Ликерия. Дикий плод

Эльвира Дель'Искандер

Ликерия. Дикий плод

Belua Ferus [бэлюа фэрус] – дикий зверь (лат.)

Ferus [фэрус] – дикий (лат.)

Глава 1

– Конечная автостанция! Город Радлес! Берем свои пожитки и бегом на выход!

Грубо толкнули в плечо.

– Подъем, милочка! Встаем! Спать нужно дома!

Горластая кондукторша, озираясь по сторонам и выглядывая новую жертву, прошла дальше, в хвост салона.

Ликерия огляделась: автобус опустел наполовину.

– Не задерживаемся… Не задерживаемся! Хватаем честно нажитое и спешим по домам! К пушистым котам и теплым пледам!

Схватив с пола сумку, Ликерия встала и в порядке очереди прошла к выходу. Спустилась по крутым ступеням, шагнула на влажную землю. И втянула морозный воздух.

Радлес. Город, многое обещавший, а подаривший одни проблемы. Проблемы сулил и теперь: их запах витал вокруг нее в пространстве.

Ее встретил местный автовокзал. Грязно-белое, приземистое здание, со всех сторон обставленное попутками. Спустя минуту Ликерия сидела в одной из них и ехала к себе. Домой. Видимо, домом это место станет теперь навсегда, как бы не хотела обратного. И как бы к обратному не стремилась.

Доехала быстро, поднялась к себе. Ключ вошел и с легкостью повернулся: щелчок – замок отворился.

Простояв минуту перед закрытой дверью, в тишине, пропитанной запахом нерешительности, Ликерия потянула на себя створку и все же ступила: вошла в свое вязкое прошлое.

Голова побаливала после долгой дороги, тело ныло, и накатила усталость. И ей бы радоваться возвращению домой; тому, что горе-поездка завершена, и в жизни, до того беспокойной, появилась какая-никакая определенность. Но, переступая ветхий порог, меняя холод улиц на теплоту квартиры, ощущала одно: упрямое несогласие с происходящим.

Ликерия сделала шаг назад: вернувшись сюда, обратно в Радлес. Вместо новых, уверенных двух, она оттеснила себя назад и оказалась там же, откуда начала. Нехорошее чувство, столь знакомое и от того опостылевшее. Вплоть до того, что не могла дышать. Особенно здесь, в тесноте квартиры, в которой прожила порядка полутора лет с тех самых пор, как переехала в Радлес. А ведь когда-то Радлес стал для нее спасением.

Сумка с вещами опустилась на пол, за спиной захлопнулась дверь – Ликерия все стояла: всматривалась в приоткрывшуюся взгляду гостиную. Маленькую и старомодную, залитую белым, послеобеденным светом.

Она разулась, сняла темно-синее пальто, приобретенное перед холодами в Сальске, и, повесив его на крючок, прошла вперед. Дверца слева – несимпатичный санузел, выемка справа – «уютная» кухня, где едва-едва помещались плита, холодильник и стол в форме белого, деревянного квадрата – она взглянула на все это мельком. Отчего-то скорее хотелось оказаться в сердце дома, каковым для нее являлась гостиная.

Остановилась по центру. Осмотрелась. Нахмурилась.

Перед глазами колыхались шторы: форточка открыта. Неужели не закрыла перед отъездом? В стороне – диван, над ним картина, потертый коврик на покрытом линолеумом полу – все это было с ней до отъезда. Вплоть до вмятины на хилой дверце, что вела в неказистую, заурядную спальню.

Чего здесь не было так это столика: невысокого, из темного дерева. Сейчас он стоял посередине комнаты.

Ликерия обернулась: и телевизора не было. Того, что, соседствуя с книжными полками, расположился поверх комода. Вернее, телевизор был, но не такой большой. И дорогой, и современный, и…

В сознании что-то щелкнуло: Ликерия бросилась обратно в прихожую и остановилась у вешалки.

Куртка. Черная, кожаная, поношенная, она затесалась между вещей.

Большая. Ей не по размеру. Куртка мелькнула у нее перед глазами, когда вешала поверх него пальто, однако обремененная тяжелыми мыслями, не обратила на нее внимание. А теперь…

Кому она принадлежит? И почему оказалась здесь, в ее квартире, на ее крючке? Куртки ведь не было в момент отъезда? Быть может, сама чего позабыла?

Нет, она ничего не забывала. В то же время в квартире посторонних не наблюдала. В том числе в спальне, на которую смотрела сквозь распахнутую дверь. В этих скромных, небольших «апартаментах» сложно кого-то не заметить.

Озаренная пугающим предположением, но все же не веря в возможность подобного, Ликерия поспешила в эту самую спальню. Ради успокоения, хотя понимала, что никого здесь нет и быть не может. А наличию вещей, ей незнакомых, имеется более чем разумное объяснение. Осталось объяснение найти.

Тесная, не больше кухни, комната Ликерию не радовала. Как и Ликерия не радовала комнату, судя по понуро-помятому виду, с которым встречала хозяйку: понурым голубым обоям и помятому, соскальзывающему с кровати покрывалу. Хотя чего Ликерия ожидала. Что спальня расцветет при ее появлении, словно цветок в заснеженных степях?

Двуспальная кровать, доставшаяся при заселении, занимала все небольшое пространство. Отняв от нее скорый взгляд, Ликерия распахнула створки шкафа. И выдохнула: никаких посторонних вещей. Только собственные теплые куртки: зимняя и цвета «охра» осенняя.

Прикрыв обшарпанные двери, открыла соседнюю дверцу, одностворчатую. И, пораженная, застыла.

Одежда. Ей не принадлежащая.

Для полноты восприятия коснулась ткани: разбросанные по разным полкам, вещи покрывали ее кофты и майки.

Не привиделось. Не примерещилось. Они существуют, чужие футболки – в руках Ликерии оказалась черная. Она развернула ее, крепче сжала.

У нее в квартире кто-то жил.

Возглас удивления вырвался из легких. Во внезапно наступившей тишине, поглотившей даже плотность воздуха, он прозвучал хлопком петарды.

У нее в квартире кто-то жил!

Как это возможно? Такое невозможно! Это… это ее квартира. Она заплатила вперед за несколько месяцев из денег, откладываемых на учебу, во избежание каких-либо недоразумений. Вот, например, подобных.

Владельца квартиры, а по совместительству управдома пятиэтажки нельзя было назвать отзывчивым человеком. Напротив, он был человеком сложным и очень неотзывчивым. Однако он не мог поступить так подло. Ведь не мог? Да и незаконно это: вселять других в оплаченную жилплощадь. К тому же все ее вещи здесь, на месте, значит, Ликерию все же не выселяли. Тогда как понимать происходящее?

Ликерия бросилась к входной двери. С близстоящей тумбы схватила ключи и поспешила вниз, на первый этаж, топая со своего четвертого. Мигрень и усталость как рукой сняло.

Остановившись у кряжистой двери, обитой темно-коричневым дерматином, Ликерия уверенно заколотила рукой: звонок у управдома отсутствовал, тогда как ткань заглушала удары. Ликерию нередко посещала мысль, что подобную дверь установили специально, дабы меньше беспокоили надоедливые жильцы: мужчина жильцов не жаловал, потому что просили те о всяких глупостях. Например, озаботиться вопросом чистоты подъездов…

Она отогнала неправильные мысли. Ей ли говорить о закрытости? Ликерия и сама не отличалась общительностью.

Ликерия повторила серию ударов: расторопным мужчина становился лишь тогда, когда пересчитывал полученные наличные. Во все остальные минуты-часы он демонстрировал флегматичный снобизм.

После очередной попытки достучаться, когда сомневаться начала, что ей откроют – вероятно, соседа просто нет дома, – неприступная дверь распахнулась. Безусловно, с предварительным использованием глазка.

Перед ней возник знакомый силуэт в широких штанах и не заправленной рубашке. Несколько плотной, но стройной фигуре давно перевалило за пятый десяток. Человеком управдом был резким, тогда как образ поддерживал личности богемной. Даже сейчас, открывая дверь, в руках держали книжный томик. А томик в глазах Ликерии никак не вязался с той самой резкостью и въедливой расчетливостью, которыми мужчина был щедро награжден.

Голубые глаза из-под тонкой оправы очков, с неким шармом съезжавших на нос, наградили невозмутимым взглядом, и только бровь, каштановая, полуседая, лениво поползла наверх, когда Натан Альбертович – а именно так звали управдома, – сказал:

– О, вернулась.

Вернулась.

Ликерия вроде бы кивнула.

– Вы поселили кого-то ко мне в квартиру?

Наверное, не так следовало начинать разговор с человеком, с которым не виделась несколько месяцев, и при других обстоятельствах она обязательно с ним поздоровалась бы, справилась о состоянии здоровья и, вероятно, даже обсудила дождливую погоду и не по сезону слабое отопление, однако сейчас было не до того. С ней живет посторонний человек! А возможно не один, возможно их несколько! Неизвестные, чужеродные субъекты, оккупировавшие ее квартиру и понаоставлявшие своих следов! О какой погоде могла идти речь?

– Так как? – поднажала Ликерия, поторапливая отчего-то молчащего управдома.

Теперь и вторая, каштановая, полуседая, неторопливо поползла наверх.

– Еще разок, – попросил Натан Альбертович, обдавая знакомым безразличием.

Понимая, что взвинчена сверх меры, Ликерия постаралась успокоиться.

– В моей квартире – посторонние вещи, – стала излагать с расстановкой. – Вы кого-то ко мне подселили?

Думать плохо о человеке, с которым общалась не первый месяц, не хотела. Однако не удивилась бы, узнав, что Натан Альбертович временно воспользовался арендованной ею жилплощадью. Почему нет? Дополнительные деньги в карман. К тому же заплатила за месяцы вперед, не предупредив при этом, что может вернуться раньше. Она и сама не знала, когда вернется. Вот и подумал…

Мужчина нахмурился, ощутимо напрягся.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. – В словах проскользнуло недовольство.

– О своей квартире. Вернее, той, что снимаю у вас. В ней кто-то жил, пока меня не было?

– Кто в ней мог жить? О чем ты? – добавил резче, как всегда, обращаясь на «ты». – Я честно исполняю свои обязательства. За кого ты меня принимаешь?

Ликерия немного смутилась и даже засомневалась в своей правоте. Тогда откуда взялся телевизор? Привиделся?

– Там, у меня в квартире, посторонние вещи. Чьи они? Хотя… хотя, быть может, вы их туда занесли? – Озарившая мысль погасла так же внезапно, как появилась, стоило вглядеться в голубые глаза.

Действительно. Зачем Натану Альбертовичу одаривать Ликерию телевизором? К тому же новым? Не лучше ли к себе поставить? Затем одежда: зачем заносить ее к ней? Разбрасывать футболки в чужом шкафу…

Совсем ничего не понимала.

– Послушай, – Натан Альбертович подался к ней. – Куда ты все-таки уезжала? Ты не пожелала откровенничать при отъезде и…

– Какое это имеет значение? – Ликерия шагнула назад: подозрительность в голосе показалась… подозрительной.

– Не знаю, – ответил Натан Альбертович. – Может, тебе следует отдохнуть денек-другой? С дороги, небось, устала.

Ликерия оторопела. Ей намекают, что она не в себе?

Задышав исключительно через нос, Ликерия улыбнулась.

– Мне не нужно отдыхать. – Руки сложились на груди. И пускай до того сама хотела полежать. – Со мной все в порядке. Лучше пойдемте ко мне, и вы сами все увидите. – С другой стороны, если дело в происках управдома, – а какие еще варианты? – смысла идти к ней нет: все равно не сознается.

– Мне не нужно ничего показывать. – Натан Альбертович от нее отстранился и снова стал демонстративно-равнодушным. – Договоренности не нарушены, я абсолютно чист перед тобой.

– Тогда откуда…

– Понятия не имею, о каких вещах ты рассказываешь. – Синий томик стихов, судя по замеченным узким столбцам, закрылся и перешел в другую руку. – Выброси их, если не нравятся. У тебя еще месяц спокойной жизни.

Перед ней захлопнули дверь. Натан Альбертович захлопнул дверь. Просто взял и… закрыл ее. У нее перед носом. Вот так просто завершив разговор.

Ликерия опешила. Смотрела на вбитый гвоздями дерматин и не понимала, что это было, и как ей теперь поступить. Что предпринять?

Потерянная, шагнула назад. Затем обратно к двери и подняла руку: собралась постучать, однако тут же руку опустила. Если сосед и причастен к происходящему, то откровенничать не намерен. Есть ли смысл стучать? Спорить, что-то доказывать, испытывая его и свое терпение? Что нового Ликерия скажет, даже если Натан Альбертович ей откроет?

Наверное, то, что у нее полтора месяца: не месяц, а полтора, в течение которых ее не будут беспокоить финансовыми вопросам. У Ликерии расписка имелась, раз уж на то пошло.

А что еще?

Ничего.

Ну, не бомж же к ней пробрался, ради Бога! Да и хорош бездомный, с плазменным телевизором. Всем бы так бомжевать.

Ликерия пошла к себе. Ей ясно дали понять, что содействовать и искать виноватых не будут. Придется справляться самой. Только как справляться? Воспользоваться советом и выкинуть вещи на помойку?

Оказавшись в своей квартире, Ликерия еще раз взглянула на «обновки».

Точно. Они существуют. А, значит, кто-то их сюда принес.

Допустим, действительно, Натан Альбертович ни при чем. Тогда чем объяснить то, что видит? Соседи делают у себя ремонт, вот и оставили на время вещи? Не имея ключей, без чьего-либо ведома?

Глупости. Все это глупости.

Так или иначе проблема на лицо, и Ликерии следует что-то предпринять. А если с ней живет маньяк? Нужно себя защитить. Это, во-первых. Во-вторых, ей была невыносима сама мысль, что кто-то другой помимо нее имеет доступ в ее личный, укромный уголок. Безопасный уголок. Так ей казалось раньше.

Опустилась на просевший диван: забытые, неприятные ощущения. Даже гостиницы эконом-класса – она частенько в них останавливалась, – выглядели цивильнее этой квартиры.

Абстрагировавшись от прочих мыслей, Ликерия переключилась на важные.

Следует избавиться от чужих вещей. Соберет их и сложит у входа, пускай стоят, дожидаются хозяина. Или следующего похода Ликерии к мусорным бакам. В любом случае, ей необходимо очистить свою территорию от следов постороннего вмешательства.

Что затем? Поменять замок. Сегодня же, чтобы этот или эти кто-то больше не могли сюда заходить. Если взломщик вернется – он наверняка вернется, – Ликерия встретит его и выяснит, в чем дело. Может, ошибка какая или недоразумение. В случае чего вызовет полицию. Вот с телефоном в руках и заблаговременно набранным номером и встретит. Если пожалует, когда ее не будет дома – подождет возвращения или придет в другое время: если пожелает забрать свои вещи. А если не объявится, испугается последствий… Ликерия станет владелицей нового телевизора. Хотя сейчас она немного лукавит: чужого ей не надо. Лучше отдаст Натану Альбертовичу.

В промежутках между этими делами Ликерии следовало озаботиться едой. Живот потихоньку потягивало, в последний раз она ела несколько часов назад: перед выходом из междугороднего автобуса скушала апельсины. А дома наверняка нет ничего съестного.

Предположение заставило подняться и пройти на кухню к невысокому холодильнику. Открыть его.

Если сомнения оставались, то теперь испарились. Сами по себе продукты не размножаются, из холодной пустоты не рождаются. Но остатки курицы в разорванной фольге и пара банок энергетиков, казалось, доказывали обратное.

Ликерия проверила все полки и ящики и отыскала вдобавок две бутылки дорогого коньяка. Как бывший официант высококлассного бара в выпивке Ликерия разбиралась. Компанию ему составили пачка печенья разновидности «сэндвич» и гора упаковок быстрорастворимого кофе.

Выбросив курицу в мусорное ведро, а нетронутые продукты сложив в пакет, Ликерия не только вспомнила свою бытность официанткой, но и на время в официантку превратилась: стала протирать, чистить, мыть столешницы, полки, поверхности, вплоть до посуды, блестящей чистотой, в надежде избавиться от чужих отпечатков. Так уж сложилась, что она не любила, когда трогали ее вещи. С самого детства, еще воспитываясь в детском доме. А здесь не просто прикасались – здесь жили долгое время.

Закончив с уборкой, Ликерия вышла в проветренную гостиную. Остальными комнатами займется позже. Сейчас она сходит в магазин, заодно и замком дверным озаботится. И, возможно, пройдется по памятной улице, по которой зареклась проходить…

Наверное, заглянуть в «тот самый бар», где и научилась разбираться в выпивке, было сложнейшим из всего того, чем Ликерии предстояло заняться. «Красная метка». Что с баром стало, после жуткой трагедии, что там произошла? Работает? Давно закрыт? Скорее, превратился во что-то другое: винную лавку, прачечную, автомойку…

Ей нужно знать, какова участь места, когда-то позволившего ей зацепиться в Радлесе. Узнать о владельце. Что стало с Зойлом?

Ликерия помнила тот страшный день, когда неизвестные заявились в бар и пленили обескураженный персонал. Нож. Прямой удар. Какова вероятность выжить?

Почти нулевая. Поскольку целились прямо в сердце. Но ей необходимо знать наверняка. Нужны подробности ужасающей бойни, в которой ей чудом удалось уцелеть.

Пока размышляла о невеселом прошлом, собирала чужие вещи. Вернулась к шкафу, сняла футболки со стула, даже под кровать заглянула, однако кроме пыли ничего не нашла. Зато в гостиной, за диваном, отыскалась мятая майка.

Ликерия нахмурилась. Одежда мужская. Видимо, проживал в квартире мужчина. Максимум двое – больше не влезет. И неизвестные неплохо здесь устроились. Вольготно себя чувствовали, прямо обжились, даже одежду за собой не прибирали. И ничего, что скоро съезжать?

В комплект к одежде отыскались наручные часы, косметические принадлежности в виде щетки и шампуня, а также парочка огромных носков, что в прочем-то тоже являлось одеждой.

Беря в руки куртку, Ликерия вдруг вспомнила другого мужчину, так же вторгнувшегося к ней в квартиру и искромсавшего веру в «правильный» мир.

Вздрогнула. И затолкала куртку в пакет.

Она не будет думать о плохом. Она оставила страх позади, в спешке покидая город. И письмо, полученное внезапно, стало дополнительной причиной бежать. Именно бежать, поскольку так она и поступила. Срываться с места Ликерия не планировала. Да и куда срываться? Некуда. Но послание взволновало, заинтриговало, испугало. И придало необходимых сил.

Все найденные вещи Ликерия сложила в четыре пакета. Пакеты поставила у двери. Стол и телевизор трогать не стала. Выставлять их в крошечную прихожую – загромождать себе проход: в ширину стола прихожая и была. Пускай стоят, где стоят, эти предметы ей не мешали, в отличие от разбросанных вещей и недоеденной пищи.

Наконец разобравшись с делами «внутренними», Ликерия стала собираться, чтобы разобраться с делами «внешними». Обулась, оделась, достала из дорожной сумки небольшую сумочку: в ней лежали документы, телефон и деньги. И распахнув входную дверь, отдалась на милость немилостивого мира.

Глава 2

Ноги сами привели к заведению.

Дом Ликерии находился недалеко от «Красной метки», в пятнадцати минутах ходьбы. Однако расположение значение не имело: значение имели рефлексы, приобретенные за время работы. Этой дорогой она ходила постоянно: из дома в бар, из бара домой, лишь изредка меняя маршрут. Например, забежать в местечковый «секонд-хенд» и купить бюджетную блузку. Или прогуляться до ближайшего парка.

Задрав повыше воротник, Ликерия ускорила сбивчивые шаги, но спустя мгновения снова их сбавила. Чем ближе подходила к бару, тем тяжелее становился шаг. И быстрее колотилось сердце. Она уже видела очертания здания: большие окна, красно-бурый кирпич. И даже вывеска висела знакомая…

Резкий звук заставил подскочить. Ликерия оглянулась – сигнал клаксона. Это всего лишь сигнал клаксона. По проезжей части пролетела машина и словно намеренно вывела Ликерию из состояния глубокого погружения в себя.

Собравшись с мыслями, Ликерия тронулась с места и спустя минуту остановилась у бара. «Красная метка» – вещали буквы, горя на округлой алой вывеске. А значит, бар вопреки всему открыт.

Неужели поторопилась с выводами? Внушила худшее, тогда как худшего нет? Вероятно, со всеми все в порядке, и она ошиблась в своих заключениях. Она желала, мечтала ошибиться! Вот только… У Зойла имелась дочь, он не единожды о ней рассказывал. Вероятно, девушка вернулась в Радлес и теперь ведет дела заведения…

Она взялась за дубовую ручку… и попала в капкан ностальгии.

Ликерию тут же обдало теплом и едва уловимыми, знакомыми запахами: еды, людей и дерева. Огляделась, прошла вперед.

На глаза попалась официантка. В красной юбке с мини-передником и тесной, белой футболке с логотипом заведения, девушка остановилась у юной пары.

Раньше и Ликерия выглядела так же: по молодежному просто, свежо и призывно. Раньше и она летала пчелой.

Приняв заказ у воркующих клиентов, блондинка пропетляла мимо столиков и исчезла за маятниковыми дверями.

Что ж, прошлое в прошлом – Ликерия переключилась на бар… и увидела Дмитрия.

Бармен. Близкий друг Зойла. И бывший коллега Ликерии.

Сейчас он видеть ее не мог, поскольку работал ко входу боком. Но, вероятно, уловил постороннее движение – она неторопливо тронулась с места, – так как мазнул по ней рассеянным взглядом. Отвернулся. Снова посмотрел и теперь уже взгляда не отвел – впился в нее глазами.

Она в улыбке поджала губы и пошла к нему. Чтобы улыбнуться намного смелее, увидев, как вздернулись в удивлении брови.

– Лика! – воскликнул бармен. Отставил бутылку, коснулся стойки. – Лика, что ты здесь… – Дмитрий поморщился. – Где ты была? Куда пропала? Тебя же здесь все потеряли!

Привлеченные шумом соседи, выпивавшие мужчины слева, оглянулись: посмотрели на Дмитрия, следом на Ликерию, и, не найдя ничего интересного, отвернулись. Продолжили скупую беседу.

– Как ты? Все в порядке? Куда ты все-таки пропала?

– Долгая история, – отмахнулась Ликерия. И не та, что хотелось обсуждать. – Лучше о себе расскажи: как твои дела? Как дела в «Красной метке»? – Она принялась расстегивать пальто.

– Ну, уж нет, дорогая, – Дмитрий усмехнулся. – Так просто от меня не отделаешься. Ты пропадаешь, словно в воздухе растворяешься, без прощальной записки, без предупредительного звонка, а теперь внезапно появляешься и, как любила делать всегда, собираешься отмалчиваться. Не выйдет. Не в этот раз. Знаешь, я уже невесть что начал думать. На той ноте, на которой мы закончили… хм, – Дмитрий свел аккуратные светлые брови. – В тот вечер… в общем, хочешь не хочешь начнешь представлять страшилок. И если бы не разговор с твоим комендантом… как его, у вас там главный…

– Натан Альбертович, – подхватила Ликерия, отчего-то наполняясь робким довольством.

– Да, он самый. Сообщил о твоей незапланированной поездке. Так вот, если б не этот разговор, я бы обратился в полицию. – Дмитрий смотрел не дружелюбно. А Ликерия в который раз подумала: странно, что полиция не обратилась к ней. Учитывая, сколь важным свидетелем Ликерия являлась.

– На самом деле мне нечего добавить. Натан Альбертович верно сказал. Я уехала. Решила, что нужно развеяться. Теперь вернулась и… живу дальше.

– Следовало предупредить, – Дмитрий продолжал стыдить. – Мы беспокоились. После того что случилось…

– «Мы»? – переспросила Ликерия. Слово резануло слух.

– Да, Лика, «мы»: я и Нелли.

– Нелли? – удивилась. – Нелли здесь, в «Красной метке»?

Неужели все еще работает?

Дмитрий усмехнулся и, отступив на шаг, пробежался взглядом по залу.

– Да, Лика, Нелли здесь. – Посмотрел на нее. – Она вместе с нами, в «Красной метке».

– А Зойл? – не сдержалась Ликерия.

Дмитрий осекся. Сперва не понял, о чем его спрашивают, а, поняв, помрачнел.

Ликерия все поняла.

– Мне жаль, – сказала тихо.

– Да, мне тоже, – ответил Дмитрий, и ей вдруг стало грустно-грустно.

Дмитрий отошел: пожаловал очередной посетитель. Да и прежним подлить не мешало. Вынужденная, но полезная пауза невольно погрузила Ликерию в невеселые, беспокойные мысли. Она хотела знать подробности: о преступниках – поймали или нет, о пострадавших – были или нет, да и в целом, каковы последствия. Нападавшие приходили за Нелли, некогда ее коллегой. Этим осведомленность Ликерии исчерпывалась. Информацией она не владела.

И тут за спиной прозвучало:

– Лика? – Тихое, знакомое, удивленное.

Она обернулась – она не ошиблась: в нескольких шагах от нее остановилась Нелли.

Застигнутая врасплох, Ликерия растерялась. Она не ожидала увидеть Нелли. Даже после того, как Дмитрий сообщил, что Нелли здесь, в заведении, она не задумалась о возможной встрече. Все-таки услышать и принять сознанием – две большие разницы. Да и отчего ей думать о встрече? После трагедии, которая случилась предположительно по ее вине и вине ее новых друзей, Нелли следовало уехать. Таким ей представлялся следующий шаг напарницы. Поэтому в мыслях Ликерии Нелли была далеко. Разве ей не тяжко здесь находиться?

Между тем Нелли стала другой: более заметной, красивой и ухоженной. Раньше она одевалась проще, да и рабочая форма не добавляла лоска.

Тогда как сейчас, стоя перед Нелли, Ликерия ощущала себя замарашкой. Неприятное чувство, давно забытое. Она оставила его в далеком прошлом. И вроде бы в джинсах, пиджаке и полусапожках нет ничего необычного. Однако джинсы сидят как влитые, сочетаясь с аккуратным приталенным пиджаком. Голубым, облегающим фигуру, словно пошитым специально на нее. Волосы распущены, глаза сияют.