Миллион алых роз

Машина рванула с места и понеслась по ночным улицам, совершая головоломные виражи и сердито взвизгивая тормозами на крутых поворотах.

Мартынов ушёл с «малины» поздним утром, не дождавшись «туза» и оставив в недоумении пышногрудую Виолетту, которая так и не поняла, зачем, собственно говоря, приходил к ней этот ладный парень и за что он свернул челюсть её родному брату Альфреду – известному художнику-маринисту и тонкому лирическому поэту.

Т и т ы ч.

«Майор казался старше своих сорока. В гладко зачёсанных чёрных волосах много седины. Лицо простое, некрасивое, в редких оспинках, очень выразительная, обезоруживающая улыбка. Хороший, добрый по натуре человек, чтобы прикрыть, как он считал, этот свой недостаток, начинал обычно чуть неуклюже подшучивать».

Хмуря кустистые брови, Титыч внимательно выслушал Мартынова.

– Никаких улик, говоришь? – сказал он, доставая из стола сигарету.

– Никаких, – развёл руками Мартынов. – Шестьсот семьдесят восьмая, Александр Титыч, – щёлкнул он зажигалкой. – Я уж и на «малине» побывал.

– Наслышан о твоих подвигах. Как Виолетта?

– Что вы, товарищ майор. Я и не притронулся к ней.

– Знаю, – отрубил Титыч. – За то и люблю тебя, чёрта. А какие они из себя эти кошки?

– Чёрные, – выдохнул Мартынов.

– Я имею в виду размеры.

– Размеры, – пренебрежительно фыркнул Мартынов. – Одно слово, что кошки. Котята, если уж быть точным.

– Так я и думал.

Титыч достал ещё одну сигарету.

– Шестьсот семьдесят девятая, Александр Титыч, – предупредительно щёлкнул зажигалкой Мартынов.

Титыч с сожалением посмотрел на сигарету и сунул её в рот.

– Вот что, – сказал он, затягиваясь, – вызови сюда этого паренька.

– Какого паренька? – не понял Мартынов.

– Которого в Сокольниках выловил.

– Да он совсем маленький.

– А ты пригласи его с матерью, – подвёл Титыч черту.

Петля затягивается.

«Вова Ляпиков? Хороший мальчик. Очень любит животных. Особенно кошек». (Со слов воспитательницы детского сада № 666).

Ляпиков раскололся сразу.

Да, это он подбрасывал кошек в квартиры вышеупомянутых граждан. Зачем? А куда их девать?

Как совершал преступления? Очень просто. Делал вид, что идёт спать, а сам, вместо этого, брал котёнка и выходил на улицу. Выбирал квартиру и, позвонив, просовывал котёнка в открывшуюся дверь.

Откуда знает словесный портрет «Пахана»? Отец любит читать вслух детективы. Он и запомнил.

Конец «чёрной кошки».

Учитывая чистосердечное признание и возраст преступника, уголовное дело решено не возбуждать.

В целях пресечения дальнейших преступлений чёрного кота по кличке «Барсик», проживающего в подъезде дома № 13 – истинного виновника вышеуказанных преступлений – приговорить к высшей мере наказания (статья № 1313 УК РФ) – пожизненному тюремному заключению с отбытием срока в колонии усиленного режима.

Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

      Конец.

Автор благодарит: А. Ромова, А. Адамова и братьев Вайнеров.

Держись, Клавка!

– Люся, что эта старая карга так пялится на тебя?

Институтская дискотека была в разгаре. Люся – пухленькая блондинка – шла нарасхват, но любопытство превозмогло, и она глянула, куда указывала её лучшая подруга Наденька.

Недалеко от них стояла пожилая, но великолепно ухоженная незнакомая женщина и бесцеремонно разглядывала Люсю, словно раздумывая, стоит её приобретать или не стоит. Заметив, что на неё обратили внимание, “карга” решительно направилась к подругам.

– Разрешите представиться, – сказала она с сильнейшим иностранным акцентом и ослепительно улыбнулась тридцатью двумя фарфоровыми зубами, – Филиппа Робертс.

После чего последовала длиннющая английская фраза, в которой Люся поняла лишь одно слово – фирма.

Представитель какой-то фирмы, догадалась Люся. Что им надо?

Но иностранка не стала тянуть резину.

– Вы не могли бы пройти со мной в дамскую комнату? – деловито осведомилась она у Люси.

– У нас нет такой комнаты, – холодно отрезала Люся.

“Карга” и бровью не повела. Она улыбнулась ещё ослепительнее, не менее пяти минут демонстрируя подругам чудесные зубные протезы.

– Может быть, вы не откажетесь последовать со мной в дамский туалет?

– Что-о?!– взвизгнула возмущённая Люся. – Как вы смеете предлагать мне такое?!

– О,– искренне рассмеялась иностранка.– Вы неправильно меня понять. Я просто хотеть обмерить вас.

И, раскрыв сумочку, она продемонстрировала Люсе обыкновенный портновский метр.

Обмерить!

У Люси дыхание спёрло от нахлынувших чувств. Она моментально вспомнила, что “карга” – представительница какой-то фирмы.

Ей хотят предложить работу топ-модели!

Наелись своими костлявыми клячами!!

Держись, Клавка Шиффер!!!

      Люся с Наденькой переглянулись, без слов поняли друг дружку, и повели старушенцию в туалет. Там иностранка профессионально обтянула метром обширную Люсину попу, довольно улыбнулась, обмерила роскошный Люсин бюст, улыбнулась ещё довольнее и принялась измерять то место, где должна быть талия. Тут улыбка начала медленно сползать с её благоустроенного лица.

– Нельзя ли немного поджать живот? – поинтересовалась иностранка.

Понимая, что решается судьба России, Люся резко выдохнула и, что есть силы, вдавила кишки к рёбрам.

Бабулька, в свою очередь, поднатужилась и … видимо выжала требуемый стандарт, потому что вновь повеселела и убрала метр в сумочку.

– Волосы натуральные?

“Карга” больно дёрнула Люсю за локон.

– Ой,– взвыла Люся.– Нат-туральные.

– Возраст?

– В-в-восемнадцать.

– О, кей!– подытожила иностранка.– Вы идеально отвечать всем условиям.

– Я буду топ-моделью?!– не могла поверить свалившемуся счастью ошарашенная Люся.

Старуха злобно перекосилась.

– Причём здесь топ-модель? Забывать это слово! Я иметь честь представлять интересы Ника Маккензи. Это есть преуспевающий американский предприниматель. Он просить ваша рука.

– Чего-о? – протянула разочарованная Люся.

– Он хочет жениться на тебе,– подсказала догадливая Наденька.

– Откуда он знает меня?

– Я представлять его интерес,– вежливо напомнила надоедливая американка.

Колёсики в кудрявой Люсиной головке быстренько перестроились и бешено закрутились в другом направлении.

– А…а…сколько ему лет?

– Шестьдесят три.

– Такой молодой,– выдохнула раздосадованная Люся.

– Молодой?!– удивилась иностранка, перестав даже улыбаться, но моментально сориентировалась. У мистера Маккензи больное сердце и вряд ли он… долго …протянуть.

– А как долго он намерен…тянуть?– поинтересовалась практичная Наденька.

– … пять, много шесть лет.

– У-у-у.

– Не больше.

– Ладно, пойдёт,– заявила верная Наденька.

– Пойдёт,– подтвердила застенчивая Люся.

– Одного боюсь,– говорила Люся неразлучной подруге, когда после долгих и утомительных переговоров они возвращались домой. – Вдруг обманет? Вдруг не умрёт?

– Ничего,– утешила Люсю принципиальная Наденька. – Мы ему …помогать!

Подружки весело рассмеялись.

Жизнь и смерть Николая Петровича.

Господи, как я завидую им!

Тем, кто верит. Неважно в кого или во что. В Христа, Аллаха, Будду, Моисея или деревянного идола с толстыми губами, жирно намазанными салом.

Главное – вера. Как хорошо, как упоительно прекрасно брякнуться оземь перед чуркой, закатить в экстазе глаза и переложить все свои беды и заботы на абстрактное Нечто.

Какое сладостное чувство свободы, избавления от всей земной грязи должен испытывать истинно верующий человек.

Господи, почему я лишён этого?

Но хватит обо мне.

Поговорим о Николае Петровиче. Николай Петрович не верит ни во что. Даже в доллар. Но зато он с избытком наделён другим, не менее полезным качеством: Николай Петрович твёрдо знает, когда и что именно надлежит делать. Потому и рассказываю я о Николае Петровиче, а не о каком-нибудь Ваське Чуркине.

В то утро Николай Петрович проснулся как обычно. Сходил в туалет, сделал лёгкую зарядку, принял в меру горячий душ, побрился, с аппетитом позавтракал (бекон с яйцом, овсянка, круассан, чашечка кофе со сливками), оделся (строгий тёмно-серый костюм, белая сорочка, тёмно-синий в золотистую крапинку галстук), чмокнул в щёчку жену (первую, мать его взрослых детей), уселся в машину и отправился в свой рабочий офис.

В офисе Николай Петрович подписал все бумаги, которые надлежало подписать; выбросил в урну бумаги, которые полагалось выбросить; похвалил сотрудников, которые заслужили похвалу, распёк лентяев и разгильдяев; сделал необходимые звонки.

Когда настало нужное время, Николай Петрович позвонил в ресторан и заказал обед на двоих в отдельном кабинете, затем позвонил в соответствующее место и заказал «конфетку», после чего с чувством исполненного долга покинул офис.

В ресторане Николай Петрович выпил рюмку коньяка, скушал обед, полакомился «конфеткой» и, довольный жизнью и собой, отправился домой (трёхэтажный загородный дом на берегу реки, чудесный сад в староанглийском стиле).

Пока жена одевалась (ровно столько времени, сколько того требовали обстоятельства), Николай Петрович прошёл на террасу и, наслаждаясь солнечным днём и лесным воздухом, просмотрел свежие газеты и журналы. То, что требовало тщательного изучения, было тщательно изучено; то, что не требовало тщательного изучения, было бегло перелистано.

После чего, Николай Петрович вместе с законной женой отправился в модный театр и посмотрели там модную пьесу в исполнении модных актёров.

Из театра супружеская чета двинулась домой. Там они поужинали, посмотрели немного телевизор и прошествовали в спальную комнату. Николай Петрович честно выполнил супружеский долг, после чего отошёл в объятия Морфея.

А ночью Николай Петрович умер.

И это была единственная нелепость в его прекрасной и правильной жизни!

Дуэль

Поссорились два российских интеллигента. Думаю, нет нужды объяснять, что за существо такое – российский интеллигент (Р.И.). Насмотрелись. Но если не прошло и трёх секунд, как Вы с Луны свалились, даю краткое пояснение.

Р.И. – человек (слово пишется с маленькой буквы и звучит абсолютно не гордо), смысл существования которого состоит в постоянном и безудержном отрицании, опровержении и низвержении чего бы то ни было. Заявите ему, что Вы стрижены, и он с пеной у рта, ссылаясь на древние и новые авторитеты, будет в течение двух часов доказывать Вам, что Вы бриты, хотя Вы только что вышли из парикмахерской, где бритва и не прикасалась к Вашей бесподобной шевелюре.

Другой, не менее характерной особенностью Р.И. является то, что в конце своего монолога (к диалогу Р.И. не способен органически) он утверждает прямо противоположное тому, с чего начал. Так, после того как Вы, дабы отвязаться, заявите Р.И., что он, безусловно, прав, и Вы, действительно, бриты, а не стрижены, Р.И. моментально войдёт в новый двухчасовой монолог и, яростно брызгая слюной, ссылаясь на наидревнейшие и наиновейшие авторитеты, станет доказывать, что Вы вовсе не бриты, а, напротив, прекрасно стрижены…

Но вернёмся к нашим героям.

Ссора происходила в коридоре очень даже солидного учреждения, и поскольку монологи длились пятый час, нетрудно представить, что там творилось. Давно, давно настала пора пускать в ход кулаки, но – увы, увы, увы.

Нет существа трусливее Р.И., который вовсе не прочь расквасить нос оппоненту, но…

Вдруг и сам схлопочешь?

Нет, не интеллигентское дело – кулаками махать. Вот состряпать донос – это да, это мы умеем, это нам по силам.

Донос – дело тонкое. Многое нужно знать для того, чтобы накатать грамотный и толковый донос. Всеми этими премудростями чудесно владеет Р.И.. Он всосал их с молоком родимой матушки.

Вот и наши герои люто жалели о том, что сейчас не 1737 год. Руки чесались взяться за перо и … ух! На дыбу его, на дыбу! Бедных Р.И. прямо трясло от негодования на родимое демократическое правительство.

Безобразие. Дожили. Злейшие враги разгуливают на свободе. А почему? Мест в тюрьмах, видите ли, не хватает. Они (тюрьмы) забиты так, что бедным заключённым приходится занимать очередь, чтобы поспать хоть маленько.

Когда такое бывало на святой Руси?

Чего-чего, но лагерей хватало. Пусть россиянин был голоден, оборван, но всегда, за тысячелетнюю историю государства российского он твёрдо знал, что свободное место на нарах ему обеспечено.

А теперь что творится? Стыд и срам. Лагеря не на что строить. Зато коттеджи растут как грибы. Может честный россиянин построить себе коттедж? То-то и оно.

На худой конец, неплохо было бы сбегать в партком и отвести там душеньку. Парторг, предположим, ничем не мог помочь, но хотя бы выслушал. Снял стресс. Так нет, отменили парткомы.

Маялись, маялись Р.И., не чая достойно выйти из спора, охрипли бедные, а всё орали, не желая уступить друг другу. До последнего патрона, т.е. слова бились. Как уйдёшь? Эта сволочь возомнит, что он прав оказался. Не-ет, не бывать такому.

Визг усиливался и усиливался, пока один из Р. И. вдруг не вспомнил, что, то ли его бабка, то ли прабабка была какой-то там дворянкой. Взыграла в нём столбовая кровь, ударила в голову, надулся интеллигент спесиво и, окинув соперника презрительным оком, изрёк:

– Вы – хам, милейший! Были вы быдлом, быдлом и остались.

Но оппонент тоже был не лыком шит. И в его жилах что-то там текло: то ли голубое, то ли зелёное.

– А вы, сударь, – отчеканил второй интеллигент, – подлец! И жена ваша – подлянка. И дети – подляныши.

– Ах, так, – вскипел первый интеллигент, натужно выпучив глаза и хлопая раскрытым ртом, – ах, так… вызываю вас… на дуэль!

Весьма довольный столь эффектной концовкой, он торжественно направил свои стопы в буфет, где и пообедал с отменным аппетитом.

Второй Р.И. завистливо вздохнул (как это он не докумекал?) и уныло поплёлся вслед за первым. Впрочем, покушал он с не меньшим удовольствием.

На том бы всё и кончилось. Не собирались же они, в самом деле, драться на дуэли? В рыночное время. Смешно подумать.

Но здесь наша наиправдивейшая история приобретает фантастическую окраску. Ибо в кабинете, возле которого орали Р.И., оказался ещё один интеллигент (ужасно много развелось их в последнее время).

Это был тот самый парторг, которого наши герои поминали всуе. Впрочем, он давно уже не был парторгом. В ночь с 21 на 22 августа 1991 года парторг из пламенного революционера весьма удачно переплавился в огнеупорного демократа. Достаточно сказать, что портрет Бориса Николаевича, висевший у него за спиной, в два раза превосходил размерами портрет Михаила Сергеевича, в четыре – Леонида Ильича и был адекватен парадному портрету Николая П, который в оные годы украшал данную стену.

Звали сего деятеля Борис Ильич.

Бориса Ильича давно мутило от визга и воплей Р.И. , которые были прекрасно слышны в его кабинете. Они, как говорится, достали Бориса Ильича. Хоть бы и вправду перестрелялись. Да куда им недоумкам. Откопают миллионы причин, лишь бы увильнуть от дуэли. Что у них нет пистолетов, что отсутствует соответствующая инструкция…

И тут Борис Ильич плотоядно ухмыльнулся. Он взял чистый бланк, вставил его в пишущую машинку и отстукал двумя пальцами: "Милостивый государь! Честь имею уведомить Вас в том, что Вы соизволили жестоко оскорбить меня. Среди порядочных людей подобное оскорбление смывается только кровью. Посему, в дополнение к устному вызову высылаю Вам настоящее уведомление, которое соблаговолите посчитать официальным приглашением на дуэль. В соответствии с "Инструкцией о правилах проведения дуэлей в государственных учреждениях", утверждённой Указом президента РФ от 13.01.1993 г. № 666 (том 1, часть 2, статья 39) честь имею довести до Вашего сведения мои условия:

1. Драться будем на пистолетах (системы Макарова), до последнего патрона.

2. Стреляться будем в двух шагах, через платок.

3. В соответствии с п.58 "Инструкции…" первые двенадцать выстрелов принадлежат мне.

4. Тотчас, по получении указанного письма, соблаговолите направить ко мне своих секундантов для решения вопроса о месте и времени проведения встречи.

Честь имею, Артур Роландович Петушков".

Борис Ильич ловко подделал подпись Петушкова, перечитал письмо и задумчиво наморщил выпуклый лоб. Чего-то явно не хватало. Он взял в руки красный карандаш и накарябал в левом верхнем углу, удачно подражая почерку шефа: "Утверждаю. Об исполнении доложить".

После чего впечатал на письме адрес П. П. Курочкина и отдал письмо в канцелярию, где его зарегистрировали, поставили исходящий номер и отправили по указанному адресу.

Когда Артур Роландович утром не застал на рабочем месте Петра Петровича Курочкина, то немало удивился сему обстоятельству. Неужели заболел? Артур Роландович спустился на этаж ниже, где работала Вера Яковлевна, жена Петра Петровича…

На этом рукопись обрывается.

Каждому своё

Умер Торчок.

Ну и что? Эка невидаль. Кто такой, чтобы его поминать?

Не актёр, не клоун, не политик, не вор в законе. Обыкновенный работяга. Как устроился 45 лет назад на завод слесарем-сантехником, так всю жизнь в дерьме и проковырялся. Трёх дней до пенсии не дотянул.

Ни жены, ни детей. Ни дома, ни квартиры, ни комнаты в бараке. Спал, где придётся. Большей частью в раздевалке.

Всю жизнь проходил в резиновых сапогах и спецовке. Бельё не стирал. Донашивал до того, что оно истлевало на нём, после чего выбрасывал ошмётки и покупал новое. Если были деньги.

Водились они у Торчка не часто, так как пил он жестоко и пропивался мгновенно. После чего бегал мужикам за водкой, оставляя с каждой бутылки законные тридцать грамм.

Тем и жил. А есть, не ел. В лучшем случае пососёт корочку хлеба. Да и нечем ему было есть. Все зубы тридцать лет назад выбили. Вороват был не в меру.

Работник он был никудышный. Смеситель толком поставить не мог. Да и нельзя было доверить Торчку смеситель. Мигом пропьёт.

Для чего его держали такого?

Дыры им затыкали. То в колхоз, то на стройку, то трубу прорвало. Он уже там. Торчит в яме и в дерьме ковыряется.

В яме и помер. Сердце отказало. Перебрал накануне, а опохмелиться не удалось.

Вот и всё. Больше сказать о нём нечего.

Да, чуть не забыл. Наркоты он и не пробовал. А Торчком его прозвали оттого, что всю жизнь в ямах с дерьмом проторчал. Впрочем, Вы люди грамотные, сами догадались.

Мантика

– Ты что такая мрачная? – Надя удивлённо посмотрела на молчаливую подругу. – Случилось что?

Ольга неопределённо пожала плечами.

– Не знаю, что и сказать. – Смущённо улыбнулась. – Сегодня видела сон. Не могу забыть.

– Что за сон такой необыкновенный?

– Понимаешь, – Ольга задумчиво наморщила лоб, – если разобраться, ерунда. Но такой яркий, такой отчётливый.

Она замолчала, хмуря брови и недоумённо качая головой.

– Что тебе конкретно приснилось? – переспросила Надя.

– Ничего особенного.

– Ну, если это настолько секретно…

Надя поджала губы и демонстративно зашелестела бумагами, освобождая на столе место для утреннего чаепития. Встала, налила в чашку чаю. Подцепила в вазочке карамельку, зашуршала фантиком.

– Снилось мне, – неторопливо заговорила Ольга, не обращая внимания на маневры подруги, – что прихожу я с работы домой, прохожу в спальню, а там, на разобранной постели лежит Боря. И не один.

Надя едва не подавилась конфетой. Торопливо перемолола зубами карамельку. Глотнула чаю.

– С кем? – выдохнула она.

– С Людочкой.

– Какой Людочкой?

Надежде не удалось сдержать разочарования.

– Из планового, – размеренно продолжала Ольга, не замечая странных модуляций Надиного голоса. – Оба голые. Одежда валяется на полу. Видно, что торопились, побросали, как попало. Стою, смотрю на них, а они, знай, делают своё дело. Как в кино.

– И что дальше?

– Ничего. Проснулась. Такой вот сон. Глупость, конечно.

Надя озабоченно покачала головой.

– Не такая это глупость, как ты думаешь. Ты замечала за ними что-нибудь?

– Нет. Они едва знакомы. И абсолютно равнодушны друг к другу.

– Не говори. О подобных вещах жена всегда узнаёт последней.

– Я не такая дура. Знаю всех его пассий. И не удивилась, если бы ты лежала рядом с ним. Но – Людочка! Вот что сбивает с толку.

– А я тут причём? На что намекаешь?

– На то, что Боря неравнодушен к тебе.

– Скажешь.

– Не строй из себя невинную овечку. Ты у меня под колпаком. Но – Людочка. С чего бы вдруг?

– Значит, в подсознании…

– Какое подсознание. Я и думать не думала о ней. Кому она нужна? Мышь серая. Скоро тридцать, а ни один нормальный мужик ни разу не посмотрел на неё.

– Не говори. Фигурка у неё неплохая. Мордочка, конечно… Трудно представить, чтобы Боря польстился на такую мымру.

– Вот и я так думаю, – Ольга заметно повеселела. – Чушь. Самое лучшее: скорее забыть обо всём.

– Не говори, – задумчиво протянула Надя. – Не так всё просто. Запомни: всякое событие случается дважды. Или, говоря точнее, по одному разу на каждом уровне бытия.

– Это как понимать?

– А так. Ты связана с определённым событием, произошедшим в данный момент на данном уровне бытия. С этого момента событие перешло в твою жизнь, и ты не освободишься от него до тех пор, пока оно не исполнится.

– Бред какой-то, – поморщилась Ольга.

То, что Надежда увлекается мистикой и прочим оккультизмом, для Ольги не являлось секретом. Но раньше увлечение подруги не касалось лично её. Дурит девка и ладно. Мужа нет. Детей нет. Что ей делать?

Но сейчас Надежда со всем своим мистическим бредом пыталась влезть в её, Ольгину личную жизнь. Вторгнуться на территорию, которую она тщательно оберегала от постороннего глаза. И это не понравилось Ольге.

С другой стороны, проклятый сон никак не шёл из головы.

Сколько людей во всём мире занимается мистикой. Не просто же так? Не дураки же они? А говорят как убедительно. И слова все такие умные.

– Что ты имеешь в виду?

– Не надо прятать голову в песок.

– По-моему, наоборот. Я открыла глаза. И увидела Борю рядом. Так что «no problem».

– Хочешь сказать, что всё забыла?

– Ну-у…

– Баранки гну. Теперь тебе никуда не деться от этого. Можешь поверить. Не первая. Многие не верили в мантику. А потом локти кусали.

– Что ещё за мантика?

– Мантика – это предсказание будущего. Короли, цари, императоры, президенты не брезгуют. Но если ты умнее всех…

Надя передёрнула плечами.

– Хорошо. – Ольга пошла на попятную. – Что ты предлагаешь?

– Лучший способ избежать предсказанных несчастий, – Надя сделала умное лицо, – организовать их самостоятельно. Разумеется, в ослабленной форме. Но с соблюдением важнейших деталей предсказания.

– Это что, мне самой уложить их в постель? Спасибо за совет.

– Ничего ты не поняла. Я говорю тебе русским языком: в ослабленной форме.

– Что значит: в ослабленной? Зазвать Людочку домой, уложить мужу под бочок и сказать: «Кувыркайтесь на здоровье, но в ослабленной форме». Так что ли?

– Опять ты за своё. Не хочешь, чтобы тебе помогли – не надо. Мучайся в одиночку, переживай, трепли свои нервы. Только другим не порти настроение.

– Ладно. – Ольга примирительно дотронулась до Надиной руки. – Не обижайся. Лучше скажи толком: что конкретно я должна сделать?

– Не знаю, – огрызнулась Надя. – Надо подумать, – миролюбиво закончила она.

Ольга вжалась в кресло и притихла, стараясь дышать как можно реже, чтобы не мешать прихотливым извивам Надиных мыслей.

– Во-первых, наконец, прервала молчание Надя, – тебе нужно свести голубков. Только не в смысле постели, а так.

– Что значит «так»?

– Пригласи Людочку в гости. Пусть Боря увидит вблизи, что за бесцветное существо наша Людочка. Пусть убедится, что она ему не пара, что есть женщины получше.

– Хорошо. Они будут снюхиваться, а я что должна делать?

– Бдить. Контролировать ситуацию. Не в домашнем халате, разумеется. Приоденься. И, вообще, будь эти дни в форме. Не распускайся. Помни, что Боря невольно будет сравнивать вас. Делай всё, чтобы сравнение было в твою пользу.

В Надиных словах не улавливалось ничего криминального. Не наслала же Надька на неё проклятый сон? Не такая она чернокнижница, как воображает. Похоже, их интересы совпадают. Из данной ситуации, если подойти к ней с умом, можно извлечь много полезного.

– Но как я приглашу Людочку домой, – неуверенно заговорила Ольга, – если я практически не знакома с ней? Мы здороваемся через раз.

– Познакомишься. Предоставь это мне.

– Хорошо, – облегчённо вздохнула Ольга. Пусть Надька суетится, коли ей так приспичило. А она посмотрит, что получится.