Разговор на кухне

Юлиан Климович

Разговор на кухне

Мы сидели на Лехиной кухне. Я, Василий Иваныч и Леха. Бывшие однокурсники, единственные и почти лучшие друзья. Почему почти? Потому что ближе ни у кого из нас друзей нет, но мы совсем не три мушкетера. Утром Женя, Лехина жена, взяв детей, поехала на два дня к маме. Как только она вышла за дверь, он тут же начал звонить нам с Василием Иванычем. Разговор был короткий: вечером собираемся у него, с нас по пузырю, с Лехи закусь, рюмки-вилки и кухня со столом и стульями, все как обычно. Когда у кого-нибудь из нас жена с детьми уезжает на день-два, то мы непременно собираемся у счастливого обладателя пустой кухни за парой-тройкой бутылочек водочки для долгих совместных разговоров о судьбах страны и мира. Поначалу сделать так, чтобы тебя не утянули куда-то в гости, бывало сложновато, иногда доходило до скандалов, но после тяжелой борьбы в течение нескольких лет супружеской жизни за личный суверенитет хотя бы на пару дней в месяц, мы одержали победу. Смирившись, наши жены признали, что у их мужей должно быть свободное личное время, которое они проводят в нелегких занятиях по повышению своего интеллектуального уровня и обогащению внутреннего мира. А если серьезно, то так у нас было заведено еще с института. Тогда мы частенько собирались у Лехи, который жил с родителями в этой же самой, по тем временам шикарной сталинской двушке. Лехины родители не удосужились сделать ему братьев-сестер, поэтому, как только в пятницу вечером они уезжали на дачу, оставив единственного сына дома для того, чтобы он назавтра как примерный студент пошел в институт учиться, мы уже начинали стягиваться в заветную квартиру из разных концов города, и нам уже никто не мог помешать пьяно и разгульно провести предстоящие сутки. Обычно через час после отъезда родителей мы сидели у него на кухне, а на столе возвышалась бутылка водки объемом 0,7 литра под кодовым названием “Сабонис”, в холодильнике остывала еще одна. Если вечеринка затягивалась, и народу было больше обычного, то на вторые сутки на полу кухни выстраивалась целая стеклянная баскетбольная команда из порожней посуды, но вообще такое случалось редко. Вначале была бутылка, рюмки, обычно пара банок кильки в томате, еще какая-нибудь нехитрая закуска и старинный дисковый телефон на столе. Рядом с телефоном лежала Лехина довольно потрепанная записная книжка. Это сейчас он потерял былую легкость, располнел как разбалованный кот и кроме жены и любовницы Ленки никаких связей не имеет, а много лет назад Леха был страшным бабником, мечтой однокурсниц. В его записной книжке находился кладезь номеров телефонов самых красивых девчонок нашего потока. Я всегда восхищался тому, с какой легкостью он обращается с этими тонкими, но неприступными красавицами, которые поначалу даже не обращали на него внимания. Все менялось, когда Леха заговаривал, в этот момент они, завороженные его голосом, начинали таять и млеть. Я много раз присутствовал на его сеансах обольщения разных симпатичных девчонок и каждый раз удивлялся тому, какую в общем-то чушь он несет при этом, и какой в высшей степени удивительный эффект она производит на объекты обольщения. Леха скорее не был красавцем, но тембр его голоса, очевидно, обладал сильным действием на прекрасный пол. Надо отдать Лехе должное, постельное коллекционирование не являлось для него самоцелью, то есть в своем стремлении обладать женщиной он не опускался до банального вранья о вечной любви, ему было достаточно, чтобы девушка просто смотрела на него влюбленными глазами и восхищалась. Да, в наше время моральные устои были все еще крепки, и требовалось обязательное признание в любви, что-то обещать девушке, чтобы затащить ее в постель, чего Леха категорически не любил делать, но если она вдруг все-таки была не против, он с удовольствием пользовался положением, ничего не обещая. Тогда эти наши посиделки проходили с непременным участием противоположного пола, для этого собственно они и устраивались, но, обзаведясь мужьями, то есть нами, наши с Лехой вторые половинки решительно потеряли интерес к такому времяпрепровождению, обретя смысл жизни в устройстве индивидуальных гнезд и воспитании детей. На сужение состава мы ответили расширением содержательной части, переключившись на обсуждение вопросов философско-политической направленности. Произошло это, правда, не сразу. В наших посиделках был перерыв длиной в шесть лет.

Случилось так, что любимая Василия Иваныча, его Женечка, которую он боготворил и буквально носил на руках, ушла к Лехе. Я не могу сказать, что Леха ничего не предпринял для того, чтобы она ушла к нему. Скорее наоборот. Подозреваю даже, что он специально влюбил ее в себя. Дело в том, что поначалу Женя совершенно не воспринимала Леху, которого это зримо бесило. Она не то чтобы игнорировала его, нет, она просто абсолютно не выказывала в его адрес никаких эмоций. Через некоторое время, я и не заметил как, все поменялось. Она как-то внезапно влюбилась в Леху по уши и открыто, без лишнего политеса, ей и не свойственного, ушла к нему. Для Василия Иваныча, которого мы с самого первого нашего знакомства на первом курсе так называли из уважения к его серьезности и уму, ее уход стал сильнейшим ударом. История вроде бы обычная и не такая уж редкая, но в силу вот такой васильиваныченой серьезности приобрела трагический оттенок. Он сильно любил Женю.

Произошло все это на последнем курсе института. За три года до того, Василий Иваныч познакомился с Женей в библиотеке, куда она зашла совершенно случайно в поисках своей подруги. Два года, как потом как-то вскользь сказала Женя, он красиво ухаживал за ней и только на третий, уже на пятом курсе, они сошлись всерьез, и вот тогда Василий Иваныч познакомил Женю с нашей компанией. К тому времени у нас с Лехой были постоянные подружки с курса. Спустя год я женился на своей, а Леха женился на Жене. Она была миниатюрной, тонкой и красивой, как если бы ожила танцовщица из старинной музыкальной шкатулки, стоящей когда-то на туалетном столике моей мамы. Женино же тонкое чувство юмора выдавало в ней умную женщину. Не будучи начитанной интеллектуалкой, она обладала врожденной интуицией и способностью четко различать добро и зло. Пожалуй, единственный случай, когда интуиция ее подвела, было собственное замужество. После рождения первого сына она поняла, что Леха ее не любит, но, несмотря на это, ребенка не бросит, поэтому, полностью уйдя в воспитание сначала первого, а затем и второго сына, она, смирившись, перенесла всю свою любовь на детей. Так неторопливо потекла их совместная жизнь, в которой она жила для сыновей, а неинтересная, но временами денежная работа, больше похожая на хобби, и немолодая, но всепонимающая и жалеющая любовница, составляли большую часть его жизни. Не знаю, задумывался ли Леха когда-нибудь, что из-за своей гордыни сделал Женину жизнь несчастной. Возможно и нет, хотя его несколько ревнивое отношение к сегодняшней счастливой семейной жизни Василия Иваныча говорило о том, что такое положение дел его задевает. Выросший в достатке и внимании, обеспеченный рано умершими родителями приемлемым комфортом в виде квартиры, неплохой дачи и автомобиля “Волга”, Леха был природным пофигистом с полным отсутствием каких-либо карьерных амбиций и других тщеславных устремлений. Посиделки с нами, вот, пожалуй, то немногое, что его интересовало сегодня, да еще ежедневный восьмичасовой треп с коллегами на работе.

После того, как Женя бросила Василия Иваныча, мы практически его не видели. До защиты диплома оставалось совсем немного времени, поэтому стать свидетелями его душевных мучений нам не пришлось. Сразу после окончания института он вообще оборвал всякую связь, полностью уйдя в работу. Правда, мне удалось с ним встретиться пару раз после института, и я увидел, как он сделался еще более серьезным и эмоционально выжженным что ли. Но, как правильно говорят, время лечит. Через пять лет Василий Иваныч женился и, надо сказать, женился удачно. Наташа, его жена, оказалась некрасивой, склонной к полноте женщиной и, честно говоря, плохой хозяйкой, но все это искупалось тем, что она была очень неплохим, уже практикующим психологом. Она обладала еще одним небольшим, но несомненным достоинством, она была младше Василия Иваныча на четыре года. Ее ум и профессиональное умение не только вернули к жизни Василия Иваныча, она смогла развить в муже стремление к самореализации, которое проявилось в серьезном изучении экономики и социологии. Деньги он зарабатывал, трудясь по специальности начальником сметно-договорного отдела в небольшой строительной компании, а по вечерам сидел в интернете, занимаясь самообразованием. Поначалу я с легким подозрением относился к его наукообразным речам, но со временем прогресс стал очевидным, и его мысли приобрели оттенок оригинальности и некоторую глубину. Из нас троих только Василий Иваныч после окончания института пошел строго по профессиональной стезе, в то время как мы с Лехой, поработав немного сметчиками, начали осваивать смежные области строительства. Леха зацепился, да так и остался в рекламном отделе одной большой когда-то строительной компании. Время от времени переходя из одной компании в другую, он набирался впечатлений от общения с разнообразными девушками и женщинами, оставляя у них, судя по обилию поздравлений на свой день рождения, теплые воспоминания. Я же ушел в линейное управление, дойдя до должности генерального директора одного некрупного строительного холдинга.

– Леха, а чего ты сегодня такой мрачный? Целые выходные ты свободен. Завтра к обеду отоспишься, на вечер позовешь Ленку, она тебя оживит. Покормит, приласкает. В чем твоя проблема? – спросил я, разливая водку из запотевшего графина по хрустальным рюмкам на невысокой тонкой ножке.

Мы уже давно не разливали водку прямо из бутылок. У каждого из нас дома имелся специальный небольшой графин толстого хрусталя, в который мы наливали из замороженной бутылки тягучую, прозрачную как слеза водку. В графине водка долго оставалась холодной, сохраняя свое очарование как раз тот промежуток времени, который требовался нам, чтобы выпить на троих пол-литра. Как-то лет пять назад у нас повелось пить исключительно финскую клюквенную, а она особенно хороша замороженная.

– Проблема есть на работе. Пришел новый начальник, сука такая. Вызывает меня и спрашивает: “Чем, вы, Алексей Игоревич, занимаетесь?” – и холодно так, совсем, знаешь, по-сталински, смотрит на меня. Я ему начинаю рассказывать, так и так, мол, а он меня обрывает грубо и говорит: “Это мне все известно, вы мне о конкретных результатах, достижениях своих расскажите”. Нормально да? – Леха обвел нас взглядом, как бы ища поддержки. Я сочувственно покивал.

– Надо выпить, – предложил я, усиливая солидарность с Лехой, и, подняв рюмку, чокнулся с друзьями.

Выпили. Закусили. Помолчали, прислушиваясь к ощущениям. Вообще в последние опять же лет пять мы приобрели привычку к хорошей закуске, поэтому на столе кучно по центру вокруг графина толпились тарелки с сырокопченым мясом, маринованными маслятами, початая банка красной икры с полукругом загнутой назад крышкой и ушком-открывашкой на ней, корзинка с хлебом, масленка, а на плите сковорода с котлетами, такими вкусными, как только умела делать Женя. Отличный грибной жульен я купил по дороге в одном небольшом семейном ресторанчике, где его превосходно готовили. Я частенько там обедал.

– Нет, но не гад ли этот новый начальничек? – Леха вернулся к обсуждению темы злого начальника. – Я ему ничего плохого не сделал, а он меня сразу мордой об стол начал возить. Нет, это нормально? – говоря это, Леха  почему-то пристально смотрел на Василия Иваныча, как будто видел впервые.

Надо сказать, что все наши разговоры за бутылкой имели психологическую составляющую, в том смысле, что каждому из нас требовалось иногда выговориться и даже поплакаться, хотя у Лехи, в том числе и для этого, имелась Ленка, у Василия Иваныча его жена психологиня. Что касаемо меня, то я редко испытывал такое желание, возможно поэтому у меня и не было такого отдельного человека. Я слушал. Это я всегда умел делать. Умение слушать являлось моим природным преимуществом, которое позволило мне аккуратно, задвинув более прямолинейных, а иногда и откровенно глупых конкурентов, сесть в директорское кресло и не просто сесть, а хорошо, надежно в нем устроиться, собрав вокруг себя команду крепких профессионалов.

Удивительно хорошо то, что в нашей компании никто никому не завидовал. Во время попоек это всегда самым раскрепощающим образом сказывалось на уровне откровенности наших разговоров. Каждый идет своей дорогой. Наши пути не только не пересекаются, но и лежат в разных профессиональных плоскостях. Все получали то, чего хотели: Леха – женщин и не пыльную безответственную работу, за которую еще и деньги платят, Василий Иваныч – возможность свободно заниматься науками под мягкой, но волевой опекой умной жены. Что касается меня, то я воплотил мечту отца, который всегда хотел, чтобы я стал бОльшим начальником, чем он, и теперь у него были бы все основания гордиться, будь он жив. То что я делал в жизни, я делал не только для себя, исходя из своих целей и каких-то моральных ограничений, но и для всего общества. Я всегда верил в теорию малых дел, поэтому уверенность, что личный прогресс отдельного индивидуума ведет к прогрессу общества в целом, помогала мне двигаться на протяжении последних двадцати лет.

– Так и чего он к тебе пристал? – спросил Василий Иваныч, накладывая себе котлеты на тарелку. Положив, он сел обратно.

– Тебе все-таки очень нравится стряпня моей жены. Хочешь об этом поговорить? – ехидно-желчно, с каким-то, как мне показалось, скрытым подтекстом, спросил начавший хмелеть Леха.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.