая же причёска, то это часть его имиджа и образа человека другого понятия, живущего в другой, виртуальной реальности, среди цифр и объёмов информации. И стереотипный образ мышления на таких людей, много чего общего имеющий с внешним представлением себя Мельдония, вызывает у Умника сомнения в сторону опять же Мельдония. Кто может быть решил вот такой своей подделкой под чокнутого профессора проверить его на сообразительность, тогда как в обычной жизни он выглядит совершенно иначе.

Но сейчас у Умника нет времени разбираться в том, что на самом деле стоит за таким внешним видом Мельдония, – его самобытность мышления, где он отвергает реал-политик, отдавая предпочтение виртуальному миру, или же его увлечённость хот-догами и неопрятностью своего поведения, – а он начал всматриваться в этот мир мониторов со всех сторон, являющихся окнами в различные точки мирового пространства. В том числе в них есть доступ и в эту часть жизненного пространства человека – на одном из мониторов транслируется шахматка камер наблюдения, установленных по всему периметру самых знаковых мест этого комплекса помещений. И почему этот телетранслятор установлен здесь, а не на посту охраны, то это такая подробность, о которой здесь не спрашивают. Вот и Умник не задаётся не к месту лишними вопросами, предпочитая обратить своё внимание на другие телевыходы в иные реальности, а чаще в ирреальные пространства телевизионных миров.

Из чего Умник делает несколько необычный и быть может странный вывод. – Так они здесь по большей части киношку смотрят и поди что под пиццу. – На этих мыслях Умник переводит свой взгляд на Мельдония и тут же на нём, а точнее на его слипшейся от жирности бородке и вся в пятнах рубашке, находит подтверждение этим своим догадкам. – А руки и щёки затем вытирает об бороду и рубаху. Вот откуда эта в нём вся эта липкость. – И вот спрашивается, как после таких открытий Умник может смотреть на папку с досье на некий объект, с кем его тут решили сравнивать, без своего отторжения. – Я, как минимум, руки не вытираю об свою рубаху. – С некоторым сбоем в себе сделал такое заявление Умник, чьи руки всё-таки имели опыт вытирать себя об челюсти неприятных для него людей.

А между тем Сленг не стоит на месте, без движения. И то, что он обвёл рукой всё это пространство вокруг, было всего лишь прелюдией к тому, что он хотел дальше донести до ума Умника.

– Целью бюро информационного прорыва является создание полноценной картинки ожидаемого, а чаще мало что имеющего общего с прогнозами, события-свершения. И эта картинка включает в себя не только информационную составляющую об общем фоне происходящего вокруг окружения, объекте нашего вмешательства, но и в том числе и знание того, что из себя представляешь сам ты. И получение информационных данных о твоей личности, о твоих возможностях и характеристиках, имеет основополагающее значение для всего планируемого действия. От них и оттого, что мы в тебе имеем, будет разрабатываться стратегия и проектироваться планы по работе с объектом нашего воздействия. Не будем же мы для каждого нового объекта подбирать более подходящего для работы с ним человека. Это уж будет слишком. А мы, основываясь на твоих навыках, способностях и возможностях, что не говорит о том, что тебе остаётся только почивать на том, что есть, будем вырабатывать наиболее эффективные программы. Вот ты знаешь пределы собственного я? – А вот это было определённо неожиданно со стороны Сленга, своим вопросом поставившего Умника опять перед невозможностью сразу с ориентироваться и дать ответ обдуманно.

Вот Умник и стоит, тужась, пытаясь сообразить, о чём это идёт речь, и что может дальше последовать в случае, если он заявит, что он лишь одно знает о себе – нет пределов моему терпению, когда со мной вот так неуважительно разговаривают и не пойми что имеют в виду на мой счёт.

И, наверное, совсем не зря так предусмотрено человеческой природой, что когда человек ставится в тупик, то он не сразу может сообразить, что сказать и так же выговорить, а то бы он такой глупости наговорил, чем ещё больше бы осложнил для себя ситуацию. И тогда бы Сленг в ответ на эту его заявку на знание своих пределов нетерпения, потребовал от него подтверждений этим своим словам. – А вот докажи и всё тут, как ты беспредельно не терпишь. Что для меня немыслимо понять.

Но так как у Умника с природными рефлексами всё в порядке, то Сленг не был отвлечён от своей прежней мысли в сторону и он только для проформы выдержал паузу, во время которой Умник всё-таки был подвергнут давлению взглядов проницательности Сленга и Мельдония, соревновавшихся между собой в умении видеть более насквозь стоящего перед ними человека, и затем продолжил то, что хотел сказать дальше. Правда сперва всё же отвлёкся на визуальный спор с Мельдонием, с кем у него бывало, что происходили вот такие спорные между собой, спортивные соревнование по своему умению видеть большее, чем есть, и больше чем ты видишь сперва в человеке.

– И что ты видишь? – обзорным зрением покосившись на Мельдония, так косвенно его спросил Сленг.

А Мельдоний тут же перестал присматриваться к Умнику, чтобы не быть пойманным Сленгом на своей не остроте зрения, – мне так-то одного посыла сигнала своего взгляда, сравни скорости света, достаточно, чтобы всё об объекте своего рассмотрения понять, – и он тем же зашифрованным визуальным сигналом даёт ответ Сленгу. – Да ничего из такого, чего бы раньше не видел.

А Сленг всегда был или слыл, что немаловажно только для людей со стороны от него стоящих, крайне дотошливым и придирчивым человеком, и его такой ответ Мельдония не устраивает. Он в нём видит отговорку.

– А подробней не можешь. Или фокус зрения не позволяет добиться такой точности? – с язвительной поддёвкой задаётся вопросом Сленг. Но Мельдоний не собирается ловится на эту явную провокацию Сленга. Как будто не ясно, чего он добивается. Усложнить ему жизнь, как только им же выяснится, что Умник ни на что не способен, он не так хорош, как было заявлено и вообще от него не стоит ожидать большего, чем он есть. А если Мельдоний даст Умнику такую характеристику, то ему же, ну и заодно техническому отделу, придётся на основе всех этих данных разрабатывать программу задействования Умника в предстоящем деле.

С другой же стороны Мельдоний не может давать завышенные чем есть оценки качеств Умника, что грозит теми же осложнениями в его модуляции. И при всём этом Мельдоний не может сдаться и не быть в глазах Сленга самым прозорливым человеком.

– Я оттого ничего в нём ничего не вижу, потому что он пустой как есть человек и не более. – Делает удивительнейшее заявление Мельдоний, сбивая фокус взгляда на себя Сленга, у кого всегда происходит расфокусировка взгляда, когда он наталкивается на философского порядка информацию. А то, что ему сказал Мельдоний, как раз и было из этого, непостижимого точностью расчёта, порядка-беспорядка. Вот Сленг и переводит свой взгляд на Умника и пускается в продолжение того, на чём он остановился.

– Вот мы и даём тебе таким образом возможность посмотреть на себя со стороны. Что позволит лучше себя понять, изучить и выявить в себе то, что тебе было недоступно. – Сделал промежуточный вывод Сленг и, переведя дух, с нажимом на зубы и реальность между ними пустился в объяснения того, что всему этому мешает. – А всему этому пониманию себя мешают твои внутренние комплексы. Человек всегда боится того, что он, выйдя за пределы самого себя, во вне, там растворится в других сущностях бытия и, забывши кто он есть таков, потеряет себя навсегда. Вот он и всеми какие есть силами держится за себя и за то, что он считает в себе за своё именное я. И вот для этой отвязки от самого себя, мешающей человеку с объективных позиций посмотреть на себя и понять по настоящему, кто он есть на самом деле, – для этого и требуется подчас взгляд со стороны, – мы разработали программу по быстрому нахождению себя человека. Мы создали во внешних пределах человека точку его позиционирования в пространстве, так называемый репер, отталкиваясь от которого он всегда себя сможет найти и обнаружить, чтобы вернуться.

– Но зачем? – не удержался от вопроса Умник.

– Бывают такого рода дела, когда в них не обойтись без того, чтобы не быть собой, и нужно работать под прикрытием чужой личности, со стороны от себя, иного объекта права. Как только могу сказать. – Отвечает Сленг.

– А так разве можно? – с простодушной наивностью спрашивает Умник, спотыкается и добавляет. – Ну вы поняли, что я хотел спросить.

– Мы всё поняли. – Даёт ответ Сленг. – А раз так, то и ты всё поймёшь, если я скажу, что если об этом зашла речь, то это неслучайно.

– Я понял. – Ответил вслух Сленг, про себя всё же задавшись, заставившим его взмокнуть вопросом. – А что насчёт возможности подмены?

– Отмены. – Эхом отдалось в ухе Умника, так и не понявшего, чем было вызвано эхо – падением своих неровных переживаний в самый свой низ, на дно живота, вызвав там гул отзвука, или в сердце так ёкнуло.

– А мир, как это и было во все времена и эпохи, и для всякого развивающегося объекта бытия это свойственно, далёк от совершенства, если мягко и по делу сказать. – Заговорил Сленг. – Только завершённые вещи переходят в состояние покоя, а всякое движение это есть признак развития. И то, что наполняет наш мир, есть какой есть инструмент для его движения в сторону своего совершенствования и с этим приходится жить и считаться. Ну а основой, базисом для движения в своё будущее нашего мира, является интеллектуальная составляющая на данный момент автора сознания и осознания этого мира – его бренности, человека. Кто на основе себя и понятий о себе, и создаёт предпосылки для своего и мирового развития.

На практике и в жизни это выглядит как создание сообществ национального самосознания, всех видов смысловых направлений и параллелей: сопротивления, непротивления, идентичности, дилетантства, диссидентства, и пришедшим на смену всем -измам «прежде» де- и ре- прерогативам и конструктивизмам, а также как без того, чтобы не созреть до национальных автономий права и своих законов, действующих только в пределах этих зон своего влияния и отдельного развития. Где те же законы природы, как часть из них – закон гравитации Нью-тона, а если точнее, то поменьше, чтобы не зарываться: тяжести переживаний и физического соотношения к нему, плюс сила тока, напряжение и сопротивление ему, математические и химические дисциплины, а также ещё многое чего другое, действуют и работают в этой осознанной иначе реальности согласно понятийному социальному конструкту, приближенному к самоощущению себя единице этого социума, человеку. – Здесь Сленг выдохнул, чтобы…Чтобы прийти в себя от всего того, что он сам и нагромоздил сейчас. После чего он перешёл к более доступному для своего понимания изложению себя.

– И через все эти автономии своего права на самоопределение того, что здесь и вокруг есть, аномалию сред обитания рассудка и пустынности здравомыслия, со своими оазисами культуризации, нам и придётся действовать и пробираться до своего будущего, если более объёмно сказать. А не как это раньше с этим обстояло дело – через пространства. Оплачивая свой путь данным в своё распоряжение временем, этим универсальным средством конвертации всего что есть в то, что будет. Сейчас же на первый план выходят другие платёжные средства обмена, так называемые крипто валюты. Где на основе информационного потока, на объёмах памяти информации и её обмене, и строятся отношения. И вот тут мы и выходим на значимость знания твоей личной автономии. Нам необходимо знать, что она в себе содержит и включает – какова твоя оперативная память, объём твоего жёсткого диска, скорость передачи твоего модема и ещё что-то из той же степени совершенства. Так куда понятнее звучит, не так ли? – Сделал насмешливую оговорку Сленг. – И как я уже говорил, то на основе этих знаний мы и будем разрабатывать программы по твоему взаимодействию со встреченной автономией, а чаще аномалией реальности. – На этом моменте не обошлось без того, чтобы Сленг и Мельдоний, который уже раз и не сосчитать (хотя Умник сосчитал) упёрлись в него своими взглядами и давай анализировать его на предмет высчитывания в нём хотя бы того, что сейчас было Сленгом приведено в качестве примера.

И хотя Сленг с Мельдонием придерживаются в своих лицах нейтралитета с этой действительностью в лице Умника, вот что-то ему даёт большую уверенность в том, что они его недооценивают. А то, что они не хотят завышать свои ожидания, то это не оправдание. Правда, скажи они сейчас ему в каких технических параметрах они его видят, то он и не поймёт толком, что всё это значит. – Оперативка позволяет смотреть 5к фильмы с полным восприятием картинки, а вот игры трудно сказать, что все потянет. Здесь нужно рассматривать в комплексе требования к его памяти, способностям и техническим данным.

Где может объёма его памяти и будет достаточно, чтобы загрузить в себя все данные игры, но достаточно ли будет у него сообразительности – работы джойстика, чтобы выискивать вовремя нужную информацию. Что будет приводить к его зависанию и сбою в своей реализации. – С вот таких циничных позиций поди что смотрели на Умника эти фанаты отехничивания человека. Где для них человек есть не предполагаемое изначально потребительское программное обеспечение для модуляции своей жизни – его пользовательский базис, а он есть техническая основа программного обеспечения, и моделирования не своей программы жизни, а настоящей жизни – подкаст его смыслов.

– Тронулись вообще умом от…– Нервно и нездорово посмотрел на все эти предпосылки размышлений Сленга с Мельдонием Умник, так и недодумав, что могло послужить причиной их такой цифровизации сознания. – И в какие игры они со мной хотят с играть? – вопросил себя Умник, всё же выделяя из всего того, что могло Сленга с Мельдонием сбить с толку, их страсть к компьютерным играм. А так как Умник, что удивительно и нынче странно выглядит, не имел в себе особого пристрастия к такому своему времяпровождению за играми, то он не мог предложить для себя со стороны Сленга и Мельдония большого выбора вариантов игры с собой.

– В страйк или как там она называется? В Общем, поискового характера игра. – Подумал Умник и остановился на последнем варианте. – Точно! Квест. На это они уже столько намекали. А вот поиск чего, то сперва себя, а там…Посмотрим. – Пришёл к окончательному выводу Умник, и уже с более спокойных позиций посмотрел на Сленга. Кто оставил при себе то, что увидел в Умнике и продолжил его вводить в курс обстоятельств дел здесь происходящих и его касающихся.

– А мир вокруг, и мы вместе с ним, а может, наоборот, меняется с пугающей бывает скоростью. Что и не поспеваешь за ним и за этими изменениями. Если на глаз прикинуть, то в минуту через каждого из нас проходит до несколько сотен мегабайт информации, в зависимости от её качества составляющей, и что она в тебе изменяет, принося и вынося одновременно, этого никто не знает и зафиксировать крайне сложно. И всего этого мы не можем не учитывать в разработке наших операций. И мы вынуждены их сократить до того предела краткосрочности, пока информационная среда считается стабильной, без своих существенных изменений. А сколько будет длиться этот отрезок времени, наиболее благоприятного для реализации наших планов, то это вопрос к службе технического прорыва. – Сказал Сленг, сфокусировав свой взгляд куда-то вдаль. Как понял Умник, через стенку этой лаборатории, а может и через две, где расположилось это бюро технического прорыва и контроля. Так длится некоторое время, пока Сленг не возвращается к себе и заново не берётся за рассказ.

– Между тем все эти автономии различий и своего права имеют общий базис своего нарратива возникновения. Все они возникли на отрицании существующего до них отождествления времени и его значений, и на основе этого начали быть какие они себя видят. Ну а всякое отрицание материализуется в разделение, в выделение общего в свои частности по своему идеологическому нарративу, в основном фокусирующегося в вещных интересах на определённом информационном потоке времени. Такая концепция построения автономных сообществ называется шорт-лист. Бизнес-стратегия «лонг-лист» не поддерживается оперативной памятью поколения ПРО, не желающего находиться в плену объективной реальности, ищущей из неё выход любыми, в том числе самыми провокационными способами, с отменой всего прежнего, а точнее, подменой понятий и сменой полюсов и вектора движения – причины и следствия меняются местами. И вот на такой основе и создаются все эти автономии своего права, взявших за приоритет смыслов себя только своё право. Где всеми рассматриваются в первую очередь права, где требование их есть функционал и кредо их жизни, а уж затем только посмотрим, что это за ответственность такая за них наступает, и стоит ли она того, чтобы её принимать.