Русский город Севастополь. Книга вторая

Дорога нырнула в низину и попала в густой лесок. Опавшие листья печально шуршали под колёсами.

– Ваши родители приехали из Греции?

– Нет. Я из местных греков. Мои далёкие предки когда-то в Крыму поселились. Только они не из Греции, а из Милета.

– И когда же это было?

– Давно! – старик усмехнулся. – Никто не помнит. У нас и язык другой. Греков с трудом понимаю.

Показался секрет. Трое верховых казаков с пиками преградили дорогу.

– Куда путь держите, селяне? – спросил старший.

– В турецкий лагерь.

– Кто позволил?

– Вас предупредить должны были. Я – Михо.

Казаки расступились.

– Вон за тем холмом, – указал старший, – стоит татарский секрет.

Телега поехала дальше.

Крымчаки появились внезапно. Человек пять на низких местных лошадях окружили повозку.

– Дед Михо! – узнали старика татары. – Что везёшь?

– Дрова, овёс, овощи. Продать надо.

– А нас чем порадуешь? – нагло спросил один из татар.

– На! – Старик протянул ему несколько медных монет. Всадник быстро схватил их и спрятал за поясом.

– А это кто с тобой? – недружелюбно взглянул он на Павла.

– Я ищу Муссу-бея, – сказал Павел. – Родственник его, Саламан.

– Родственник Муссы-бея? – помрачнел всадник. Вынул из-за пояса монеты и отдал обратно деду Михо. – Сразу надо было сказать. И ты молчи, что я у тебя деньги брал, – пригрозил он старику. – Мусса узнает – башку мне оторвёт. Проезжайте!

Вскоре открылась выжженная солнцем долина, лежащая меж невысоких гор. На всем протяжении низина была усеяна белыми конусами полотняных армейских шатров. Только перед дорогой их было не меньше тысячи, а дальше, к подножию Сапун-горы шатры сливались в единую светлую линию.

– Ого-го! – недовольно покачал головой дед Михо. – Сколько же их! Эдак они всё загадят и вытопчут. После них в долине лет десять ничего расти не будет.

Часовой показа, где искать фуражиров. Павел приметил: турецкие солдаты одеты в добротную французскую форму. И ружья у них были с капсульными замками. Все в башмаках а не в своих бабушах без задников. Хорошо их обмундировали. Палатки в лагере английские из прочной парусины.

Пока старик Михо торговался с офицером из фуражной команды, Павел пошёл искать Муссу. Ему подсказали, где стоят шатры командиров.

Мусса в новом французском сюртуке с серебряными эполетами важно расхаживал, поскрипывая новенькими кавалерийскими сапогами. Его окружали адъютанты в таких же великолепных сюртуках. Когда он увидел Павла, рот его открылся от удивления. Затем лицо перекосил гнев.

– Проглоти тебя шайтан! – закричал он. – Ты что тут делаешь, мальчишка? – Притворно улыбнувшись, объяснил своим адъютантам: – Мой племянник. Я говорил ему, чтобы не ходил на войну, а он все в бой рвётся! Отца бы пожалел, мать бы пожалел. Пойдём! – Схватил Павла крепко за руку и отвёл в сторону, зло прошипел: – Ты с ума сошёл, сын Теккея? Чего тебя сюда занесло?

– У меня письмо к Юсуф-паше, – объяснил Павел.

– К кому? – Мусса пристально посмотрел ему в глаза.

– От князя Меншикова.

– Князь совсем спятил, коль послал мальчишку? А если тебя перехватили бы французы?

– Если бы, да кабы…. – Павел вырвал руку. – Вот письмо. Передай своему генералу.

Мусса схватил конверт, неуловимым движением сунул его за пазуху и быстро зашагал в направлении высокого шатра.

– Дождись меня, – не оборачиваясь, кинул он.

Дед Михо ждал Павла с пустой телегой. Пересчитывал горсть монет в широкой ладони.

– Удачный торг? – спросил Павел.

Старик неопределённо пожал плечами, но ничего не сказал. Монеты спрятал в кожаную мошну на поясе. Они ждали долго. На них уже караульные стали коситься. Мусса так и не появился. Решили ехать обратно.

Далеко за лагерем их догнал Мусса-бей. Он был один, без сопровождения.

– Слезай! – крикнул Павлу, сам спешился, привязал коня к телеге и начал взбираться на холм. Павел последовал за ним.

– Хитёр твой Меньшиков, – сказал он с усмешкой. – Написал письмо арабскими буквами, но по-венгерски. Сам Юсуф-паша сначала не мог ничего понять, потом догадался.

– Что передать князю?

– Вот. – Мусса вручил Павлу конверт. – Никто не должен знать. Это дела Меньшикова и Юсуфа. О чем они договариваются – тайна для всех.

Наконец они оказались на вершине холма.

– Скоро все закончится, – уверенным тоном произнес Мусса. – Погляди!

Под ногами лежала долина, которую они только что покинули. Кругом шатры и палатки. Строились боевые коробки. Собирались эскадроны. Пушки, зарядные ящики, обозные фуры…. Их было так много, что у Павла захватило дух. Мусса специально заманил его на эту гору. Отсюда всё выглядело грандиозно и пугающе.

– Я же говорил тебе: уезжай отсюда, глупый мальчишка. Разве можно противостоять такой силе?

Павел взял себя в руки и безразлично ответил:

– Вижу. Но Севастополь мы укрепили. Штурм вам обойдёт большой кровью.

– Погляди вон туда, – указал Мусса в сторону широкой дороги, ведущей к городу мимо Сапун-горы.

Павел увидел длинные повозки из прочных брусьев, на сплошных деревянных колёсах. На настилах стояли огромные корабельные пушки. Повозки волокли английские матросы. В каждую впряглось не меньше пятидесяти человек.

– Их только что сняли с линейного корабля «Лондон», – сказал Мусса. – Эти орудия сотрут в пыль вашу песочную стену. Все ваши труды – напрасны, пойми.

Одну из пушек оседлал матрос с флейтой и наигрывал какие-то кабацкие куплеты. Команда облепила повозку и толкала её рывками в такт куплетам. Казалось, муравьи тащат в муравейник большого жука. Повозки медленно и упорно продвигались вперёд.

– Почему матросы везут орудия? Где же лошади? – спросил Павел.

– Лошадей не хватает. Пытались использовать лошадей, да половину загубили. Но уж если Англия берётся за какое-то дело, она его доводит до завершения настойчиво и методично.

– Но они же надорвутся.

– Не надорвутся. От Балаклавы пушки толкает четыре мили одна команда, а после ещё четыре мили до огневой позиции – другая команда. Неутомимые ребята. Раньше, чтобы подвести к батареям тяжёлое корабельное орудие, впрягали по двенадцать лошадей, а на подъёмах добавляли ещё по шесть. Но лошади долго не выдерживают. Матросы – другое дело, их только мясом корми, да ром в глотку заливай. А погляди, какая погода сухая. Дождей нет. Иначе бы дорога раскисла, и по ней, не то, что проехать, пройти невозможно было бы. Взгляни на эту громадину! – указывал он на пушку, лежавшую на повозке. – Для неё ядро больше твоей головы. Какие валы, какие стены смогут противостоять их разрушительной силе?

– Я понял тебя. Ты считаешь: у Севастополя нет шансов выстоять?

– Не только я – все так считают. Да и Меньшиков твой, я уверен, того же мнения, – горячо ответил Мусса.

– В таком случае, ты можешь мне сказать, как пройдёт штурм?

– Ишь чего захотел! – усмехнулся татарин. – Тебе во всех подробностях? Может и план начертить.

– Значит, ты сам не веришь в то, что Севастополь будет взят.

– Вот упрямый! – сердито воскликнул Мусса. – Сам же видишь, кому вы противостоите. У вас нет ни пушек хороших, ни ружей. И генералы ваши – сплошь бараны. Только солдат русских жалко.

– Ладно, забудь, – махнул рукой Павел.

– Хорошо. Расскажу, – пробурчал Мусса. – Мне не жалко. Только что это изменит? – Он опустился на плоский камень, жестом пригласил Павла. Тот сел рядом. – Я присутствовал на совещании штабов. Англичане с французами долго спорили, чуть ли не на крик переходили. Французы обвинили генерала Бергойна в бездарности. Особенно распалялся французский инженер Бизо. Говорил, что надо было сразу, после Альминского сражения, сходу идти на штурм Северного форта и любой ценой брать город. Теперь они намерены разбить оборонительную линию артиллерией и войти в город решительным натиском.

– Куда будет направлен главный удар?

– На бастион, который выдаётся вперёд из линии. Они называют его Мачтовым. На нем стоит высокий флагшток.

– Четвёртый, – понял Павел.

– Французы пойдут с флангов, а в центре штурм организуют англичане.

– Английская колонна направится на Мачтовый бастион?

– Французская. Этот бастион хотят сровнять с землёй дальнобойными орудиями, а англичане атакой накроют соседний, тот, что на Бомборской высоте, между Доковой и Лабораторной балкой.

– Третий.

– Сначала разнесут вашу оборону, потом навалятся все разом. Инженер Бергойн загубил полсотни лошадей, но сумел привести к позициям орудия Ланкастера. Таких огромных пушек я ещё не видел. И снаряды у них особые, как сахарные головы – конусом. Взрываются не от фитиля, а от удара о землю. Не представляю, как это происходит, но англичане умудрились даже в снаряды впихнуть механизм.

– Думаешь, уже скоро пойдут на штурм?

– А куда им деваться? Опять вся армия поносит. Загадили Балаклаву – ступить некуда. От холеры мрут десятками. Тут ещё лихорадка завелась. Ночи нынче холодные. Никогда так рано не холодало в Крыму. Так что, на штурм ринутся от отчаяния. Ещё, они уверены, будто в Севастополе паника, и толком никто сопротивления не окажет.

– Флот будет атаковать?

– Куда же без кораблей? Разнесут береговые батареи, затем высадят десант возле Карантинной бухты.

– На десятую батарею?

– Да. На десятую. А следом захватят Александровскую батарею и Николаевскую. Правда, адмиралы, что французский, что английский выступили против этого плана. Особенно возмущался французский адмирал Гамелен. Он сказали: без того сняли с линейных кораблей большие орудия. Нехватка тяжёлой артиллерии не даст им обстреливать форты с дальней дистанции. К тому же у них боезапас, в лучшем случае, семьдесят выстрелов на орудие. Всё расходовать не могут, потому, как любой русский пароход может выйти за боны и потопить линейный корабль, у которого нечем будет ответить. Самое большее, что смогут потратить – сорок выстрелов на орудие. Адмирал Дандас так же напомнил, что из морских экипажей сняли на берег больше тысячи человек, и управлять судовой артиллерией будет сложно. На что Канробер им жёстко возразил: он намерен взять город в один приступ, и на этом поставить точку. Добавил, что сосредоточил на подступах невиданную ранее огневую мощь. После массированной бомбардировки армия Меньшикова будет вынуждена капитулировать, и адмиралы смогут убраться ко всем чертям со своим флотом. Да, и самое главное: прибыл корабль из Великобритании с новыми ружьями. Ими перевооружают линейные полки. Я был на стрельбах. Точность у этих ружей, не хуже чем у штуцера. Но пулю не надо вколачивать в ствол. Ружье заряжается легко и быстро.

– Спасибо за новости, – поблагодарил его Павел.

– Ты услышал все, что хотел. Теперь – решай. – Мусса поднялся. – Когда будете сдаваться в плен, постарайся дать мне весть о себе, – я помогу. Да хранит тебя Всевышний!

Мусса быстро спустился вниз, вскочил на коня и ускакал в лагерь.

***

Флагманов и капитанов Корнилов вечером пригласил к себе на чай. Столы накрыли в саду, иначе в квартире было бы тесно. Капитан Бутаков, как всегда, прихватил с собой Александра. Два больших медных самовара дымили и урчали. Нехитрое угощение дожидалось на столах.

– У нас, вроде бы, вечеринка, – сказал Корнилов собравшимся. – Но, на самом деле, надо обсудить наше положение. Уже известно точно – завтра штурм.

– Мы вас внимательно слушаем, – поддержал его Нахимов. – Вы только скажите: армия нам поможет?

– Главнокомандующий выделил в помощь несколько батальонов, – ободрил всех Корнилов. – Однако дело предстоит серьёзное. Нас хотят атаковать одновременно с суши и с моря, посему, пароходам стоять под парами. Бортовой артиллерии поддержать оборонительную линию. В случае попытки прорыва в гавань с моря – пожертвовать собой, но не пропустить врага.

– Будет исполнено, не сомневайтесь, – заверили капитаны.

– Ещё прошу командиров кораблей, сколько возможно, выделить матросов для обороны сухопутной линии. Мы должны выстоять! Помните: на нас лежит честь защищать Севастополь. Будем драться до последнего! Из Севастополя ходу нет, сзади нас море. С нами Бог!

– Умереть не страшно, главное – сдержать врага, – согласился адмирал Истомин.

После начались споры и совещания командиров линий. В самый разгар появился полковник Главного штаба Попов, присланный к Меньшикову самим государем. Светлейшей терпеть не мог, как он называл штабных, «столичных прохиндеев» и быстренько избавился от Попова, отправив его в Севастополь.

– Ну, знаете, такого холодного приёма от светлейшего я не ожидал, – жаловался полковник Попов Корнилову. – Я всего лишь, как офицер генерального штаба, дал князю пару советов. Я же не совсем осел, и в тактике кое-что соображаю.

– Что поделать, не любит наш главнокомандующий советов, – успокаивал его Корнилов. – И штабных не приветствует.

– Да! И вот что, Владимир Алексеевич, – важно сказал Попов. – Государь просил лично передать вам, чтоб вы себя берегли.

– Берёг? – удивился Корнилов. – Я весьма польщён заботой государя о моей персоне. Но как мне себя беречь? Что ж мне, прятаться, что ли? Нет, уж, извините, я должен быть в самом аду. Что обо мне подумают мои матросы, коль не увидят на переднем крае?

– И то – верно, – согласился Попов. – Тогда и мне прошу дать ответственное поручение. Иначе, как это понимать: меня выпроводил от себя светлейший, думая, что я ни на что не годен, эдакий паркетный полковник. Нет уж, Владимир Алексеевич, – дело мне! Я покажу вам, что умею воевать.

– Каждому дело найдётся, не переживайте, – заверил его Корнилов. – Да, вот, хотя бы помогите своему однофамильцу, капитан-лейтенанту Попову. – Корнилов представил полковнику пожилого, коренастого морского офицера-однофамильца. – Надо будет наладить непрерывное снабжение батарей снарядами и порохом. На каждое орудие необходимо не менее ста пятидесяти выстрелов.

– Задача не из лёгких, – согласился полковник, – если учесть растянутость оборонительной линии.

– Справимся, – уверенно сказал однофамилиц капитан-лейтенант. – Но побегать придётся. Матросы, они шибче армейской артиллерии палят. Им только заряды подавай.

Ближе к десяти вечера офицеры разошлись. Корнилов сказал им напоследок:

– Завтра будет нелёгкий день. Англичане употребят всю мощь своей артиллерии. Я опасаюсь за большие потери. Но наши молодцы не лыком шиты – устроятся. Без горьких уроков, к сожалению, научиться невозможно. Очень жаль, господа, что многих из нас завтра….., – он запнулся, но после бодро воскликнул: – Желаю всем победы!

К нему подошёл адмирал Нахимов, пожал руку на прощание:

– Удачи, Павел Степанович!

– С нами Бог, – ответил Нахимов. Взгляд его упал на шашку в красивых серебряных ножнах. – Вы что, решили надеть шашку Железнова?

– И завтра её надену! – уверенно сказал Корнилов.

– Стоит ли? Мы, моряки, конечно, народ стойкий, но склонны, к суевериям. Оставили бы вы дома шашку, от греха – подальше. На ковре она хорошо смотрится.

– Бросьте вы, Павел Степанович, – усмехнулся Корнилов. – Мы суеверны, но не на столько, чтобы придавать вниманию всякие глупые байки. Да, я её завтра надену. И лучший свой мундир надену, и новые эполеты.

Нахимов ничего не ответил, только неопределённо кивнул.

***

Под покровом ночи тихо в город вошёл Московский полк, за ним Тарутинский и Бородинский. Солдат переправили на Южную сторону. Стрелки залегли в ямах, оврагах, в расщелинах скал, в завалах и рвах. Гренадёров распределили по оборонительной линии. В случае штурма, солдаты должны были поспеть к бастионам и встретить противника в штыки.

Рано утром Корнилов прискакал на четвёртый бастион. В этом направлении ожидали основной удар. Адмирал должен был убедиться, что все готово к обороне. Матросы встретили его громким Ура!

– Я издал приказ, – объявил адмирал матросам и офицерам из состава бастиона. – Всем начальникам частей я запрещаю бить отбой, барабанщики должны забыть напрочь ретираду! Если кто из командиров прикажет отступать, – на штыки его! Барабанщика, который осмелится бить позорный отбой – убить на месте! Если даже я вдруг прикажу ударить ретираду, – не слушайте, и тот из вас будет предателем, кто не убьёт меня! Нет в мире армии сильнее, что идёт против нас. Но они на чужой земле, а мы свою, родную оберегаем, – и нас не победить!

– В землю вкопаемся по колено, чтобы не отступать! – ответили солдаты.

– С корабля ходу нет! – поддержали матросы. – Вместе с палубой сгорим!

Корнилову доложили: его ищет адъютант Меньшикова. Адмирал спустился с бастиона и увидел капитана Панаева. Неподалёку стояла толпа каких-то оборванцев.

– Вам подарочек, – сказал Панаев, указывая на оборванцев. – Два батальона.

– Стройся! – прозвучала команда, и оборванцы тут же встали в две шеренги.

– Передайте Александру Сергеевичу: спасибо, конечно, за подарочек…, – смущённо ответил Корнилов. – Но где вы взяли этих бродяг?

– Эт вы зря, Владимир Александрович. Какие же они бродяги? Потрёпанные слегка – правда. Так скоро все такими будем. А перед вами пластуны из черноморского казачьего войска. Народец, может, и невзрачный на вид, но очень ценный.

Смотреть без слез на них было невозможно. Чекмени все в заплатах, потёртые, с рваными краями по подолу. Зато газыри на груди сверкали начищенной медью. Папахи из овчины напоминали вороньи гнезда. Но на поясе у каждого отменный кинжал или шашка в чеканных ножнах. Обувка – непонятно из чего сшита: онучи – не онучи, сапоги – не сапоги. Однако, ружья новенькие, и патронные сумки бельгийские. Лица у всех смуглые, обветренные. Взгляд суровый. Многим, судя по седым усам, уже давно за пятьдесят.

Корнилов слегка растерялся. Что сказать? Как поприветствовать черноморцев?

– Здравствуйте, казаки! – громко сказал адмирал.

– Здравие желаем, ваше высокоблагородие! – нестройно ответили черноморцы.

– Нет ли среди вас тех, кто в двадцать восьмом Анапу брал? – спросил он.

– Есть, – ответил ему знаменосец одного из батальонов. – Вот и на знамени нашем золотом написано: «За отличие при взятии Анапы», – развернул он полотнище.

Корнилов подошёл ближе. Взглянул на знамя.

– Помним вашу славную победу, – сказал адмирал. – Уверен, что и здесь вы послужите царю, как в былые годы.

***

Павел темными улочками, наощупь пробирался к четвёртому бастиону. Стояло тихое безветренное утро. Осень уже чувствовалась в прохладном тающем тумане. Вчера день был ясный, жаркий. Павел не знал, куда деться от раскалённого солнца. А сейчас его пробирала дрожь, несмотря на плотную шинель. Погоди, – успокаивал он себя, – сейчас туман рассеется, и опять будешь чахнуть от жары. Солнце ещё не продёрнулось сквозь белёсую завесу, но город уже проснулся. Шли колонны солдат и матросов, стуча подкованными сапогами. Цокали копыта, скрипели колеса. Молочница голосила, зазывая хозяек купить свежего молока. Дворники мели улицы, шоркая мётлами по мостовой. Лавочники отпирали магазины. Запах свежего хлеба мешался с угольной пароходной гарью и солёным дыханием моря.

На бастионе все тихо. Матросы сидели у орудий. Тонкими струйками вился дым над зажжёнными фитилями. Наблюдатели во все глаза вглядывались во вражеские окопы. Туман редел. Вершины окрестных гор окрасились оранжевым.

Вдруг матросы у одного из орудий выскочили за бруствер и помогли через амбразуру влезть двум пластунам.

– Все, хлопцы, готовьтесь. Там их – тьма тьмущая, – сказали пластуны и направились к командиру бастиона.

Сигнальщик, дежуривший у рынды, пробил пять склянок: шесть тридцать утра. Буд-то услышав, от французских позиций раздалось три орудийных выстрела, один за другим в промежутках не больше секунды. Все невольно замерли, насторожились, прислушались. И вдруг земля вздрогнула.

Вражеские батареи окутались дымом. Им тут же ответили наши пушки. Грохот орудий слился в один ужасающий гул. Павел зажал ладонями уши. Чёрная шипящая тень врезалась в землю чуть ли не у его ног и отскочил куда-то за горжу. Бахнула яркой огненной вспышкой. Павел от неожиданности и страха едва не упал на землю, присел. Ядро прошуршало над головой, обдав тёплой волной. Врезалось в горжевую стенку и застряло в габионах. Взорвалось, разметав мешки с землёй.

Вдруг Павел увидел, как на бастион уверенно, ничего не страшась, идут Корнилов с капитан-лейтенантом Поповым. За ним Тотлебен и священник в праздничном облачении. Матросы заметили адмиралов, закричали «Ура»! На адмирале парадный мундир. Эполеты сияют золотом. Белые перчатки. На боку сабля в серебряных ножнах.

Адмирал Новосильцев подбежал с докладом. Корнилов спокойно выслушал его. Новосильцеву приходилось напрягать голосовые связки, так, как вокруг все грохотало и гудело. Ядра носились, разбивая укрепления, сшибая орудийную прислугу.

– Орудие подбито! – прервал Корнилов доклад Новосильцева.

Ядро влетело в амбразуру, сбив пушку с лафета, разметав матросов.

– Что застыл, как истукан? – дёрнул Павла капитан Реймерс. – Сапёров зови! Помогайте!

Павел окликнул из укрытия ефрейтора Козлова и ещё двоих солдат. Они бросились к орудию. Раненые корчились в агонии, истекая кровью. Не обращая на них внимание, все дружно навалились на ствол, водружая его обратно на лафет. Орудие было горячее, скользкое от крови. Никак не выходило. Подбежали ещё матросы. Поднажали! Получилось! Плотники принялись крепить «уши».

– Сюда, ребята! – позвал адмирал Новосильцев. – Причаститесь.

Матросы по очереди подбегали к священнику. Тот подносил крест и благословлял. Матросы, поцеловав крест, тут же срывались обратно к орудиям. Священник вёл службу спокойно, размеренно, как будто стоял в храме, а не на бастионе под бомбами. Корнилов бесстрашно поднялся на банкету и принялся рассматривать позиции неприятеля. Бомбы лопались, разбрасывая осколки, вздымая тучи пыли вперемешку с удушливым дымом. Все кругом рушилось, кувыркалось, разлеталось….

Да как же им не страшно? – удивлялся Павел. – Ни матросам, ни их адмиралу?

– Кречен! Поручик, вы оглохли?

Павел обернулся. Перед ним стоял Тотлебен.

– Простите, уши заложило, – извинился Павел, или ему это показалось. Голоса своего он не услышал.

– Придите в себя, – хорошенько тряхнул его подполковник. – Возглавьте рабочих на левом фасе. Немедленно исправляйте повреждения.

– Слушаюсь!

Стену бастиона разметало ядрами. Амбразуры осыпались. Плетёную оснастку туров разнесло. Голые прутья торчали во все стороны. Доски, вставленные для укрепления щёк амбразур, горели. Матросы пытались тушить их песком. Ничего на десять шагов не видно из-за пыли и дыма.

– Сюда! – Крикнул Павел своим сапёрам.

Принялись откапывать заваленное орудие.

– Крепи! – кинулся Павел в другое место, где ставили туры, на место разбитых. Насыпали в них землю. Только сапёры поставили все туры, накидали сверху мешков с песком, как несколько крупных ядер разворотили всю их работу.

Кинулись вновь восстанавливать.

Капитан-лейтенант Попов с ужасом наблюдал, как адмирал Корнилов бесстрашно подходит то к одному орудию, то к другому, выглядывает спокойно в амбразуры, советует наводчикам, как лучше ставить угол.

– Владимир Алексеевич, – взмолился Попов. – Отправляйтесь в город. Все донесения с обороны вам в штаб доставят. Я сам осмотрю позиции.

– Никуда я не уйду! – решительно ответил Корнилов. – Ведите меня на пятый бастион.

– Кречен, за мной! – позвал подполковник Тотлебен. – Без тебя справятся. А ты мне нужен.

Они с Тотлебеным пошли вслед за Корниловым. По дороге адмирал увидел солдат Московского полка, располагавшихся в траншеях. Осколки гранат со зловещим шуршанием проносились над их головами. Солдаты жались к земле.

– Зачем вы здесь стоите? – крикнул Корнилов офицеру.

– Приказано, – ответил тот.

– Сколько выбыло?

– Двенадцать человек.

– Немедленно отведите своих людей к лазаретным казармам. Здесь оставьте наблюдателей.

***

Пятый бастион окутало дымом, будто вулкан. Нахимов командовал огнём. Он стоял уверенно в центре бастиона на крыше порохового погреба, словно на мостике корабля. Парадный сюртук с золотыми эполетами забрызган кровью. Он утирал кровь с лица большим белым платком, но только ещё больше размазал алые пятна по щекам.

– Без доклада! – остановил его Корнилов, когда Нахимов, заметил командующего флотом. – Сам все вижу. Вы ранены?

– Ерунда! – Нахимов спрыгнул с крыши погреба.

– Осколком?

– Камнем. Насыпь турами не укреплена, когда ядро попадает, галька разлетаются не хуже картечи.

– Не учли, – кивнул с сожалением Тотлебен.

Корнилов смело вскочил на банкету к стрелкам, Нахимов за ним. Капитан-лейтенант Ильинский, закричал:

– Куда вы! Немедленно сойдите!

– Не мешайте! – строго сказал ему Корнилов. – Мой долг – видеть всех.

Тотлебен, тем временем, с Павлом осмотрели оборонительную казарму. Она к тому времени представляла из себя груду кирпичей вперемежку с чугуном. Батарея из пяти орудий, что стояла за казармой молчала. Все пушки сброшены со станков, прислуга перебита. Подошла рота солдат из прикрытия. Принялись убирать тела и разгребать завалы.