Малахитовый лес

– Прошу меня простить, – вежливо ответил призрак, – но тётушка не любит прозрачных сосудов. К тому же, предпочитает запах такой же старой доброй пентагонирисовой настойки, как она сама!

– Если я правильно понял, – вмешался Репрев, – солнечный свет вредит вам?

– Ещё как! – воскликнул призрак-отшельник. – Призрачное тело покрывается жуткими волдырями, и слизь течёт отовсюду. Как вы, живые, потеете, так и она льётся и льётся как из ведра.

– Видели бы вы, какие чудеса мы вытворяем из нашей слизи! – похвастался тигр-призрак на двух лапах. – Мы вам непременно покажем. Одна будет к вам просьба – без резкой критики! У тётушки слабое сердце, и оно слабеет каждый раз, когда её труды нещадно разбивают в пух и прах.

– Ладно… – пошлёпал губами Репрев. – К чему я веду… Если вы не выносите солнца, чего нам стоит сорвать с вас ваш мусор и спокойно пройти через вашу Бенгардию?

– Вы думаете нас… убить? – осторожно поинтересовался стоящий на двух лапах тигр-призрак.

– Убить, изгнать… какая разница – смысл-то один, – ответил Репрев.

– Если вы решитесь нас убить, вы не сможете пройти испытание, – не страшась угроз Репрева, спокойно сказал тигр-призрак. – Не пройдёте испытание – навсегда останетесь в Бенгардии. А может быть, сами станете призраками и займёте наше место.

– Мы вторые после Ориона, кто идёт через опустевшую Бенгардию за малахитовой травой. Раньше бенгардийские тигры шли за ней отсюда, с этой площади – тогда Зелёный коридор ещё не забрал эти священные земли, – сказал Алатар. – После бойни он по непонятным мне причинам расширился.

– А ты довольно неплохо посвящён в наши дела для небенгардийца, – подозрительно взглянули на него призраки.

– Не прогуливал уроки истории в своей обычной небенгардийской школе, – сказал Алатар. – Говорите, какое испытание вы нам приготовили?

– Несложное, – ответили призраки. – С ним справится и ребёнок. Кроме вашего ребёнка – фамильяры не участвуют.

– Вы помните, кто такие фамильяры? Похвально, – что-то вроде усмешки появилось на губах Алатара.

– На самом деле не очень, – с грустью признался призрак на двух лапах. – Некоторые слова нам нашёптывает царь Зелёного коридора.

– Царь Зелёного коридора? – переспросила Агния. Неуютно обнимая себя за острые плечи, она подёрнула ими, как от озноба, и оглянулась по сторонам, словно ища кого-то.

– Да, царь! – подтвердил призрак в морской раковине. – Не слышали о таком? Царь царствует над всем Зелёным коридором.

– И малахитовую траву тоже он создал? – криком спросила Агния.

– Нет, дитя моё! – рассмеялся тигр-призрак в шляпе, держа на груди лапу и запрокидывая усатую морду, а ус, попав под солнечный луч, вспенился, и с него стекла прозрачная и вязкая, как яичный белок, слизь. – Малахитовую траву создал артифекс, и никто, кроме артифекса, её создать не смог бы.

– Но кто этот царь? – робко спросил Астра.

– Сами ответьте на свой вопрос.

– В смысле, как это – сами? – совсем запутался Астра.

– Призраки хотят сказать, – послышался голос Алатара, – что царь Зелёного коридора выглядит так, как вы его себе представите.

– Царь всегда появляется в минуту последнего отчаяния, – донеслось из ракушки – призрак спрятался в неё, как настоящий рак. – Чьи-то дорожки обязательно с ним пересекутся.

– Будем надеяться, не наши, – сказал Алатар. – Рассказывайте уже об испытании!

– Тётушка, не будете ли вы так любезны подвинуться и подать мне свёрток? – проговорил тигр-призрак на двух лапах в горлышко бутылки, как в микрофон. Пожелтевший свёрток бумаги выскочил из горлышка, стукнув привидение по носу; привидение, сморщив нос, чихнуло на него, заляпав слизью. Развернув свёрток, тигр-призрак поднял его над головой, заслонив им солнце, и торжественно огласил: – Один из вас должен поделиться со всеми своим самым постыдным воспоминанием. А ночью, ровно в полночь, мы разыграем перед вами спектакль!

– Спектакль? – переспросил Астра.

– Да, спектакль! – оживлённо подтвердил тигр-призрак на двух лапах. – Чудесное представление! Главная тема – одно из ваших постыдных воспоминаний! Просьба не опаздывать. Без антракта.

– Постыдное воспоминание, всего-то? – хрюкнул Репрев. – Я, конечно, понимаю, что второе испытание должно быть не слишком сложным, но чтобы такой пустяк!

– Твои постыдные воспоминания ни я, ни Умбра слушать не желаем! – брезгливо бросила Агния. – Я догадываюсь, о каком именно воспоминании ты говоришь, поэтому скажу за всех: нет, Репрев, нет и ещё раз нет! Никто не хочет слушать твои постыдные воспоминания, потому что, если тебе стыдно, все остальные сгорят от стыда! Лучше я на веки вечные застряну в Бенгардии и буду поливать тут всё слизью, но слышать я от тебя ничего не хочу!

– А-а, ты помнишь! – хитро протянул Репрев, закрыв один глаз и жуликовато склонив голову набок. – Я говорил, что ты никогда этого не забудешь!

– Такое не сотрёшь из памяти, – скривила лицо Агния.

– Достопочтенные призраки! – обратился к ним Алатар. – Оставьте нас на минуту. Нам нужно кое о чём переговорить. Наедине. И попрошу вас не подслушивать.

– Как можно! – оскорбились привидения. – Подслушивать – ниже достоинства любого бенгардийца! Мы бы ни за что не посмели! Верно говорю, тётушка?

Призраки удалились. Алатар собрал всех в круг и сбивчиво зашептал:

– При всём желании я… я не могу выдать своё постыдное воспоминание: оно… оно связано с тайнами Бенгардии. А я не имею права раскрывать её тайн.

– Какие тайны? – всполошился Репрев. – Мы уже в Бенгардии!

– Вы видите лишь внешнюю её сторону… Может, кто-нибудь сам вызовется?

– Я… – начал было Астра, и все, приготовившись выдохнуть, подняли на него глаза, но тут же опустили и так и не выдохнули. – Я… предлагаю тянуть жребий. Четыре палочки. Три длинных, одна короткая. Кто вытаскивает короткую, тот и…

– Репрев ничего тянуть не будет! – категорично заявила Агния.

– Агния, ты не можешь решать за него, – негодуя и волнуясь, говорил Алатар. – Каждый несёт ответственность. Участвуют все.

– Я, кажется, догадываюсь, почему ты нажимаешь, тигр, – с разоблачительным осуждением произнёс Репрев. – Хочешь, чтобы выбора было побольше да погуще. И тогда вероятности, что ты вытащишь короткую палочку, поубавится. Ты бы, дай тебе волю, и Умбриэля приплёл. Вот только жаль, что он фамильяр, да, тигр?

– Не понимаю, о чём ты, – почти не разжимая губ, ответил Алатар, смерив Репрева холодным взглядом.

Астра вернулся, держа в кулаке ровно выстриженный пучок овсюга.

– Ну, кто тянет первым? – спросил Репрев. – Предполагаю, что ты хочешь быть первым, тигр?

– Пожалуй, уступлю тебе, – глухо прорычал Алатар.

– Ты серьёзно думаешь, что я намереваюсь играть с тобой в поддавки? – в унисон заворчал Репрев, наседая на Алатара.

– Любишь играть с огнём?

– Кто огонь? Ты-то огонь? – заблеял Репрев. – Какой из тебя огонь, ты так – слабая искорка, тлеющий уголёк! И я затушу тебя своим холодным, расчётливым и острым рассудком! Я первый тяну жребий, но потому и только потому, что всем сердцем желаю насолить тебе, скосить, так сказать, тебе удачу.

Алатар выслушал Репрева с невозмутимым выражением морды. Астра, затаив дыхание, наблюдал за каждым мускулом тигра и думал: «Скажи Репрев ещё одно лишнее слово, перейди он черту – Алатар сорвётся, и быть беде! Но ведь все бенгардийские тигры миротворцы. И ты тоже миротворец, да, Алатар?..»

Репрев решительно вырвал зубами первую, ближайшую к нему соломинку.

– Длинная, – с каким-то досадливым удивлением подытожил Астра.

– Ну что, видали, какой я везучий? Любимчик судьбы! – подстрекая к зависти, вскрикнул Репрев. Повернувшись к тигру задом, взмахнул у него перед мордой хвостом.

– Это кому ещё повезло, – пробормотала Агния.

Астра смотрел на неё увеличенными беспомощными глазами, переводя взгляд на Алатара и снова на неё.

«Чем я могу ей помочь? Я бы легко выдал свою постыдную историю… Но Агния… Я буду выглядеть жалко и глупо… Какая же она красивая лисица-кинокефалка! Никогда прежде не видел подобного очарования. Если бы не Репрев, я бы обязательно вызвался проходить испытание. Но он будет припоминать мне мою историю при каждом удобном случае, до конца Зелёного коридора, пока ему не надоест, а надоест ему, увы, нескоро. Будет унижать меня перед ней. Но, с другой стороны, я могу выручить Агнию и тем самым заслужить её внимание. Стать для неё оберегом. В то же время мне никак не сравнить наши воспоминания: что для одного стыд, для другого – обыкновение, обыденность. Если бы я только мог решить, чьё достоинство пострадает меньше».

Пока Астра думал, жребий уже тянул Алатар: поддел когтём хворостинку, вытащил её, хлопком прижал к земле, на секунду прикрыв глаза. Убрав лапу, тигр подсмотрел одним глазком и, когда увидел длинную палочку, открыл оба глаза. Лишь кончик его носа дрогнул.

– Ну что, остались только мы с тобой, Астра, – тоскливо произнесла Агния.

Упоминание вслух его имени Агнией вернуло юного кинокефала из размышлений.

– Погоди, Агния, не тяни! – он поймал её за запястье. – Есть у меня мысль, как поступить по совести.

– Астра, – тихо, без лишних чувств, сказала Агния. – Мы уже начали. И сейчас закончим. Поздно. Если всё сорвём, то мы поступим не по совести по отношению к другим. Мой черёд. Решается моя судьба, а ты лезешь со своими мыслями, – натянуто рассмеялась она.

– Выслушай меня, Агния! Все слушайте меня. Предлагаю написать наши воспоминания инкогнито: каждый подходит к привидению и говорит своё воспоминание, а привидение записывает их вразнобой. Господин призрак! – выкрикнул Астра. – Вы можете держать в лапах пишущую ручку?

– Обижаете! – воскликнул тигр-призрак, поправив шляпу. – С тех пор, как я умер, мои кости стали очень гибкими! По правде сказать, у меня и костей-то никаких нет. Почему, вы думаете, я так виртуозно хожу на задних лапах?

– Умная мысля приходит опосля, – на мордашке Агнии мелькнула та хитрая улыбка, которую Астра успел полюбить. – Алатар, привидений же нельзя обмануть, верно? Они уже знают все наши воспоминания?

– Верно, – улыбнулся Алатар, но как-то напряжённо. – В Зелёном коридоре душа – открытая книга.

– Но соврать мы всё ещё можем?

– Да, но обман быстро вскроется, когда мы будем выбирать самое постыдное воспоминание из всех постыдных. Оно будет или слишком невинным, или совсем уж бесстыдным, и мы мигом вычислим обманщика. В этом же заключается твоя задумка, я правильно понимаю, Астра?

– Правильно! – бодро ответил Астра. – Но кто станет лгать, если всё будет проходить втайне? И если обман всё равно вскроется?

– А ты не думал, Астра, что мы можем узнать друг друга по нашим воспоминаниям? Ведь так бывает: сделаем что-то, а потом жалеем, а сожаление это до конца жизни у нас на мордах видно, – сказал Алатар. – Всё то постыдное, что мы когда-либо совершили, прощается нам и нами же забывается, но на душе остаются рытвины – они проявляются в характере, ломают внутренний стержень, делая нас изворотливее.

– Мы все разные, – заговорила Агния. – Нельзя судить о ком-то, пока вместе с ним пуд соли не съешь.

– Ты можешь написать своё воспоминание в мужском роде, – подсказал Астра.

– В этом нет необходимости, – взмахнула ресницами Агния. – Моё воспоминание уложится в два слова, и в этих двух словах вы никогда не распознаете лисицу-кинокефалку Агнию.

– Мы все должны ограничиться двумя-тремя словами. Всё, что может вас выдать, заменяем отвлечёнными понятиями. Никаких имён и мест. Всем понятно? – спросил Алатар. – Правда, если никто не передумал и не хочет взять на себя ответственность? – искатели попрятали взгляды. Агния сложила на груди руки. Астра спереди обхватил чуть ниже локтя руку другой рукой, отворачивая лицо. Репрев нахально-вызывающе скалился. – На иное я и не рассчитывал. Все хороши.

– Астра, – торопливо обратилась к нему Агния, – палочки ещё при тебе?

– При мне, Агния, – ответил он, посмотрев на сжимающий два стебелька овсюга кулак, словно убедившись, что так оно и есть. – А зачем ты спрашиваешь? Мы ведь уже всё решили.

– Можно мне проверить свою удачу? – она одарила его кокетливым взглядом.

Астра, нервно сглотнув, протянул ей жалкий букетик, и Агния уже потянулась к нему, как её остановил ехидный голос Репрева:

– С твоей удачей, Агния… Тебе крупно повезло, что у Астры впервые родилась здравая мысль. Не испытывай удачу без дела.

Агния прожгла его страстно-ненавистным взглядом, на что Репрев лишь мерзопакостно расхохотался.

– Накаркал, гад! – отведя плечи за спину и выкатив грудь, бешено сверкая изумрудными глазами, она пошла на пятившегося, поджавшего хвост Репрева – он сжался, как губка, и сбивчиво забормотал:

– Агнушка, милая, ну, я же пошутил! Я за тебя болел! И вообще, ты у меня самая удачливая!

– И в чём же, интересно узнать, я удачливая? Может быть, в том, что я вместе с тобой оказалась в Зелёном коридоре? – она, сгорбившись, всё шла и шла на него, мыски её туфель зарывались в червлёный гарью песок, как змеи, гремуче шипя; шерсть у неё встала дыбом, уши сложились на макушке и распущенный хвост мёл помелом. – Или, может быть, моя удача в том, что из четверых именно я вытащила эту дурацкую короткую палку?!

Утешать Агнию взялся Умбра: он обнял её спереди, уткнувшись мордочкой ей в живот, и жалостливо, как только умел, проговорил:

– Агнушка, не ругайся на Репрева, он же любит тебя!

– Нет, Умбра, наш Репрев никого не любит, он только себя любит! Иначе бы он не стал издеваться надо мной тогда, когда стоило промолчать! А раз ты не умеешь держать язык за зубами, Репрев, я приколю его, как булавкой, вот этой веткой! – она трясла у него перед носом несчастным огрызком овсюга, а Репрев вздрагивал и жмурился на каждое её слово.

– Агния, это стебель – не ветка, – скромно поправил её Астра, так же скромно поднимая указательный палец вверх, стараясь не смотреть разгневанной кинокефалке в глаза.

Между Репревом и Агнией встал Умбра и взмолился:

– Агнушка, пожалуйста, не надо! Репреву будет больно, и он не сможет больше говорить!

– Астра, не лезь! – хрипло прикрикнула на него Агния, не замечая Умбру.

– Да, Астра, не лезь, куда не просят! – прорезался осмелевший голос Репрева, но мигом стух под тяжестью взгляда Агнии.

– Агния, – за спиной у лисицы-кинокефалки прогремел бас Алатара, – выслушай меня! Послушайте все: Зелёный коридор не место для ссор и размолвок, он ведь словно живой – чувствует вас и пойдёт на всё, чтобы нас расколоть. Он извращает вашу природу, нащупывает слабости в ваших сердцах и с их помощью подчиняет вас себе, делает своими рабами. Мы должны забыть про все разногласия. Быть мягче и терпимее друг к другу. Научиться держать свои чувства в узде. Думать и головой, и сердцем, и душой. По-другому никак: не то пропадём. Душите в себе гордыню и, как бы странно это ни прозвучало, своё достоинство. Взрастите в себе сочувствие, сострадание и этими качествами вашей души свяжите себя с теми, в ком вы не так давно признавали чужих. Всегда помните, что ваш отец был когда-то незнакомцем для вашей матери. Так говорил мне мой отец. Чужих и близких разделяет лишь одна судьбоносная встреча.

– Твою мысль можно выразить короче: попытайтесь не убить друг дружку, и тогда Коридор не убьёт вас, – сказал Репрев. – Но тебе ведь никак не обойтись без своих напыщенных речей, да, тигр?

– Слушай, что говорит Алатар, – мирным голосом произнесла Агния; она снова выглядела милой и безмятежной кинокефалкой. – И, может быть, ты чему-нибудь у него научишься. Все мы.

– Да брось! Ты соглашаешься с тигром только потому, что боишься за жизнь Умбры. Даже я для тебя не так важен, как Умбра. Случись чего, ты оставишь всех позади, бросишь всех, лишь бы уберечь его. Я тоже люблю Умбриэля – он мой фамильяр, мой сын. Ты не к тигру прислушиваешься, а к своим страхам. Мы всегда ссорились, Агния, ты уже не представляешь свою жизнь без склок. В жарком споре ты оживаешь. Но ты никогда не признаешься, нет: внутри тебя бушует пламя и его надо поддерживать, иначе – иначе ты завянешь.

– Сейчас добавки получишь – с меня станется! И давайте поскорее покончим с этим унизительным испытанием. Дело близится к вечеру, а мы ещё даже не завтракали. Алатар, ты что-то там говорил про рыбу?

Первым с призраком поделился своим постыдным воспоминанием Астра. Агния заметила в нём изменения – вид у него стал совершенно детский, когда он застенчиво, с несчастным лицом, оглядываясь через плечо, диктовал своё потаённое на ухо привидению.

Вторым отправился Репрев, отчего-то довольно виляя хвостом. Последним был Алатар.

И вот они уселись в кружок на прогретый за день, шуршащий песок, и Астра нетерпеливо, дрожащими пальцами, открыл заляпанный слизью дневник картографа Ориона.

– Что это ещё за тарабарщина? – крякнул Репрев.

– Это бенгардийский, дубина, – щёлкнула ему по лбу Агния, беззлобно улыбаясь. – Я ведь права, Алатар?

Алатар шмыгнул носом, смотрел-смотрел на призрачные каракули и немного погодя ответил:

– Безусловно, это бенгардийский, только…

– Только что? – спросил, напрягшись, Астра.

– Только писал это очень безграмотный тигр. Столько ошибок я даже в школе не делал.

– Понятно теперь, почему вы исчезли, – сострил Репрев, но Алатар терпеливо промолчал. Агния эту злую шутку так не оставила: сморщив губы, она окатила Репрева песком, и он расчихался.

– Смотри, привидением не стань! – рассмеялась вместе со всеми Агния, помогая стереть рукавом платья налипшие на нос Репрева песчинки и хлопоча над ним, как над маленьким.

– Бенгардиец не может быть безграмотным. Мы, бенгардийские тигры, с детства прилежно учимся грамоте. Бережно относимся к слову. Уважаем родной язык и никому не дадим его в обиду. Был у нас однажды посол со Смиллы со своим переводчиком. Так этот переводчик с таким старанием изображал наш акцент, что чуть челюсть не вывихнул. Переводчик орал, как кот, который застрял головой в кувшине с молоком! Вот смеху-то было! А он важный такой, этот смилланянин, старается, пыжится. Как мой король держал себя в лапах, чтобы не засмеяться! Вот выдержка – королевская, иначе не назовёшь, – давясь смехом, Алатар утёр лапой краешек изумрудно-янтарного глаза, с которого капала беззаботная слеза.

– Хочешь сказать, что эти призраки – не бенгардийцы? – спросил Астра.

– Нет, Астра. Так не бывает, чтобы привидения были ряжеными самозванцами. Призраки – лишь отражение в мутной воде. У них очень плохая память, и они постепенно начинают забывать родной язык. И самое смешное, что я забыл вам об этом сказать.

– Читай ты уже, тигр, довольно болтовни, – не выдержал Репрев, сунув свой нос в последнюю страницу дневника, где были записаны все их постыдные воспоминания на неизвестном ему языке.

– Ну что ж, вы сами захотели, – Алатар посерьёзнел, кашлянул и объявил: – Сказка будет короткая и печальная. Ну, слушайте, итак: предательство матери, загубленное живое неразумное существо, а дальше… дальше, я не знаю, как читать это вслух…

Алатар завалился на спину и громко, с упоением и безудержно захохотал. На живот к нему запрыгнул Умбра и заладил:

– Что там? Ну, что там написано? Ну, скажи, пожалуйста, Алатар! Ну скажи!

Алатар кое-как перевернулся набок вместе с дракончиком, забыв о своей гордости, унимая заразительный приступ смеха, выдавил из себя:

– Наверное… ох… Наверное, позорно для бенгардийца смеяться над подобным, позорно и глупо, ой…

– А это, скорее всего, и есть воспоминание Репрева – его можно опустить, —невыразительно произнесла Агния.

Алатар взорвался смехом и принялся кататься по песку. Умбра вопросительно-слёзно глядел на Агнию.

– Ладно, слушай, Умбра: твой папа, тот, которому ты приходишься фамильяром, – когда-то злой доктор Цингулон не принял его в свой отряд, и папка твой, Умбра, в отместку ему стащил из мусорного ведра в местной столовой все кости, закопал их в цветок лилии, растущей в горшке в холле фабрики по производству малахитовых кистей. Но пострадала почему-то ни в чём не повинная пума-феликефалка, администратор того самого холла: ей пришлось убирать за твоим папой. Я еле замяла это дело, – лицо Агнии словно сковала железная маска – оно не выражало ровным счётом ничего. – Никогда бы не подумала, что мне будет так стыдно делиться чьим-то воспоминанием, за которое мне стыдно быть не должно.

– Кто тебя просил рассказывать моё личное воспоминание?! – вскричал Репрев.

– Все бы и так его услышали, – ответила ему Агния.

– Может быть, после этого случая доктор Цингулон затаил обиду, поэтому и отправил тебя в Зелёный коридор? Месть – блюдо, которое подают холодным, – смеялся Астра, держась пальцами за край воротника своей белой рубашки.

Все, кроме Агнии, веселились, но больше всех – Умбра. Вдоволь насмеявшись, Астра спросил:

– А что в последнем воспоминании?

Алатар надвинул брови и строго выговорил:

– А вот последнее воспоминание смеха у меня не вызывает, скорее наоборот.

– И о чём же оно? Ну, не томи, говори! – спросил Астра.

– Отцеубийство.

Все разом замолчали. Нависла неудобная тишина. Было слышно, как ветер дует в обсидиановые в золотой оправе «охотничьи рога», заунывно гудя, как он, шаркая своими босыми ногами по песку, проходит под сгоревшими балками хижин – на балках остался характерный зубной отпечаток клыкастого, вечно голодного огня. До искателей доносился шёпот привидений, сумбурный и лишённый смысла.

– Выходит, среди нас убийца, – обыскивал всех взглядом ищейки Репрев.

– И подозреваемых у нас не то чтобы много. Трое, если быть точным, – сказал Астра.

– Как хорошо, что ты о себе не забыл, а то я уже подумывал возразить, – оскалился, словно хвалясь своими острыми клыками, Репрев.

– Будь ты четвёртым подозреваемым, для меня ты был первым! – ответил ему Астра.

– Хотел бы я поставить тебя на первое место, да не могу. Слишком уж ты мягкотелый, – с неприязнью высказал Репрев.

– А для тебя убийство отца – доказательство твёрдости характера?

– Не переиначивай, Астра!

– Любопытно то, – вмешался наконец Алатар, – что ты, Репрев, безосновательно обвиняешь меня лишь потому, что я тебе не нравлюсь.

– О, так уж и безосновательно, тигр? – подскочил Репрев. – Вся твоя история с самого её начала разит подозрительностью: два года в пещерах, последний в своём роде…

– Репрев, а ну, прекращай! – рявкнула Агния.

– С чего это я должен прекращать, Агния? Среди нас убийца, и тигр – главный подозреваемый! Когда я выведу его на чистую воду, мы с позором прогоним его обратно в пещеры, туда, где ему и место! Я, как только его увидел, сразу понял, из какого теста…

Агния присела перед Умброй и, сцепив в замок руки у него за шеей, обняла.

– Иди поиграй пока с привидениями – я разрешаю, – голос Агнии чах. – Об одном только попрошу тебя: будь осторожен.

Умбриэль, завладев такой желанной и долгожданной свободой, вприпрыжку помчался к ведущим призрачные беседы привидениям, послав Агнии через плечо лучезарно-плутовскую улыбку.

– Это я убила своего отца, – надтреснутым голосом призналась Агния, смотря Репреву прямо в глаза. Репрев осел, голова его поникла – шея словно обломилась стебельком на ветру, голова перевалилась на грудь, а лапы разъехались в стороны. Астра изучал представшую перед ними в новом свете Агнию жалеющим и одновременно заступническим взглядом, пытаясь незаметно от других выскоблить из него осуждение и неверный страх. Алатар разглядывал кипящий в лучах вечернего солнца серебряный узор бенгардийской вязи на дворце, прикусив нижнюю губу. – Что, не ожидал, Репрев? Теперь бросишь меня в пещеры? – продолжала она дрожащим голосом, срывающимся на уродливые зародыши истеричного смеха. – Или пожелаешь сначала во всём разобраться, а не рубить с плеча, как ты это любишь?

– Нет, я не верю, – только и сказал он обрывающимся голосом. – Будь это правдой, ты бы обязательно рассказала мне!

– Но, как видишь, не рассказала. Значит, сегодня мы смотрим моё воспоминание. Увидите его – и всё поймёте, и всё для себя решите. А у меня… возможно, у меня, наконец-то, упадёт с души камень. Я не приму отказа. И это не обсуждается, Репрев.

Весь оставшийся день до наступления ночи, когда должно было состояться призрачное представление, все обходились с Агнией иначе, осторожнее. Не складывалась тёплая и непринуждённая беседа; искатели перекидывались между собой лишь короткими фразами, и то чаще ограничивались только односложными словами.

Агния ходила как в воду опущенная, скованная отягчающей её виной, молчаливая, в её угрюмо-одеревенелых движениях пропала лёгкость и грация, она вся перестроилась в какую-то замкнутую фигуру.

Она была даже не против, чтобы Умбра помог Астре с Алатаром развести костёр. Дракончик разминал свой голосок какими-то совершенно нелепыми партиями, своим мальчишеским тенорком тщетно и уморительно пытаясь подражать утвердительному, окрепшему с годами басу Алатара. Из пасти Умбры валил бледный жидкий дымок в окружении пляшущих, тлеющих искорок.