Тысяча ночей без тебя

День проходил спокойно. София была безмятежна, она смеялась и шутила во время уроков со своими учениками. Елизавета даже попробовала сыграть отрывок из ее вчерашнего концерта.

– Так, ты сильно торопишь события. Тебе пока еще рано такое играть – для тебя слишком сложно.

– Но прости, ты же это играла. А я такая же, как ты, правда?

В этот момент зашла Оля, которая, услышав ее слова, не смогла промолчать:

– Вот как замечательно… Еще одна… София номер два!

Елизавета сидела за фортепиано и с любопытством рассматривала эту даму, надеясь, что хоть на этот раз она не расплачется.

– Доброе утро! – сказали ей девочки хором.

София улыбнулась Елизавете:

– Ну ладно, беги к маме, на сегодня мы закончили.

Елизавета выбежала из класса.

София взяла свое пальто:

– Какая честь! Какими судьбами?

– Твой замечательный концерт убедил меня вернуться в школу после трехлетнего перерыва в преподавании. Пойдем обедать вместе или у тебя еще есть дела? – спросила Оля.

– Нет, нет, я свободна.

Оля облегченно выдохнула:

– Слава богу, а то я думала, он больше тебя не отпустит.

– Виктор? Действительно… – улыбнулась София, надевая пальто. – Сегодня мы опять с ним встречаемся.

И она вышла из класса, весело глядя на нее.

Оля сразу за ней:

– Этого никак нельзя избежать?

– Давай просто пойдем поедим.

– Вы ведь уже сходили на свидание, на которое он заманил тебя такой хитростью…

София удивленно обернулась:

– И что? А при чем тут это?

– А при том… Ты как будто дала ему разрешение на ложь, ты развязываешь ему руки и соучаствуешь в преступлении.

– Брось, Оля! Ты преувеличиваешь. Мы были в пабе не одни, там была куча народу! Нам было весело, мы даже сыграли вместе…

– Сыграли?

– Да, песню из заставки программы, которую я недавно посмотрела. Она называется «Одеон», это точная копия программы 70-х годов, может, ты видела оригинал, когда его показывали по телевизору.

– Хочешь сказать, что я старая?

– Когда ведешь себя так, то да.

– Так что вы играли?

– «Honky Tonk Train Blues» Кита Эмерсона.

– Ни разу не слышала.

– Теперь понимаешь? Ты старая.

Они вошли в большую столовую концертного зала. Хотя Оля и не работала здесь уже какое-то время, некоторые заметившие ее люди приветливо улыбались ей. Затем она передала Софии листочек бумаги:

– Вот, старушка взяла тебе талон на питание.

– Не такая уж ты и старая, раз вспомнила об этом!

Они встали в очередь. В столовой обедали женщины, девушки, мужчины – самые разные люди, которые работали в этом большом центре, который назывался «Редакция». Здесь находились радио, местное телевидение и, конечно, концертный зал и музыкальная школа для детей. София взяла поднос и передала его Оле. Они положили на него столовые приборы, небольшие ломтики нарезного батона в целлофановом пакетике и салфетки, поставили стаканы.

– Кроме шуток, – Оля была всерьез обеспокоена, – тебе не кажется, что ты позволяешь ему слишком много? Вводишь его в заблуждение…

София начала раздражаться. Уже даже нельзя пофлиртовать немного? Повеселиться, отвлечься. Но она понимала, что Оля была с ней не на одной волне, поэтому постаралась ответить ей вежливо:

– Да нет, не волнуйся, все в порядке. Он просто мне более-менее приятен и относится ко мне чуть лучше, чем все остальные, вот и все.

– Он и заинтересован сильнее других.

– Возможно, но так ли это важно? Мы пока еще не собираемся в отпуск и не начинаем новую жизнь в другом городе. Мы просто идем поужинать. Это всего лишь ужин. Все на свете ходят ужинать, так что не о чем так беспокоиться.

Между тем очередь продвигалась вперед. София и Оля, стоя бок о бок, начали накладывать себе еды – они поставили на поднос мясное ассорти и голубцы. Затем Оля взяла пельмени, а София – блины со сметаной и лососем.

– Все на свете меня не волнуют, – сказала Оля. – У меня есть ты, и я забочусь о тебе.

«Верно, – подумала София. – Об этом я не подумала. У нее ведь есть только я».

Оля ей улыбнулась:

– Я не даю себя отвлечь. И шучу только с тобой.

– И ругаешь ты только меня…

– Ты права, прости.

После этого ее спокойствие, кажется, вернулось обратно. Они молча продолжили двигаться в очереди. Оля выбрала суп с фрикадельками и клецками, а София взяла пирожки – ей нравились с говядиной. Они решили не брать десерт, потому что любимой Софией яблочной пастилы нет. Взяв две бутылки воды, они сели и начали, не торопясь, есть. Оля отправила в рот первую ложку и медленно жевала.

– Надо сказать, готовят они все еще очень хорошо, точно так же, как и раньше. Только вся посуда в ужасном состоянии, посмотри, она поломана. Все старое.

Они обсудили студентов и разных хороших музыкантов, но Виктора Урасова больше никто из них не упоминал.

Оля провела с Софией весь день. В пять, закончив уроки, София закрыла дверь кабинета. В тот же момент Оля поставила партитуру на фортепиано:

– Весь день я себе это представляла. Хочу услышать, как ты играешь его еще раз.

– Петр Ильич Чайковский, Концерт для фортепиано с оркестром № 1 си-бемоль минор, сочинение 23. Ты, похоже, действительно решила меня наказать. Я так понимаю, ты выбрала такую тактику – вымотать меня до бессилия, чтобы вечером я никуда не пошла. Но я на это не куплюсь. – София приподняла бровь.

Оля искренне рассмеялась:

– Да нет, я просто хочу послушать что-нибудь сильное.

София прокрутила табуретку, поправила ноты и начала играть. На следующие полчаса Оля вновь стала ребенком, она вспомнила, как мама и бабушка водили ее на уроки фортепиано. Она вспомнила старые дороги, лошадей, которые ходили взад и вперед, возя в основном пищу. И церковь Святого Варлаама Печерского, где она впервые сыграла и от которой сегодня остались лишь руины. Затем ее приезд в Москву, поступление в консерваторию, занятия у очень строгого профессора Воробьева и своих однокурсниц – Клавдию и Людмилу. А у дверей – мальчик с улыбкой, которую она никогда не забудет, Радослав, он-то привез ее в Италию. София же в это время продолжала играть это завораживающее произведение, сложное для исполнения, потому что оно требовало от солиста безупречной техники, виртуозности и физической выносливости. Это произведение было козырем в репертуаре самых успешных пианистов, и прежде всего – Владимира Горовица, который триумфально дебютировал с ним в США в Карнеги-холле под руководством дирижера, а по совместительству своего тестя Артуро Тосканини. Эти звуки перенесли Олю в тот год, когда она стала учительницей, в тот момент, как она в первый день вошла в класс и увидела своих первых учеников, среди которых была и маленькая София – самая красивая, самая милая и в то же время самая суровая и самая упрямая. Когда София дошла до третьей части, Allegro con fuoco си-бемоль мажор, до Русского танца в неистовом танцевальном ритме, в котором многоцветная виртуозность пианиста может раскрыться в полной мере, Оля вдруг вспомнила ее в детстве, в светлом ажурном хлопковом платье и в рубашке из белого шелка, которую она выбрала самостоятельно с большой тщательностью, чтобы произвести впечатление на учителя. Хотя, конечно, в этом не было никакой необходимости. Достаточно было услышать, как она играет.

– Как я сыграла?

– Очень хорошо, несмотря даже на то, что, перелистывая к четвертой странице, ты немного сбавила скорость, сыграла где-то на восьмушку больше.

– Неправда, эта восьмая тут написана.

Оля постаралась сделать так, чтобы София ничего не заметила; она отвернулась, достала из сумки платок и быстро вытерла глаза:

– Ты права, эта восьмая действительно на месте, от тебя ничего не скроется.

София рассмеялась.

– Ничего, совершенно ничего! И мне кажется, что у тебя аллергия на мою игру. Не всерьез же ты снова плачешь!

Глава десятая

Вернувшись домой, София начала с безумством прибираться. На кухне она достала все: стаканы из буфета, затем тарелки, подносы, чашки, блюдца – нервно вытерла их, потом протерла влажной тряпкой. Затем она поняла, что полки книжного шкафа тоже немного пыльные, прошлась еще раз с тряпкой, осмотрела все на свету и убедилась, что теперь все чисто. Она достала из шкафа несколько бутылок вина, протерла их, поправила картину, поставила лампу, взяла со стола несколько газет и журналов, сложила два чистых полотенца и убрала их в ящик тумбочки под телевизором. Она с невероятной точностью расставила все по своим местам, что как-либо сдвигала с места на время уборки. А затем она перешла к шкафам. Она доставала кофты и бросала их на кровать; она решила навсегда отказаться от светло-зеленого свитера, в котором было полно круглых дырочек, и коричневого тоже, хотя и целого, но ни разу не надетого просто потому, что он ей никогда не нравился. Затем она разобрала и прибрала ящики со своим нижним бельем, носками, привела в порядок ночнушки, шарфы, перчатки. И точно так же она выбросила всю ту одежду, которую никогда не носила или которую носила слишком часто, так что та уже практически износилась. Она улыбнулась. Где-то она прочитала, что большинство женщин носят менее половины приобретенной ими одежды, в то время как то же самое верно только для каждого пятого мужчины. «Но зачем я все это делаю? Потому что нервничаю. Потому что это мое первое свидание за восемь месяцев. Потому что больше я не хочу никаких свиданий, но в то же время не хочу, чтобы Оля победила. И вообще, я просто хочу отвлечься, вот и все… А может, я снова хочу почувствовать себя женщиной? Мне кажется, будто я вся грязная… словно запылилась». И действительно, в эту секунду она чихнула, поэтому решила отправиться в душ. Однако войдя в ванную и бросив взгляд на часы, она поняла, что ей нужно поторопиться. Было уже восемь часов – Виктор будет буквально через час. Виктор – тихий скрипач, Виктор – красавец, милый, внимательный, веселый Виктор, но не во всем такой очевидный.

Об этом она также рассказала днем Оле:

– И все же в Викторе есть что-то, что ускользает от меня…

– Что это, интересно? Он хочет переспать с тобой, это и так понятно.

– Ну что ты, не говори так, все у тебя мысли какие-то земные.

– Или матрасные…

София отправила ее к черту:

– Ты либо считаешь, что я невероятно красива, либо, что еще хуже, что повсюду одно зло и грязь. Неужели мы не можем просто захотеть провести время вместе, подружиться? Разве мужчина и женщина не могут быть друзьями без того, чтобы он на нее запрыгивал?

– Или она запрыгивала на него! – засмеялась Оля.

– Не мой случай.

– Я бы никогда не осудила тебя за такое, просто я считаю, что тебе нужно отдавать себе разумный и сознательный отчет в том, что происходит, – это все, о чем я прошу. Мне не нравится, когда кто-то говорит: «Я не знала, не могла даже такого представить…» Ты раззадориваешь его, и, если не хочешь, чтобы между вами что-то произошло, лучше оставить эти игры. Потому что когда змея кусает тебя в первый раз, это ее вина, а когда она кусает во второй – уже твоя.

– А это ты где услышала? И когда же это меня кусала змея?

– Так всегда говорил мой дедушка, когда шутил «исключительно» с моей бабушкой. Виктор укусил тебя вчера, когда обманом привел тебя в паб.

София ушла в свою комнату. Через некоторое время гнев ее прошел, и она даже рассмеялась: «Я не говорила о таком даже со своей матерью. Может, Оля любит меня больше, чем мама». На самом деле Грация, ее мать, всегда была немного эгоистичной, и хотя она любила ее в детстве, она никогда не показывала ей этого.

В конце концов, София решила выйти к Оле и обнять ее:

– Я тебя люблю.

– Я тоже, ты сама знаешь.

Затем София улыбнулась:

– И все же я все равно пойду гулять с Виктором.

Оля покачала головой и тоже засмеялась:

– Я и не сомневалась.

София вышла из душа, надела халат и накрыла голову большим полотенцем. Некоторое время она терла волосы, затем включила фен и начала сушить их. Закончив, она сняла халат, нанесла немного крема на ноги, на все остальное тело и, наконец, остановилась, чтобы посмотреть на себя в зеркало: «А я не так уж и плохо выгляжу. Конечно, кожа бледновата, надо бы почаще бывать на солнце, но здесь никогда не бывает солнца. Кажется, я растолстела». Она наклонила голову в сторону, сначала вправо, затем влево, снова посмотрела на себя, повернулась и проверила вид сзади. Спина, бедра, ягодицы. Нужно проверить со всех сторон. Затем она развернулась в профиль: «Нет, не потолстела». Она надела темно-серый с белым комплект нижнего белья, не особенно сексуальный, но очень элегантный, с небольшими серебряными розочками и чуть более темными листочками: «Жаль, что Виктор не сможет его оценить… А может, и сможет? Если бы Оля услышала мои мысли, она бы заперла меня на кухне и больше никуда и никогда не выпускала, я бы сидела тут вечно!» Затем она открыла шкаф. Статистика утверждала, что мужчины чаще знакомятся с женщинами, одетыми в красное. София снова улыбнулась и начала примерять платья. Это слишком темное, то слишком изысканное, а вот это вполне ничего. Вдруг она бросила взгляд в зеркало и обрадовалась тому, что была похожа на девочку-подростка, собирающуюся впервые на прогулку с мальчиком, в которой было так много той первоначальной заботы, а затем постепенное схождение в безразличие. Она постоянно задавалась вопросом: «А стоит ли мне вообще беспокоиться о том, что надеть? Как накраситься? Как подготовиться к встрече? Как и я, он просто должен любить меня, независимо от того, во что я одета, а если он этого не делает, значит, он меня не заслуживает, – она рассмеялась, – или что я ему не нравлюсь!» Ее разум стал более гибким – больше она не доверяла одной-единственной точке зрения. Она перестала быть для нее уникальной и абсолютной, и, как ни странно, таким ходом мыслей ей открывалось только больше возможностей.

София застегнула молнию светло-серых брюк.

– Не могу в это поверить. – В одном она все-таки ошиблась. – Я поправилась! А они так хорошо смотрелись на мне… Но как же это произошло?

В этот момент София вдруг осознала, что прошло уже восемь месяцев и она как будто отдалилась от всего, что случилось. Ей больше не хотелось оценивать ситуацию, чтобы понять, в каком моменте жизни она находится. Ей 31 год, 18 июля будет тридцать два, жизнь с невероятной скоростью проносилась у нее перед глазами. Жизнь, которая даже будто бы перестала принадлежать ей. Как будто мир ускорился, как будто все вокруг стало вращаться быстрее и, главное, не ждало ее. Затем внезапно раздался звонок. Она посмотрела на часы. Девять часов. Одно можно сказать наверняка – Виктору все же придется подождать.

Глава одиннадцатая

Оля пошла открывать дверь:

– Привет, Виктор, зайдешь?

– Нет, спасибо, я подожду тут в машине.

– Боюсь, это займет какое-то время.

– Спасибо, я никуда не тороплюсь. Мне нужно сделать пару звонков по работе, и в машине работает обогрев.

Так что он вернулся в машину и взял свой мобильный телефон. На самом деле он хотел сказать Оле, что такую красивую женщину как раз и нужно ждать, но он понял, что, возможно, это было бы слишком и лучше не рисковать. Можно было считать чудом хотя бы то, что после стольких попыток София все же согласилась пойти с ним на свидание. Он позвонил себе домой, чтобы убедиться, что Лидия, его горничная, выполнила все указания, которые он дал ей перед выходом, – ему нужно было спешить на деловую встречу, так что он не смог проследить за всем лично.

– Вы увеличили температуру котла, как я вас просил?

Горничная в очередной раз ответила:

– Да, как вы мне и сказали.

Затем Виктор уточнил, все ли в порядке по разным другим мелким делам.

– Прекрасно. Тогда у меня все, можете идти домой.

– Хорошо, спасибо.

Лидия с удивлением положила трубку. Впервые он отпустил ее домой раньше обычного. Она, довольная, надела свое тяжелое пальто, проверила, достаточно ли льда в ведерке, положила шампанское в него чуть поглубже, чтобы оно немного охладилось, в последний раз немного поправила цветы в вазе на столе и ушла.

Виктор положил телефон во внутренний карман куртки и бросил взгляд на сверток на заднем сиденье. Если это ее не удивит, значит, ничто не удивит. В этот момент он заметил, как она вышла из подъезда. На ней была толстая шуба и небольшая меховая шапка – она выглядит прекраснее самой прекрасной из цариц.

София быстро добежала до машины и села в нее:

– Какой ужасный холод! Как хорошо, что ты не заглушил машину.

– Скажу только одно, ты даже красивее пианистки, которая обычно со мной играет!

София рассмеялась:

– Браво, у тебя получилось поднять мне настроение. У меня его совсем не было.

Виктор включил передачу и медленно тронулся:

– Почему? Погоди, дай угадаю, ты столкнулась со взводом «Ольга»?

София хотела бы рассказать ему правду, но пока не чувствовала, что может себе позволить откровенничать с ним.

– Да нет, проблемы с ученицей. Мне пришлось долго разговаривать с мамой.

– С Елизаветой?

София удивленно повернулась:

– Откуда ты знаешь?

– Она же твоя фанатка, ходит на каждый наш концерт и таскает постоянно за собой родителей!

– Да, но они больше не могут себе позволить платить за уроки. Они думают, что вкладывать деньги в музыкальное образование дочери – пустое занятие. Это меня бесит. И они слишком горды, чтобы принять мое предложение о бесплатных уроках. Но я смогу их переубедить. Они не понимают, что у дочери большой талант и что от него нельзя отказываться… Он может сделать ее очень богатой.

И вдруг она вспомнила, что точно так же ей возражала ее мать, водившая ее на уроки к Оле. Она тоже всячески препятствовала ее страсти к музыке.

– Ты не будешь богатой, ты будешь вести самую посредственную жизнь.

– Но что может быть прекраснее музыки, мама?

– Деньги. А если у тебя есть деньги, то, когда ты захочешь послушать музыку, ты сядешь в самолет и полетишь в Париж, где будет выступать пианист, который определенно будет играть лучше тебя.

Но нет, София была упряма. И к тому же долгое время другие люди садились на самолет, чтобы попасть на ее концерт. Она могла бы разбогатеть, только если бы продолжала играть…

– О чем ты думаешь?

София повернулась к нему и улыбнулась:

– Ни о чем, прости. Ты прав. Давай будем думать о том, как хорошо провести время. Может, сыграем еще что-нибудь, как вчера вечером!

Виктор рассмеялся:

– Ну нет… чтобы не рисковать, я оставил скрипку дома!

Глава двенадцатая

Вокруг была одна темнота, а на небе звезды. На дороге больше никого не было, слышно только, как стучат колеса машины Виктора по стыкам в асфальте. Они ехали довольно быстро.

– Куда же мы все-таки едем? Куда-то далеко?

Виктор улыбнулся ей:

– Все самое ценное не достается за просто так. Мы едем в одно восхитительное место, мне его порекомендовал Борис, первая скрипка Москвы. Он сказал, что приезжает на гастроли в Первомайский район исключительно ради этого ресторана. Так, мы уже близко. Ага, приехали.

Свет высоко стоящей в небе луны осветил небольшую площадку. Ресторан был похож на небольшой фермерский домик в центре долины, на деревянно-кирпичную дачу с большими окнами. Из трубы на крыше поднимался белый дым, а вокруг было припарковано несколько машин.

– Какое красивое место, такое отдаленное…

– Да. – Виктор был очень доволен сделанным выбором.

Когда они подошли ближе, София заметила, что все припаркованные машины – определенного типа. «Maserati», «Mercedes», «Porsche Panamera», «Bentley», «Aston Martin» и даже «Rolls-Royce». София сделала вид, будто ничего не заметила, хотя на одно мгновение ее вдруг пробрал смех: «А мы приехали на „шкоде“». Затем она вспомнила фразу, которой Билл Гейтс ответил на вопрос:

– Простите, но почему при всех имеющихся у вас деньгах вы путешествуете экономклассом?

И Билл Гейтс с улыбкой ответил:

– А что, бизнесом быстрее?

Так что, решила София, и «шкоде» нужно отдать должное. «В конце концов, мы будем есть за точно таким же столиком, как и владельцы этого „роллс-ройса“. Ну конечно, возможно, вино, которое мы выберем, будет не совсем таким же…» Потом она слегка обеспокоенно посмотрела на Виктора: «Боже, в спешке я забыла свой кошелек. Хватит ли у него денег, чтобы за все заплатить?» И вдруг перед ее глазами ясно встала картина, как она, София Валентини, которой пророчили богатство и славу великой пианистки на весь мир, приехав в безусловно шикарный ресторан «Novik Country Club», закончит тем, что будет работать посудомойкой в тридцати километрах от Владивостока, на острове Русский.

– Что такое, о чем ты думаешь?

– Приятно было проехаться по мосту.

– Мост на острове Русский – самый длинный в мире. Подумай только, это вантовый мост, и он стоил Путину миллиард долларов и тысячу упреков!

– А вантовый – это какой?

– Это значит подвесной. Это мост, подвязанный к столбам тросами, то есть вантами… – Виктор улыбнулся Софии. – Не могу поверить…

– Что?

– Что ты чего-то не знаешь.

– Глупости. Я много чего не знаю.

– Даже о музыке?

– Нет, о музыке я знаю все.

Виктор улыбнулся. «Тогда это место понравится ей еще больше», – подумал он. Он припарковал «шкоду» прямо между «бентли» и «роллс-ройсом» и вышел:

– Что ж, впечатление производит недурное, правда?

– Весьма и весьма недурное!

«Как же иронично», – подумала София, и они вошли внутрь.

Глава тринадцатая

Интерьер ресторана был во всех смыслах идеален. Стены были оклеены обоями с нарисованными бабочками самых разных видов, которые также встречались и на занавесках, и на обивке некоторых диванов и подушек. Приглушенный теплый свет освещал расставленные на некотором расстоянии столы, также отделанные весьма элегантно. Дополняли обстановку золотая лепнина и две большие хрустальные люстры.

Их встретил молодой, безупречно выглядящий официант. Виктор назвал свою фамилию.

– Пожалуйста, господа, сюда. – Их провели к их столику. – Сюда, пожалуйста. – Он придвинул стул для Софии: – Я сейчас вернусь. – И удалился.

София огляделась: маленькая комната была полна старинных музыкальных инструментов, которые висели на стенах. Она очарованно и восхищенно стала рассматривать их. Там было несколько мандолин, архлюты, несколько альтов, несколько кларнетов и даже псалтерий и шарманка. Они напомнили ей те, что она когда-то видела в Музее музыки в церкви Сан-Маурицио в Венеции, в коллекции «Антонио Вивальди и его время» маэстро Артемио Версари. Настоящее чудо.

– Они все прекрасны. А вон там скрипка…

Виктор обернулся.

– Да нет, не волнуйся, я пошутила, сегодня я не буду заставлять тебя устраивать представление.

Эта фраза почему-то возбудила Виктора, который тут же попытался скрыть трепет своего желания фальшивой наивной улыбкой:

– Слава богу. А я уж думал, ты хочешь устроить настоящее турне.

София развернула салфетку и положила ее себе на колени:

– Об этом я не думала, но было бы неплохо.

– Не могу – следующие два года я буду занят работой в нашем оркестре. – И затем Виктор добавил серьезно: – Надеюсь, ты тоже.

София пожала плечами:

– Да, наверное, но пока мне ничего не сказали.

– Но ведь дирижер тебя просто обожает… – Виктор был искренне удивлен. Помимо того, что он не верил в то, что существует вообще хоть кто-то, кто не был бы от нее без ума, она к тому же нравилась и женской аудитории, что очень необычно для столь красивой женщины. – Если хочешь, я сам поговорю.

– Нет, спасибо, не волнуйся, мы с ним скоро увидимся, а потом, если вдруг что-нибудь понадобится, я дам тебе знать.

– Серьезно, дай знать. Я обязательно тебе помогу.

София улыбнулась ему, и в этот же момент вернулся молодой официант. Он продемонстрировал Виктору бутылку, и тот кивнул. Официант довольно быстро вставил штопор в пробку и бесшумно вытащил ее, затем он завел левую руку за спину, а правой рукой налил немного шампанского «Krug» сначала в бокал Софии, а затем Виктора. После он обошел маленький столик, только что принесенный другим официантом, со стоявшим на нем ведерком со льдом и опустил в него шампанское. Наконец он подал обоим гостям меню:

– Я скоро вернусь.

И он вновь исчез вместе с другим официантом.

Виктор поднял бокал и улыбнулся Софии:

– За музыку счастья.

– Прекрасно! Впервые слышу такой тост!

София нежно стукнулась своим бокалом о бокал Виктора, смотревшего ей прямо в глаза.

– Я придумал его сегодня для тебя, потому что мне бы хотелось, чтобы мы сыграли эту музыку вместе.

София на мгновение впала в ступор, но затем улыбнулась:

– Да, за музыку счастья… – Она подняла бокал и выпила шампанское.

На самом деле ей пришла в голову песня Аль Вано и Ромины Пауэр «Феличита… ун биккьере ди вино кон ун панино», и ей стало смешно. «Нельзя над ним шутить, вдруг он окажется не так восприимчив к шуткам? Он слишком серьезно относится к сегодняшнему вечеру. Шутка может плохо кончиться, несмотря на то что Аль Вано и Ромина – настоящие кумиры в этой стране».