Права Церквей и единство Церкви. Каноническое и историческое исследование по поводу украинского церковного вопроса

Внутренний смысл этих трех правил со временем был превратно истолкован. Латиняне, защищающие примат Римского Папы и его власть над всей Церковью, утверждали, что эти три правила указывают на право апелляции епископов всех церковных юрисдикций к епископу Рима. Однако такое понимание было отвергнуто как западными, так и восточными Церквами. Карфагенский Собор сразу же поставил под сомнение и отказался признавать притязания Римского Папы Зосима на всеобщее право апелляции к нему от всей Церкви на основании 5-го и 14-го правил Сардикийского Собора, которые тот считал или, как полагает прп. Никодим Святогорец, лживо представил Карфагенскому Собору как правила I Вселенского Собора в Никее. Представители Востока Аттик Константинопольский и Кирилл Александрийский, послав в Карфаген точные копии («вернейшие списки») постановлений Никейского Собора, доказали несостоятельность притязаний Рима на право апелляции к нему со стороны Вселенской Церкви на основании правил поместного Собора (а именно Сардикийского), что ограничивает право апелляции конкретной юрисдикцией Рима. Исходя из позиции по этому вопросу западных и восточных епископов, прп. Никодим отмечает: «Так поступили паписты в древности на Карфагенском Соборе, да и до сего дня они не прекращают заявлять, что 3-е, 4-е и в особенности 5-е правила настоящего Собора устанавливают право папы принимать апелляции от всех. Но то, что упомянутые правила выносят определения о принятии Римским Папой апелляций только от тех, кто подчинен ему, ясно из следующих доводов.»[52]. И остроумно добавляет: «Так что тот, кто хочет, чтобы эти правила соблюдались и уважались, не должен насильственно делать их всеобщими и вселенскими (то есть допускать апелляцию всей Церкви к одному патриарху), ибо сами обстоятельства не позволяют этого. Впрочем, определения данных правил относятся как к [епископу] Римскому, так аналогичным образом и к другим четырем Патриархам, и каждый из них может применить их к находящимся в его ведении делам и к апелляциям подчиненных его патриархату, поскольку эти правила не возводят все апелляции и все управление Церквей к Римскому престолу: ибо это дело и невозможное, и чуждое Церкви»[53]. Смысл сказанного заключается в том, что данные три правила предоставили епископу Рима в ту эпоху право принимать апелляцию только от епископов Иллирика и Италии (а не от всего Запада, как будет ясно из нижеприведенных сведений)[54].

1.6. 37-е и 139-е правила Карфагенского Собора об апелляции[55]

Из этих правил[56] совершенно ясно виден смысл, который во всецелой Церкви имеют «права Церквей», в данном случае – право Африканской Церкви выносить окончательные решения в отношении подсудимых клириков внутри своих юрисдикционных пределов и не подчиняться внешнему суду. Данные правила касаются и епископов, и всех остальных клириков. На уровне первой инстанции дела простых клириков судит епископ, на уровне второй инстанции – Собор соседних епископов при участии местного епископа. Если же потребуется обращение в более высокую инстанцию, то таковой будет являться Собор всех епископов епархии во главе с предстоятелем, который и вынесет окончательное решение по делу внутри юрисдикции Поместной Церкви. Данные правила с благим дерзновением отказывают клирикам в праве обращаться с апелляцией за пределы Карфагенской Церкви (к епископу Рима или в церковные суды Италии, как объясняет прп. Никодим). При этом они строго угрожают клирикам, практиковавшим подобные обращения, говоря, что они не будут приняты в церковное общение в Африке. Правило 37-е гласит: «А переносящие дело к судам по ту сторону моря [то есть в Рим и в Италию] никем в Африке да не приемлются в общение». Подобным указанием завершается и 139-е правило Карфагенского Собора[57].

Так, некий пресвитер по имени Апиарий из епископии Сикки, входившей в состав Карфагенской Церкви, был осужден местным епископом (на уровне первой инстанции) и Собором карфагенских епископов (на уровне второй инстанции) за прегрешения, требующие по церковным канонам лишения священства. Требование Римских Пап Зосима, Бонифация и Целестина подчиниться их судебному решению, вынесенному после апелляции в защиту Апиария, не было принято епископами Карфагена.

Дополнением к этим правилам являются послания Карфагенского Собора к Папам Бонифацию (преемнику умершего Зосима) и Целестину[58], комментируя которые, прп. Никодим Святогорец пишет: «Тем самым Собор доказал, что Зосим лжет, а следовательно, отстаиваемое им право принимать апелляции от не подчиненных ему епископов, пресвитеров и диаконов вымышлено и ложно. Потому, чтобы впредь решительно положить конец апелляциям к Римскому епископу, Собор не только намеренно посвятил этому вопросу два правила, 36-е и 134-е [37-е и 139-е – Ред.], но и с настоянием написал Целестину: “Благоволите не посылать сюда своих клириков (то есть экзархов с папскими посланиями) следователями и не соглашайтесь на это, даже если просят, чтобы не оказаться нам вносящими чадную мирскую надменность в Церковь Христову, которая желающим узреть Бога несет свет простоты и день смиренномудрия”»[59]. А в своем толковании на 36-е правило Карфагенского Собора св. Никодим говорит: «Настоящее правило, во-первых, подрывает самые основания, на которых зиждется надменное и гордое единовластие пап, самонадеянно воображающих, что им принадлежит право принимать апелляции от Церквей всей вселенной. Действительно, если настоящее правило запрещает епископам Африки подавать апелляции в суды Италии и Римского Папы, расположенные на другом берегу моря, то есть почти по соседству с африканскими епископами, то не гораздо ли более запрещает оно апеллировать к Римскому Папе тем, кто живет в странах, еще более удаленных от Италии?..»[60].

Правила 37-е и 139-е Карфагенского Собора были утверждены Пято-Шестым Вселенским Собором и, следовательно, имеют вселенское значение. Они устанавливают принципы правильного использования права апелляции, сводящиеся к следующему: если какое-то дело не может быть решено в пределах данной автокефальной Церкви, то оно должно рассматриваться на Вселенском Соборе, решение которого по нему будет окончательным и неотменяемым. Досифей Иерусалимский, комментируя деяния Карфагенского Собора, делает, помимо прочего, такой вывод: «Обрати внимание, что Собор опровергает в первую очередь власть Рима, когда пишет Целестину о том, что I Вселенский Собор предоставил право вести суд митрополиту и выносить окончательное решение по делам епископов также митрополиту [вместе с епархиальным Собором], а IV Вселенский Собор дал это право патриархам; если же потребуется апелляция, ее должен рассматривать Вселенский Собор; и ни Римский епископ, ни другой патриарх не имеют такой власти»[61].

1.7. Установление пентархии. Равночестность престолов

Ко времени освящения в 330 году новой столицы Римской империи – Константинополя – сверхмитрополичья юрисдикция кафедр Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима была уже признана и канонически закреплена 6-м и 7-м правилами I Вселенского Собора. Епископ городка Византий, который до того времени находился под митрополичьей властью епископа Ираклии Фракийской, нуждался в большем авторитете и привилегиях по отношению к епископу Ираклийскому и другим епископам Фракийского диоцеза. После триумфа православия над арианством на II Вселенском Соборе кафедра Константинополя приобрела завидные привилегии и полномочия. Кафедра епископа столицы становилась все более и более престижной. Православный император должен был иметь в качестве помощника и союзника православного епископа столицы, к которому могли бы обращаться епископы всей империи по широкому ряду вопросов.

Это абсолютно естественное возвышение столичной епископской кафедры было позднее канонически зафиксировано 3-м правилом II Вселенского Собора и 9-м, 17-м и 28-м правилами IV Вселенского Собора.

1.7.1. 3-е правило II Вселенского Собора

3-м правилом II Вселенского Собора устанавливается каноническое преимущество чести Константинопольского престола и порядок чести: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести после Римского епископа, ибо Константинополь есть новый Рим»[62]. Епископ Константинополя приобрел, во-первых, преимущество чести по отношению к митрополиту Ираклийскому, которому было предоставлено высокое митрополичье достоинство. Преимущество чести Константинопольского епископа было логичным, правильным и необходимым переустройством административной структуры внутри митрополичьего округа Ираклии. Оно не ограничивалось, однако, просто честью, но сопровождалось также соответствующей административной властью. Досифей Иерусалимский характеризует его как патриаршее достоинство: «Поэтому он [епископ Константинополя] начал требовать и преимущества чести, и преимущества власти наравне с той властью, которую имели остальные патриархи. По этой причине и св. Амвросий, как сообщает Созомен, советовал Нектарию, предстоятелю Константинопольской Церкви, лишить священства Геронтия и не позволять последнему порочить чин церковный»[63]. Прп. Никодим Святогорец отмечает следующие характерные черты чести и власти, которые были даны Константинопольскому епископу 3-м правилом II Вселенского Собора: «Некоторые говорят, что настоящее правило предоставило епископу Константинопольскому только честь, но впоследствии настоятельная необходимость предоставила ему и власть рукополагать митрополитов в Асии, Понте и Фракии. С другой стороны, Халкидонский Собор в послании к Папе Льву говорит, что такая власть совершать рукоположения была у епископа Константинопольского по древнему обычаю, а 28-е правило того же IV Вселенского Собора только утвердило ее»[64]. Древний обычай – плод возникшей необходимости, сложился из-за потребности обращения епископов этих трех диоцезов к епископу Константинопольскому. Прп. Никодим совершенно справедливо соединяет эти два объяснения («некоторых» и самого Халкидонского Собора). По букве текст 3-го правила устанавливает только преимущество чести и порядок чести. Однако по духу оно предполагает также проистекающую из преимущества чести, соответствующую власть[65], которая простиралась в пределах ранее подчинявшегося епископу Ираклийскому Фракийского диоцеза. Власть рукополагать митрополитов в Асийский и Понтийский диоцезы (то есть за пределами Фракийского диоцеза), опиравшаяся на древний обычай (о котором говорят отцы Халкидонского Собора в послании к Римскому епископу), была приобретена епископом Константинополя на основании обычного права в 70-летний период (с 381 по 451 г.) до IV Вселенского Собора и утверждена 28-м правилом этого Собора[66].

1.7.2. Пределы чести и власти Рима

Прототипом чести и власти, которые были предоставлены епископу Константинополя 3-м правилом II Вселенского Собора, являлись честь и власть епископа Рима – по той причине, что Константинополь стал к тому времени столицей государства и был почтен пребыванием в нем царя и синклита. Епископ Рима в ту эпоху имел сверхмитрополичью власть только над соседними с Римом митрополичьими епархиями (loca suburbicaria), но не над выходящими за их пределы диоцезами Карфагена, Милана или Галлии[67]. 3-е правило II Вселенского Собора, следуя этому образцу, не спешило дать епископу Константинопольскому сверхмитрополичью власть над диоцезами более широкой области, ограничив его административную власть епархиями Фракийского диоцеза (прежде находившимися в подчинении у епископа Ираклийского). 2-е правило того же самого Собора[68] существенно помогает в толковании 3-го правила, поскольку ограничивает власть архиепископов Александрии и Антиохии четкими географическими рамками, определенными правилами I Вселенского Собора, а также обеспечивает и подтверждает права митрополитов Асийского и Понтийского диоцезов, провозглашая принцип: «Областные епископы не должны простирать своей власти на другие Церкви, вне своих областей, и смешивать Церкви»[69]. Характерный пример запрещенного вторжения в пределы другого диоцеза приводит 4-е правило II Вселенского Собора, осуждающее хиротонию Максима Киника на Константинопольский престол группой александрийских епископов во главе с епископом Александрийским Тимофеем. Также 6-е правило II Вселенского Собора подчеркивает важность самоуправления (свободного от внешних вторжений) Соборов, не подчиняющихся сверхмитрополичьей юрисдикции церковных диоцезов, говоря: «Святой Собор повелевает им прежде всего представлять обвинения перед всеми епископами митрополичьей области и перед ними доказывать свои жалобы на епископа, обвиняемого в чем-либо. Если же случится, что епископы области будут бессильны уладить приносимые на епископа жалобы, тогда обвинители пусть обращаются к большему Собору епископов того диоцеза, которые должны быть созваны по этой причине, и на этом дело оканчивается» (как переводит прп. Никодим)[70].

1. 7. 3. Порядок управления Церквами варварских стран

То же самое 2-е правило II Вселенского Собора определило на первом этапе порядок управления Церквами варварских стран, а именно – выбрало носителя церковной власти, который должен заниматься вопросами, возникающими в Церквах за пределами Римской империи. И это постановление помогает в понимании объема привилегий, которые предоставило Константинополю 3-е правило II Вселенского Собора. Вопросы, касающиеся Церквей у варварских народов, должны были, по этому правилу, решаться в соответствии с действовавшим до того времени обычаем, согласно которому им предоставлялась помощь от епископов близлежащих областей империи. Так, например, в предшествующие годы церковные проблемы в Армении решались Кесарийским или Антиохийским епископом. Прп. Никодим Святогорец пишет по этому поводу: «Находящиеся же в среде иноплеменных народов Церкви Божии, которые или не имеют достаточного числа епископов для того, чтобы состоялся Собор, или нуждаются в том, чтобы для утверждения христиан в вере туда отправился образованный епископ, должны быть управляемы по сохранявшемуся доныне обыкновению отцов. Это означает, что находящиеся по соседству, и притом достойнейшие, епископы должны посещать эти Церкви с целью

созыв Вселенского Собора, поскольку подсудимые были главами Поместных Церквей, а судящие были враждебно настроены в отношении к ним. Это последнее замечание прп. Никодима объясняет канонически правильный способ действия права апелляции, когда проблема превосходит компетенции Поместной Церкви: апелляция должна быть обращаема к всецелой Церкви. Поэтому и Досифей Иерусалимский пишет о восстановлении Павла и Афанасия, что Юлий Римский стремился, чтобы суд относительно них был сделан всей Церковью: «Что надлежало восточным епископом так поступающих написать и западным, чтобы всеми было определено справедливое, поскольку страдающими были епископы тех Церквей, в которых только апостолы были учителями» (Δοσίθεος. Δωδεκάβιβλος, II. 5, 10. Σ. 344). восполнить недостающее число епископов для созыва местного Собора, что хотя и не соответствовало правилам, однако по необходимости позволено этим Собором»[71].

Понятие «варварские страны» сегодня поменяло значение и относится к сложной проблеме так называемой православной диаспоры.

1.7.4. Правило 28-е IV Вселенского Собора

С учетом канонических постановлений 2-го правила II Вселенского Собора («при сохранении предшествующего правила о диоцезах»), в автокефальных Церквах (не подчиняющихся юрисдикции сверхмитрополий) право управления и, в первую очередь, совершения хиротоний имел епархиальный Собор (митрополии или диоцеза) и его митрополит. «Без приглашения епископы да не вторгаются в диоцез для рукоположения или какого-либо другого дела церковного управления»[72], – повелевает то же 2-е правило II Вселенского Собора. Данное обстоятельство свидетельствует о том, что отдельные экстерриториальные действия епископа Константинопольского (вне пределов Фракийского диоцеза) были каноничными только тогда, когда его приглашали местные епископы других диоцезов. Непосредственную канонически подтвержденную сверхмитрополичью юрисдикцию (власть) над диоцезами Асии и Понта епископ Константинопольский приобрел лишь после принятия 28-го правила IV Вселенского Собора.

Правило 28-е IV Вселенского Собора подтвердило равное преимущество чести епископа Константинопольского и епископа Римского (патриаршую честь), поскольку Константинополь также был почтен пребыванием царя и сената. Кроме того, оно наделило епископа Константинополя патриаршей властью над диоцезами Понта, Асии и Фракии[73], то есть дало ему право рукополагать митрополитов этих диоцезов, а также предоставило ему право рукополагать епископов варварских стран. Характерно выражение Собора: «только митрополитов Понтийского, Асийского и Фракийского диоцезов»[74], определяющее объем власти Константинопольского престола в тот отрезок времени, когда Восточный Иллирик еще не являлся епархией Константинополя, хотя и был частью Восточной [Римской] империи. Прп. Никодим Святогорец пространно комментирует настоящее правило, поскольку оно является определяющим. Вначале, приведя пять причин для утверждения патриаршей власти Константинополя, он делает такой вывод: «По всем этим причинам Собор настоящим правилом, обновив 3-е правило II Вселенского Собора, предоставил [епископу] Константинопольскому также и привилегии чести, равные привилегиям чести Римского, то есть патриаршее достоинство; и привилегии власти, равные привилегиям власти Римского [епископа], то есть утвержденное не только обычаем, но и каноном право хиротонии митрополитов трех вышеупомянутых диоцезов (поскольку они находятся в юрисдикции Константинополя)»[75]. Затем прп. Никодим обличает папский (и всякий подобный ему) примат власти: «Поэтому явно, что паписты лгут, говоря, что первенство епископа Рима и его старшинство, а также его великое значение в церковных делах свидетельствуют о его особом праве на власть во всей Церкви, то есть о единодержавном и непогрешимом достоинстве. Ведь если бы эти привилегии имели такой смысл, то и архиепископ Константинополя должен был бы также обладать таким достоинством, поскольку он, согласно канонам, есть равная и неизменная мера чести, власти и величия Рима. Однако [епископ] Константинопольский по канонам никогда не получал такого достоинства; следовательно, не получал его и [епископ] Римский»[76].

1.7.5. Притязания латинян, упоминаемые 28-м правилом Халкидонского Собора

По поводу утверждений латинян относительно 28-го правила IV Вселенского Собора Досифей Иерусалимский делает несколько достойных упоминания точных замечаний, касающихся права апелляции и его пределов.

Во-первых, Римский епископ утверждал, что 28-е правило противоречит 5-му правилу I Вселенского Собора, поскольку дает епископу Константинопольскому право повторно судить митрополитов, осужденных другими патриархами, и их оправдывать. Святейший Досифей отвечает на это так: «Настоящее правило не противоречит предшествующему, поскольку дает Патриарху Константинопольскому право рукополагать митрополитов, не подчиняющихся никаким патриархам, и по то же самой причине, по которой оно дало четырем патриархам власть рукополагать митрополитов указанных епархий, – а именно, на основании обычая – оно предоставило и Патриарху Константинопольскому право рукополагать митрополитов упомянутых в правиле епархий. И как I Вселенский Собор не отрицает собственного 5-го правила, предоставляя 6-м и 7-м правилами преимущество епископам Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима, точно так же и IV Вселенский Собор, предоставляя такое же преимущество епископу Константинополя, не вступает в противоречие с данным правилом»[77]. Из ответа Досифея можно сделать ясный вывод, что преимущество чести всех патриархов пентархии является одинаковым и преимущество чести Рима и Константинополя не представляет собой исключения, хотя некоторые историки и пытаются принижать преимущество чести Патриарха Иерусалимского[78].

Во-вторых, латиняне утверждали, что данное 28-е правило не согласно с 3-м правилом II Вселенского Собора, поскольку последнее помещает епископа Константинопольского на второе место после Римского, в то время как 28-е правило предоставляет им равное преимущество. Совершенно очевидно, что латиняне смешивают здесь понятия «преимущество чести» и «чин чести». Досифей справедливо отвечает на это утверждение следующее: «Данное правило согласно с 3-м правилом II Вселенского Собора, которому оно и следует, поскольку оба назвали епископа Римского первым, а Константинопольского – вторым по чину, и только. А IV Вселенский Собор удостоил епископа Константинополя одинаковой с епископом Римским чести (точнее, не удостоил чести, но подтвердил решение ΙΙ Собора, как указывается в Первом послании этого Собора к Папе Римскому Льву), объяснив, в чем заключается преимущество, а именно: не в епископском, но в патриаршем достоинстве, поскольку патриаршее достоинство является самым высоким в Церкви, а оно было дано епископу Константинопольскому II Вселенским Собором; и потому все пять патриарших престолов имеют равное достоинство»[79]. Досифей здесь имеет в виду, что нельзя сравнивать преимущества чести патриархов и разделять их на высших и низших. Преимущество чести каждого из патриархов, как высочайшее достоинство в Церкви, можно сравнивать только с более низким достоинством подчиняющихся патриарху митрополитов. В этом смысле он отмечает, что «все отцы исповедали (на IV Вселенском Соборе), что без принуждения, по собственной воле отдают преимущество епископу Константинопольскому»[80]. Первенство чести патриархов в системе пентархии означает право патриархов рукополагать и судить митрополитов, подчиняющихся их собственной юрисдикции. Этим правом в одинаковой мере обладают все пять патриархов.

В-третьих, латиняне утверждали, что Римский епископ выше Константинопольского, Константинопольский – выше Александрийского и так далее. Досифей отвечает на это: «Мы говорим, что Константинопольский епископ выше Александрийского только по чину так же, как Римский выше Константинопольского только по чину, а Александрийский – выше по чину Антиохийского, Антиохийский – Иерусалимского и Иерусалимский – Московского… поэтому у всех патриархов общие достоинство и власть, отличие есть только в чине, установленном ради церковного благочиния». При этом он ссылается на Вальсамона, который с присущим ему изяществом пишет: «Подобно тому, как пять чувств одной головы, известные христоименитому народу, нераздельно связаны между собой и во всем равночестны друг другу, так и главы находящихся во всей вселенной Святых Божиих Церквей, справедливо так названные, свободны от человеческих различий»[81].

И в-четвертых, латиняне утверждали, что 28-е правило подписали только двести из шестисот тридцати епископов Собора, с тем чтобы угодить Анатолию, епископу Константинопольскому. Досифей отвечает на это, что «никто из достойных доверия или древних историков не писал ни о чем подобном, и в деяниях Собора об этом не упоминается»; а также, что «Собор, будучи Вселенским, не имел необходимости льстить Анатолию и защищать Анатолия. И это видно из того, что он отверг его просьбу о том, чтобы Соборы и суды по всем делам, даже если они касаются других епархий, проходили в Константинополе. Однако он совершенно заслуженно предоставил Константинопольскому [епископу] право рукополагать митрополитов, не подчинявшихся ни одному патриарху»[82]. Из данного ответа можно сделать вывод, что свт. Анатолий предлагал, чтобы на постоянном Синоде в Константинополе рассматривались дела епархий, не входящих в его юрисдикцию, но отцы Халкидонского Собора отвергли это предложение, предоставив ему 28-м правилом власть рукополагать митрополитов только трех диоцезов: Фракийского, Асийского и Понтийского – и рассматривать судебные дела епископов лишь своей юрисдикции.

Итак, из вышесказанного явствует, что Константинопольский престол, по определению 3-го правила II Вселенского Собора, приобрел патриаршее достоинство (преимущество чести) и получил второе место среди великих церковных кафедр по чину чести (по порядку) после епископа Римского, а 28-е правило Халкидонского Собора дало ему, помимо этого, каноническую патриаршую власть над конкретными тремя диоцезами: Фракийским, Азийским и Понтийским – и прилегающими к ним варварскими территориями.

1.7.6. Восточный Иллирик

В период между 381 и 451 годами епископ Константинопольский приобрел, пользуясь «обычным правом», привилегии административной власти над соседними Асийским и Понтийским диоцезами и над всем Восточным Иллириком. В частности, архиепископы Константинопольские Геннадий, Аттик, Сисинний, божественный Иоанн Златоуст и Прокл, создавая «обычное право» сверхмитрополичьей власти или применяя его, вмешивались в находившиеся в дурном состоянии дела этих епархий, от Иллирика до Понта, и исправляли их. При этом Рим, Александрия и отдельные митрополиты противодействовали усилившейся активности Константинополя за пределами его юрисдикции, что показывает их вполне понятное болезненное восприятие нарушения действующих правил I Вселенского Собора, а также завистливое стремление ограничить растущую силу епископа новой столицы, проявившееся на Соборе «у Дуба» в виде известных антиканонических действий. Мы говорим здесь о переходном периоде, события которого при внимательной оценке показывают, в чем заключаются права Церквей. В данном случае имеет место ограничение прав Рима, но не Александрии. Политическая реформа 379 года в Восточном Иллирике была так или иначе необходима из-за нашествия готов, а за ней последовали неизбежные изменения в церковной жизни, закрепившиеся до времени правления Исаврийской династии. Можно сказать, что, с точки зрения правил Никейского Собора, экстерриториальные действия Константинопольского епископа были очевидным вызовом по отношению к правам Церкви Рима. Вот почему, замечает Досифей, «когда Арсакий и Аттик, при жизни Златоуста, были рукоположены на Константинопольский престол, тогда Антиохийский епископ вместе с папой Иннокентием, а также палестинские и иллирийские епископы прервали общение с Арсакием и Аттиком»[83]. Тем не менее вмешательство Константинопольского епископа в дела Восточного Иллирика (например, в дело Перигена Коринфского) не противоречило церковным правилам. Правила Никейского Собора, подтвержденные 2-м правилом II Вселенского Собора, определяют границы сверхмитрополичьих и митрополичьих диоцезов и епархий. 3-е правило II Вселенского Собора создает новые необходимые права для Константинопольского престола, касающиеся митрополий, не подчиняющихся сверхмитрополичьим диоцезам. Это является полезным каноническим материалом для толкования многочисленных дальнейших изменений в церковных делах, следовавших за политическими реформами. Споры во время переходного периода (379–451 гг.) были своеобразными «родовыми муками», которые завершились на Халкидонском Соборе утверждением нового канонического статуса Константинопольского престола. Речь идет не об отмене правил Никейского Собора, но об их восполнении сначала 3-м правилом II Вселенского Собора, а затем 28-м правилом IV Вселенского Собора, как видно из соборного послания святых отцов Константинопольского Собора 381 года Римскому Папе Дамасу: «А относительно управления отдельных Церквей удержал силу, как вы знаете, прежний закон и определение святых отцов в Никее, то есть дабы в каждой области рукоположение совершали, для пользы Церкви, областные епископы, а вместе с ними (если только они захотят) и сопредельные им. Согласно с этим законом и определением управляются, как вы знаете, и прочие наши Церкви, а также избраны предстоятели знаменитейших Церквей»[84].