(Не) Случайная любовь

Инга Леровая

(Не) Случайная любовь

Когда-то

За дверью послышался топот. С десяток ног в тяжелых сапогах грохотали по лестнице, спеша к нему в башню. Уже не боялись потревожить ночью старого мага. Все-таки предатель был в Императорском Совете. Гилим вздохнул и подошел к двойной колыбели. Будить малышек не пришлось. Яркие синие глазенки смотрели чуть исподлобья, не мигая. Словно понимали, какое сложное решение принимает дедушка. Медлить было нельзя. Еще пара пролетов и крутая лестница закончится. Солдаты вот-вот ворвутся.

Гилим схватил детей, наскоро завернул в одеяльца и подбежал к открытому сундуку. С недавних пор он всегда держал сундук наготове. Гилим опустил девочек в сундук, погладил успокаивающе по белокурым вьющимся волосам. Синие глаза смотрели все также, внимательно и спокойно. Старик снял с себя медальон, поцеловал в последний раз девушку на портрете, надел цепочку на старшую Антину. Торопясь, сорвал браслет с руки с портретом сына, надел на ручонку младшей Глерии. Закрыл крышку сундука.

В дверь заколотили нетерпеливые кулаки. Гилим задвинул сундук глубоко под кровать, поправил покрывало на постели и отошел к открытому окну. Его спальня находилась на самом верху башни, из окон открывался вид на прекрасный, богатый город. Этот город должен был принадлежать его сыну, взявшему в жены дочь правителя страны. Судьба распорядилась иначе. Всей магии Гилима не хватило, чтобы защитить молодых. Но внучек он спасет.

Дверь рухнула, на пороге стоял красавец офицер. Статный, горделивый, сын императора захватчика, да только все равно не пришелся он по сердцу Ольдее. Не захотела принцесса выходить замуж по сговору, стать второй женой, сбежала с любимым и сгинули оба, защищая свою любовь. Успели только с верными людьми передать Гилиму маленьких дочек. Не прошло и месяца как Императорский Совет узнал, что прямые наследницы на трон живы.

– Обыскать, – скомандовал офицер, а сам шагнул к колыбели. Переворошил пеленки, не веря своим глазам. – Где девчонки?

Он зло уставился на Гилима, начал доставать саблю из ножен. Кажется, Маркес его зовут, вспомнил Гилим, и кивнул куда-то за окно. Там. Маркес не поверил, что старик выкинул внучек в окно, но все равно зачем-то подошел и выглянул. Держался за амулет-защиту, боялся все-таки, что старый маг нападет на него. Гилим с грустью наблюдал, как из шкафов полетела на пол одежда, любимые книги, заготовки для магических амулетов. Он уповал на людскую глупость, жадность и любопытство.

В комнате, в последнее время служившей магу и спальней, и кабинетом, и кухней, было не так много мест, где можно легко спрятаться. Все на виду: стол для работы над магическими талисманами, шкафы с древними книгами, кухонный закуток, каморка-уборная. Сколько ни отводи глаза врагам, не скроешься. Сундук быстро нашли, выволокли на середину комнаты. Торжествующий вопль солдата слился с отчаянным криком Маркеса: “Не открывать!” Но было поздно. Солдат вскинул крышку. Сундук оказался пуст. Малышки исчезли.

– Ах ты, – Маркес рубанул саблей, голова солдата откатилась к ногам старика, сохраняя на лице выражение радости от находки.

Гилим насмешливо покосился на Маркеса, зверствуй, не зверствуй, девочек не найти, уж об этом старый маг позаботился. Миров много, куда унесли внучек медальон и браслет, никто не догадается. Будет им нелегко расти сиротами, жить неприкаянными одиночками, но когда-нибудь месть свершится, Гилим в это свято верил и не боялся смерти. Маркес обтер клинок пеленкой из колыбели.

– Не радуйся, старый дурак. Придворные маги сумеют определить, куда было последнее отправление. Я найду твою кровь и под землей, и на небе. На дне морском найду. А ты собирайся. Хотя нет, тебя казнят за измену, незачем собираться, – Маркес захохотал, неискренне и злобно. – Но сначала ты выложишь все, что знаешь. Все секреты.

Солдаты поволокли сундук вниз по винтовой лестнице, Гилим замер наверху, дожидаясь, когда солдаты окажутся прямо под ним. В ту же секунду он прыгнул на них. От неожиданности , такой прыти от старика не ждали, солдаты выпустили свою ношу. Сундук с грохотом покатился по ступенькам, крышка открывалась и закрывалась, стирая точки отправлений. Наконец, сундук влетел в стену и развалился на куски.

– Ааа, – взревел Маркес, круша налево и направо своих же солдат. – Всех порешу.

Он кинулся к Гилиму, но тот не стал дожидаться удара саблей и унизительной участи в камере пыток. Не доставит потомственный маг удовольствия своим палачам. Вцепился в ненавистного захватчика и резко перевалился спиной через перила. Полетел в бездну, утягивая за собой врага. Разнесся эхом последний отчаянный крик Маркеса.

Пролог

Спрятав руки в карманах цветастого фартука, старуха ехидно смотрела на усталую молодую женщину на последнем месяце беременности и молчала. Держала у порога, даже в кухню не позвала. Сколько Антонина себя помнила, жили они по соседству, столько и фартук этот помнила. Словно старуха родилась в этом фартуке и собиралась в нем помереть. А еще помнились недобро прищуренные глаза и тонкие губы. Антонина тяжело переступила с ноги на ногу, живот тянуло немилосердно, хоть и поддерживала обеими руками.

Думать про чужой старый фартук в ее положении было глупо. Заявиться к матери отвергнутого жениха тоже не самое умное, но деваться некуда. Свою мать Антонина не знала, да и отца тоже. Росла как трава под присмотром, а вернее без присмотра, крепко пьющей тетки. Два года назад тетка умерла. Перед смертью успела признаться, что нашла маленькую девочку, завернутую в одеяльце, на опушке леса, пожалела, и оставила кроху себе, родных искать не стала. Наврала всем, что непутевая сестра сбагрила ей дочку.

Кроме узорчатого одеяльца и тонкой рубашечки, был еще на шее младенца медальон с портретом печальной девушки, но тетка разумно заключила, что красавица в бальном платье не может быть матерью девочки. Откуда балы в их захудалой деревне. Имя само появилось в голове, едва тетка взяла малышку в руки – Антина. Когда заикаясь с похмелья, тетка плела в сельсовете, откуда взялась малышка, ей поверили, но имя Антина отвергли. Антонина еще можно. По-людски.

Никому Антонина этой странной правды не открыла, выбрала остаться племянницей безалаберной, но доброй женщины, чем вообще неизвестно кем. Переезжали часто, пока не осели в пригородном поселке, имуществом и друзьями не обзавелись. Похоронила Антонина тетку, жила себе тихо. Замуж согласилась выйти за соседкиного сына. Соседи тоже пришлыми были, поселились рядом вскоре после них с теткой. Не любила Антонина жениха, но в город поехала за новым платьем. Да там и осталась, встретив на улице веселого темноглазого парня. А жениха в армию забрали.

– Видел тебя кто? – старуха не желала замечать, что трудно Антонине стоять.

– Нет, я лесом шла. Мимо кладбища.

– Муженек-то твой где, сбежал поди, как пузо на нос полезло. У городских никакого стыда нет.

– Убили его, – Антонина прислонилась к двери, закрыла лицо руками. Перед глазами поплыли страшные картины. Лежащий посреди комнаты в луже крови муж, распахнутые шкафы, раскиданные вещи, книги, сброшенные с полок. – А я, я сбежала.

– Из всего выкрутиться умеешь, – жалеть Антонину старуха не собиралась.

– Мне бы только родить. Потом я работать пойду.

– Ни одна еще беременной не осталась.

– Дочка у меня будет. Лушенька.

– Лукерья, значит, – старуха сморщила нос. Сама непутевая и дочке глупое имя придумала.

– Гликерия.

– Прогнала бы взашей, да сына жалко, любит тебя дурак, в каждом письме спрашивает, что ты да как, – старуха вышла в кухню, собрала в тряпицу хлеб, огурцы, кусок колбасы, протянула Антонине. – Вода в сенках.

– Спасибо, – только сейчас Антонина вспомнила, что с утра ничего не ела. О еде разве думаешь, когда страх за горло душит. И за помощью некуда бежать.

– Поспишь на сеновале, там одеяло есть. Уйдешь в город на заре, чтоб не видел тебя никто. В городе, вот адрес, знакомая моя живет, приютит на время. А Петр тебя заберет, из армии скоро возвращается. В деревню вместе приедете. Как муж и жена. Коль не согласна, так иди своей дорогой с глаз моих.

– Да, да. Я согласна.

– Иди уже.

– Спасибо вам.

– Нужно мне твое спасибо, как собаке пятая нога, – буркнула старуха в спину.

Антонина тихо прокралась на сеновал, нашла одеяло. Ради дочки надо потерпеть. Старуха злится, ненавидит ее, но поможет, теперь Антонина не сомневалась. Прости доченька, прости. Не такой судьбы хотела тебе. Если бы муж был жив, как бы они любили и баловали свою Лушеньку. Теперь одной придется. Будет ли Петр хорошим отцом, время покажет. А может, никогда не простит.

Почему решила назвать дочь Гликерией, не понимала, только знала, иначе никак. Муж не протестовал, любил очень Антонину. Такой любовью, которая согревает в самую ледяную стужу. На руках носил. За что его убили? Никому вреда не делал. А Петр… Петр тоже любил Антонину. Только от его любви и в жару холодно было как в погребе. Придется всю жизнь по одной половице ходить и на другую не заглядывать.

Антонина завернулась в старое одеяло. Съела огурец, колбасу с хлебом на завтра оставила. Ноги гудели, в глазах стояли слезы, а в горле как кусок льда замерз. Поглаживая живот, Антонина задремала зыбким сном. Ушла утром, по росе, как и обещала. Никто ее не видел. Вернется мужней женой Петра. Все стерпит. Ради дочки.

Глава первая

Прозвенел звонок на большую перемену. Студенты как испуганные воробьи хватали свои пальто и шапки, гардероб опять не работал, и выскакивали из аудитории. Преподавательница, сама вчерашняя выпускница, тоже мгновенно исчезла. Лика осталась одна. В задумчивости подошла к окну, мысленно сочиняя письмо в деревню отцу и бабке. Все получилось не так, как они ей указывали. Нет, до города, конечно, Лика доехала и институт нашла.

Предъявила справку, что ей положены льготы как деревенской, да еще сироте по матери. Директор школы расстаралась. За две бутылки бабкиного самогона накатала целое послание. Хотя за самогон и справку надо Лике крестную благодарить. Она убедила и бабку, и директора школы. В институтской канцелярии посмеялись над неофициальной наивной бумагой, но предоставили общежитие бесплатно. А вот факультет выбрать не позволили.

На учителей младших классов был огромный конкурс, потому что учиться на этом факультете было легко. Дочки богатеньких родителей необременительно получали диплом и тут же выскакивали замуж. То, что никто из них в качестве учителей в деревню не поедет, в расчет не брали. Лика готова была в деревню с дипломом вернуться, но ей не досталось бюджетного места на учительском. Сунули на вновь организованный факультет, на который был недобор. Осталась, не возвращаться же с позором в деревню.

Окна аудитории выходили в институтский двор. Сквозь немытые стекла можно было разглядеть пару сарайчиков, штабеля досок и груду кирпичей. Собака сторожа бросалась на голубей и громко лаяла. Немного напоминало деревню. Лика старательно подбирала слова, которые были бы понятны родне. Поначалу все рассказывать не стала, написала лишь, что поступила в педагогический. А на какой факультет утаила.

Теперь, после первой сессии, отмалчиваться не имело смысла. В деканате, не стали вникать, опять отказали в переводе на желанный факультет. Сказали, что учителей много, а управленцев мало. Значит, придется и дальше учиться менеджменту, а не преподаванию. Поплакав, Лика смирилась. Учиться ей нравилось. Огорчалась лишь тому, что отцу трудно будет понять, каким премудростям дочь учится. Любые слова выбирай, не убережешь от разочарования. Учителем не будешь, значит, иди в доярки.

А бабка тем более скривится, а то и разозлится. Глазами как иголками всю истыкает, душу в узел завяжет. На внучку-учительницу она еле-еле согласилась, а неведомый менеджер… Кому такой нужен в деревне. Но, может, директор школы войдет в положение, примет Лику на учительскую ставку, все равно выбирать не из кого больше. Никто и не узнает, что в дипломе написано. Дверь брякнула, выбив ручкой куски краски из стены, и в аудиторию влетела растрепанная, с красными щеками, девушка.

– Аааа, Лукерья, добрые перья, выручай! Вопрос жизни и смерти! Не стой столбом, собирайся!

Умоляющее выражение лица настолько было не свойственно соседке по комнате и стерве по совместительству, что Лика растерялась. Высокомерная Лидия только числилась в институте, на лекции заглядывала редко. Яркая, высокая брюнетка одевалась лучше всех на курсе, постоянно меняла поклонников и фыркала на замечания преподавателей. В общежитии по непонятной причине их поселили в одну комнату, и это была после менеджмента вторая Ликина головная боль.

Соседка с ходу отмела имя Гликерия и даже короткое Лика, звала Лукерьей, изобретая каждый раз нелепые рифмы. На все Ликины протесты не обращала внимания, считая, что правильно так, как ей удобно. Соглашаться выручать такую – себя не уважать. И Лика сосредоточилась внутренне, готовясь дать жесткий отпор. Лидия никогда бы не стала входить в положение Лики и, тем более, выручать ее.

– Понимаешь, дуреха, он военный, ему в кои-то веки увольнительную дали, он меня ждет, на морозе, а я не приду, – Лидия всхлипнула, чем поразила Лику еще больше. Плачущая Лидия что-то новенькое. – Мы любим друг друга, только видимся редко из-за его службы. Вдруг он решит, что я его бросила.

– Да что случилось-то? – Лика пыталась высвободить свои запястья из рук Лидии.

– Меня декан выловил, пригрозил, что отчислит за прогулы. Отец меня убьет.

– Ты меня запутала совсем. Отец, военный, декан. Расскажи по порядку.

– Времени нет, что непонятного, – Лидия с трудом сдерживалась, чтобы не орать. А заорешь, эта деревенщина повернется и уйдет. – У меня свидание, это невероятная удача, жених меня ждет, а тут декан. Вот как чувствовала, не хотела в институт сегодня заходить. Заставили курсовые делать, у меня ж не сдано ничего. Отцу обещали позвонить и все рассказать, как я учусь. Пришлось топать в деканат. В кабинете у декана я сижу, как под колпаком. Еле вырвалась на секундочку, в туалет, а ты тупишь.

– Я-то тут при чем? – Лике все меньше хотелось вникать в чужие проблемы. Учиться надо было, а не порхать. Тогда и отца бояться бы не пришлось, и с женихом без проблем бы встретилась. Только попробуй, скажи это Лидии. Крику будет.

– Я все придумала. Проще простого. Ты поедешь в Центральный парк. Вместо меня.

– Зачем? Не хочу я никуда ехать.

– Записку передашь Алексу. Ну, парень это мой. Что опять не ясно тебе?

– Скоро лекция начнется.

– Успеешь на лекцию. Максимум на пять минут опоздаешь. Тут за углом прямо остановка, быстренько доедешь, записку отдашь и обратно. Такую малость не можешь сделать? Какая ты подруга после этого?

– А если бы не было меня? Куда бы ты побежала?

– Не говори ерунды, Лукерья. Ты в столовую на обед не ходишь, отсиживаешься в аудитории. Я была уверена, что ты тут, – Лидия состроила умильную физиономию, прижала ладони к груди. – Ну, прости за разное, будь человеком. Выручи. Сама влюбишься, узнаешь тогда, каково это, ждать свидания и пролететь.

Лика вздохнула. Про любовь она знала из книг и сериалов. И немножко из жизни. Отец любил Ликину мать безумно. Из бабкиных ворчливых причитаний Лика это узнала. Когда мама умерла, другую искать не стал. Бабка ругалась, но отец остался одиноким. Вот и требовали, чтоб она парней обходила за версту. Что в деревне, что на курсе парней было не густо, да и не хотела Лика влюбляться, не до чувств, когда только и переживаний, чтобы денег хватило до стипендии.

– А как я его узнаю? – дала слабину Лика. – В парке не один мужик может гулять.

– Обалденно красивый.

– Что? И все? Тебе красивый, а я могу за урода посчитать. Любовь глаза слепит.

– Вот фотка. Запоминай, – Лидия показала из своих рук карточку, брюнет с темными глазами и явно не подходящей военному стрижкой. – Нет, с собой не дам. Алекс будет у водопада меня ждать. Высокий, стройный, плечи широкие. Да он там такой один будет, не промахнешься. Иди уже. Время зря теряешь.

– Позвони ему, надежней будет, зачем ехать, – Лика обрадовалась здравой мысли, телефон же есть, затараторила, вдруг удастся отвертеться от поручения.

– Телефон, зараза, сел, а в деканате тетка противная не дает звонить. – Лидия сузила глаза и сжала кулаки, не собираясь сдаваться. – Лукерья, я тебе потом тоже помогу. Ты же меня знаешь.

Лика знала, поэтому и колебалась. И позвонить по своему телефону, старому с трещинкой на экране, не стала предлагать. Представила, как брезгливо Лидия возьмет в руки единственную Ликину ценность, а потом начнет высмеивать… Лучше уж смолчать. Вроде все ясно, но что-то все же смущало Лику. Сама она никогда бы о таком просить не стала. Да и не подруги они с Лидией, хоть и однокурсницы, и соседки. Что Лике делать? Не согласишься, мстительная соседка будет со свету сживать. Согласишься, лекцию точно придется пропустить, а благодарности, скорей всего, не дождешься.

– Ну, давай уже решайся, что ты как курица, в самом деле. Бери записку. Ты же мою любовь спасаешь, – Лидия схватила со стула Ликину немодную куртку, сунула в карман маленький конвертик. Помогая одеться, подталкивала к выходу. – Скажи ему, что я сожалею. Что очень люблю. Скажи, что я потом ему позвоню. Как смогу, так и позвоню. Пусть не обижается. Что же делать, если такие обстоятельства.

– Иду, не толкайся.

Ладно уж, поможет Лика сохранить чужую любовь. Дело благородное. Зачтется. Отец у Лидии начальник, как знать, вдруг летом на работу устроиться поможет. Курьером или помощником секретаря. А лекцию Лика перепишет потом у Эвы. Их третья соседка по комнате совсем не похожа на Лидию. Красивая тоже и городская, а характер приветливый, отзывчивый. И учится сама, по-честному, не как Лидия. Для Эвы Лика бы не раздумывала, сразу бы согласилась помочь.

– Все, я побежала в деканат, курсовые шлепать, – Лидия скрылась, а Лика, уже не сопротивляясь, зашагала к выходу. Спасать любовь.

Глава вторая

На остановке толпился народ. Нужный автобус до парка никак не приходил. Лика уже замерзла, притопывала, а время поджимало. Махнула рукой, останавливая частника. Прощай, ужин. Сама виновата, не догадалась попросить денег на такси у Лидии. В конце концов, это ее жених ждет на морозе, могла бы и потратиться. И еще надо было условие выставить. Чтобы Лидия не называла больше Лику Лукерьей и обидными рифмованными прозвищами.

До парка, оказалось, не так уж близко. В теплой машине Лика отогрелась, успокоилась, даже утешительную речь сочинила. Влюбленный парень, конечно, огорчится, зря мерз целый час, но главное же в том, что он узнает правду – Лидия его любит и не она виновата, что свидание не состоялось. Строгий декан ее не отпустил из-за курсовых. А потом Лика вернется в институт и потребует с Лидии торт. Не будет стесняться и потребует. И про Лукерью потребует.

Пора Лике брать с городских девчонок пример. Наглеть, отстаивать свои границы, высмеивать чужое мнение, танцевать в ночных клубах. И одеваться поинтереснее. Уже полгода прошло, как она в городе, в институте учится, экзамены сдала, а все еще на деревенскую курицу похожа. Да и сейчас одета плохо. Привычные мысли подпортили настроение, но Лика постаралась вернуться в приятную роль спасительницы чужой любви.

Зимний парк просматривался насквозь, гуляющих было мало и Лика сразу увидела одинокую фигуру у водопада. Ох, и замерз, наверно, жених. Но не ушел, дожидался. Повезло Лидии. В городе ветер не ощущался, здесь же, на открытом месте, злобно налетал, толкал в спину, забирался под куртку и швырялся снегом в лицо. Лика заторопилась, она и так долго добиралась. А парень здесь давно стоит, водопад до последней капельки изучил, наверно.

– Добрый день. Извините, вы Алекс? – Лика постаралась произнести эти слова участливо, но поперхнулась холодным воздухом, и вышло неуверенно, даже жалобно. Обтянутая черной курткой на меху мощная спина не пошевелилась и Лика, собрав все свое мужество, пискнула в эту равнодушную спину. – У меня для вас записка. От Лидии, вашей невесты.

– От кого? – спина исчезла, темные глаза смотрели в упор, губы кривились в язвительной усмешке.

Такого отношения Лика точно не ожидала. Парень злится, что Лидия не пришла вовремя? И что теперь, надо фыркать на всех вокруг и смотреть свысока? Какая Лидия, такой и жених у нее. Лика почувствовала себя не просто ничтожеством, а еще меньше, крохотным комариком, которого сейчас же и прихлопнут. Она в панике шагнула назад, уходя от пристального недоброго взгляда.

– Ваша невеста просила передать вам записку, она не смогла прийти, к сожалению, – Лика протянула конвертик с посланием. – Она вас очень любит, извиняется, что так получилось. Она позвонит, как только сможет. Наверно, вечером позвонит. Не обижайтесь на нее.

– Ты городская сумасшедшая? – парень и не подумал достать руки из карманов и взять письмо. Лика, и правда, выглядела идиоткой с протянутой рукой.

– Нет.

– Нет? Точно?

– Лидия умоляла меня отвезти вам записку. Она очень переживала, что вы ждете и мерзнете. Показала ваше фото, описала место, где вы будете стоять. Я торопилась, вынуждена была взять такси, и… – Лика замолчала, не в силах придумать, что еще сказать. Ей явно не верили.

– Я не знаю, о ком ты говоришь, не знаю Лидию, не ждал здесь никаких невест и, тем более, их доверчивых подруг, – насмешливый голос Алекса хлестнул как плетью.

Лика онемела, попятилась, взглянула на конверт в руке. Как же так? Почему он отрицает? Почему высмеивает? Лика же все объяснила. Резкий порыв ледяного ветра толкнул в спину, сорвал с головы Лики легкий беретик, белокурая грива волос вырвалась на свободу, разметалась по плечам. Ветер обрадовался, кинулся играть с волосами: бросал их Лике в лицо, скручивал в толстый жгут, поднимал над головой в виде короны.

Одной рукой совладать с непокорными волосами не получалось, а во второй руке все еще был зажат конверт с никому не нужной запиской. Резко развернувшись, Лика бросилась к выходу из парка. Хватит с нее чужих хамоватых женихов. Ну, Лидия, ну, аферистка. Так подставить. Лика не увидела, как Алекс метнулся за кувыркающимся беретом, умудрился поймать его на лету и теперь стоял озадаченный, с недоумением рассматривая маленькую вещичку.

Невозможно сообразить, как в этом берете поместилась огромная копна пышных волос. А шустрая незнакомка уже сбежала. Хохотнув, Алекс сунул берет в карман, сфотографировал еще раз парк и себя в парке, чтобы зафиксировать время. Можно уходить. Он честно отстоял два проигранных часа у водопада. Концовка вышла занятная. Сослуживцы подначили его на глупое пари, Алекс поддался, а за проигрыш, как было у них принято, требовалось отстоять вахту в парке.

Отправляясь отбывать повинность, Алекс не подозревал, что его ждет такой сюрприз, послание от невесты. Конечно, про их забавы многие в конторе знали. С кем-то пронырливая Лидия и сговорилась. Придется вычислить вредителя. Девиц, пристававших к Алексу, было предостаточно и без добровольных сводников. И хорошо, что прийти сама не смогла, Алекс бы с ней точно не церемонился. Зачем только прислала эту смешную девчонку.

Куда она, кстати, делась? Замерзнет без шапки. Обещали похолодание, уже чувствовалось, что мороз крепчает. Девчонка обнаружилась на автобусной остановке. Руки сунула в карманы, постукивала сапогом об сапог. Ветер нещадно трепал светлые волосы. Глупая, неужели не видит, что ни одного человека на остановке нет. Подъехав поближе, Алекс посигналил. Даже не посмотрела в его сторону, вот гордячка, обиделась.

– Девушка, вы напрасно тут стоите. Зимой автобусы в парк не ходят. До весны будете ждать?

– Как это не ходят? Почему?

– Ну вот так, не ходят. Садитесь в машину, я вас подвезу, – Алекс вышел из машины.

– А такси? Я сюда на такси приехала.

– Пойдемте, стемнеет скоро. Замерзнете здесь и такси не спасет. Надевайте свой берет.

– Спасибо вам большое, я думала, его ветром унесло.

– Я поймал, – вот дурак, хвастаться вздумал. Нашелся, ловец беретов.

– Спасибо.

На секунду Алекс отвернулся, открывая дверь для незнакомки, а когда снова на нее взглянул, она уже была в берете. Мгновенно спрятала свою гриву, он только головой покачал. Жаль, что не подсмотрел этот фокус. Может, попросить показать на бис?

– Давайте, садитесь, – Алекс мягко подтолкнул Лику к машине, помог сесть, пристегнул ремнем. – Куда доставить? Говорите адрес.

– На Чапаева, – и тут же всполошилась, забеспокоилась. – Если не по пути, то остановитесь, где вам удобно будет. На любой остановке, где автобусы ходят. Или трамваи.

– В общагу пединститута?

– В общагу, да.

В машине работала печка, сиденье грело снизу и спину тоже, но Лика никак не могла согреться. Сжимала челюсти, шевелила пальцами ног, растирала руки. Изо всех сил она старалась не показать, что ее колотит от внутреннего холода. Алекс все равно догадался. Съехал на обочину и остановил машину. Достал из бардачка серебристую плоскую фляжку, налил в колпачок немного коричневой жидкости.