Цунами

Вручив хозяйкам четыре пачки пельменей и блок с черничным йогуртом, Гриша что-то пошептал Зойке на ухо, и та, согласно кивнув, исчезла на кухне. Через секунду Зойка принесла высокие стаканы. Гриша отдал лещей на растерзание мне и Рыбакову, а сам виртуозно наполнил стаканы пивом, практически до края и без пены. Рыбаков развернул обёртку и расстелил плакат на своём столике, сдвинув в сторону книги. На плакате завлекательного вида девушка призывала отдохнуть на курортах Чёрного моря. На фоне высокого скалистого берега разбивались живописные волны. Девушка отводила с лица мокрые волосы и демонстрировала ослепительную улыбку.

Пиво было просто замечательным. Штаб заседал в каморке Анатолия Михайловича в полном составе. Соблюдалась даже архитектурная субординация: патриций Рыбаков возвышался на трибуне, то есть на стуле. Среднее сословие изображал в бенуаре Гриша, восседая на пуфике. В партере – значит, на коврике – вольно расположился плебс. То есть ваш покорный слуга.

После наших с Гришей обстоятельных докладов слово взял Рыбаков:

– Сегодня у меня была возможность познакомиться с материалами, поступившими из Москвы. Два дня они просто пролежали на столе у генерала, – Анатолий Михайлович вздохнул. – Сложность проведения научных изысканий и профилактических мероприятий, как мне кажется, заключается не в технических проблемах. Я предвижу трудности при взаимодействии всех составляющих. Налицо кардинальная разница целей и интересов. МЧС принимает на себя основной удар со стороны Правительства и Думы, поднимая вопрос до государственного уровня. МЧС понесёт основную долю ответственности и в случае, если прогноз сбудется. Российская академия наук выступает при любом раскладе в роли конституционного суда. Она над схваткой. ФСБ плавно, по мере развития событий перемещается на другую сторону баррикады: не смейте говорить об этом вслух – чревато волнениями в массах. А потом: мы же предупреждали. МВД наши хлопоты и подавно не нужны.

Тут всегда можно заявить: мы солдаты. Действуем по приказу. Дайте приказ – мы тогда и руками, и ногами за! Ещё хуже, если противостояние примет активные формы. Тогда вынимать палки из колёс придётся пачками. Административные неприятности и отстранение от работы – самый слабый сценарий этой оперы. Парадокс заключается в том, что может быть создана полная иллюзия активной работы. Будут тратиться средства, туда-сюда будут летать депеши и доклады… Имеем для этого сотни прецедентов. Но ни на миллиметр мы не приблизимся к решению главной задачи: как спасти наибольшее число людей, как максимально смягчить последствия возможной катастрофы? Готова сработать ещё одна западня. Это «свободные» СМИ. Вы понимаете, что будет на первых страницах всех (!) газет, на экранах телевизоров, на радио и ещё чёрт знает на чём? Хотя бы в том же интернете. Тут, как ни странно, совпадают интересы и ФСБ, и наши. Но только до того момента, когда надо начинать разгребать навоз руками, то есть до принятия конкретных решений. Есть ещё администрация на местах, которая заочно, ничего не понимая и не желая понимать, уже тысячу раз против любых начинаний. Курортное побережье – всё-таки источник доходов в руб лях и в валюте! Скажите хоть слово о возможном землетрясении в регионе и сероводородной атаке – вмиг опустеют не только места отдыха, но и возникнет паника в прибрежных городах и весях. Сколько денег уплывёт из чьих-то карманов! Любому, кто только подумает о разглашении информации такого рода, даже если это невинный младенец, отрежут не только язык – голову даже в колыбели! Есть армия, которая привлекается на определённых этапах, но уровень её мобильности и дееспособность оставляют сейчас желать лучшего. Есть проблемы причерноморских государств, которые, слава богу, решаются без нашего участия. И есть Его Величество затяжной финансовый кризис, в болоте которого лучшие побуждения обречены на самое пошлое утопление. Вывод на сегодня: продолжать энергично работать. Не привлекать внимания журналистов. Закончив здесь, перенести центр активности на Чёрное море. Эта территория также находится в зоне ответственности Южного РЦ. С ребятами из ФСБ держать ушки на макушке: свою суть они рано или поздно проявят. Кстати, через наш РЦ пойдёт федеральное финансирование всех работ по данному направлению. Твой, Саша, ночлег и питание у чекистов будут, соответственно, оплачены. Не горюй, генацвале, что не пришлось пожировать на дармовых хлебах! Гриша, извини, я навёл некоторые справки по твоей работе. После гибели вашего директора издательство намерено отработать только заключённые контракты, а дальше – полная неясность. Предлагаю: в три-пять дней подтягивай «хвосты» и оформляй отпуск за свой счёт. Тактически сейчас это как раз то, что нужно. А чтобы ты не болтался без дела, вот тебе бумага и ручка, пиши заявление на моё имя о приёме на временную работу в должности старшего научного сотрудника. С сегодняшнего числа. В рамках своих новых полномочий имею право на свободный наём рабочей силы для усиления временной научной группы. Оклад – по тарифной сетке семнадцатого разряда. Выше не разрешили. Мы же бюджетная организация.

В дверь позвонили. На пороге стоял расстроенный Сергей. Мы с Гришей совершенно забыли о встрече и заставили парня лишних сорок минут проторчать в машине. Квартиру Анатолия Михайловича, хоть ему (по его словам) и не хотелось, он вычислил по радио с помощью оперативных дежурных: своего и в РЦ.

Рыбаков в который раз продемонстрировал умение находить верное решение в любой ситуации. Сергей был насильно введён в квартиру. Накормлен пельменями. Причём керамическая кружка с холодным пивом, предусмотрительно поданная к ужину, начисто сгладила и обиду, и недоразумение. А так как пиво мы пили на кухне всей компанией, то мир снизошёл с небес и воцарился в доме. Голову даю наотрез, что у них в «конторе» старшие лейтенанты с полковниками на кухне пиво не пьют!

Отвезли домой старшего научного сотрудника Гришу и мигом домчались до «виллы». Сергей удалился улаживать свои дела, а я сел за письменный стол и положил перед собой чистый лист бумаги. Подошла пора подведения первых итогов.

Лист я разделил чертой пополам по вертикали. Итак, что мы имеем? Запишем в левую часть всё, что известно или понятно:

1. Факты катастроф в 1973, 1974, 1975 и 1976 годах.

2. Гипотеза, объясняющая механизм происшедшего.

3. Рассказ очевидца.

В правую часть внесём всё, что неясно, вызывает вопросы или требует действий:

1. Возможно, найден ответ на собственный вопрос о «старте» выброса. Но требует подтверждения.

2. Что за странная комиссия из Москвы работала на шахте в 1980 году? Где искать отчёт о её работе?

3. Кто может подтвердить факт затопления шахты? Слух об этом существует, кажется, только с подачи «москвичей».

4. Гриша обещал подготовить геологический обзор и дать структуру разломов у Южношахтинска.

5. Забыли попросить у Козлова схему «Первомайскойбис» и данные по выработанным объёмам. Для подсчёта количественных показателей выброса.

6. По линии ФСБ запросить из архивов Росгидромета метеообстановку на дату аварии и последующие два дня. Для расчёта токсических параметров по полигонной методике.

7. Завтра же позвонить Горбаню и попросить разыскать схему разведочных скважин по Ростовской области.

8. Надо узнать у Гриши, какая лаборатория в Ростове сможет сделать хроматографический анализ газовых проб. И сколько будет стоить один анализ.

9. Рыбакова попросить, чтобы срочно прислали из ВНИИ ГОЧС или Института физики Земли РАН данные сейсмики района за 1973–1976 годы.

Итого: 3:9 не в нашу пользу.

В дверь постучали. На моё недовольное «да» в комнату протиснулся Сергей с листом бумаги в руках.

– Присаживайся, – предложил я ему, указав на диван. – Что нового? Что за известия ты принёс в трепетной длани?

– Я доложил результаты сегодняшней поездки своему начальнику отдела. Он у нас мужик с понятием. Считает, что всё идёт как надо. Передал вам адреса и телефоны. Те, о которых вы спрашивали. Простите, сразу забыл отдать. Интересовался, не нужно ли чем помочь в оперативном плане.

– Нужно. Именно в оперативном. В архиве ГМЦ требуется срочно разыскать все подробности дня катастрофы и двух последующих дней: давление, температура, влажность, направление и скорость ветра. Дальше – перелопатить все возможные источники информации и выяснить, что за комиссия из Москвы работала тут в восьмидесятом. Вполне возможно, что по заданию или с ведома вашей конторы.

– Прошу прощения, – вставил Сергей. – Можно я всё это запишу на бумаге? Сами понимаете, в данной области я, так сказать, профан. С непривычки «въехать» трудно. Я сейчас всё продиктую по телефону своим, но боюсь напутать.

– Валяй, записывай.

Я подал ему бумагу и ручку. А сам раскрыл переданный Сергеем лист с адресами.

Глава 6

Вот они – «прочие данные», которые я не просил! Аккуратная страничка с текстом, отпечатанным на лазерном принтере:

Несветайлова Алла Васильевна. Девичья фамилия Бойко. 1964 г. рождения.

Место рождения – г. Одесса, Украинская ССР.

Работает завкафедрой госуниверситета, г. Ростов-на-Дону.

Проживает по адресу: г. Ростов-на-Дону, ул. Журавлева, 26, кв. 8.

Телефоны: рабочий – 87–12–09, домашний – 83–41–34.

Семья:

Муж – Несветайлов Игорь Петрович, 1961 г. рождения. Работает зам. главного врача роддома № 1, г. Ростов-на-Дону.

Мать – Бойко Агния Георгиевна, 1938 г. рождения.

Дети: дочь Ольга, 1986 г. рождения; сын Юрий, 1990 г. рождения.

Подгурская Алина Дмитриевна, 1964 г. рождения.

Место рождения – г. Москва.

Работает генеральным директором ЗАО «Полимер», г. Ростов-на-Дону.

Проживает по адресу: г. Аксай, Ростовская обл., ул. Крайняя, 18.

Телефоны: рабочий – 81–00–64, домашний – 89–35–12.

Не замужем (разведена).

Дети: сын Вадим, 1990 г. рождения.

Родители умерли.

Шестнадцать лет прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз. Отрывочные сведения об Алле и Алине поступали иногда от однокурсников, которых периодически встречал в Москве. Более всех о судьбе выпускников 1986 года была осведомлена Марина Каратьян. С кем-то она переписывалась, кто-то к ней приезжал. В общем, всю мозаику наших судеб Марина в целом представляла. От неё я узнал, что обе подруги защитили диссертации и неплохо устроились в жизни. Что именно Марина рассказывала про мужей и детей – убей, не помню! Да, 007, вот и информация к размышлению. Оказывается, не у тебя одного жизнь пребывает в состоянии поступательного движения. Вот смотри: девчонкам уже по тридцать восемь! И уже «с хвостиком».

Ну, с Аллой более-менее понятно. Наука, кафедра, преподавание – всё по ней. Муж – врач. Дети не едят из ложечки… Когда это, кстати, она успела детей нарожать?

А вот с Алиной – загадка. Разведена. Так здесь и написано. И сыну, секундочку… да, сыну тринадцать лет. Какое-то ЗАО? Генеральный директор? Нет, ни черта не понимаю. Увидимся – тогда узнаю всё, наверное.

Ночью мне приснился вещий сон. По правде, вещим его пришлось признать восемь дней спустя. А пока это был просто красочный динамичный сон. Типичный сон в полнолуние.

Мне приснилась Алина. Такой, какой я её запомнил по институту: голубоглазая «колдунья» в тельняшке и фуражке с «крабом». Стройная шея над вырезом и дерзкие бугорки под тельняшкой сводили меня с ума перед летней сессией. Я проводил в яхт-клубе гораздо больше времени, чем это требовалось для нормальной подготовки к экзаменам. Естественно, завалил физическую и коллоидную химии, а желанной цели так и не достиг. По поводу моей увлечённости острили все кому не лень. Марина Каратьян, наша штатная гадалка, наплела, что зря, мол, я стараюсь: не судьба. Мне же хотелось одного: добиться взаимности факультетской красавицы назло судьбе!

Так вот, во сне я перенёсся на восемнадцать лет назад. И всё у нас с Алиной получалось, невзирая на орлиный клёкот гадалки-Марины. Волны разбивались со стеклянным звоном о форштевень. Яхта кренилась на ветру так, что вот-вот готова была черпнуть бортом. Я чувствовал локтями и коленями жёсткость горячей палубы, а грудью и животом – мягкость и округлость Алины. Мы перекатывались по зыбкой палубе, путаясь ногами в шершавых канатах… Мы были вместе, и в то же время я видел нас как бы со стороны. Это меня изумляло. Параллельно с нами плыли другие яхты под белоснежными парусами. Оттуда махали яркими платками. И мы понимали, что это от зависти. И нам совершенно не было стыдно. Мы были в восторге от обладания друг другом и, как казалось, всем миром! Потом я больно ударился головой о комингс люка и проснулся.

Надо же – треснулся об угол тумбочки, да так, что шишку на лбу не спрятать и под шляпой!

Посмотрел на часы: половина шестого. Решил, что заснуть уже не удастся, встал, смыл остатки сна под душем и сел к компьютеру.

За час с небольшим написал промежуточный доклад шефу. Дополнил его перечнем нерешённых вопросов, изложив их так, чтобы шеф был в курсе моих «наездов» на ФСБ и не давал им расслабляться, по возможности подключая столичные каналы. Попросил приехать лично или прислать Горбаня для совместной работы с Рыбаковым, поскольку существует серия проблем не моего профиля.

За завтраком передал бумагу Сергею, попросив отправить её фельдсвязью сейчас же.

Пересмотрел свои вчерашние записи. Пункт 8 изменил: «Насчёт хроматографа и анализов: спросить у Аллы». Спохватился, что отправил Сергея в город и остался без машины. Решил добираться до Ростова самостоятельно.

Плохая погода добралась и сюда. Шёл мокрый снег вперемежку с дождём. На тротуарах хлюпала медузоподобная слякоть, и очень скоро левый ботинок дал течь. До Ростова отсюда рукой подать, но ближайшая автобусная остановка оказалась чуть ли не в километре от «виллы». Проклиная погоду, чекистов и свою глупость, я брёл по шоссе, уворачиваясь от брызг, поднятых встречными машинами. Явь совсем не походила на сон.

На улице Горького, у здания университета, я отпустил такси – чудо господне, подобравшее меня, озлобленного и продрогшего, на безлюдной остановке. При входе у вахтера узнал очередную расстраивающую новость: оказывается, химический факультет находится у чёрта на куличках, в Западном микрорайоне. Ехать городским транспортом почти час. Выяснив детали, я вышел на Большую Садовую, изготовившись окончательно замёрзнуть в ожидании троллейбуса. Бог миловал, и, забившись в тёплую троллейбусную глубь, я начал медленно оттаивать.

Химический факультет я нашёл мгновенно, по запаху. Что ни говорите, а генетическая память – великая вещь!

В преподавательской мне вежливо сообщили, что Алла Васильевна сейчас на лекции. Закончит через десять минут. А пока предложили выпить чаю. В такси и троллейбусе я так и не согрелся, поэтому предложение принял с благодарностью.

Через десять минут в преподавательскую вошла Алла Васильевна Несветайлова, кандидат химических наук, доцент, заведующая кафедрой общей химии.

– Алла Васильевна, вас здесь ожидает молодой человек, – доложила миловидная девушка в белом халате. Та, которая угощала меня чаем.

Алла посмотрела в мою сторону и всплеснула руками:

– Сашенька, милый! Какими судьбами?

Обнимая Аллу на глазах потрясённых преподавателей, я почувствовал себя не бесприютным подкидышем, как десять минут назад, а желанным гостем у старых друзей.

В кабинете завкафедрой, по-свойски расположившись на коричневом велюровом диване, я рассказал Алле большую часть из того, что привело меня в Ростов. Не забыв расспросить её о семье, здоровье и делах.

С Аллой было совсем не так, как с Алиной. Проволочившись за ней около двух месяцев и убедившись в собственной неконкурентоспособности по сравнению с капитаном институтской команды КВН – Вовкой Булаенко, я переключился на её подругу. На этом фронте на текущий момент таких ярких фигур, как Вовка, замечено не было. Тем паче что вскорости я по-настоящему потерял голову от «колдуньи» – Алины.

Забыв про деловую часть визита, мы с Аллой наперебой вспоминали эпизоды студенческой жизни, друзей, подруг, преподавателей и даже коменданта общежития – Зою (Змею) Филипповну.

Алла располнела, но не до предела потери элегантности. Одета была строго по моде: деловая женщина начала двадцать первого века. На парочке свиданий, которые были вырваны мною у неприступной Бойко, я держал её за руку. Сейчас невольно обратил внимание на руки Аллы: полные кисти, ухоженные ногти без лака и складочки на внешней стороне запястья – всего этого, увы, раньше не было.

По виду госпожи Несветайловой можно было судить о её большой занятости, о привычке разговаривать с людьми с позиции руководителя, об отсутствии свободного времени, о строгости и о некоторой усталости.

Проговорили мы больше часа. К несказанной радости учащейся молодёжи. Алла отпустила по домам группу второкурсников, поступив гуманно, но непедагогично. Старосте группы, который заглянул в кабинет и получил индульгенцию, я не успел сообщить своё имя, чтобы знали, кому ставить свечку за избавление.

Когда я спросил об Алине, Алла засмеялась:

– Мы часто видимся и по-прежнему дружим. Но Алька набрала совершенно дикий темп по жизни. О ней не рассказывать – авантюрный роман писать нужно! Да что там роман – подожди секундочку.

Алла открыла дверцу книжного шкафа и, порывшись в нём, принесла к дивану журнал ELLE:

– Вот, прочти отсюда и до сих пор.

Статья называлась «Кризис». С указанного Аллой места я прочёл:

«Как в своё время Карина с лёгкостью уходила от одного мужчины к другому, так теперь она с той же лёгкостью создавала одно за другим предприятия, которые прогорали, возрождались и вновь прогорали. Она то поставляла чуть ли не бронетехнику, то отправляла бригады молдаван на заработки в Грецию. Молдаване, которые в результате „оформления“ в её фирме остались без денег, загранпаспортов и авиабилетов и, как результат всего этого, без Греции, в которой „всё есть“, мрачно бродили вокруг пустого офиса с ломами и лопатами.

А Карина в то время уже скрывалась неведомо где, гонимая рэкетирами, за которыми, в свою очередь, гонялся РУБОП. Карина ловко вывернулась из этого хоровода, подставив рэкетирам вместо себя молдаван, которые прямёхонько привели к ним рубоповцев. Попутно Карина вышла замуж за карточного шулера и родила от него четырёх детей-погодков. На протяжении всего этого времени Карина то покупала норковые шубы и бриллианты, то продавала всё, чтобы накормить детей кашей…»

– Здесь почти точно про Альку. За исключением мужа-шулера и четырёх детей. У неё один сын. Прекрасный парень. Погодки с моим Юркой. С мужем разошлась восемь лет назад. С тех пор одна и при больших хлопотах. Она руководит большим предприятием – откуда только уменье взялось? Наверняка она будет тебе рада. Адрес дать?

– Ты меня недооцениваешь, – с достоинством ответил я. – Аксай, улица Крайняя, 18.

Алла с усмешкой посмотрела мне в глаза:

– Шишку на лбу где заработал?

– Понимаешь, бандитская пуля…

При расставании нам обоим стало грустно. Связывающая нас память о счастливых студенческих годах, оказывается, хранилась на самом донышке памяти. А между нами – прожитые годы со всем сопутствующим грузом. Разные жизни ростков одного институтского дерева.

– Ты обязательно должен прийти ко мне домой, – сказала Алла, провожая меня до вестибюля. – Не отговаривайся занятостью, я не приму никаких оправданий. Один раз в шестнадцать лет можно позволить делам остаться на вечер за порогом. Не звони. Приезжай без всяких церемоний. Послезавтра суббота. Ждём тебя к обеду. Иди, у меня ещё две группы на подходе. Пока, 007!

Хм, 007? Откуда она знает моё армейское прозвище? Об этом периоде своей жизни я ей вроде бы ничего не рассказывал.

Хорошие хроматографы в университете есть. Специалисты по физхимии тоже. Проблем с анализами проб воздуха не предвидится. Однако придётся сообщить Анатолию Михайловичу, что для получения результатов по этой линии нужно будет заключить с университетом договор и заплатить некоторую сумму. Вполне, кстати, приемлемую.

До регионального центра МЧС ехать отсюда совсем не близко. С течью в ботинке пришлось смириться, тем более что через пять минут, ещё на остановке, сыро стало и во втором. Деньги для покупки новой обуви мною не были предусмотрены. Были, правда, в наличии казённые «бензиновые». Но использование казённых средств не по назначению было отложено до наступления полной невыносимости. Оставалось надеяться на изменение погоды и интенсивную эксплуатацию чекистского «козла».

Глава 7

У Анатолия Михайловича шло совещание, поэтому пришлось некоторое время проболтаться в коридоре, разглядывая стенды с цветными фотографиями. На всех фотографиях мужественные спасатели кого-то спасали, несли, везли, оказывали кому-то первую помощь.

Рыбаков сегодня выглядел озабоченным. Предложив мне сесть, долго смотрел в окно, вроде и забыв о моём присутствии.

– В пятнадцать тридцать нас с тобой приглашают в УФСБ на совещание. Для тебя пришёл факс из Москвы. Возьми на столе, почитай.

На страничке, стремящейся свернуться в трубочку, было совсем мало текста. Вначале я посмотрел на подпись: Горбань. Значит, не смертельно. Только после подписи я вчитался в размазанный текст: «Москвы. Романову. Прошу обратить внимание на приуроченность всех ЧС к 50° с. ш.».

В развёрнутом виде читай: «северной широты».

Что ж, спасибо заботливому Лёне. Хотя скрытый смысл депеши пока от меня ускользал.

– Просьбу можно? – я поднял руку.

– Давай, – не оборачиваясь, ответил Рыбаков.

– Мне, Анатолий Михайлович, край как нужны данные по сейсмической обстановке в регионе на период с 1973 по 1976 годы. Подробные, с регистрацией всех возмущений, координатами и глубиной залегания их очагов, магнитудами и балльностью.

– Хорошо, – наконец-то повернулся от окна Рыбаков, – можешь считать, что заказ принят.

– Анатолий Михайлович, можно сейчас воспользоваться твоей междугородкой?

– Пожалуйста, звони, уважаемый, вон с того, серого.

Я набрал номер своего отдела. Трубку подняла аспирантка Нелли, дама вздорная и обидчивая. Для общения с ней нужен был особый тон. Рефлекторно настроившись на Горбаня или в крайнем случае на Ивана Михайловича, я чуть не сбился с темпа:

– Нелли, золотко моё, как вы там, не замерзаете? Тут в Ростове холодище ужасный! Нелли, я узнал, строго между нами, что это вовсе не юг и мандарины тут не растут!

Рыбаков недоуменно поднял на меня глаза. Я сделал рукой неопределённый жест – мол, всё по плану – и продолжал тараторить:

– Нелли, солнышко, Леонида Алексеевича нет поблизости? Ах, нет, вот горе-то! Лапонька, передай ему, пожалуйста, что эвоную бумагу я получил, но не всё в ней понял. Как меня слышно? Хорошо? И ещё, Неллечка, попроси его от моего имени найти схему разведочных скважин по Ростовской области. Он знает какую, не беспокойся. Спасибо тебе, радость моя неземная! Что тебе привезти с холодного юга? Понял. Помчался выполнять. Физкульт-привет!

– Извини, Анатолий Михайлович, – я перевёл дух, – не суди строго. Специфика общения с сотрудниками, сам понимаешь. Психологический прессинг по всему полю. Во имя исполнительности и точности передачи информации.

– Да, понимаю, – недоверчиво пробурчал Рыбаков. – Высший пилотаж делопроизводства. Ты как насчёт обеда? Давай сходим тут рядышком, перекусим. Согласен?

Нет, явно не суждено моим ботинкам дожить до весны. Куплены ведь были почти накануне отъезда на Черкизовском рынке. Мужик клялся, что они сделаны из натуральной кожи, проклеены и прошиты! Чтоб ему! Я вздохнул и шагнул в мерзкую и холодную кашу.

– Ты чего вздыхаешь? – обернулся ко мне Рыбаков.

– Да так, в предчувствии… «Холодные ноги и чистые руки» – не напомнишь, Михалыч, про кого это?

– Не раскисай раньше времени, – засмеялся Рыбаков. – Жизнь только начинается!

У витрины с надписью по стеклу «Бистро» мы остановились, чтобы отряхнуть снег с одежды. Сквозь кружевные занавески виден был почти пустой зал с круглыми столиками.

– Михалыч, а пиво тут подают? – высказал я опасение.

– Не беспокойся, я тебя в беде не брошу, – ответил Рыбаков. И мы вошли в тёплый зал.

За столиком я разулся и спрятал ноги под батарею. Рыбаков сделал вид, что ничего не заметил.

– Что ты намерен делать дальше? – спросил он.

– По хронологии – следующее. До посещения УФСБ позвонить Козлову и узнать насчёт плана подземных выработок. Напомнить друзьям-чекистам о своих просьбах. Вечером встретиться с Гришей. Завтра послать Сергея в Южношахтинск за планом «Первомайской-бис» и уточнением его у Бутко по состоянию на 1973 год. Заодно спросить у Семёна Яковлевича, кто может подтвердить факт затопления «Первомайской-бис» до второго горизонта. Пока всё. Дальнейшие действия зависят от поступления материалов и рекомендаций руководства. А у вас что?

– У меня вот что, – Рыбаков нахмурился. – Генералу накрутили хвост из Москвы. Автоматически во вращательное движение пришёл весь РЦ. Толку от этого совершенно никакого, а вот утечка информации произойдёт обязательно. Именно то, чего я больше всего опасаюсь. С большим трудом удалось представить наши хлопоты как замысел будущих общероссийских учений. Надолго ли хватит такой «крыши»?