Фокус гиперболы

Следующий лист был копией служебной характеристики ученой дамы, а далее следовал длинный список ее научных публикаций. «Да, непрост товарищ „Д“, непрост, если смог получить эти сведения. Интересно кто он такой, этот товарищ „Д“? – подумал Петр, вновь просматривая список, – и может быть и загадочный доктор „SS“ тоже в этом списке. Кто знает?»

Далее в стопке было десятка два скопированных листов переписки отца с госпожой Восканян.

За окном уже сгустилась ночь, когда Петр с облегчением вздохнул, сложил прочитанные листы в конверт, вложил закладку и закрыл книгу Завета. Теперь стало ясно: для достижения своей цели отец должен был выстроить и выстроил – таки отношения между кипрским и армянским музеями так, чтобы это отвечало интересам того и другого, и при этом оказаться в центре, сделать себя связующим звеном. И все ради того, чтобы взглянуть на древний талисман! Эх, отец! А какой дипломат! Понятно теперь о какой договоренности говорил и в чем заинтересован господин Ксандопуло. Взамен рукописи, исполненной предположительно Нерсесом Шноргали, католикосом Армении двенадцатого века – ее то и должен был доставить в Армению отец, – получить фотокопию сохранившейся в веках, как надеется Ксандопуло, подлинной четвертого века рукописи Григора Просветителя – диакона кипрской христианской общины, первого христианского епископа Армении – первой христианской страны мира.

Ну, что ж, продолжим линию отца и посмотрим, что из этого получится. Петр отодвинул книгу Ветхого Завета, потянулся за Красной папкой, намереваясь вернуться к Тиберию, римлянин как будто звал его, но вдруг услышал мягкий щелчок замка и легкие шаги. Входную дверь он оставил открытой, и вот кто-то зашел и закрыл ее изнутри. Молодой человек развернулся вместе с креслом на звук. В дверном проеме кабинета возникла белая фигурка. Слабый свет настольной лампы отражался и искрился в карих глазах гостьи, складках ее белоснежного шелкового халата и темных, спадающих волнами на плечи волосах. Она медленно подошла к замершему в кресле мужчине, положила руку ему на голову и стала медленно наклоняться к лицу. Отворот халата отошел, и Петр увидел перед собой великолепную женскую грудь. Набухший розовый сосок нацелился на него, медленно приближаясь. Его голова подалась вперед, он обнял губами сосок, втянул его и нежно и осторожно прикоснулся зубами. Женщина издала низкий протяжный стон, обхватила руками голову мужчины и прижала к груди. Петр почувствовал, как жаркая волна прокатилась от сердца вниз и ударила в пах. Он подхватил девушку на руки и понес в спальную комнату.

Краешек луны заглянул в окно и отразился желтым огоньком в женских глазах. Хрипловатым голосом женщина спросила: – Который час? – Петр потянулся и посмотрел на часы:

– Три часа.

– О, мне пора. – Женщина чуть приподнялась, ее рука скользнула по бедру мужчины и замерла. Женские плечи медленно вернулись на место. Мужчина легким рывком приподнял свое тело и завис над женщиной. Ее руки обхватили мужские бедра и прижали к себе. Раздался протяжный стон. Время для двоих остановилось вновь.

Луна уже уплыла куда-то из окна, уступив место робким и бледным предвестникам рассвета. Женщина торопливо встала с постели, накинула на себя халат, обошла кровать и села рядом с лежащим мужчиной. Он хотел, было встать, но она остановила его, нагнулась, поцеловала в губы и сказала: – Спасибо тебе, Петр, за эту ночь. Я ее буду помнить всегда. Прощай! – Встала и быстро пошла. Молодой человек подхватился, но было поздно, дверной замок мягко щелкнул.

Ошеломленный и опустошенный Петр, приходя в себя, долго плескался под душем, затем направился в спальную, постоял, тупо глядя на постель, над которой словно пробушевал торнадо, передумал ложиться, поплелся в гостиную и прилег там на диван. Туман в голове постепенно рассеивался, уступая место рассудку:

– «Ее зовут Беата, Бетти. И это все, что я узнал о ней. Познакомиться поближе, увы, как-то не случилось. Да, не случилось! И кто этот ее папик, с которым она куда-то улетает сегодня? Похоже, он вовсе не занимается девочкой. Впрочем, какое это имеет значение, если прозвучало слово „прощай“! Какое грустное, безысходное слово». – Голова молодого человека упала на плечо, он закрыл глаза.

Петр проснулся через пару часов от чувства острого голода и с мыслью о Тиберии. Это показалось ему настолько странным, что он подумал: «Надо же? Как меня торкнуло! Вместо сладких воспоминаний о чудесной ночи меня с утра держит своей железной рукой за горло этот римлянин. Эх, отец! Да. Теперь я, кажется, начинаю понимать: почему отец так долго, мягко, но настойчиво склонял меня к решению получить историческое образование. Неужели он все предвидел? Так, на чем же мы остановились»? – Петр переместился в кабинет, придвинул к себе и открыл Красную папку. Да, да. Воспоминания и сон Тиберия. Петр заказал по телефону завтрак в номер и начал читать.

Глава VII. Доктор «SS». Визит Тиберия.

Солнце еще не вышло из-за горной гряды, от реки тянуло прохладой и сыростью и заносило сладковатый дымок походных пекарен.

Снаружи раздалось знакомое натужное искусственное покашливание. Тиберий окончательно проснулся, сел и позвал: – Марк, войдите. – Полог шатра отодвинулся и впустил Марка, в его руках тускло поблескивал медный котелок с водой. Тиберий кивнул головой, указывая на место рядом с собой, Марк осторожно поставил котелок на походное ложе и сказал: – Легат легиона ждет вас к завтраку.

– Хорошо, Марк, благодарю, вы свободны, – Тиберий сполоснул руки и лицо, вышел из шатра и направился к палатке легата. Тот, склонившись над раскладным столиком, колдовал, разбавляя вино чуть подкисленной уксусом водой. Нехитрый армейский завтрак в виде дымящейся с пылу – жару лепешки красовался на блюде. Голодный Тиберий немедленно уселся рядом с легатом, обжигаясь, разорвал руками лепешку и уставился на две совершенно неравные части, соображая, как же с ними поступить. Корнелий увидел это, усмехнулся и поставил перед Тиберием чашу с каплей вина на дне, состроил на лице такую же, как у Тиберия, мину, демонстративно заглянул в его почти пустую чашу, а потом в полную свою. Мужчины посмотрели друг на друга и рассмеялись. Уравняли положение и заработали крепкими челюстями. Утолив первый голод, легат перешел к делу: – Первая дозорная группа вернулась. Впереди дорога свободна. По меньшей мере, на расстоянии половины дневного перехода. Второй дозор, отправленный к Эребуни и крепости Воланд, пополудни, я надеюсь, мы встретим в пути. К концу дня, да помогут нам боги Ларов, мы выйдем к Арташату.

– Хорошо. Как только мы встретим вторую дозорную группу, я отправлю к царю Тиграну посла мира. Им будет префект конницы Туллий, мне этот человек понравился. Он известит царя о нашем приближении и вручит ему грамоту о наших мирных и торжественных намерениях. – Тиберий чуть помолчал и спросил: – Кстати, Корнелий, я видел на руке Туллия золотую армиллу. (Армилла – золотой браслет – высшая военная награда Римской Империи за храбрость. Прим. авт.) За что он получил её? – Легат отставил чашу с вином: – О, я был участником тех событий. Это случилось в начале этого года в Испании Тарраконской под Саламанкой в Урочище Змей. Воинственные астуры и кантабры крепко прижали нас со всех сторон к реке и огромному примыкающему к ней болоту. Конная турма, – а ею командовал Туллий – оказалась за нашей спиной у самой воды и потому была бесполезна. И тогда Туллий бросил своего коня в воду и увлек за собой остальных. Они поплыли вниз по течению, за болотом выбрались на берег, не все, конечно, вышли, течение там коварное, и, к нашему изумлению, словно пропали. Увидев это, астуры и кантабры взревели от радости, полагая, что те спасаются бегством и усилили натиск. Туллий и уцелевшие конники обогнули болото и нанесли противнику внезапный удар с тыла. Они были в ярости и появились как исчадия ада. Их было немного, но их удар был страшным. Это решило исход боя. Вот тогда-то наместник императора – консульский легат Марк Випсаний Агриппа – он был с нами – вручил Туллию золотую армиллу и подарил ему свой меч с вензелем императора. Вот как это было. – Да, это достойно, – заметил Тиберий и встал. Легат поднялся тоже, оба вышли из палатки и направились к коневодам, держащим под уздцы коней. Как только они вскочили на коней, к ним присоединились еще два всадника: знаменосец с императорским орлом и трубач легиона. Пропела труба, и Головная центурия змеей стала вытягиваться к дороге. За ней двинулась центурия охраны во главе с Марком Пипинном, затем колонна Первой сводной когорты, крытые фуры эскулапов, повозки с водой, припасами и имуществом, и Вторая когорта с замыкающей колонну конной турмой.

Поднявшееся над горами солнце моментально высушило росу на броне легиона и рассеяло протянувшееся от воды и зависшее над лугом и дорогой облако утреннего речного тумана. Солнечный свет бил в глаза, заставляя щуриться и опускать голову. Тиберий еще раз окинул взглядом место лагерной стоянки, оглянулся на гору с лачугами и разрушенной крепостью и, понукая коня, догнал и обошел слева конный арьергард, затем пешую колонну и занял свое место за центурией Марка Пипинна.

Солнце достигло зенита, когда далеко впереди показалось небольшое облачко пыли, из которого по мере приближения образовалась небольшая конная группа. Перед головной центурией всадники остановились, пропустили колонну и присоединились к Тиберию и его свите. Тиберий кивнул легату легиона, тот чуть приотстал, чтобы выслушать доклад старшего дозорной группы. Через небольшое время легат догнал Тиберия, но уже не один, а вместе с префектом конницы Туллием. Увидев его, Тиберий отстегнул от своего пояса небольшой тубус и передал его Туллию со словами: – Это грамота императора Августа армянскому царю Тиграну. Вам выпала честь вручить ее. Отберите для сопровождения сотню лучших людей. И не медлите. Bonum factum – в добрый путь!

Скоро группа конников обошла колонну, вылетела на дорогу, стремительно удаляясь, а затем и вовсе пропала из виду. Дорога опять приблизилась к берегу Аракса, повторяя изгибы русла. Влево от дороги уходили многочисленные ответвления. Стали часто попадаться встречные повозки и фуры местных жителей. Завидев колонну вооруженных людей, они съезжали на обочину, останавливались и с любопытством и страхом заглядывали в покрытые пылью и прикрытые повязками лица воинов.

В долине Эребуни жизнь кипела. В виноградниках и на обработанных полях копошились люди, там и сям паслись стада коров и овец. Но в небольших, часто расположенных вдоль дороги селениях, жителей видно не было. Увидев колонну и не зная, чего ждать от вооруженных людей, они наивно полагали, что лучше будет спрятаться. Не прятались только вездесущие мальчишки. Их не отпугивала даже поднятая тысячами ног пыль – это проклятие дорог. Они без всякого страха стайками бегали рядом и даже пытались говорить с легионерами на своем непонятном языке. Увидев такое оживление на дороге, Марк Пипинн занял свое место в свите Тиберия. Теперь они передвигались в окружении двойной цепи легионеров охраны.

– Вот, очередной, – обратился Марк к Тиберию и показал рукой вперед. Видно было, как из расположенного впереди поселка на дорогу выехал всадник, пустил коня в галоп и пропал вдали. Тиберий спокойно заметил: – За нами присматривают. Это естественно. – Легат Корнелий на это заметил: – Хорошо, если для того, чтобы вовремя успеть с обедом. – Мужчины рассмеялись.

Солнце переместилось на запад, теперь не надо было щуриться, гримасничать и прикрывать глаза рукой, чтобы рассмотреть что-то впереди. Там, впереди, уже показалась зубчатая каменная крепостная стена, перекрывающая дорогу высокими двустворчатыми дубовыми воротами. Сейчас они были распахнуты настежь. Рядом с воротами никого видно не было. Тыловые ворота крепости были тоже открыты. Прямая как лезвие ножа дорога пронзала территорию крепости насквозь. Далее, примерно в полустадии от тыловых ворот крепости, уже у ворот города было видно скопление людей.

– Мы приближаемся к крепости Воланд, – объявил Корнелий, – за ней Арташат – армянский Карфаген.

На крепостной стене в бойницах расположилась редкая цепочка вооруженных копьями и луками людей. Левая часть крепостной стены упиралась в холм, правая часть сбегала по полю к реке Аракс. Приблизившись к воротам, Тиберий и свита увидели вверху и справа от них просунутое в бойницу бревно. На конце бревна, слегка раскачиваясь от дуновений ветерка, висел труп повешенного. Подъехав еще ближе, Тиберий узнал его – это был Ашот – пленник из развалин крепости. Марк Пипинн тоже узнал его и теперь вопросительно смотрел на Тиберия. Тиберий недовольно скривился, чуть повернулся в седле к Марку и тихо сказал: – Пусть сын увидит. Но без шума. – Понял, – коротко ответил Марк, отстал, развернулся и поскакал назад к фурам эскулапов. Поравнявшись с одной из них, он спешился, привязал поводья к фуре и ловко заскочил внутрь. Единственный обитатель фуры, тот самый молодец, что чуть не прибил камнем Тиберия, сидел в углу со скрученными за спиной руками и связанными ногами. Его туловище тоже было связано и крепко прикручено канатом к бортовому брусу. Осмотревшись, Марк метнулся к одному из огромных привязанных к борту мешков с имуществом эскулапов, извлек из него свернутую в круг ленту перевязочной материи, переместился к арестанту и крепко, ловко и быстро перевязал ему этой лентой нижнюю челюсть вокруг темени и рот через затылок. Связанный юноша только мычал и дико вращал глазами. Марк отвязал канат, крепко удерживая его в левой руке. Чуть отодвинул свободной рукой полог фуры и выглянул наружу. Они как раз приближались к тому месту, где состоялся их короткий разговор с Тиберием, и откуда хорошо был виден висельник. Придерживая рукой полог, Марк кивком головы и взглядом приказал арестанту: смотри. Тот пригнулся, замер, всматриваясь, узнал и вдруг рванулся вперед, дико зарычал и стал биться головой о борт фуры. Марк резко дернул канат, перекинул конец через брус, прихватил им грудь бьющегося в конвульсиях пленника, крепко притянул его к борту и привязал канат к брусу. Убедился, что узел крепок, выскользнул из фуры, вскочил на коня и бросился догонять Тиберия. Марк пристал к свите за тыловыми воротами крепости, когда Головная центурия уже достигла ворот Арташата. Слева от ворот стройно и красиво выстроилась конная сотня Туллия. В створе ворот и перед ними собралась пестрая группа встречающих. Упершись в них, Головная центурия стала расходиться сдвоенными цепями влево и вправо. Центурия охраны Марка Пипинна раздвоилась и остановилась, образуя коридор, по которому торжественно и медленно двигался Тиберий со свитой. От стоящей у ворот толпы отделились, чуть вышли вперед и остановились трое. В центре занимал место среднего роста человек лет сорока. На его покатые плечи был наброшен длинный почти до земли черный плащ. Полы плаща и каштановые тонкие, чуть вьющиеся волосы на голове трепетали от легких порывов ветерка. Большие карие глаза смотрели приветливо и добро. «Царь Тигран» – понял Тиберий и подумал: «Он, пожалуй, располагает к себе. Но…, но… как будто чего-то в нем не хватает». По правую от царя руку стоял невысокий, изрядно облысевший светловолосый мужчина возрастом постарше царя. Близковато посаженные глаза неопределенного серо-голубоватого цвета подчеркивали высокую и узкую переносицу и расширяющийся книзу нос. Его взгляд не выражал ничего и потому мог означать все что угодно. Он был одет в светлое подобие тоги. Пояс с золотой пряжкой на талии подчеркивал гибкую и крепкую фигуру. «Правая рука царя, – сообразил Тиберий, – хм, не думаю, что царю просто управляться с этой рукой. Как бы это не был тот самый случай, когда не собака вертит хвостом, а хвост вертит собакой». Слева от этих двух, и возвышаясь над ними, стоял префект Туллий. Его багряный военный плащ полыхал в лучах заходящего солнца. На лице воина застыло несвойственное ему выражение мыслительного напряжения и озабоченности. «О, боги, – мысленно воскликнул Тиберий, – что вы творите с этой простой душой?»

Тиберий остановился, спешился, обнажил голову и передал шлем и поводья мгновенно оказавшемуся рядом Марку Пипинну. Уверенными шагами неторопливо направился к царю, не доходя шагов пяти остановился, замер, выбросил в приветствии правую руку вперед и вверх и, прямо глядя в царские глаза, громко и четко провозгласил: – Император Октавиан Август, Сенат и Народ Рима приветствуют тебя, государь! – Тиберий опустил руку, приложил ее к сердцу и церемонно поклонился. Тиберий увидел, как стоящий за Туллием римский переводчик начал говорить, но лысоватый человек в тоге жестом остановил его и начал переводить сам. Стоящий за ним глашатай, повторяя его, громко выкрикивал слова. Тиберий чуть выждал и продолжил: – Император Октавиан Август, Сенат и Народ Рима желают тебе долгих лет жизни, процветания и вечного мира. – На этом первая протокольная часть визита закончилась. Тиберий еще раз поклонился царю, про себя рассуждая: «Какой глупый церемониал, какие никчемные слова. Всем известно, что не бывает вечного мира, да и вообще – что на этой земле вечно?». Как только глашатай замолчал, царь Тигран подошел к Тиберию, развернулся, встал с ним рядом, и, приглашая, рукой указал на ворота. Люди расступились, освобождая им дорогу. За царем Армении выстроилась его свита во главе с лысоватым человеком, за Тиберием двинулись переводчик, Туллий, Пипинн и двое людей из его команды. Легион замер и остался на месте. Лишь только процессия миновала створ ворот и вышла на городскую площадь, к царю и Тиберию подвели двух оседланных великолепных белых жеребцов. Царь и его гость последовали далее верхом, чуть отставшая свита передвигалась за ними пешим порядком. Тиберий ехал рядом с царем, с интересом осматривая дома и дворцы знаменитого города. А в голову лезли странные мысли: «Сюда – к Армянскому Карфагену – устремлялись с легионами и Домиций Кальвин, и Марк Аврелий Котта, и Луций Лукулл, и Гней Помпей, и Марк Красс, и Юлий Цезарь, и Марк Антоний. И все для того, чтобы стяжать здесь славу и богатство, установить свое господство и во имя этого пролить реки крови и разрушить этакую красоту. Но каков Август? Он решил идти другим путем. Salve Caesar imperator!»

В царском дворце Тиберию отвели отдельные покои, рядом разместили его немногочисленную свиту и предоставили время, чтобы все могли привести себя в порядок с дороги и отдохнуть. Тиберий отправил Марка Пипинна и одного из легионеров охраны к легату Корнелию за ларцем императора Августа и как только они ушли пригласил к себе Туллия. Когда он вошел, на его лице уже не было того выражения мучительного мыслительного напряжения как при встрече Тиберия у городских ворот, теперь оно несло явный отпечаток сомнений. – Туллий, – обратился к нему Тиберий, – еще там, у ворот, мне показалось, что вы чем-то смущены, огорчены или удивлены. Это так?

– Да, пожалуй, так, – неуверенно начал префект, – было чему удивляться.

– Что же вас удивило? – живо поинтересовался Тиберий, – расскажите мне, и не считайте, прошу вас, что есть мелочи, которые не заслуживают того, чтобы их озвучивали. Вы должны знать: мы прошли долгий путь и прибыли сюда по очень важному делу и каждая мелочь, не будь ей придано значение, может сыграть свою, не исключаю, и трагическую, роль.

– Хорошо. Все по порядку. Когда мы прибыли к воротам крепости Воланд, нас уже дожидался там лысоватый человек в светлом платье и с ним большой вооруженный отряд. Этот человек вышел к нам и спросил кто мы такие и чего нам надобно. Он был взволнован так, что даже путал латинские слова. Я представился. В ответ он представился как посланник царя и назвал свое имя – Авель. Я передал ему ваш тубус с грамотой императора и сказал: – Грамота адресована царю. – Его это не смутило. Он прочитал грамоту и было видно, что к нему пришло успокоение, у него даже вырвался, как мне показалось, вздох облегчения. Затем он повернулся и что-то быстро и властно приказал стоящему за ним человеку. Тот сразу убежал. Наш переводчик, он был рядом, шепнул мне, что лысый только что повелел повесить кого-то. Потом Авель долго расспрашивал меня о маршруте нашего движения, о численности легиона, о соотношении пеших и конных войск, нет ли у нас нового оружия – мегабаллист, о провизии: где и как мы пополняли наши припасы, нет ли у нас больных проказой и черной язвой, и как долго мы собираемся гостить здесь. Надо было видеть его мерзкую ухмылку, когда он задал последний вопрос. На кое-какие вопросы я ответил, потом мне надоело, и я сказал ему, что я простой воин и лучше бы он оставил меня в покое. Но он не оставил и все выспрашивал куда направится легион от стен Арташата. И не пойдет ли наш V легион Алауда к Рандее и Мелитене, где вдоль via Flaminia nova – новой Фламиниевой дороги – уже стоят IV Скифский, VI Феррата, VII Македонский и XII легион Фулмината. Очень любопытный и очень осведомленный человек этот Авель. Пока мы с ним так беседовали, в бойницу крепостной стены просунули бревно с привязанной к нему веревкой, и вытолкнули на стену человека с петлей на шее. Человек этот, увидев меня и легионеров, стал громко что-то кричать. Услышав, что он кричит, Авель, как мне показалось, хотел остановить казнь, но было поздно. Того – с петлей на шее – толкнули, он полетел вниз и задергался под бревном. Потом переводчик сказал мне, что тот кричал: «Спасите сына, он отомстит за меня». – Туллий замолчал.

– Значит, Авель, – медленно произнес Тиберий, – испуганный Авель, читающий царскую грамоту и без колебаний устраивающий показательную казнь. Ведь она была показательной, я правильно понял?

– Да. Точно так.

– Хорошо, Туллий, идите приведите себя в порядок и отдохните. – Тиберий остался один, скинул плащ, стряхнул с него дорожную пыль, снял с себя опостылевшие броневые доспехи и пояс с ножом и мечом, умыл лицо и руки, удобно расположился в кресле и задумался. «Волнение Авеля, чтение царской грамоты и успокоение, показательная казнь с неудачной попыткой отменить ее в последний момент. Что все это значит? И что он хотел показать этой казнью? Непонятно. Понятно одно: все это связано как-то с Клодием Криспом и талисманом Пятнадцатого легиона. Вот загадка» – Размышления Тиберия прервал Марк Пипинн. Он вошел в покои, в руках у него был ларец императора Августа.

Где-то далеко пробил гонг. Появилась четверка рослых, торжественных одинаково одетых слуг и с ними Туллий и переводчик. Он поклонился Тиберию и объявил: – Государь ждет вас. Тиберий встал и направился к выходу. Небольшая процессия в сопровождении четырех слуг двинулась по дворцовым переходам.

На улице уже стемнело, но в тронном зале от ярко пылающих факелов было светло. Царь Тигран восседал на троне, обитом красным шелком с золотым шитьем и под красным же шелковым балдахином. Его края были отделаны бахромой из тончайших золотых нитей. Малейшее колебание воздуха приводило их в движение, радуя глаз переливами красок. Тиберий подошел к трону, приложил руку к сердцу, поклонился царю и подумал: «Вторая часть протокола», – и громко начал: – Император Октавиан Август, Сенат и Народ Рима….– и далее цветистыми заученными фразами стал перечислять пожелания царю и армянскому народу. Закончил он так: – Выражая искреннюю любовь и уважение нашему брату – царю Великой Армении, император Октавиан Август, Сенат и Народ Рима преподносят в дар ему царскую диадему. – Марк Пипинн подошел с ларцем, Тиберий открыл его, достал диадему и в вытянутых руках на ладонях понес дар к трону. Грани царского рубина в свете факелов сыпали красными искрами. Царь Тигран поднялся с трона, принял диадему и со словами благодарности водрузил на свое царское чело. Пока царь совершал это действо, Тиберий вдруг уловил залетевший откуда-то запах жареного мяса, вспомнил утреннюю разделенную с Корнелием лепешку и почувствовал приступ острейшего голода. Царь Тигран, вероятно, тоже обладал хорошим обонянием, он тут же сошел с тронного возвышения, подошел к Тиберию, взял его под руку и повел в пиршественный зал. «Наконец-то, – подумал Тиберий, – третья протокольная часть. Эта часть уж точно не будет в тягость».

Царь на ходу обратился к Тиберию: – Вы не будете возражать, если завтра римские воины, к примеру, фундиторы, покажут свою выучку? Ведь метатели боласов – элита римской армии, а это всегда вызывает интерес. Я думаю, это выступление уместно будет показать после процедуры возвращения знамен римских легионов. – Хорошо, – коротко согласился Тиберий, – повернулся к Марку Пипинну и сказал: – Марк, предупредите легата Корнелия.

Ночь миновала. Солнце только выплыло из-за гор. Было душно. Камни домов и улиц за короткую ночь не успели отдать накопленное за день тепло. Тиберий и царь Тигран – сегодня он был в белом облачении – верхом на белых жеребцах неспешно двигались по вчерашнему маршруту, повторяя его в обратном порядке. Тиберий с удовольствием вспоминал вечернюю трапезу. Какой набор блюд! А мясо! Нежнейшее выдержанное в вине и поджаренное на углях баранье и свиное мясо! А мясо копченое! Чудо! А бесподобный лаваш с мягким сыром и зеленью. А вино с пикантной горчинкой! Он даже почувствовал вкус вина, как будто только что сделал глоток.