Лугару

– А ваша жена не будет беспокоиться? – вдруг ляпнула она и тут же прикусила язык. Ну какое ей дело, женат он или нет? Что такое с ней происходит?

– Я вдовец. – Казалось, Барг не удивился вопросу. – Моя жена умерла три года назад… От пневмонии… Теперь живу я один. Детей у нас не было. Так что никто не будет волноваться.

– Тогда ладно, – Зина села напротив. Она все так же не могла отвести от него глаз. Барг обернулся, нашел взглядом стаканы, стоящие рядом с примусом, поставил их на стол и плеснул туда коньяк. Зина взяла стакан в руку, отпила. От обжигающей жидкости сразу пошло тепло. Она пила коньяк медленно, наслаждаясь изысканным терпким вкусом.

– Можно задать вам нескромный вопрос? – Барг пристально взглянул на нее. – Почему морг? Вы такая красивая, молодая женщина… Почему вы работаете в морге?

– …Ну, кто-то же должен работать здесь, – Крестовская почувствовала раздражение. – Морг не мусорник. Иногда он важнее больниц. И потом, я люблю свою работу.

– Я не о том… – запнулся Виктор. – Извините, вам мой вопрос не понравился… Просто так говорят, что морг – прибежище неудачников… Ой, простите…

Резкий стук, вернее грохот во входную дверь прервал его на полуслове. И вовремя. Зина уже готова была ответить дерзостью, попросту нахамить.

Звук был настолько необычным, что она резко поднялась с места. Кто-то с силой бил кулаком в дверь.

– Ведь есть же звонок… – раздраженно пробурчала Зина, тем не менее, пошла на стук, уже чувствуя, что этот ночной переполох не принесет ей ничего хорошего.

На пороге стоял НКВДшник. Она не особо разбиралась в форме и в знаках отличия, но по выправке, по манере себя держать сразу поняла, что это офицер – да еще из самых высокопоставленных. Холодное, надменное лицо человека, привыкшего вершить людские судьбы… Его нельзя было спутать ни с кем другим. Даже в полумраке он выглядел так, что по спине Крестовской сразу побежали мурашки.

Рядом с ним, по бокам, стояли два солдата, вооруженных винтовками. За спиной НКВДшника маячил перепуганный Кац. Абсолютно трезвый, как с удивлением помимо воли отметила Зина.

– А… что происходит? Борис Рафаилович… – начала было она.

Вместо ответа офицер широким небрежным жестом просто отодвинул ее с дороги, отмел в сторону коридора, как неодушевленный предмет, и шагнул в помещение. За ним уверенно проследовали два солдата. Кац схватил Зину за руку. Его рука была холодна как лед.

– Молчите… Ой, молчите… – просипел он. – Ох, беда на нашу голову…

Первая мысль, которая пронзила мозг Зины, – кто-то донес про их делишки, что они прячут в холодильнике «левые», не оформленные трупы. Больше ничего подходящего в голову ей не приходило.

Тем временем солдаты вышли и вернулись с санитарами, буквально втолкнув их штыками в ординаторскую. У старика-санитара заметно тряслись руки. Следом за ними в ординаторской оказались и Зина с Кацем, как и другие, подчинившись штыкам. Крестовская вздохнула с огромным облегчением, увидев, что Барг каким-то чудом успел убрать со стола стаканы и коньяк. Сообразительности ему было не занимать, она поневоле это отметила.

– Больше никого в помещении нет, – бойко отрапортовал один из солдат.

– Все осмотрели? – не оборачиваясь, бросил через плечо офицер.

– Так точно! Никто не присутствует!

– А этот? – сверлящий, злой взгляд офицера задержался на Барге. – Почему посторонние в служебном помещении? Да еще в такое время?

– Он… э… это… промямлил Кац, побелев как мел. С тоской Зина подумала о том, что старый врач до смерти боится НКВДшника и не может это скрыть.

– Он не посторонний, – тяжело вздохнув, она выступила вперед и потупила глаза. – Это…

– Я ее жених, – вдруг поднялся с места Барг, – ужин принес. Это запрещено законом, принести ужин любимой женщине, которая находится на ночном дежурстве?

– Это так? – Офицер обернулся к Кацу.

– Да-да, конечно… – с облегчением выдохнул тот.

– Ясно. Уходите. В помещении должны остаться только работники. Быстро покинуть территорию! – отчеканил НКВДшник.

– Ухожу-ухожу, – засуетился Барг.

Пытаясь поддержать роль, отведенную ей, Крестовская бросилась Виктору на шею и… неожиданно для себя поцеловала его в губы. К ее огромному удивлению, Барг ответил. Губы его были горячими и податливыми.

Когда за ним захлопнулась дверь, НКВДшник с мертвым лицом обернулся к Кацу:

– Вход запереть. Никого не пускать.

– Но в любой момент могут привезти какое-нибудь тело… – залепетал тот.

– Запереть. Молчать! – Офицер обернулся к солдату: – Стать на входе!

Солдат бросился выполнять.

– Можно узнать, что происходит? – Зина выступила вперед, намеренно стараясь принять удар на себя.

– Городское управление НКВД, 1 отдел. Капитан Асмолов, – наконец НКВДшник повернулся к ней и уставился в глаза. Но это ничего не изменило – голос его оставался таким же мертвым и чеканным. – Сейчас, по нашему требованию, в обстановке повышенной секретности вы проведете вскрытие. Оформлять труп документально не нужно.

– Кто должен проводить вскрытие? – вскинулся Кац.

– Оба. Нам нужны самые точные и подробные результаты, какие только можно получить без проведения лабораторных анализов и исследований.

– Но поймите, это же не всегда возможно… – начал было Борис Рафаилович.

– Значит вы сделаете невозможное, – отрезал Асмолов. – Именно поэтому мы вас сюда и привезли. Но до вскрытия вы подпишете вот это. Все четверо, – кивнул он в сторону санитаров.

Он раздал всем бумаги с гербовой печатью. Это был документ о неразглашении – вверху крупными буквами значилось: «Совершенно секретно».

– А что будет, если мы разгласим? – нервно хмыкнул санитар-студент.

– Расстрел, – спокойно ответил Асмолов и посмотрел на него стеклянными глазами.

Санитар закашлялся и застыл.

Тем временем офицер собрал бумаги и проверил подписи.

– Ничего не записывать, – снова резко заговорил он. – Вскрытие проводить тщательно. После доложите лично мне. Здесь. Пусть санитары заберут тело. Готовьтесь к вскрытию.

– Они имеют право делать это?… – шепотом спросила Зина, когда вместе с Кацем и санитарами уже находилась в прозекторской.

– Я вас прошу, молчите, – голос Бориса Рафаиловича дрожал. – Если это все, что от нас нужно, и если мы хорошо справимся, нас пронесет… Еще раз… сколько уже проносило… не упомнить…

– Вы что, делали такое раньше? – удивилась она.

– Приходилось. Они могут заставить делать все. Они закон. Единственная власть здесь. Не поспоришь, – горько усмехнулся Кац.

Он подошел к столу. Зина шла следом за ним, думая о том, что никогда в жизни ей не приходилось работать в таких жутких условиях.

– Мужчина. Возраст до 30 лет… От 25 до 30 лет, – поправился он.

Кац начал осмотр, говоря по привычке, так, как говорил, когда данные было необходимо записывать.

– Рост 176 см, вес – 65–68 килограмм. Предполагаемое наступление смерти…

Офицер-НКВДшник развалился на стуле в ординаторской. Он был один – солдаты куда-то исчезли.

– Говорите, – скомандовал он.

– С чего начать? – вздохнул Борис Рафаилович, утирая лоб. Он смертельно устал. Это было видно по его запавшим глазам и глухому голосу.

– Время наступления смерти?

– От 12 до 18 часов назад. Более точно можно будет сказать…

– Этого достаточно, – перебил НКВДшник, – продолжайте. Причина смерти?

– Раны на артерии. Артериальная кровопотеря, – тяжело вздохнул Кац.

– Это означает… что?

– Вам как сказать – прямо или по-научному? – резко вмешалась Зина, не в силах выносить страдания своего коллеги.

– Прямо, – усмехнулся Асмолов, похоже, совершенно не рассердившись на ее выходку.

– Прямо – кто-то прокусил ему горло. Порвал артерию. И в результате большой кровопотери этот человек скончался, – выпалила она.

– Прокусил?… – задумчиво повторил Асмолов.

– Мы обнаружили следы укуса на левой стороне шеи, – вмешался Кац. – Но, понимаете, мы не обнаружили следов царапин…

– Каких царапин? Вы можете объяснить толком? – рассердился Асмолов.

– Если это сделало животное, то оно довольно высокого роста – такого же, как и потерпевший, – Борис Рафаилович начал говорить, как на лекции, чтобы было понятно всем, даже самым недогадливым. – Если бы на него набросилось животное, то на теле мы бы обнаружили следы других укусов, царапин, когтей… Но на теле этого мужчины нет ни одного повреждения, ни одной царапины. Нет и следов падения тела. Есть татуировка на левой руке, в результате чего можно сделать вывод, что это ваш сотрудник.

– Допустим, – Асмолов явно не собирался это отрицать. – А кто нанес раны на шее? Чем они нанесены, каким оружием?

– Это не оружие, – отрицательно помотал головой Кац, – раны нанесены зубами. И, судя по их диаметру… Это зубы волка. Более подробно мог бы показать анализ.

– Зубы… волка? – Было видно, что впервые за все время Асмолов потерял над собой контроль и удивился – совсем как обычный человек.

– Есть одна версия… Возможно, она прозвучит фантастически… – неуверенно произнес Борис Рафаилович.

– Говорите, – скомандовал Асмолов.

– У нас нет оснований сомневаться в том, что на шее жертвы обнаружены следы волчьих зубов. Но, может быть, убийца, ну, человек, просто достал челюсть волка и намеренно нанес раны на шее клыками… Ну, например, когда пострадавший спал.

– Где же он мог взять волчьи зубы? – нахмурился Асмолов.

– Вариантов несколько, – оживился Кац. – Он может быть охотником – и достать у такого же охотника. Ну или у таксидермиста. Каким-то таким образом… Если бы мы могли провести анализы, мы бы определили более точно – зубы живого или мертвого животного нанесли повреждения…

– Обойдемся без анализов, – отрезал офицер. – Что-нибудь еще есть?

– Да, – кивнул Борис Рафаилович. – На теле жертвы… В частности, на груди и на животе обнаружены следы ожогов от кислот.

– От каких кислот? – опешил Асмолов.

– Да, – Кац не давал себя сбить с толку, – такую форму ожогов, такие повреждения причиняет только кислота. Но определить точный состав химической смеси, которой были причинены ожоги, опять-таки, можно только в лабораторных условиях.

– Где ж он мог напороться на кислоты? – как бы про себя хмыкнул Асмолов.

– Понимаете, есть много видов производства, в которых используются кислоты. К примеру, они широко применяются в ювелирном деле, – объяснял Кац. – А эти ожоги на трупе выглядели так… ну так, словно этот мужчина случайно перевернул на себя мензурку или пробирку с кислотой. Вот капли жидкости и попали на грудь и на живот. Но поскольку жидкости было мало, ожоги незначительны. Слушайте, – оживился Борис Рафаилович, – а может, он был в химической лаборатории или мастерской ювелира?…

– Ладно, – оборвал его резко Асмолов, – что еще?

– А еще ваш сотрудник был алкашом, – не выдержала Зина. – Пил он серьезно, и года через три у него развился бы цирроз печени.

– Это к делу не относится! – отрезал офицер, а Кац испуганно дернул ее за рукав халата.

– Забудьте все, что вы видели и делали сегодня ночью, – с этими словами НКВДшник и солдаты покинули здание морга.

Глава 4

Когда громко и отчетливо захлопнулась входная дверь – как бы отрезав самый большой ужас, который мог бы случиться в их жизни, – Зина заперла на ключ ординаторскую. Затем силой усадила Каца на стул, достала припрятанный под столом коньяк Барга и стаканы и плеснула в них две щедрые порции. Свою выпила залпом.

Некоторое время в комнате держалось молчание – долгое, тягучее, но в то же время такое содержательное и объемное, каким бывает не каждый разговор.

Крестовская не выдержала первой.

– Похоже, он знает, кто это сделал… Вам так не показалось?

– Знает, – кивнул Кац, – или хотя бы догадывается. Несмотря на то что его удивили волчьи зубы. Этого он точно не ожидал.

– Интересно почему… – задумалась Зина.

– Я вас умоляю! Чует мое сердце – лучше нам не знать этого! – искренне воскликнул Кац.

Но Зина не унималась.

– Почему это не сделали их специалисты? Ну, я в смысле вскрытия… У них же достаточно своих экспертов. Почему привезли сюда, нам? Да еще вас подняли с постели? – недоумевала она.

– Очевидно, ему было нужно независимое исследование, – пояснил Борис Рафаилович. От коньяка он явно расслабился и охотно поддерживал разговор. – Он не дурак, этот Асмолов, ему нужно было получить квалифицированное обследование. Скажу без ложной скромности: заслужил я уже здесь репутацию, пусть даже вот так… В морге.

– Точно – заслужили! – согласилась Зина, пытаясь хоть так отвлечь шефа от мрачных мыслей.

– Талант не пропьешь! – горько усмехнулся Кац, наливая вторую порцию коньяка и залпом проглатывая ее.

– Но кто его убил – человек или волк? – Зина никак не могла успокоиться, настолько странным казалось ей все происходящее. Весь этот абсурд не укладывался в ее голове – какой волк в центре Одессы в 1937 году? Из зоопарка сбежал или из цирка? Но в цирке волки не выступают, кажется… Или выступают?… Господи, что за глупость, какие волки? Что здесь, тайга? Но ведь следы зубов она видела своими глазами! Они с Кацем даже специально сравнивали их по таблице. И это были зубы волка! Волк прокусил артерию, и человек истек кровью… Мистика какая-то…

– Не знаю… – задумчиво произнес Кац, и по его глазам Зина поняла, что шеф думает о том же, о чем она. – Человек, скорее… Откуда в наших краях взяться настоящим волкам? Человек. Но какой же странный способ убийства! Никогда не слышал ни о чем подобном – нанести раны на шее зубами животного. Хорошо бы анализ кислот провести! Но нет – так нет…

– А вы уже вскрывали когда-нибудь такой труп? – поинтересовалась Крестовская.

– Нет, что ты, – покачал головой Кац, – я бы запомнил. Когда я еще был хирургом, мне неоднократно приходилось зашивать собачьи укусы, спасать детей да и взрослых иногда. Но с укусами волков дела иметь не приходилось, нет.

– Странно все это… – не могла угомониться Зина.

– Так, – вдруг воскликнул Борис Рафаилович, – ты лучше и не думай! В такие дебри попасть можно, что и жизнь потеряешь, и ничего не поймешь.

– А все-таки интересно почему…

– Нет! – Кац снова перебил ее, стукнув при этом ладонью по столу. – Как там у нас говорят: давай больше не будем говорить за это! Нам надо забыть! Забыть. Как этот сказал: зачем нам оно? Это их проблемы. Не хочу больше… Хватит. И так столько терял за свою жизнь. Так что давай за все забудем. Уже не помню. И ты – забудь, – улыбнулся горько он.

Зине было понятно состояние Каца. Она вполне могла оправдать его страх. Оправдать – но не поступать так же. Она прекрасно знала, что никогда не забудет странных событий этой ночи. Они уже отложились в ее памяти. А самое главное – она и не хотела их забывать…

Конец дежурства выдался напряженным. Завезли несколько трупов из городских больниц, плюс как они их называли, бесхозников – бесхозные, неопознанные тела умерших на улицах. Таких было пять.

К завершению дежурства, когда в холодильниках почти не оставалось мест, они вышли перекурить во двор. Зина все-таки решилась поговорить с Кацем. На землю бирюзовой дымкой опускались сумерки. На них было приятно смотреть даже отсюда, из этого страшного места.

Странно, подумала Зина, в этом мире живут люди, для которых наступает спокойный вечер. И в нем нет ни гнилых трупов, ни страшных, связанных с ними забот…

– Интересно все-таки, куда они денут труп? – спросила она, когда Кац, почти докурив папиросу до конца, находился в благообразном, расслабленном состоянии, которое периодически нисходило на него, а она умела такие моменты видеть.

– Ты о чем? – удивленно обернулся он.

– Да все о том же… О трупе с волчьими зубами. Точнее, со следами волчьих зубов. Куда они денут труп?

– Все не можешь угомониться? – Борис Рафаилович нахмурился.

– Не могу. И вы не можете. Такое не выходит из головы.

– Закопают. Где-нибудь. Припрячут. Привыкли, – резко, словно стреляя словами, ответил Кац.

– А как они скроют причину смерти? Выстрелят в грудную клетку из самодельного оружия – мол, в схватке пристрелили бандиты?

– Зина, послушай меня очень внимательно… – Кац посмотрел на нее тяжело. – Я не знаю, что там произошло на самом деле… Да и знать не хочу, если честно. Но больше ни одного слова о том, что произошло ночью! Иначе ты накличешь беду. Ты не понимаешь, что делаешь!

– Борис Рафаилович, да я же ничего не делаю! – воскликнула Зина. – Мне просто очень интересно, почему НКВДшники так засуетились и прячут этот странный труп. Меня детали заинтересовали.

– Да, тебя заинтересовали детали. Любопытство, – Кац осуждающе смотрел на нее. – Но тебе и в голову не пришло, что из-за твоего любопытства другие люди могут лишиться жизни! Неужели ты до сих пор не поняла? Мы все под угрозой! Ты, я, наши санитары, которые были ночью. Нам всем выписан приговор! А твое любопытство – детонатор! И он рванет рано или поздно. Если этот труп так прячут, значит, знают почему…

– Вы хотите сказать, что они сами его и убили? Что этот НКВДшник знает, кто его убил и почему? – Зина широко распахнула глаза, обдумывая новую мысль.

– Все! Хватит! – воскликнул Кац. – Еще полслова… И мы серьезно поссоримся! – Он выглядел не на шутку рассерженным. – Я не желаю слышать ни единого слова об этом ночном трупе, об НКВД и обо всем подробном! Если ты еще раз ляпнешь что-нибудь подобное – пеняй на себя!

– Чего вы боитесь? – Зине было больно от малодушия Каца. – Любопытство – естественное человеческое качество. Неужели они уже забрали это право у вас – право быть человеком?

– Да, забрали, – выдохнув, Борис Рафаилович выдержал ее взгляд. – И у тебя заберут. Когда захочешь выжить. А иначе…

– Но я не хочу все время жить в страхе! – резко ответила Зина.

– А у тебя нет никакого выбора. Ты уже живешь здесь, – невесело усмехнулся Кац. – Что бы ты ни делала, куда бы ни совала свой любопытный нос – у тебя есть палка о двух концах. На одном конце – стремление выжить. На другом – твоя смерть. И если ты думаешь, что эта смерть будет легкой, быстрой, красивой и заслуженной, ты глубоко ошибаешься! Все это будет далеко не так.

– А какая смерть была у человека, укушенного волком? – не выдержала она.

– Ужасная! – бросил Борис Рафаилович и, втянув голову в плечи, быстро вошел в здание, давая понять, что разговор окончен. Зина грустно посмотрела ему вслед.

Кац не сказал ничего существенного, но в то же время сказал многое! Значит, смерть была ужасной. От укуса волка? Или не совсем так?

Глубоко погрузившись в свои мысли, Зина отправилась завершать дежурство и собираться домой.

В коридоре коммуналки было тихо. Бесконечный коридор, который никогда не заканчивался. В детстве ей казалось, что он тянется через весь город. Откуда только взялась эта фантазия? Зина и сама не могла этого понять.

Позже, став взрослой, она осознала, что не так уж далеко ушла от истины. Плотная сеть коммунальных квартир, словно сплошное кольцо, окутывала весь город. И все эти бесконечные коммуналки плавно сливались в одну страшную иллюзию общей жизни, на самом деле вызывавшую просто катастрофические последствия. Потому что человеческая жизнь быть общей не может. Не бывает жизни одной на всех…

Уставшая до потери пульса, еле держась на ногах, Зина вставила ключ в замок и, открыв дверь, погрузилась в эту бесконечность длинного коридора. Она была настолько измучена, что темнота и расстояние даже подействовали на нее успокаивающе, убивая абсолютно все мысли, даже мысль о еде. Она устала настолько, что ни о чем, абсолютно ни о чем не могла думать. До тошноты. Так бывало достаточно часто, особенно в последнее время.

Стараясь не шуметь, Зина пошла к своей комнате, минуя кухню. Все, чего ей хотелось, это холодной воды и спать. А потому она вздрогнула, как от удара, когда прямо перед ней выросла соседка тетя Валя, как всегда, упиравшаяся руками в свои необъятные бока и заслонявшая весь коридор.

– Зинуля… Ты так не чухай, бо пятки тебе черт зашкваривает… – начала она. – Ты за то послушай, шо я тебе скажу…

– Тетя Валя, я устала очень. Давайте поговорим завтра, – простонала Зина.

– Э, дорогуша, за такое – нет! Не тот фасон. И ты ушами под меня не хлопай. Две минуты за поговорить выдержишь. Тем более, це ж не до меня, а до тебя такой шмарный хмырь приходил.

– Кто приходил? – насторожилась Зина.

– Шмарный хмырь, – еще раз смачно произнесла тетя Валя. – Дочула? Смурной. Рожа скользкая, шо дунайка с Привоза. В глазелки-то так и шасть, так и шасть!

– Кто приходил? Ко мне? – сдалась Зина.

– Записку до тебя оставил. – Тетя Валя торжественно достала из-за пазухи бумажку. – Грамотей. Только вот рожа кислая. Дай-то Бог, не жених он тебе! От таких женихов – тикать не перетикать! О, глянь!

Она протянула листок, вырванный из тетрадки. Только взглянув на него, Зина удивилась – похоже, человек, который его сворачивал, очень сильно нервничал, подсознательно думая о большой секретности. Явная нервозность писавшего… Какой-то комок… Обычно люди не сворачивают таким образом свои послания.

Так Зина думала, пока не развернула листок, и тогда она убедилась в своих подозрениях. Буквы были прыгающие, неровные. Оборванные. Они словно скакали между строчек. Такую записку мог писать человек в очень сильном душевном волнении, в спешке. В общем, пока все было плохо.

Зина стала читать: «Зинаида, у меня есть некоторые бумаги Андрея. Я хотел бы показать их тебе и поговорить о вещах, которые следует рассказать лично. Буду очень благодарен, если ты придешь ко мне домой, как только получишь эту записку, в любое время! Это очень важно. Мой адрес: Старопортофранковская улица, угол Тираспольской… Ты знаешь… Я жду тебя! Еще раз повторю: это очень важно! Мне нужно посоветоваться с тобой – о бумагах Андрея и не только. Евгений Засядько».

Евгений… Он подписался фамилией своей матери, чтобы подчеркнуть свое пролетарское происхождение. Так он подписывался, когда Крестовскую выгнали с кафедры. Настоящая же фамилия Евгения была Замлынский. И на дверях его кабинета в мединституте красовалась позолоченная табличка «Профессор Е. К. Замлынский». Почему же сейчас он подписался так?

Задумавшись, Зина застыла с письмом в руке. И даже не заметила, как беспардонная тетя Валя выхватила его из ее рук.

– То це про бумаги Андрея… Отого твого жениха, шо тебя перед свадьбой бросил? Оно тебе надо? Пойдешь?

– Тетя Валя! – Зина с возмущением вырвала записку из рук соседки. – Это же мне письмо!

– А шо такое? Подумаешь! Я тебе завсегда заместо матери! Ну прочитала… И шо? Так я манерам не обучена, по-французски не расшаркиваюсь. Или ты завсегда так жить будешь, на французский манер? Так пора бы бросить эти котильоны! А за писульку так скажу тебе: на ночь глядя никуда не ходи! Недоброе он задумал. Плохой это человек.

– Что? – замерла Зина, пораженная странной интуицией тети Вали.

– То! Не ходи по ночам.

– Да я и не собиралась. Устала очень. Завтра с утра пойду, – отмахнулась она.

– А вот я бы и за завтра не шла! – перебила ее тетя Валя. – Едкий хмырь, и глаза недобрые… Ты бы видела, как по двери твоей комнаты шарил! А шо, ее нету, говорит? А я там подожду. Как будто я впущу его, а? Ну хмырь, одним словом. За такое я записку взяла, а он все глазами шасть да шасть. Недоброе задумал. Хорошо, шо не жених твой.

– Какой жених, тетя Валя! – искренне рассмеялась Зина. – Вы что!

– А почему же ж нет? Все до переду! Только этот хмырь тебе в женихи не подходит. Держись от него подальше.

И, гордо окинув ее взглядом полной победительницы, тетя Валя удалилась в свою комнату, величественная, как фрегат, готовый выстоять перед любой грозой.

Бумаги Андрея… Он давно ушел в прошлое, и Зину больше не интересовало ничего, что было связано с ним. Она не раз говорила это и себе, и Евгению. Почему же он пришел с этим к ней?

Зина попыталась вспомнить, когда видела Евгения в последний раз, и поняла, что это было достаточно давно. В общем, встречаться им было незачем.

Она всегда помнила, что именно Евгений предложил ей эту работу в морге. Тогда, пытаясь уговорить ее, он обещал, что одновременно она сможет преподавать на кафедре педиатрии по своей специальности.

Боже, как же наивна Зина была тогда! Как свято верила, что жизнь ее начнет изменяться к лучшему, и однажды она вернется на университетскую кафедру, и все будет очень хорошо… Зина даже не смогла сдержать усмешки: господи, детские мечты! Евгений не сказал, а интуиция не подсказала: не существует преподавателей из морга. Никто не позволит преподавать на кафедре врачу, который занимается такой работой. И если педиатр вполне может научиться делать вскрытие, особенно при катастрофической нехватке кадров, то работник морга ни за что не сможет преподавать на кафедре. Это была жестокая правда.