Буферная зона

Звали его Олег Альбертович, но все почему-то всегда называли его Олеша, возможно, за мягкие, женственные черты округлого лица: большие, как у теленка, темные выпуклые глаза, маленький острый нос и пухлые алые губы, края которых всегда были приподняты, как в улыбке. Говорил он быстро, тенорком, стремясь сказать всё, что думает, за короткое время, пока его не прибили более опытные и грубые ораторы. Любил едко пошутить над товарищами, несмотря на то что ему часто доставалось от них за насмешки и иронию. Олеша любил такое состояние природы, когда всё вокруг движется и грохочет, и у него самого возникало желание, глядя на буйство стихии, что-то совершить, куда-то бежать, кричать или хохотать. Он не обладал большой физической силой, сторонился брутальных парней и их ночных сборищ, не обладал выносливостью, дающей возможность заработать денег упорным трудом как надежным средством стабильного существования. Зато Олеша обладал смекалкой и находчивостью, ловко манипулировал между работающими людьми и людьми, распределяющими богатства.

Работая какое-то время на заводе слесарем в бригаде по сборке конвейерных агрегатов, он никогда не стремился стать «Ударником коммунистического труда», так как рано понял издевательскую сущность этого словосочетания. «Ударник», по его мнению – это человек, вкалывающий на заводе как проклятый, «коммунистического труда» – это значит бесплатного труда, за который работодатель заплатит передовику производства почетной грамотой или благодарностью с занесением в трудовую книжку, и вывесит портрет пахаря на доску почета. Нет, он всецело поддерживал революционный почин рабского труда, но сам сторонился этих новаций, предпочитая им митинги и пламенные выступления с заводских трибун в поддержку заботливого руководства. На демонстрациях трудового единства Олеша всегда был среди трепещущихся на ветру кумачевых транспарантов и знамен с приколотым на груди красным бантом. Политическое руководство ценило его агитационную активность и никогда не заставляло много работать в цеху среди железа и грохота, хотя и презирали его за позерство и незнатное происхождение. Олеша отвечал им взаимностью, высмеивая начальство среди рабочих за тупость и лживость, однако рабочие не верили ему, но с удовольствием слушали, восхищаясь его смелым сатирическим речам про руководство.

Так, скользя между рабочими и начальниками, Олеша получал неплохую зарплату, особо не напрягаясь, хотя постоянно рисковал быть побитым работягами за доносительство или уволенным руководством за едкую критику в его адрес.

Полоска прибоя остро напоминала ему это состояние неопределенности, так как позволяла желающим быстро найти пропитание без больших усилий и достигнуть результата в поисках удовольствий и легкой жизни. Люди, птицы и звери, идя вдоль этой черты, быстро достигают желаемого, но вместе с тем чаще других подвергаются опасности быть уничтоженными или съеденными. И здесь, у этой границы, нет понятия хорошего и плохого, белого и черного, а всё зависит от целесообразности того или иного действия. Пограничное состояние (еще не там, но уже не здесь) всегда будоражит и щекочет нервы от ощущения перехода куда-то в неизвестное, ведь это и есть настоящее между прошлым и будущим.

Стоя у кромки наката, Олеша почему-то вспомнил далекое прошлое, когда после окончания школы возникло чувство абсолютной свободы и пьянящий воздух с горьким запахом цветущей черемухи будоражил воображение и манил в дальние путешествия с приключениями, но полное отсутствие денег не позволяло ему ринуться на поиски неизведанного.

2

Олеша был влюблен в девчонку со своего класса, а она, заигрывая с ним, предавалась плотским наслаждениям с его дружком Юркой, про которые тот в подробностях рассказывал Олеше, не догадываясь о его ревнивых терзаниях. Но наконец и на него она обратила свое внимание.

После последней торжественной прощальной линейки они всем классом пошли гулять за город, на речку, и постепенно разбрелись группками по лесу после совместного завтрака на природе с шампанским, принесенного некоторыми бывшими школьниками с собой. Все горячо рассказывали друг другу о своих планах на будущее, слегка кружилась голова от выпитого вина и запаха трав, всем было весело и немножко грустно, что всё уже закончилось. Как-то так получилось, что через какое-то время он с Лизкой оказался на лесной дорожке вдвоем.

Они шли вдоль весеннего леса, как взрослые, и мило беседовали о светлом будущем. Кругом цвела черемуха, жужжали многочисленные пчелки, собирая нектар с горьких цветов. Запах ее волос кружил Олеше голову, а расстегнувшаяся очередная пуговка на тесной вязаной кофточке сильно оголяла выпирающую грудь любимой, и дополнительно будоражила его мысли, будила в нем смелые фантазии. Сияющее солнце отражалось бликами в молодых листиках деревьев, и ему хотелось петь от счастья. Лиза всё время беспричинно смеялась, поглядывала на него блестящими глазками и норовила пощекотать травинкой у него в ухе. Олеша смущался, принимал вид бывалого сердцееда и путано что-то рассказывал ей, стыдясь своей нерешительности.

Лиза была ничем не примечательной девочкой в классе, среднего роста, слегка полноватая, с круглым лицом, полными ногами и короткими пальцами на руках, с маленькими косыми глазками и приплюснутым носом. Когда она смеялась мелодичным звонким колокольчиком, то видны были мелкие кривые зубки, теснящиеся у нее во рту почти в два ряда, как у пираньи. Единственное, что привлекало в ней мальчишек из класса, это рано сформировавшаяся грудь, которая сексуально выпирала из-под школьного платья, призывно колыхалась при ходьбе или мелко подрагивала во время ее завлекательного смеха. Олеша же влюбился в Лизку из-за ее рыжих вьющихся волос, которые пышно рассыпались по ее плечам и безумно влекли потрогать их или погладить, чтобы проверить шелковистость золотых прядей. Грудь, конечно, тоже ему нравилась, но вьющиеся рыжие волосы сводили его с ума, и ему снилось, будто он их гладит и теребит. Она сидела в классе впереди Олеши и постоянно крутила головой, отбрасывая свои длинные волосы то на левое плечо, то на правое, и иногда оглядывалась на него со словами:

– Они тебе не мешают смотреть на доску?

Олеша краснел, тупил глаза и бормотал в ответ:

– Нет-нет, наоборот.

А что наоборот, он и сам не знал и только краснел сильнее от сказанного. Лизка видела его смущенность, и ей нравилось, что одноклассник влюблен в нее безответно.

И вот сейчас любимая шла рядом по лесной тропинке призывно смеялась и дурачилась, заигрывая с ним.

– Олеш, посмотри какие красивые цветы черемухи вон на той ветке. Наломай мне их. Я поставлю в вазе у своей кровати букет из них, чтобы он напоминал мне о нашей прогулке по лесу.

Олеша, счастливый уже от того, что она попросила его наломать ей цветущей черемухи, лез на дерево, царапая руки о ветки, и храбро повиснув над стоящей внизу любимой, кричащей ему, какую ветку ей хочется, ломал и бросал, рискуя сорваться с дерева. Когда он слез, весь исцарапанный, Лиза, стоявшая с уже собранным букетом, нюхая цветы, сказала ему благодарно:

– Спасибо, Олеш. Посмотри какие красивые, понюхай, как пахнут!

Олеша подошел к любимой и шумно втянул воздух ноздрями, но ничего не почувствовал, кроме запаха ее волос.

– Да, головокружительный запах, – пробормотал он.

Но Олеша недолго наслаждался близостью и уединенностью с любимой. Сзади идущей парочки раздался рокот приближающегося транспортного средства из-за поворота выскочил большой и блестящий мотоцикл и резко затормозил перед ними с заносом заднего колеса. За рулем сидел улыбающийся во весь рот его дружок Юрка, тот самый, который не раз рассказывал ему о своих сексуальных победах над Лизкой. Он год назад бросил школу и работал теперь в рекламном бизнесе с отцом, который купил сыну модный японский мотоцикл «Ямаха».

– Привет влюбленной парочке! – весело прокричал он.

– Привет, Юрик! – взвизгнула в ответ Лизка. – У тебя такой красивый мотоцикл, прямо как у американского мачо.

– А то! Хотите, я вас прокачу?

– Да, хотим! – крикнула она, сунула цветы Олеше и запрыгала перед Юркой, хлопая в ладоши от желания прокатиться на красивом мотоцикле, от чего ее груди так заколыхались, что чуть не вывалились из кофточки. Олеша сильно засмущался за девушку и попытался прикрыть ее от Юрки своим телом, как галантный кавалер.

– Давай прокатимся, Олеш, – предложила она и сильно приблизила свое лицо с горящими глазами к нему, как бы пытаясь поцеловать.

– Да мы не вместимся втроем, – попытался он отговорить любимую, заалевшись от такой близости.

– Не переживай, вместимся, – парировал Юрка, – только поплотнее прижмемся друг к другу, Лиза за меня уцепится, ты – за Лизку и поедем. Не впервой, поверьте мне.

Олеше пришлось согласиться с его доводами, тем более Лиза уже залазила на сиденье гудящего агрегата.

– А цветы куда денем?

– Да брось ты их здесь. На обратном пути подберем, – сказала она небрежно, устраиваясь поудобнее на мотоцикле.

Олеша аккуратно положил сломанные веточки черемухи у обочины, вздохнул и тоже осторожно залез к ним. Лизка плотно прижалась к водителю и обняла его руками. Сзади осталось немного места, и Олеша с трудом втиснулся в него, хотел обхватить за талию любимую, но она так сильно прильнула своим животом к Юркиной спине, что он не смог протолкнуть между ними ладонь и ухватился одной рукой снизу за край сиденья. Мотоцикл рванул с места так, что Олеша чуть не выпал с него, удержавшись в последний момент за Лизкино плечо.

Они понеслись по узкой дорожке, разбрызгивая грязь в лужах и пугая воробьев на пути. Олеша захлебывался от встречного напора воздуха, и слезы текли, застилая глаза, что-то кричал, пытаясь удержаться в седле. Ему было страшно от того, что они сейчас разобьются, холодно в животе и щекотало где-то внизу, когда мотоцикл резко спускался с бугорка на дороге и также резко взлетал на следующий. Лизка визжала от восторга и только сильнее жалась к водителю, не давая возможности держаться за нее сидящему сзади. Олеша уже почти полностью сполз с сиденья и висел на ногах, которые упирались в выхлопные трубы мотоцикла, и судорожно цеплялся пальцами за плечи девушки.

Но подвешенное состояние между бешенной ездой и неминуемым падением продолжалось недолго – Олеша выпал из мотоцикла при резком повороте на дороге с креном и перевернулся пару раз у обочины, ничего не повредив. Юрка почувствовал падение пассажира и остановил мотоцикл.

– Ну как ты там? Не разбился? – весело крикнул он Олеше.

– Вроде нет. Всё цело, – ответил он, поднимаясь с земли и отряхиваясь, при этом стараясь придать лицу невозмутимый вид.

– Давай, я вас прокачу по очереди, до речки и обратно. Тут недалеко, с километр будет.

– Да я уже не хочу. Если только Лизу, если она желает.

– Да-да. Я еще хочу покататься. Так клево! Можно мне, милый? – воскликнула Лизка, обратившись к Олеше, продолжая сидеть в седле мотоцикла.

Олеше весьма понравилось, что она при Юрке назвала его милым, как бы намекая на их интимные отношения, которых не было, и он как собственник величаво разрешил:

– Давай, валяй. Только недолго. Я тебя здесь подожду.

Мотоцикл взревел, рванул с места и зигзагами, под Лизкин визг, скрылся за крутым поворотом. Какое-то время еще был слышен звук мотора, но и он вскоре затих. Наступила внезапная лесная тишина, нарушаемая только чириканьем невидимых птичек, да запах выхлопных газов мотоцикла по-прежнему ощущался на дорожке, и как казалась ему, едва уловимый аромат ее волос. Олеша не спеша стал прохаживаться туда-сюда, гордясь собой от того, что их вместе увидел Юрка, что она при нем назвала его милым и попросила у него разрешения прокатиться, что Юрка сейчас катает его девушку, которую вскоре вернет законному хозяину. Но проходили минуты, тишина становилась невыносимой, однако звука приближающегося мотоцикла всё не было слышно, как он ни напрягал слух. После получасового томительного ожидания Олеша достал из кармана телефон и позвонил ей: вызов прошел, но никто не отвечал.

– Может, не слышит из-за мотоцикла, – подумал он и решил позвонить попозже.

Олеша еще три раза звонил Лизе, но ее телефон по-прежнему не отвечал. Он позвонил Юрке, чтобы спросить, где они пропали, но и его телефон молчал, принимая вызов. И тогда Олеша наконец стал догадываться, что они его попросту бросили одного и занялись где-то там сексуальными играми, в этот яркий теплый весенний день среди цветущих веток черемухи, на зеленой лужайке. Он сел на придорожный камень и еще целый час прислушивался к лесным звукам в надежде услышать мотоциклетный гул, но всё безуспешно. Тогда Олеша поднялся и тихо побрел обратно в город. Вскоре он дошел до букета цветов, оставленных им у обочины. Букет одиноко белел на грязной дороге, кисточки цветочков уже успели поникнуть и своим видом вызывали жалость. Олеша подошел к брошенному у дороги букету черемухи и молча, со зла пнул его ногой так, что цветы разлетелись по сторонам. Через некоторое время Олеша вышел на трассу, где поймал попутку и вернулся домой убитый горем, терзаемый ревностью и предательством друга.

Он страдал всю ночь, боль его не знала границ, она была бездонной, он не знал, что делать, как дальше жить, и если еще вчера весь мир лежал у его ног, то сегодня он сузился до иголочного ушка, через которое он пытался пролезть во сне, задремав под утро.

На завтра, во второй половине дня, мать, видя его состояние, послала сына в магазин за продуктами, чтобы он хоть как-то развеялся. Олеша нехотя оделся и побрел, а там, в супермаркете, между рядами полок с овощами столкнулся с сияющей Лизкой.

– А, Олеш, привет! – воскликнула она радостно, как ни в чем не бывало. – Ты почему такой мрачный, случилось что-нибудь?

– Вы почему вчера не вернулись и обманули меня?

– Ах, из-за этого… Я подумала, что-то серьезное. А мне Юрка сказал, что ты хотел вернуться к нашим и пофлиртовать с Наташкой. Мы там нашли красивую полянку, всю в ландышах, я нарвала их целый букет, до сих пор у меня в стакане стоят, одуряющий запах, – быстро затараторила Лизка, отвлекая его внимание, но видя, что он продолжает хмуриться, добавила:

– Ну не сердись, милый. Хочешь, мы завтра пойдем в лесок, и я покажу тебе эту полянку, хочешь? – и подойдя к нему поближе, погладила по щеке.

Олеша отвел ее руку с толстенькими пальчиками, похожими на сосиски, и сказал хмуро:

– Нет, не хочу.

– Ну и глупыш. Передумаешь – позвони, – приставила ладонь с воображаемым телефоном к своему уху, повернулась на каблуках и пошла от него, виляя чувственно задом, как она считала.

Олеша посмотрел ей вслед и только тут с удивлением заметил, какая Лизка коротконогая и широкозадая.

«Да она просто уродина, – подумал он, глядя, как она гадко вертит жопой. – И как я в такую тумбочку мог влюбиться?».

И с этой секунды у него мгновенно прошли сердечная боль и ревность, стало легко на душе и захотелось рассмеяться над своими недавними терзаниями. Лиза потом звонила ему много раз, но Олеша просто не брал трубку, мстя ей за свои страдания. Только на третий день он ответил ей на очередной настойчивый звонок:

– Слушаю Вас, – сказал он сухо и официально, как неизвестному абоненту.

– Олеш, привет! Ты почему не отвечаешь? Я третий день до тебя дозвониться не могу, – капризным тоном начала его отчитывать Лизка.

– А, это ты. Привет, – небрежным голосом, растягивая слова, прервал ее Олеша и выжидательно замолчал.

– Ты что, обиделся на меня, да? Хочешь, пойдем сегодня с тобой прогуляемся, как в прошлый раз?

– Я немножко сейчас занят, позвони попозже. Или нет, завтра. Или лучше я сам тебе потом позвоню, когда освобожусь, – злорадно ответил ей Олеша и выключил телефон.

Больше он Лизке никогда не звонил. Она звонила ему еще несколько раз, но Олеша не отвечал, и Лиза прекратила свои попытки соблазнить его – видимо, наконец поняла, что Олеша ее разлюбил.

А над Юркой он с тех пор зло посмеивался за его странные предпочтения в выборе подружки.

3

Сатирические Олешины байки о бездарных и корыстных начальниках во время перекуров рабочих поднимали его статус в глазах трудового коллектива, и бригадир ежемесячно начислял ему приличную зарплату, сравнимую с зарплатой высококвалифицированного слесаря-сборщика. Правда, были некоторые недовольные в бригаде, считавшие это несправедливым.

– Почему этот бездельник и неумеха получает столько же, сколько и я, – возмущался Паша, классный сборщик сложных механизмов. – Я делаю в десять раз больше его, поэтому получать должен больше.

– Он отстаивает интересы нашей бригады перед начальством, – защищал Олешу бригадир.

– Знаем мы эти интересы, болтать – не мешки ворочать, – ворчал недовольный Паша.

Начальство ценило в Олеше политическую заводскую активность, проявляющуюся в поддержке руководства, и терпело его критические замечания в свой адрес в среде несознательных работяг. Но такая легкая трудовая жизнь для Олеши продолжалась недолго. Через два года его вынуждены были уволить за прогулы, отчасти за то, что он слишком часто и резко критиковал руководство (по доносам самих рабочих), и отчасти за его нетерпимость среди коллектива бригады.

– Да, слегка переборщил, – огорчился уволенный Олеша. – Надо было немного помягче критиковать начальников и молотком постукивать иногда на работе.

Олеша некоторое время помаялся в поисках подходящей для себя работы (чтобы было поменьше физического труда и побольше денег), переходил из одной организации в другую, но нигде не находил подходящего руководства, готового платить ему хорошие деньги за болтовню. И тогда он решил устроиться работать на рыболовное судно.

– Там, в море, меня не выгонят с судна за безделие, – резонно подумал Олеша, устраиваясь наладчиком механизмов в рыбном цеху.

И последующие три года работал наладчиком рыборазделочного конвейера на большом морозильном траулере. В первое время на судне он пытался отлынивать от работы, ища политических заданий от старпома по оформлению стендов и плакатов, и получал их иногда, но его творческий почин моряки быстро раскусили и просто стали бить, заставляя работать на пинках, чтобы он быстрее чинил конвейер, и Олеша поневоле втянулся в рабочий ритм морских работяг.

Траулер пропадал в морях по полгода, а когда возвращался на берег, то рыбаки бывали сказочно богаты (по местным меркам) и подолгу пьянствовали с такими же, как они, рыбаками в портовых кабаках и ночных клубах, швыряя заработанные деньги направо и налево.

С девушками ему по-прежнему не везло. Он влюблялся в очередную с виду приличную и симпатичную девицу и в порыве любовных чувств тратил на нее все свои добытые тяжким трудом деньги. Ему товарищи не раз говорили про его подружек:

– Ты посмотри внимательно на нее, Олеша, она же страшненькая дурочка, просто чика.

– Не говорите про мою девушку так, она хорошая.

– Да у тебя просто вавки в голове, тебе надо зеленку пить, чтобы их смазать. Ты трезво посмотри на свою любимую, – смеялись над Олешей друзья и собутыльники.

Но он ничего не мог с собой поделать. Всякий раз возвращаясь с долгой путины, Олеша был всегда один, и ему хотелось найти себе хорошую девушку для любовных отношений и совместной жизни. Перед отходом в очередной рейс он всегда оставался один, так как его бросала очередная любимая девушка, как только у него кончались деньги, и он уходил на промысел с чувством неразделенной любви, тоски и жгучей ревности. Находясь в море, Олеша убеждал себя в том, что больше никогда не будет влюбляться, а напротив, будет жесток ко всем девицам и станет платить им только за ночь интимных услуг, как это делали многие его холостые товарищи-рыбаки. Но проходило полгода, Олеша успевал соскучиться по женским ласкам, и вернувшись в порт, он опять начинал думать, что льстивые речи жриц любви в его честь и есть настоящее проявление их чувств к нему. И он не замечал, вернее, старался не замечать, что им нужны деньги рыбака, вернувшегося с длительного плавания, а не он сам. Олеше по-прежнему хотелось верить, что он чертовски привлекателен и девушки в ночных клубах буквально все от него без ума, наперебой предлагают ему свою любовь. И Олеша снова влюблялся в первую попавшую девицу, которая к нему подсаживалась в кабаке, и вскоре опять тратил на новую любимую все деньги, покупая ей дорогие кольца, серьги и одежду, не слушая критику товарищей, до тех пор, пока деньги не кончались. А с окончанием денег исчезала куда-то и его очередная любовь. И опять безденежный и обманутый пылкий любовник с нетерпением ждал выхода в море на полгода, чтобы там, в монотонной работе и изнуряющей качке, забывать горе и ревность.

4

Но как-то раз, вернувшись с очередного рейса, Олеша с товарищами, как обычно, пошли в ночной клуб пропивать заработанные денежки. Его приятели сняли там податливых девиц, и сидя с ними за столиком, накачивались разнообразными спиртными напитками, торгуясь с девками за час любви. Олеша твердо решил, что на этот раз жрицы любви не разведут его на деньги, демонстративно отошел от них к барной стойке и одиноко пил пиво с сухариками. Вдруг к нему подошла какая-то пьяная дылда, и толкнув его плечом, сказала:

– Привет, пупсик! Ты что тут один пивком разминаешься, вискаря со льдом не желаешь? Угощаю, – произнесла она хриплым голосом, и не дождавшись от него ответа, заказала привычно бармену:

– Два скотча со льдом.

Олешка посмотрел на странную девицу и не нашел в ней ничего интересного. Она была высокого роста с длинным худым лицом, длинным носом с горбинкой, черными прямыми волосами до плеч и челкой по самые брови, полными губами, слегка искривленными в презрительной усмешке. Единственное, что в ней было привлекательного, это большие наивные голубые глаза, которые она постоянно щурила, как близорукая, силясь что-нибудь разглядеть.

Бармен сноровисто налил в два стакана виски, бросил туда по три кубика льда, воткнул соломинки и подал девице на картонных кругляшках. Дылда пододвинула один из стаканов Олеше и повторила опять:

– Пей, угощаю, – а сама взяла второй стакан длинными пальцами с красным маникюром, нанизанными на них золотыми кольцами и перстнями, вынула соломинку и выпила двумя глотками половину налитого виски, не дожидаясь, когда растает лед.

– А почему Вы вдруг решили меня угостить, ведь мы даже не знакомы, – спросил ее Олеша и подумал: «Надо же, в первый раз меня девка угощает, богатя, а, видимо, и от меня ей ничего не надо».

– Да ты похож на моего бывшего, а его в тюрьму недавно посадили, вот и захотелось мне с тобой поболтать, как со своим. Меня Ленка звать, а тебя как?

– Меня Олег, но все почему-то зовут меня Олеша, – представился он, удивившись при этом про себя: «Полная противоположность моей Люськи-одноклассницы – и рост, и лицо, и нос, и глаза, и голос, и даже пальцы на руках, а зовут почти одинаково. Смешно».

– А ты и похож на Олешу, вот и зовут так, – пошутила она и громко хрипло расхохоталась, запрокинув голову обнажив при этом крупные, как у лошади, ровные белые зубы, привлекая к себе внимание посетителей клуба.

«Ну прямо волчица какая-то, с такой надо быть осторожным вдвойне», – подумал пугливо Олеша, глядя на ее чувственный рот с длинным красным языком, которым она алчно облизнулась после смеха.

– Ты, Олеша, меня не бойся, я тебя не съем, я добрая, – сказала она, увидев, что он слегка отодвинулся от нее.

– А я и не боюсь, – храбро сказал Олеша и так же, как она, вынул соломинку из стакана, сделал большой глоток, поперхнулся от жгучести выпитого и, закашлявшись, запил пивом из своего бокала.

– Не в то горло попало, бедненький? – участливо спросила девица и похлопала его по спине.

– Нет, всё нормально, – мужественно ответил Олеша и допил виски, стараясь не морщиться.

Ленка тоже допила свой напиток, и потряхивая льдом в пустом стакане, сказала бармену:

– Повтори нам, милейший.

Достала из своей сумочки мятую пачку «Мальборо», зубами вытянула одну из сигарет, которую тут же прикурил ей, улыбаясь, молодец за стойкой. Затем повернулась на стуле лицом к залу и, прищурившись, стала разглядывать публику, часто затягиваясь сигаретой и как бы потеряв к новому знакомому всяческий интерес.

А у Олеши теплом растеклось в животе от выпитого, прошла внутренняя напряженность, и ему захотелось быть мажорным. Он стал внимательнее разглядывать свою случайную знакомую, и она уже стала ему казаться не такой уж и опасной. А ее манера держаться мягко, по кошачьи, и разговаривать со всеми небрежно, как со старыми знакомыми, даже нравилась. На ней были весьма потрепанные джинсы и белые кроссовки, коротенькая курточка не прикрывала живот, в пупке поблескивало колечко. Чувствуя, что он за ней наблюдает, Ленка оперлась левым локтем на стойку бара так, чтобы ему была видна ее грудь из-под нечаянно распахнувшейся одежки на голое тело. Олеша смущенно с удовольствием косился на ее полуобнаженность и всё больше увлекался созерцанием.