– Я не учился в обычной школе, поэтому мне не с чем сравнить. Моим главным занятием в школе стала музыка. Этому делу я посвящал большую часть своего времени и сил. Помню, как еще в первом классе к нам пришел учитель музыки и объявил: «Кто хочет ходить на кружок гитары, записываемся». Я поднял сразу две руки и закричал: «Я хочу, я! Я первый!» Мне показалось, что сейчас запишется весь класс и мне не достанется места. Но кроме меня записался еще один мальчик, больше желающих не нашлось.
Вот с этого дня и началась моя карьера музыканта. Как говорится, хочешь стать музыкантом, будь им. Гитара поначалу мне показалась ужасно сложным инструментом. Гораздо сложнее, чем гармошка дяди Коли. Вся сложность заключалась в правильном зажатии струн пальцами левой руки. Под моими еще не крепкими пальцами струны ну никак не хотели звенеть. Они издавали только глухие щелчки и иногда слабое невнятное дребезжание. Я злился, психовал, но гитара упорно не слушалась моих рук. И вот однажды она довела меня до бешенства. Я схватил ее за гриф и с размаху шарахнул об пол. Она горестно зазвенела всеми своими струнами, но, на мое счастье, не разбилась. Она ведь была школьная, не моя.
– Миша, ты кажешься таким спокойным, уравновешенным, что мне даже сложно представить, как ты психуешь. – Я неудержимо рассмеялась. – Но ты знаешь, тем не менее, когда ты мне рассказывал, я очень четко себе представила эту картину. А что было дальше?
– После этого мне стало жаль ее, и я поставил пальцы на струны мягко и бережно, и – о чудо! – струны вдруг зазвучали как надо. Я осознал, что тут все дело не в силе, а скорее в точности и нежном обращении с инструментом. На другой день учитель похвалил меня и сказал: «Ну вот, кажется, техника у нас пошла». Я был безумно рад.
– Миша, слушаю тебя с огромным удовольствием, и так спокойно, уютно и хорошо на душе… Но, что самое интересное, даже можно сказать, невероятное совпадение в том, что в подростковом возрасте я тоже окончила школу гитары.
– Правда?
– Да, представляешь?! С раннего детства я постоянно напевала песенки. Везде слышала музыку: в каплях дождя, шуме ветра… В моей голове рождались музыкальные композиции… Потом научилась играть на гитаре и даже сочиняла сама песни. Правда, это было давно…
– Тогда ты меня хорошо понимаешь.
– Миша, а расскажи еще про своего учителя по гитаре.
– Вообще это был человек, до глубины души увлеченный своим делом. Когда мы не выучивали урок или ленились, он искренне расстраивался и переживал. У него портилось настроение. Если же мы играли хорошо, с чувством, грамотно, технично, то он воодушевлялся так, что у него загорались глаза. Он брал свой инструмент, подыгрывал нам, говорил, как еще можно украсить произведение, показывал различные нюансы и вариации. Звали его Владимир Александрович. Мы же за глаза называли его просто Вовой, но очень уважали. Ходил он с длинными волосами, носил черную кожаную куртку, узкие джинсы.
– Какой необычный, креативный внешний вид учителя! Миша, подожди-подожди… А как ты узнал, как выглядит учитель? Тебе кто-то рассказал? Или сам Владимир Александрович описал свой внешний вид?
– У нас в группе были ученики с небольшим остатком зрения, вот они и описали внешность учителя. И мне это казалось так круто, когда твой учитель музыки стильно выглядит.
– Миша, не могу, ты меня опять рассмешил. У тебя целый свой мир.
– Еще какой. А с преподавателем мы очень сдружились. Он был в восторге от моих способностей и всегда говорил про мой абсолютный музыкальный слух и феноменальную память. Нескромно, конечно, о себе так говорить. – Миша рассмеялся.
– Почему же нескромно, если это так и есть.
– Сам же Владимир Александрович очень хорошо играл, причем одинаково и гитарную классику, и рок, и блюз. Он говорил: «Если хочешь научиться хорошо играть, сначала научись хорошо слушать». Тем более что нот гитарных произведений по Брайлю тогда практически не было, поэтому все приходилось разучивать на слух. Он часто включал нам прямо на занятиях таких легендарных гитаристов, как Джими Хендрикс, Ричи Блэкмор, Эрик Клэптон. Переписывал нам кассеты с Роллинг Стоунз, Пинк Флойд, Дип Перпл. У меня особенно захватывало дух от блестящей техники Ингви Мальмстина. Хотелось схватить инструмент и повторить за ним тот или иной пассаж, но куда там… Мастер на то и мастер, что не всякий его повторит. Слушали мы у него и гитарную классику: Джона Уильямса, Джулиана Брима, Барруэко и совершенно внеземного, запредельного Кадзухито Ямасита, умудрившегося сыграть на гитаре «Картинки с выставки» нашего композитора Мусоргского.
– Да… Многие певцы и группы мне тоже хорошо знакомы.
– Частенько Владимир Александрович рассказывал нам о жизни известных музыкантов, познакомил с жизнью и творчеством двух американских незрячих музыкантов Рэя Чарльза и Стиви Уандера.
– Подожди, Миша, разве эти знаменитые люди были незрячими? Вот бы не подумала… Они ведь достигли вершины славы, стали очень популярными и богатыми, сделали, как говорится, головокружительную карьеру.
– Да, все верно. Сделали карьеру, стали очень богатыми и известными. Но Стиви Уандер не видит с рождения, а Рэй Чарльз потерял зрение в семь лет и оставался незрячим до своей смерти. Вова нам рассказывал о них, чтобы воодушевить нас, показать, что человек и без зрения может достичь любых высот, если, конечно, у него есть талант и воля к победе. К победе прежде всего над собой, над жалостью к себе, над своим малодушием, боязнью трудностей и препятствий на пути. Я еще в те годы избрал себе девизом слова мамы Стиви Уандера: «Глупо обижаться на судьбу, глупо ныть, а еще глупее – жалеть себя. Просто забудь о том, что твои глаза не видят, и живи как все – только намного лучше, намного интереснее». Вот я и начал стараться жить ярче, полнее, интереснее. На занятиях музыкой на слух подбирал сложнейшие произведения и играл их по памяти. Очень полюбил музыку Стиви. Специально усиленно учил английский. Я подбирал и разучивал его песни на гитаре, переводил на русский, а потом стал петь их на английском. На всех школьных концертах выступал и пел песни своих кумиров. Помню, в классе шестом на концерте, посвященном празднику 8 Марта, я спел его песню «Never Dreamed You'd Leave in Summer». Это был большой успех. Меня после этого ребята прозвали Стивом. Я очень гордился собой.
– Стив, ничего себе! Как здорово! – Я, улыбаясь, заботливо погладила Мишу по плечу. – Ты, получается, много занимался музыкой?
– Да! А еще мне тогда нравилась девочка Ира. Так вот она подошла ко мне в тот вечер, обняла и поцеловала, не говоря ни слова. Сказать, что я был безумно счастлив, это ничего не сказать.
– Значит, ты поцеловался с девочкой впервые в шестом классе, да? Так и запишем.
Мы оба рассмеялись.
– Это была сама невинность… Да и продолжения у нас с ней никакого не было. Ей нравился другой мальчик, но и с ним у них ничего не вышло. Все это детские увлечения. Они в эту пору легко вспыхивают и гаснут быстро. Но я после этого полюбил Стиви еще больше.
– Как здорово!
– Лизонька, мне очень хочется тебя послушать. А спой мне, пожалуйста, что-нибудь под гитару.
– Стив, да ты что! Я, знаешь ли, уже столько лет гитару в руках не держала. Сложно даже посчитать, сколько времени прошло. Как, наверное, уехала в город учиться, так с тех пор и не играла.
– Твои руки все вспомнят. Они хранят музыкальную память. Это как научиться однажды плавать, потом уже не разучишься.
– Прости, но я не буду рисковать.
Миша рассмеялся.
– Но могу спеть без гитары. Я часто что-то напеваю.
– Отлично. Я уже предвкушаю. Хотя минуточку. Я попробую тебе подыграть.
Миша очень точными, выверенными движениями пошел к стене, где висела гитара. Снял ее, вернулся к стулу. Стал настраивать.
– Миша, я спою тебе песню «Волшебная картина», которую сама однажды сочинила.
– Лиза, ты еще и тексты пишешь?
– Да! Был такой период.
– Ну что же. Все готово.
– Мишенька, надеюсь, я тоже. – Опять не смогла сдержать смех.
– Начинай.
И я запела… С мелкой дрожью в голосе…
Нарисуй мне, художник, два разных города,
Друг от друга далеко.
Нарисуй мне, художник, как два белых лебедя
Летят высоко,
Оставляя под крыльями этот мир, этот мир, этот мир.
Эту жизнь – с заботами, с печалью,
Эту жизнь – с разлукой, с расставаньем,
Эту жизнь, эту жизнь, эту жизнь.
Проведи по холсту, художник, кистью,
Отрази, как счастливо летят птицы.
Как привольно им в поднебесье,
Как спокойно им любить без лести, в вышине,
Далеки они от будней, далеки от многолюдной суеты,
Ведь парят они над миром, не опишет даже лира их любви.
Посмотри же, живописец, – в людей птицы превратились и летят.
Как красив полет их, видишь?
А сейчас замри – ты слышишь песнь дриад?
Невозможное возможно – окрыляет любовь тоже, говорят.
Не страшны им расстоянья. Они вместе, а сердца их в унисон стучат.
Одиночество, разлуку, омут горя, слезы, муку не рисуй, художник, –
Пусть эта картина будет только о счастливой любви! [2]
Уже со второй строки Миша подобрал музыку. Это так удивительно! Он очень тонко почувствовал песню. Я пела, и у меня по щекам текли слезы счастья… Мой голос и звучание гитары стали единым целым… Это было… словно волшебство…
Миша восхищался мной, сказал, что я невероятно талантливая и с таким голосом можно давать концерты в больших залах.
А потом предложил спеть песню на два голоса. Мы долго перебирали варианты, но потом сошлись на песне Максима Сергеевича Резниченко «Осенний вальс». И вместе спели ее…
Между нами с тобой цунами,
А не просто страстей волна.
Мы меняемся городами,
Ты по-прежнему мне нужна.
Безупречно танцуют листья
Свой последний осенний вальс.
Не успели с тобой проститься,
Может, больше не будет нас.
Осенний вальс играет не для нас,
Частится пульс, не спет еще романс.
Нам бы в Прованс на парочку недель,
Но заметет жизнь сказку, как метель…
Двери с петель – и снова холода,
Я для тебя застыну навсегда.
В памяти мы застывший зимний лед,
Ты для меня мечтаний гололед…
Осенняя листва танцует и кружит.
Прощальные слова – чем сердце дорожит?!
Дрожит в моей груди осенний поцелуй.
Наш опыт пережит, давай других балуй…
Между нами с тобой цунами,
А не просто страстей волна.
Мы меняемся городами,
Ты по-прежнему мне нужна.
Холодна ты в словах, как осень,
Остывает наш летний пыл.
Если кто-то нечаянно спросит,
Для тебя я виденьем был…
Двери с петель – и снова холода,
Я для тебя застыну навсегда.
В памяти мы застывший зимний лед,
Ты для меня мечтаний гололед…
Осенняя листва танцует и кружит,
Прощальные слова – чем сердце дорожит?!
Дрожит в моей груди осенний поцелуй.
Наш опыт пережит, давай других балуй…
Боже, что это было? Когда я пела, точнее, когда мы пели… Это что-то невероятное… У меня бежали мурашки… Наши голоса стали единым целым. Их нельзя было разъединить на два, услышать по отдельности… Это было так красиво…
Меня переполняло безмерное чувство благодарности к Мише, чувство тепла и добра.
– Миша, можно я пожму твою руку? Это было нереально!
– У меня есть время подумать? Или надо сразу дать ответ?
– В смысле?
– Шучу. Можно даже обнять!
– Отлично. Тогда и то и то!
Я по-дружески пожала Мише руку и обняла его. Какой потрясающий день! Мы попрощались, и я заторопилась домой.
Вернулась к маме счастливая! Первым делом забежала в свою комнату и достала с антресолей гитару. Боже, сколько лет не держала ее в руках… Она запылилась и совсем расстроилась. Подтянула струны, настроила ее. Нашла в письменном ящике свои юношеские песенники. И знаете что? Я два часа играла и пела без остановки. Какое же это удовольствие… Пальцы с непривычки, конечно, болели, но это нестрашно… Я наслаждалась…
Потом вышла из своей комнаты. Мама сидела в зале в кресле и читала книгу.
– Мамулечка, можно я тебе спою?
– Доченька, конечно! А то я все слушаю, умиляюсь, мечтала еще и увидеть. Лизонька, ты вся светишься, такая счастливая!
– Мама, спасибо тебе, что познакомила с Мишей. Он такой хороший, с ним легко и весело. Мы столько хохочем. У него невероятное чувство юмора. И мне он уже кажется не таким страшным, а то вначале я что-то немного испугалась…
– Солнышко, он замечательный, у него доброе сердце. Я им восхищаюсь!
– Да… Это чувствуется…
В итоге у нас был вечер бардовских песен. Мама тоже хорошо поет и знает много песен. У нее дар от природы, хоть она нигде специально не училась.
Потом я приготовила чай. Мы разговорились.
– Мама, ты знаешь, у меня какое-то двоякое чувство. С одной стороны, я впервые испытываю особенное чувство счастья, с другой – у меня в душе депрессия. Я такая слабая, вся забитая, боюсь Стаса. Я настолько слаба, что даже не могу у него забрать дочек. Думаю, как они там, представляю, как плачут по ночам, скучают… Как им Стас объяснил мое отсутствие – непонятно… В его манере сказать, что их мама бросила и никогда не вернется. Когда думаю об этом, меня словно обжигает кипятком. Мне кажется, Стас не отдаст девочек. Мама, я не знаю, что делать…
– Лизонька, девочка моя… Как же Стас тебя загнобил! Сколько неуверенности в тебе, переживаний… И смотри, что в твоих мыслях: «девочки плачут», «не отдаст», «я слабая»… Сейчас это твои установки… Измени их.
– В смысле? Как?
– Мы имеем то, о чем думаем. Порой мы сами себе создаем реальность.
– Мама, подожди, ведь Миша про это тоже говорил и еще про ресурсное состояние. Я уже стала практиковать, делала это с мыслями об исцелении. Ведь получается, я могу еще в это добавить и счастливые мысли о дочках?
– Милая, можно все! Ты даже не представляешь, какими мы обладаем ресурсами.
С мамой проговорили до поздней ночи. Мне с ней очень интересно. Она такая мудрая, нежная, милая. Совсем другая… Как же поменялась… От нее веет женственностью. Еще мама сказала, что скоро познакомит меня кое с кем. При этом у нее светились глаза. Было видно, что, с одной стороны, она немного волнуется, с другой – это ее очень греет.
Перед сном решила почитать и в интернете нашла биографию Стиви Уандера. Статья меня очень увлекла. «"Глупо обижаться на судьбу, глупо ныть, а еще глупее – жалеть себя. Просто забудь о том, что твои глаза не видят, и живи как все – только намного лучше, намного интереснее", – это внушила Стиви одна умная женщина – Лула Мэй Джадкинс. Его мать. Она родила сына в больнице для бедных на полтора месяца раньше срока. "Мальчик не выживет", – сказал ей врач. "Выживет, что бы вы мне ни говорили!" У новорожденного действительно было слишком мало шансов выкарабкаться, вот врачи и позволили себе "недоглядеть": в инкубатор, куда его поместили, подавалась воздушная смесь с избытком кислорода. Однако Стиви выжил! Вот только оба глаза оказались обожжены…
Его мама выработала собственную стратегию воспитания сына: поменьше нянчиться, побольше любить и уважать. Мальчик подолгу оставался дома один, зато научился обходиться без посторонней помощи. По малейшим оттенкам звука, отражающегося от стен и предметов в комнате, он ориентировался с феноменальной точностью. А уж передвижение людей Стиви определял так ловко, как будто видел их собственными глазами. Лула делала все, чтобы развить в нем слух, остроту реакции и… интуицию. Стиви непостижимым образом научился угадывать формы и цвета (Лула объяснила ему, что такое цвет, что листва зеленая, молоко белое, а банан желтый). Мать научила его даже… понемногу читать – не по каким-нибудь там специальным книгам для слепых, а по самому обычному букварю. Пальцы Стиви от природы отличались необычайной чувствительностью, а упорные тренировки довершили дело: он стал различать на ощупь мельчайшие крупицы типографской краски!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
