Нюх потеряла. Хроники одного карантина

*

**

Сегодня брат с женой сидят в доме родителей на дне рождении моего младшего сына и рассказывают о своих планах переехать в Москву, показывают карту столицы и районы, где они хотели бы жить. Мама с Ульяной нашли общую огородную тему. На время пандемии она с детьми переехала в деревню, оттуда брат и привёз их на праздник.

Через день прозвучало шестое обращение Путина к народу за полтора месяца. Количество заболевших ковидом росло каждый день. Россия вышла на третье в мире по выявленным случаям коронавируса. Неожиданно президент заявил, что мы подошли к следующему этапу – смягчению режима ограничений. Когда и как смягчать, каждому региону придется решать самому – при «строжайшем соблюдении федеральных санитарных норм и требований». Но 12 мая он завершает период общероссийских нерабочих дней, который начал в марте и дважды продлевал.

Видимо, тянуть дальше с отменой ограничений для Кремля означало бы действовать на усугубление экономических проблем, подстегивать рост недовольства, а ведь впереди голосование за поправки в Конституцию, которое перенесли с 12 апреля. При этом отменять ограничения тоже нельзя – снижения заболеваемости не произошло. Путин сказал: «Россия должна пройти между Сциллой и Харибдой». И собственно, Кремль методично прошёл между: переложил ответственность за эпидемию и экономику на губернаторов.

***

Для нас, обывателей, встал вопрос, как поведут себя губернаторы Пермского края и Свердловской области. Главы некоторых регионов все же ограничивали поездки между регионами.

Муж сестры начал понемногу работать, как только автосервисам разрешили открыться. Однако клиентов поначалу вообще не было, хотя и пришло время «переобувать» машины. Еще одним разочарованием для Димы стало поведение его работников. Видимо, привыкшие отдыхать, они просто не выходили на работу, как ни в чем не бывало, оправдываясь тем, что «уехали на огород». Он никак не мог понять, откуда они находят деньги, чтобы бухать, еще сложнее было предсказать, когда они у них закончатся и те вновь вернутся на работу.

Мама стала думать, как возвращать в рабочий режим детский сад. В этих мыслях она подошла к своему дню рождения.

***

День рождения мамы 19 мая. Настроения праздновать у нее не было. Она в принципе не любит этот день. Говорит, её отец (мой дед) хотел сына, а тут вдруг родилась снова дочь.

Мама женщина невысокого роста, всю жизнь была очень спортивной и подтянутой, но в последние годы стала поправляться. Она не следит за своей внешностью. Отказывается краситься, регулярно ходить в парикмахерскую, на маникюр, педикюр. Уверяет, что у нее аллергия на косметику. Максимум, что она делает – это красит губы. У нее очень красивые карие глаза с чернющими ресницами. Много лет у мамы не было ни одной морщинки, за исключением межбровной складки.

 Она всегда хмурится и собирает брови к носу. Впечатление, что она всегда чем-то озабочена или недовольна. Всегда плотно сжатые губы, прям как у ее бабушки, моей прабабки, которую я страшно боялась.  На свои 60 она не выглядит. Мама шутит, что «хорошо сохранилась», потому что «не мазала лицо всякой химией и не красилась». В одежде она непритязательна. Отследить по гардеробу мамы, что сейчас в моде, невозможно. Она считает, что много вещей – это излишество, вещи не должны быть красивыми, они должны быть функциональными.

***

Дед воспитывал маму, как мальчика. Всегда короткая стрижка. Занятия спортом. Мама занималась бегом на лыжах. В эту секцию она ходила вместе с нашим папой (правда, тогда и предположить не могла, что это ее будущий муж). По рассказам мамы, спорт воспитал в ней стойкость, выносливость и целеустремлённость. Но мне кажется, в этом поучаствовал и её отец. Он был жёстким человеком. А еще алкоголиком. Бил бабушку, тушил об неё бычки и как-то отрезал часть носа. Обзывал своих дочерей, унижал их, утверждал, что они никчемные, никогда ничего не достигнут и закончат жизнь под забором. И вот мама словно всю жизнь пыталась доказать отцу, что она чего-то стоит. Она рано вышла замуж, чтобы сбежать из семьи. Но не за своего возлюбленного.

Своего потенциального жениха, первую любовь,  мама ждала из армии и собиралась за него замуж. Жених вернулся, увидел у мамы письма от одноклассника, обвинил ее в измене и закрепил все это оплеухой. Мама такого отношения к себе вообще не терпит и несостоявшегося жениха быстро отправила в отставку. При этом друг этого ее жениха все к маме «подбивал клинья» и, недолго думая, она решила выйти замуж за него. Так сказать, «назло» своей первой любови. В этом союзе родилась я, но мне ещё и двух лет не исполнилось, как мама развелась. Муж ей изменил. Мама нашла, где жила его любовница, пришла к ней в гости, разгромила квартиру и с чувством удовлетворения гордо бросила изменника, подав документы на развод.

Сняла комнату в общежитии и стала воспитывать меня одна. На самом деле, мужа она толком и не видела, он постоянно был в разъездах. Нянчилась со мной мамина свекровь, моя бабушка. Но мама разорвала отношения со всем семейством уже бывшего мужа. Так что я до подросткового возраста вообще не знала, что мой папа, который воспитывал меня всю жизнь, не мой родной.

У мамы было много ухажеров. Но она всем давала от ворот поворот. Говорит, ей было важно, чтобы мужчина любил не только ее, но и меня. Таким оказался ее второй муж, мой папа. Тот самый одноклассник, который писал маме письма и к которому так приревновал маму ее несостоявшийся жених – «первая любовь». 

Этот «одноклассник», оказывается, был влюблен в маму со школы, восхищался ею во время лыжных тренировок, но она не обращала на него внимания, а он боялся рассказать о  своих чувствах. После школы он поступил в военное училище, уехал в Тюмень, писал ей письма. Потом по распределению уехал на службу в ГДР, во время отпуска встретился с уже разведенной мамой с маленьким прицепиком в виде меня. 

Они поженились в каком-то селе. Так было нужно, чтобы быстро оформить документы и уехать в Германию. 

Сначала родители уехали без меня. Я осталась с бабушкой. Через несколько месяцев мама вернулась и забрала меня: говорит, «душа была не на месте». Провезли меня, по рассказам родителей, в чемодане (он, кстати, до сих пор хранится в доме): огромный такой, из светло-коричневой кожи. В Советском Союзе таких не было. На самом деле, конечно, в чемодан меня никто не засовывал, спрятали за чемоданом, из-за него меня было не видно, так и провезли через границу.

В эту историю никто не верит и говорит, что это невозможно, я тоже думала, что это такая легенда, потому что родители рассказывали ее всегда с юмором. Но это было на самом деле, и тогда маме было не до смеха. Ведь она повела себя как контрабандистка.

Мама уехала к папе в середине августа, в военный гарнизон Бернау. Но в середине декабря вернулась на родину, чтобы забрать меня. Поехать с ней он не мог: у военных на службе отпуск строго по расписанию. 

И вот по дороге в Германию, на границе в Бресте мама предъявляет документы, а в моем свидетельстве о рождении указана фамилия моего биологического отца. В паспорте у мамы я тоже вписана, но без разрешения отца вывезти меня мама не может. От безысходности в ее голове созрел план пересечь границу незаконно. Говорит, у нее был путь только вперед. Она тщательно все продумала. Провела мне четкий инструктаж и сказала вести себя как мышка и молчать, иначе к папе не доедем (я считала его своим настоящим папой). Мой биологический отец – дальнобойщик, я толком его и не видела, и не помнила. Собственно, потому и документы переоформить родители не могли, так как он постоянно был в разъездах. «Выцепить папашу было сложно», – укоризненно и с презрением отзывается мама о нем до сих пор.

В общем, мама дождалась, когда все пассажиры пройдут таможенный и пограничный контроль. Зашла в кабинку. До груди пограничник ничего не видит из своего окошка. Напротив него висит специальное зеркало, чтобы был обзор вещей, которые перевозят с собой. Мама поставила перед собой этот чемоданище, родители называли его «гроссовским», за него – меня, и закрыла меня собой с другой стороны.  На мне была такого же цвета как чемодан шубка (знаете, такие советские тяжелющие шубейки из мутона).  

Мама до сих пор не понимает, как пограничник не увидел меня в зеркале, которое висит за ним и отражает все, что в кабинке. Может, и правда, я просто слилась с этим чемоданом по цветовой гамме. Проверяющий  спросил у мамы, почему она без ребенка, мама даже не помнит, что она ответила. Но что-то соврала, хотя раньше была уверена, что не умеет лгать. В голове у нее крутилась одна мысль: пробежать по перрону до поезда, успеть сесть в вагон, чтобы никто не остановил. И мы добежали, поезд нас дождался, мы успели сесть. По ходу движения маму больше никто не проверял, поляки документы не смотрели. 

Настоящий скандал разразился в гарнизоне, все стояли на ушах, когда узнали, что контрабандой, без документов к ним перевезли ребенка. Но папа каким-то образом все порешал: сумел договориться и уладить этот вопрос. Он ведь может дойти до кого угодно, если ему это нужно (меня вписали в мамин загранпаспорт). В итоге в отпуск мы ехали без каких-либо препятствий. Это при том, что документы на меня так и не были оформлены. Так я и жила, нигде не зафиксированная девочка, но передвигалась между странами без вопросов. 

Документы на меня переоформили уже в Казахстане, когда я пошла во второй класс. В первый я пошла по фамилии папы, но по устной договоренности – официальных документов не было. Лишь однажды мой биологический отец приехал к маминой маме, когда мы были еще в отпуске, поздравить с началом учебного года,  и тогда же написал, что отказывается от меня. Уже в Казахстане  мне оформили официальные документы: дали фамилию и отчество, как у моей сестры и брата. Кстати, бабушка потом написала маме письмо, спрашивала, почему она не получила деньги, и ей они вернулись. Но, видимо, так было нужно. Странное стечение обстоятельств. Для мамы эта история с контрабандой стала настоящим боевым крещением. Она решила, что теперь ей ничего не страшно. 

Мама – настоящий боец. Парадокс вот в чем. Её любимое слово «невозможно». При этом всеми своими действиями она доказывает обратное. Кажется, для неё все «невозможное» – возможно. Она долго запрягает и быстро едет. Вот и с частным садиком: мама долго думала, открывать ли ей его. Почти десять лет у неё ушло на обдумывание. 

Тут проявилась ее педантичность во всем: она долго искала подходящее помещение, решала вопросы по аренде земли для прогулочной площадки, организации пожбезопасности, кухонной зоны и прочих премудростей. Так получился привычный детский сад только в миниатюре. Раздевалка, просторные групповые, кухня, буфет-раздаточная, комфортные кроватки для дневного сна, туалетная комната, оснащенная маленькими раковинами, индивидуальными горшками, а также поддоном для подмывания детей, была оборудована площадка для прогулок, специально отведенное место для колясок, помещение для персонала. Мама лично замеряла высоту, на которой должны быть установлены эти маленькие раковинки.

А еще, мама  чудесно рисует. И в каком бы саду мы не были, и она не работала, она разрисовывала стены мультяшными героями в коридорах и в группах. Вот и в своем собственном саду у нее была стена, где она рисовала разные времена года. К 8 марта у нее была нарисована девушка Весна, например.

Работу в саду мама выбрала  из-за нас. Такова версия мамы. С первым ребенком, со мной, она была медсестрой в муниципальных яслях, со вторым, моей средней сестрой, – уже работала воспитателем, с третьим, моим братом, – физруком, с четвертым ребенком, нашей младшей сестрой Верой, – заняла должность психолога, замещала заведующую. 

Когда я была маленькой, мама получила специальное медицинское образование. Высшее образование она решила получить, когда мы уже подросли и жили в Казахстане. Я помню, как мама ночами вырисовывала препарированную лягушку – так она писала конспекты по биологии. Тогда на меня произвело сильное впечатление мамино хладнокровие – ей не жалко лягушку! Днем мама вела привычный образ жизни жены военнослужащего: работала в детском саду воспитателем, занималась нами, домом, разводила огород – огурцы, перцы и помидоры росли у нас на подоконниках и балконах в квартире. А ночами мама сидела и училась. 

Сейчас я просто поражаюсь, как она могла все это «вывезти». И думаю, секрет в том, что ей помог папа. Когда мама уезжала на сессии в Талды-Курган, нами занимался именно он. Папа всегда поддерживал маму во всех ее начинаниях. Жизнь налаживалась. Однако вскоре к решению семейных задач присоединились политические трудности, которые коснулись всех.

***

После официального распада Советского Союза начались серьезные пертурбации. Папа по распределению попал на службу в Казахстан в 1986 году. Официально Казахстан провозгласил независимость последней из всех республик СССР – 16 декабря 1991 года. Мама же рассказывает, что в реальности Казахстан стал первой республикой, провозгласившей свою независимость. Это случилось,  после того как произошел Желтоксан: так казахи называют декабрьское восстание молодежи против коммунистической власти.

Желтоксан произошел в декабре 1986 года в Алма-Ате, за пять лет до распада Советского Союза. Мирный митинг быстро перерос в массовые беспорядки и побоища. Молодежь требовала, чтобы руководителем республики стал представитель коренного населения. Это был один из первых массовых протестов против диктата центра. Эти события сильно повлияли на нашу повседневную жизнь.

Например, мы и раньше учили казахский язык в школе, дружили с казахами, бегали к ним в аулы играть в футбол. Но с новой властью казахский стал основным языком, все песни стали петь на казахском. Русские песни стало петь как-то … неуместно. Борьба за независимость начала приобретать националистический оттенок. Мама решила, что все это не к добру, могут начаться конфликты. Летом она собрала нас к бабушкам, а папе заявила, что с детьми в Казахстан больше не вернется. На тот момент папе как раз было предложено поступить в Военную академию в Москве, и мама с готовностью отправила его туда сдавать экзамены. В общем, папе ничего не оставалось, кроме как поступить в эту Академию и вновь стать студентом. 

***

Так мы оказались в Москве. Папа получил жилье в общежитии. Мы поселились в историческом центре столицы, в «сталинке», – мечта любого приезжего. В сентябре все трое детей пошли в московскую школу. 

Мама же перевелась из казахстанского вуза в Московский педуниверситет на специальность «Дошкольное образование». Там она заинтересовалась психологией и позже получила второе высшее психологическое образование, правда, уже в Перми. В Москве мама разработала собственную программу оздоровления детей, позже программу формирования психологической культуры семьи, алгоритм работы с детьми и родителями в адаптационный период. Все эти свои наработки она впоследствии применила в своем частном детском саду. Ей было 52 года, когда открылся ее садик. Можно сказать, что сад стал маминым пятым ребёнком. Это мамино детище мы все трепетно любили. И всячески старались маме помочь. 

Папа выполнял функции генерального менеджера: решал хозяйственные и административные вопросы, общался с арендодателем, представителями власти. Бывший военный с большим опытом управленческой работы, с тремя высшими образованиями, в том числе экономическим, он прекрасно управляется с финансовыми вопросами и умеет вести переговоры. Кроме того у него колоссальный родительский опыт, он знает, что такое быть отцом четверых детей (учил управлять велосипедом, играть в футбол, помогал с математикой и много-много чего еще). К слову, он всегда находил общий язык и с дочерьми и с сыном.

За безопасность помещения отвечала семья средней дочери. Надя вместе мужем следили за тем, чтобы в центре всегда были исправны краны, водонагреватель, был вовремя и качественно сделан ремонт. Материалы поставлял сын, мой брат Миша, благо у него строительная фирма. Я и моя младшая сестра поддерживали сад информационно: я писала тексты, младшая сестра и мой старший сын  учились вести соцсети, публиковали различные материалы. Даже наша бабушка Люся, мамина мама, пока была жива, помогала! Она отвечала за хозяйство. С любовью гладила каждое детское «полотенечко», каждую наволочку, простынь, пеленку. Переживала, чтобы каждый уголок на белье был проглажен, и малышу было комфортно отдыхать в кроватке. Вот так четыре поколения нашей семьи с трепетом и любовью развивали мамин центр «Малыш». 

***

Пандемия маму сломила. Накануне ее дня рождения пришел  не радостный ответ от губернатора  – субсидий она не получит. При этом сад можно было открывать, но никаких официальных документов на региональном уровне не было. Мама вообще долго металась: оставить ли открытым сад, или сделать дежурную группу, или все же закрыться. Дело в том, что в ее садик ходили дети врачей, которые работали  с ковидными больными, некоторые в «красной» зоне. И этим родителям не с кем было оставлять детей. С другой стороны, мама переживала, что родители «не врачебных» детей вполне обоснованно могут бояться приводить своих малышей в сад, зная, что туда ходят те, кто опосредованно контактирует с заболевшими.

Какой-то точной информации о том, что за вирус на нас обрушился, не было. Сначала по ТВ и в интернете транслировали пугающие картинки, как людей с подозрением на ковид транспортируют в боксах. Казалось, это какой-то сюрреализм, и тебе просто случайно включили кадры из «Эпидемии». На самом деле то, во что упаковывали людей, называлось «биобэг». Это такая каталка, на ней длинный герметичный надувной купол с четырьмя окошками, ремнями и прорезями для рук. Внутри к отверстиям прикреплены рукава с медицинскими перчатками. Перчатки там для того, чтобы при необходимости перевернуть больного на другой бок или поставить ему капельницу и при этом не заразиться. Действительно, выглядит устрашающе.

Такую «упаковку»  обычно используют для больных, например, вирусом Эбола, чумы или сибирской язвы. Представляете, сибирской язвы!? От самого этого сравнения холодела кровь, и уровень страха начинал зашкаливать всего лишь от вида биобэгов. Кроме этих конструкций, фигурировали врачи в противочумных костюмах, экипированные, словно в космос, и заторможенно передвигающиеся, как будто они уже оказались в невесомости. В общем, жуть.

***

Какой бы то ни было точной поясняющей информации о том, что это за болезнь такая – корона, так и не было. Информация постоянно менялась, что, конечно, порождало, с одной стороны, панику, с другой – полное отрицание существования этого вируса и какой-то его опасности.

В результате мама предложила своим воспитателям работать в саду только с детьми врачей, но потом передумала, так как прогулки на детской площадке садика могли вызвать вопросы и штрафы. Тогда ее воспитатели стали работать с этими детьми у себя на дому. В мае мама решила, что сад открывать не будет. В таких условиях «проще не работать». Она понимала, что детей будет мало, и денег оплачивать аренду,  платить зарплату не соберется: придется вновь залезть в долги. Еще одним аргументом было то, что начинался дачный сезон, многие дети могли уехать с бабушками и дедушками за город.

На фоне всех этих рабочих проблем свой день рождения прошел у нее без настроения, как бы мы ни пытались ее развеселить. Мы просто вышли на задний дворик и посидели всей семьей. Конечно, я не так представляла себе мамин день рождения. Тем более праздновался юбилей: ей исполнилось 60 лет. Но невозможно сделать праздник тому, кто этому празднику не рад.

Маленькие поводы для радости все-таки нашлись. Мама очень хотела посадить четыре туи в саду. Вот эти туи и привез мой брат. Настроение улучшилось. Хотя, мне кажется, в большей мере улучшилось оно из-за того, что все дети и внуки снова были в их с папой родительском доме.

Кроме садика, была еще одна «больная» для мамы тема: поступление младшей дочери в лицей, где я когда-то училась. Вера заканчивала девятый класс. Было совершенно непонятно, каким образом будет проводиться аттестация в новых, пандемийных условиях. Сколько экзаменов нужно сдавать, будет ли это ОГЭ5 или контрольные.

Еще до пандемии начало основного этапа ОГЭ было назначено на 22 мая. Однако в конце марта Минпросвещения из-за угрозы COVID-19 объявило о переносе экзаменов на 9 июня.  В мае и вовсе заявили, что сдавать ОГЭ будет не нужно. Но родители все равно переживали, как их младшенькая будет поступать в лицей, какие предметы и как она будет сдавать.

Сама Вера постоянно металась: то ли пойти на биологию и заняться в будущем биотехнологиями, то ли на географию и дальше изучать экономику регионов. У нее неплохо получалось рассуждать про  финансовое положение территорий и взаимосвязь с их географическим положением. Бывали метания и в совершенно другую сторону. Например, пойти в «кулек» (так называют Институт Культуры в Перми), продолжить занятия вокалом или стать воспитателем в детском саду. В общем, это было время каких-то малопонятных мне телодвижений, что родителей, что моей младшей сестры.

Младшая сестра заканчивала музыкалку – у мамы ведь пунктик, что у всех ее детей должно быть музыкальное образование. Каждый день Вера сидела за фортепиано просто  с ненавистью (как я ее понимала в такие моменты) и разучивала сонаты, прелюдии. Выхода у нее не было: мама лишала ее телефона, если та не позанимается.

К концу мая, сестра сдала все экзамены на «отлично», единственная из выпускников музыкалки 2020 года. Поступать в лицей она передумала и решила остаться в школе. Но родители считали выбор Веры неверным: она должна пойти по пути старших детей и все-таки отправиться в лицей. Родители постоянно «пилили» сестру за то, что та ленивая: «ох уж это современное поколение», – и ничего не хочет добиться в этой жизни. Вера дерзила в ответ, но противостоять напору мамы нереально: она как стена, потому их разговоры зачастую заканчивались Вериными слезами в подушку.

В таких ситуациях в моей голове всегда прокручивается песня обожаемого мною с юношеских лет Бутусова «Наша семья – это странное нечто». Правда, когда я начинаю напевать:

«В нашей семье каждый делает что-то,

Но никто не знает, что же делает рядом.

Такое ощущение, словно мы собираем

Машину, которая всех нас раздавит»

– родные крутят пальцем у виска. Они никакого сходства нашей семьи с персонажами песни «Наутилуса Помпилиуса» не находят. Я же считаю:

«Наша семья – это странное нечто,

Которое вечно стоит за спиной.

Я просто хочу быть свободным и точка,

Но это означает расстаться с семьею».

***

Чтобы разрядить обстановку в доме, а именно «словесные махачи» Веры с мамой, я поехала с двумя старшими детьми в Екатеринбург.

У меня как раз были съемки. Мы приехали, пошли в  парк и устроили пикник с «вредной» едой: заказали бургеры с газировкой, картошку фри, разложили плед и сели обедать. Радости детей не было предела. Вот она, свобода.  Ведь оба они сидели в родительском доме с марта и никуда не выходили дальше заднего дворика. Оба закончили школу. Старший сын был переведен в 9 класс (с какими оценками, я даже не узнавала), младшая сестра, как оказалась, вообще не будет сдавать ОГЭ, что ее очень порадовало.

У меня тоже был повод для праздника – я завершила работу в двух крупных проектах. В большом федеральном я согласовывала съемки в разных городах страны, договаривалась с героями, находила съемочные бригады, локации, составляла тайминг и ТЗ, потом отсматривала исходники, писала тексты к роликам для монтажа – в общем, такая продюсерская и сценарная работа. И внезапно из-за одного моего текста произошел конфликт.

Сначала меня за него похвалили, а потом, когда один из заказчиков, согласующих материалы, не принял его, сильно «наехали».  Я возмутилась новому тону общения. Человек предложил мне завершить проект, если я собираюсь перечить. Я и завершила. Второй проект я делала с этим же партнером и предупредила, что уйду, если будет допускаться общение в таком формате. Начались дешевые манипуляции: мне сказали, что я могу отменять съемки, если мне не стыдно. До конца мая полностью завершила все, что должна было сделать по плану, и партнер решил, что я продолжу работать. Но я написала письмо, в котором обозначила более комфортные для меня условия и детально перечислила виды работ и прайс под каждую задачу. В ответ получила такой же прайс, но уже на штрафы в свою сторону. Было понятно, что у каждого из нас своя правда. Я решила, что продолжать сотрудничество в таком духе не имеет смысла. Сильно переживала.