Пепел и лед

Телепорт вынес Лексу на границе леса и сельского кладбища.

Ночь наступила уже давно, тонкий серп убывающей луны из последних сил подсвечивал безрадостный пейзаж. В лесу было тихо, на кладбище тем более. Видневшееся за покосившейся оградой село спало в блаженном неведении.

Живых поблизости не ощущалось. Те, что спали за забором не в счёт. Лексу интересовал маг, поднимавший регулярно нежить.

И она его нашла.

Тому, кто вызвал навь, похоже не понравился ее расслабленный режим, и он решил нечисть подбодрить. Вызвал ее из могилы на три дня раньше срока.

Не учёл, правда, уровень голода.

За что и поплатился.

Теперь рядом с кровавыми куриными ошмётками красовался сам незадачливый некромант, со вспоротой грудиной и торчащими обломками рёбер.

Зачем идиоту понадобилось призывать умертвие и подвергать такой опасности односельчан, Лекса понятия не имела. Спросить, что ли, попозже? Любопытно же.

Зато скребущие по могильному камню когти ясно давали понять – кто-то здесь точно есть. И он очень голоден.

Навь была крупной. Алые глаза светились из-под нависших мешками век, когтистые лапы скребли уже без того взрытую землю. Три развороченные могилы на окраине кладбища помогли понять, откуда такой крупный экземпляр. Тех самых мужиков, утащенных в лес и расчленённых, теперь использовали для создания увеличенной, улучшенной версии твари.

Призывающий идиот не поленился притащить на место поднятия нечисти нескольких куриц, и перья теперь летали зимней вьюгой, портя видимость и забиваясь в нос.

Лекса отчаянно чихнула, потом еще раз. Навь моргнула, будто собираясь сказать «Будь здорова», потом передумала.

Взревела ультразвуком, поднимая дыбом волоски на теле.

И бросилась на магичку.

Девушка увернулась, выхватывая на ходу короткий, волнообразно изогнутый меч. Рубанула коротко, зло, без замаха и почти не удивилась, когда лезвие соскользнуло, не причинив ни малейшего вреда.

Тварь была под серьезной магической защитой.

Бросив мимолетный уважительный взгляд на останки призывателя, Лекса снова увернулась. Навь была сыта, атаковала довольно лениво, скорее раздраженная, что ей помешали закончить трапезу.

Девушка просканировала защиту. От оружия и человека. Хорошо постарался, шельмец. Эльфа или гнома в подстоличных лесах тварь вряд ли встретит, а чем от неё еще отбиться, кроме оружия?

Пара кружила в странном танце между надгробиями, взрывая могильные холмики. Несколько камней с выгравированными ритуальными кругами уже были выворочены нечистью.

С каждым выходом и новым трупом навь становилась все сильнее, набирая массу и энергию. Сейчас она ростом вымахала уже с хорошего медведя. Минимум четверо убитых, прикинула Лекса. Если сейчас ее не упокоить, и она заляжет на месяц и переварит незадачливого некроманта, в следующее новолуние селян будет ждать немаленький сюрприз.

Впрочем, Лекса работала без «если».

Девушка кружила, подводя нечисть все ближе к ограде из покосившихся кольев. Верх палок был достаточно острым, чтобы послужить импровизированными копьями.

Магичке осталось только перемахнуть ограду, увлекая навь за собой, и пинком ноги придать забору нужный угол.

Тварь нанизалась сама, завыла, скребя задними лапами и вслепую размахивая передними, надеясь все же задеть врага. Выломала-таки орясины, покаталась между надгробиями, измазываясь в темной земле, и наконец затихла, убитая не оружием и не человеком.

Лекса отряхнулась. Одежду, порванную в нескольких местах и пропитанную гнилым духом нави, лучше уничтожить. Подобное притягивает подобное. Не хватало еще нечисть на территории Академии развести.

Подумав, стянула остатки рубашки, протерла ими меч, прежде чем убрать в заплечные ножны. Никто ее ночью не увидит, а оружие должно содержаться в чистоте.

Дома еще отполирует.

Незамысловатый узор, на мгновение вспыхнувший алой точкой в ночи. От рубашки остался только пепел.

Никогда не оставлять следов – правило въелось в Лексу на подкорке. Ничего, что уже пятьсот лет она не в бегах, а вовсе легальная и почетная охотница Короны. Старые привычки так просто не отмирают.

Она еще раз внимательно осмотрела развороченные могилы. Нашла самую старую, в которой навь зародилась первый раз.

Смахнула грязь, в неверном свете луны с трудом прочла имя покойного. На всякий случай запомнила. Потом уточнит у королевских архивариусов, скорее всего окажется родственником вызвавшему навь.

Нечисть просто так не приходила. Ее влекли сильные чувства, эмоции. Ненависть, зависть, любовь.

Часто приходивший на могилу к любимой девушке рисковал вызвать себе под окна ее умертвие с тем же успехом, что и единожды пришедший плюнуть на труп врага.

Надо недоумка хоть похоронить по-человечески.

Она повернулась к свежему трупу, так и лежавшему между ощипанными куриными тушками.

Самое время спросить, зачем идиоту понадобились такие проблемы в собственном селе. Несколько пассов, подкреплённых энергией. Сеть подчинения соткала в воздухе, невидимая простому глазу. Окровавленные ошмётки груди зашевелились, неприятно хрустя обломками рёбер. Бывший селянин неуверенно сел. Зашатался, но устоял.

Поднятый труп глянул на магичку мраморными помутневшими зрачками. Пустил сукровицу уголком рта.

– Зачем разбудил навь? – Строго спросила Лекса.

– Хыыы. – ответил виновник. Девушка нахмурилась, вгляделась в переплетающие мертвеца энергетические нити. Белые – ее собственные, тускнеющие на глазах зеленоватые – трупа. Селянин был слабеньким магом-флористом, даже неинициированным. Соседи наверняка завидовали его богатым урожаям и удачным походам в лес за ягодами.

Но поднять умертвие флорист никак не мог. Не та энергетика. Кто-то ему должен был помочь. Воспользоваться эмоциями, подтолкнуть, сформировать заклятие в конце концов.

Одно дело – притянуть на себя из потустороннего мира умертвие – с этим практически любой справится. Но полноценный подъем сильной нави, с перекачиванием жертвенной энергии (три курицы!) и сложным плетением вызова?

А вот и они. Посторонние, темно-синие, почти неразличимые в беспроглядной мгле погоста, нити контроля. Лекса протянула руку и поманила одну из них. Та послушно развернулась… и истаяла в воздухе.

Девушка рванулась вперёд, пытаясь отловить ускользающий след. Не успела. Нити испарялись одна за другой, унося с собой память и личность несчастного парня. Обездушенный окончательно, труп рухнул колодой в мягкую, распаханную борьбой землю.

Селянина кто-то контролировал. Кто-то очень сильный, достаточно умный, чтобы не оставить следов, а самое главное – некромант.

Лекса нахмурилась. Подтверждались их худшие догадки. Наплыв нечисти был действом организованным, скорее всего отвлекавшим их внимание от чего-то важного.

И каким боком к этому относились эльфы? Им некромантия была недоступна в принципе, так что из явных виновников они вычёркивались. Но менее подозрительным их слишком своевременное появление на территории Академии не становилось.

Она телепортировалась во временное жилище. Вообще-то, теоретически, телепортироваться на территории Академии было невозможно, но она давно уже перешла эту хрупкую грань между возможным и нереальным.

Не сходя с места, разделась, чтобы не загадить все помещение поганой кровищей и прочими жидкостями. Собрала вещи кучкой и сожгла прямо в воздухе. Очищающим плетением прошлась по полу под ногами.

В носу все равно стояла вонь разлагающейся плоти и свежей смерти.

Слишком острое напоминание.

Как была, обнаженная – а кого стесняться в пустом доме – Лекса добралась до ванной.

Открутила краны, особенно с горячей водой, до упора.

Все-таки цивилизация – благо. Раньше приходилось обходиться банями и саунами. Залезешь на верхнюю полку, и отмокаешь в собственном поту, пока не закружится голова и не станет дурно от жары.

С изобретением водопровода все стало гораздо проще и приятнее.

Бурлящий поток смывал воображаемые пятна и запахи. Она с ожесточением терлась мочалкой, пока та не повисла жалкими лохмотьями, не выдержав подобного обращения.

У Лексы редко какая мочалка долго жила.

Вылезла, вытерла покрасневшую кожу жестким махровым полотенцем, протерла короткий ёжик волос. Провела пальцем по испещрённому цветочными узорами плечу. Добавить или не стоит? Нет, сегодняшняя смерть не на ней.

Решительно тряхнув головой, накинула тонкий кружевной пеньюар.

За годы, проведённые в мужской одежде, Лекса истосковалась по нежности и воздушности. Поэтому сейчас, когда дамы наконец получили хоть немного прав и возможностей, с радостью окунулась в толком неисследованный мир белья и косметики.

Не все, конечно, ей подходило, учитывая ее своеобразный стиль, как это ласково называл Джерри, но дома она отрывалась как могла.

Шелк, кружево и шифон составляли основу ее нижнего гардероба. Даже сегодня, в той зловонной куче, погиб очень неплохой, черно-бирюзовый комплект.

Надо не забыть заглянуть к мадам Торрин, заказать пару новых. Что-то она поизносилась, беготня за умертвиями по кладбищам порядком потрепала ее запасы.

Лекса прилегла на диван, попыталась задремать. Перед глазами встала развороченная грудная клетка мальчика-флориста и полуоткрытые куриные клювики. Она снова села, потёрла глаза.

Чаю, что ли заварить. С ромашкой. Говорят, успокаивает.

Магичка прошлепала босыми ногами на кухню. Плитка с бело-синими узорами приятно холодила ноги. Лекса поставила чайник, присела на подоконник, уперлась лбом в стекло, глядя, как перемигиваются огоньки на берегу моря. Волны накатывали с неслышным на таком расстоянии шуршанием, ударяясь о берег в извечном ритме. Убаюканная тишиной и благоденствием, она чуть не задремала.

Свисток чайника показался отключающемуся мозгу боевым возгласом болотной мавки. Кинжал был материализован в руке Лексы быстрее, чем она осознала, где находится.

Пожалуй, ромашковый чай сегодня не поможет.

Выключив чайник – еще не хватало пожар устроить – она вернулась в гостиную.

Лекса решительно подошла к застекленному бару из темного полированного дерева и приоткрыла с негромким скрипом дверцу. Извлекла призывно булькнувшую бутыль с адским пойлом семидесятилетней выдержки, пузатый бокал. Подумала и добавила из холодильной камеры лимон.

Ночь обещала быть долгой.

4

Дан

Данатриэль лежал в постели уже час, но сон упорно не шёл. На лбу тихо плавился шелковый мешочек со льдом. Головная боль не сдавалась.

Соседка сверху третью ночь подряд занималась неизвестно чем.

Эльф даже примерно не мог себе представить, что может так громыхать в два часа ночи. Двигать мебель и делать капитальный ремонт одновременно – и то производило бы меньше шума. Дан решил списывать звуки на какие-то человеческие ритуалы, хотя похоже было скорее, что кого-то мучительно убивают, причём долго и со вкусом.

Однако, сегодня ее слышно не было.

Впрочем, эльфу хватало с лихвой собственных проблем.

Диалога с директором Академии не получилось.

Властелин и Повелитель СГАМа на протяжении более двадцати лет, Руперт Маркос был закалён в битвах со студентами и королевским двором, и сдавать позиции не собирался. Даже старому другу.

– Неужели ты не понимаешь, они же явно шпионить приехали. – пытался втолковать другу Дан очевидную истину.

– Думаешь, я идиот? – Руперт снял очки и потер ноющие виски. Пятьдесят лет для человека немало, даже если он сильный маг. Молодость продлится для Маркоса еще лет пятнадцать-двадцать, а потом – постепенное неминуемое увядание. Медицина развивалась, и если в прошлом веке редкие рекордсмены из простых людей доживали до сорока, сейчас даже обычные горожане спокойно переваливали за восьмидесятилетний рубеж. Продолжительность жизни хорошего мага растягивалась до ста двадцати – ста пятидесяти.

Все равно капля в море по сравнению с эльфами.

В частности, поэтому Дан старался с людьми не сближаться. А смысл? Они состарятся и умрут, когда он будет полон сил и энергии еще лет двести.

С Рупертом судьба столкнула его против воли, заставив уважать, а потом практически принять в побратимы этого строгого, но разумного человека. На тот момент Маркос был старше, опытнее, и успел дважды спасти юному эльфенку жизнь.

Война еще не так перемешивает судьбы.

И теперь Дана особенно раздражало, что разумный, в общем-то, человек не желал прислушаться к доводам рассудка в его лице и продолжал упорствовать.

– Я знаю, что они шпионы. Думаешь, мы их просто так пустили именно в эту Академию? Пусть изучают, секретных методик здесь не преподают, дети в их группе молодняк сплошной, несмышленый, а те что постарше – все равно никаких секретов не выдадут. Не знают потому что. Их же не на спецкурс взяли и не в секретную службу. Пусть убедятся, что с людьми можно иметь дело. Не такие уж мы и страшные.

Дан вздохнул. В сказанном была своя логика, но цинизм ситуации угнетал его чувствительную целительскую нервную систему. Его сородичи будут вытягивать информацию из подопечных его названного брата – от подобного положения веяло маразмом и дурной комедией.

– И потом, это был приказ короля. А с приказами не спорят, забыл? – забил последний гвоздь в крышку гроба дискуссии Маркос.

Королю виднее, молча согласился Дан.

– Ну хоть поселил бы их отдельно. – буркнул он, уже не особо надеясь на понимание.

– Куда? В город, чтобы они там таки что-нибудь выведали? – хмыкнул Руперт. – Лучше пусть сидят у нас тут, под присмотром.

Маркос упёрся напрочь. Если поместить молодняк отдельно, они обрастут слухами и легендами, и факультеты посходят с ума. А вот если их поселить вразнобой, станет очевидно, что эльфиечки какают отнюдь не розами, остроухие парни ничуть не красивее местных, только уши больше, и не факт, что все остальное соответствует. Обыденность не вызывает нездорового интереса. Посудачат месяц и перестанут замечать.

Вон сколько сплетен было вокруг первого вампира в Академии. Сам Маркос тогда студентом был. И с чесноком на занятия ходили, и крестами обвешались. Пока однажды мудрый директор не предложил померяться силой с красноглазым в честном бою.

Не самый сильный боевой маг уделал кровопийцу под орех. Хорошо, контур поединочного поля удержал бойцов от плачевного исхода. Вампир оказался алхимиком, задохликом и лабораторной крысой.

С тех пор суеверий в стенах Академии поубавилось.

Хотя простой люд по-прежнему настороженно относился к красноглазым и при их появлении бросался чесноком, несмотря на то, что оборонного свойства последний не имел вовсе. Если только брошенный меткой рукой в глаз.

Вампиры обитали во влажной долине, где постоянно шли дожди, либо висели туманы. Солнца они практически не видели, отсюда отсутствие пигментации. Альбиносы появлялись и среди людей, обычная генетическая мутация, в вампирских семьях ставшая нормой. Естественно, как только они попадали в обычную, хоть немного солнечную погоду человеческих территорий, у несчастных начинались приступы – глаза не выдерживали яркости, кожа обгорала моментально. Приходилось заворачиваться в плащи с капюшонами, и стараться не выходить на улицу.

Причем прятались не столько от солнца, сколько от суеверных, темных горожан.

Данатриэль снова поморщился от воспоминания, пристраивая голову на подушке поудобнее. Он и сам таким образом уже пять лет сидел под присмотром – и вовсе не питал по этому поводу иллюзий. Нет, в город его выпускали, он же не пленник. Погулять по набережной, пообедать в таверне и словить на себе сотню-другую любопытных, враждебных или вожделеющих взглядов он имел полное право. Как и на практически незаметное, бесшумное, растворившееся в тени подворотен сопровождение, отслеживавшем каждый его шаг и вздох.

После пары попыток в город он ходить перестал. Все интересующие его товары доставляли к воротам Академии, согласно списку. Закупался кто-нибудь из секретарского состава. Не все же им бумажки перекладывать.

А от недостатка общения эльф не страдал. От соотечественников в такой дали от дома одни проблемы – вон, молодняк тому примером – а с людьми, за крайне редким исключением, общаться было просто противно. Не дотянули они в развитии до его уровня, так зачем унижаться.

Библиотека в Академии была вполне достойная, а читальный зал в оранжерее он сделал себе сам. Заплетенная лианами беседка в самом дальнем углу душного влажного зала создавала ему иллюзию, максимально похожую на родные земли.

Но и там ему теперь не было покоя.

Сначала новоприбывший эльфийский молодняк облюбовал полянку по дороге в его беседку для встреч и обсуждений каких-то своих, молодняковых дел. Так что теперь он периодически чуть не спотыкался об них, идя читать очередную книгу. Те замолкали, будто он к ним в комнату вломился и в белье копается, а ему, как тонкой души целителю, и вправду становилось неловко, и он поспешно проходил мимо. Даже не пытался подслушать, хотя мысли подобные возникали. И именно от того, что возникали, становилось противно – будто в грязи извалялся.

Дан никогда не лез ни в политику, ни в интриги. Потому и переехал в Академию, подальше от родных лесов. Оказалось, наоборот – вляпался в самый эпицентр.

Но эльфята были еще цветочками.

Вчера к нему в беседку вломилась полувменяемая от похмелья девица. Та самая, с которой он столкнулся тогда в коридоре. Дан сам себе удивился, что запомнил ее. Мало того, еще и вызнал потом у Руперта, что за птица. Оказалось, преподаватель. Кто бы мог подумать.

Эту выскочку Маркос получил в штат неожиданно. Сама Алиманта Лира привела ее в кабинет, со словами, что девочка справится.

Девочка мало отличалась от первокурсницы. Чёрные как смоль коротко стриженые волосы, опущенные долу глазищи, кротко и чинно сложенные перед собой тонкие руки. Вся одежда темная, рукава длинные, юбка в пол. Выпускница пансиона благородных девиц, не иначе.

Магию ее опытный Маркос попытался прощупать еще с порога и сильно удивился. Наглухо замкнутый контур не пробил даже он, маг в шестом поколении, с потенциалом девять из десяти.

Девочка была вне категорий.

И он даже затруднился с определением ее спецификации.

Обычно все было ясно и понятно. Боевые маги ощущались металлической броней, стихийники – отголосками подвластной им стихии, алхимики просто видны были издалека по заляпанным мантиям. Лекари были свежестью и жизнью, анимаги пахли псиной. В лучшем случае.

Черноволосая пигалица ничем не пахла и никак не ощущалась. Если закрыть глаза, можно было подумать, что ее вообще нету в кабинете.

У бывалого мага забегали мурашки.

Девушка вскинула на него полупрозрачные, призрачные глаза и была немедленно принята на должность.

На устрашение студентам.

Приказ ректор подписывал с некоторой долей нездорового предвкушения. Наконец-то оболтусы получат преподавателя, которого можно и нужно бояться. А то Рэнделла, преподавателя по алхимии, студенты в грош не ставят, предмет Лиры прогуливали как хотели. А Рафри вообще профессию позорит своими тайными и не очень увлечениями.

Дан был приятным исключением. Лекарский факультет с его приходом стал пользоваться просто бешеной популярностью, но вот успеваемость женщин-лекарей при этом резко упала.

Маркос ехидно хихикал, делясь информацией. Даже поинтересовался, не запал ли старинный друг на экзотику. Дан на него посмотрел, как на чумного. Кто в своём уме заинтересуется этим… Этим?

И вот Это ввалилось прямо в его беседку, и дыша перегаром, поинтересовалось, не сидит ли он случайно на ее заначке.

Оказывается, не он один нашёл и облюбовал беседку. Хотя, он раньше, и у него больше прав, с некоторым удовлетворением уровня детского сада подумал Дан.

– Нет, не сижу. – с достоинством ответил он невменяемому недоразумению.

– А мне вот почему-то кажется, что я именно под этой скамейкой бутылку оставила. – задумчиво протянула магичка.

И полезла проверять.

Как она умудрилась нырнуть под скамейку так быстро, что он и ноги сдвинуть не успел? И теперь сидел, как идиот, пялясь на приятно округлый зад, неприлично обтянутый шерстяной юбкой, который вилял и поигрывал между его широко расставленными коленями.

Годы целибата даром не прошли. Дан на мгновение представил, как сюда – разумеется, чисто случайно – забредает ректор. Или кто-то из новенькой пятерки.

Ему стало дурно.

Девица вынырнула из-под скамейки, но отползать не спешила. Качнула пустой бутылкой, сокрушенно потрясла ею в воздухе.

– Твою мать. Я и забыла, что ее уже выпила. – с чувством произнесла она. И воззрилась с надеждой на Дана. – А у тебя, случайно, не завалялось чего на опохмел? Вы, конечно, все трезвенники-язвенники, но из дубовых листьев наливочку гоните – ммм!

Она с чувством причмокнула.

Дан тяжело вздохнул. Размял захрустевшие пальцы.

Давненько он не практиковался.

Занятия по целительству не в счёт. Студенты не смели появляться в Академии в подобном состоянии, а практических занятий по таким вопросам Дан не проводил. Все, что им надо, сами в учебнике найдут. И про опохмел, и про противозачаточные.

Молодежь, она такая.

Он взял лицо девушки в ладони, концентрируя плетения на висках, где начиналась боль. Чуть скривился от волны перегара, которую не могла приглушить даже ментоловая зубная паста и кофе. Девчонка старалась спасаться подручными средствами, молодец.

Не повезло ей, что лечить самому себя невозможно. Особенно голову. Переломы рук-ног еще как-то получается, если сила воли есть – нужно сплести нужный узор, вложить силу, приложить его в нужную точку и правильно влить. А когда не видишь, что делаешь, может получиться все совсем не как задумано.

– Тебя как зовут хоть? – чтобы отвлечь ее от не самых приятных ощущений, задал он вопрос. Маркос говорил ему имя новой преподавательницы, но оно почему-то вылетело из головы. А сейчас было даже любопытно.

– Лекса. – она поморщилась, покрутила головой, высвобождаясь из его рук.

Дан почему-то об этом пожалел. Ее прохладная кожа приятно остужала ладони в густом влажном воздухе оранжереи.

– Это как героя древности? – ему хотелось, чтобы Лекса на него посмотрела. Глаза уже не нервировали, как в первую встречу. Проснулось любопытство целителя-исследователя. Откуда взялся подобный оттенок? Она плохо видит, может была травма, или это врожденный дефект?

Девушка посмотрела на него, и по телу побежали мурашки. Ее сила просканировала его, играючи восполнила резерв – против его воли, даже не спросив – и схлынула, оставив ворох мурашек на спине и испарину на лбу, вызванную вовсе не простеньким лечением.

– Как героя, ага. – она фыркнула каким-то своим мыслям, небрежно оперлась об его колени и встала.

От ее легкого прикосновения у него тоже встало.

С целибатом пора завязывать. Если уж его подобные невменяемые возбуждать начали, дело плохо.

– Спасибо за лечение. – теперь она вовсе не походила на жалкую алкоголичку, которая вползла в беседку за заначкой. Прямая спина, четкие отточенные движения хорошего воина, даже лицо изменилось.

Неплохо он поработал, гордо подумал Дан.

От одного воспоминания о ее пальцах на своих коленях, он снова возбудился. А когда представил, что было бы, если бы эти пальцы пробрались чуть выше…

Данатриэль решительно встал, размял спину, отлёжанную на жесткой постели. Как люди спят на таком ужасе, было выше его понимания. В эльфийских долинах перины набивали сушеным мхом семейства виттус, мягким и пушистым, еще и испарявшим способствующий сну аромат. Но увы, вывозить перины за пределы долин было запрещено.

После вынужденного целибата, пожалуй, самая большая жертва, принесенная лекарем по приезду к людям – сон на местных матрасах. Данатриэль хрустнул шеей, вышел на террасу.

В наступивших сумерках весело алело висевшее на веревке нижнее белье. Надо бы ей сказать, что балкон и кружевные игривые трусики, рядом со студентами – не лучшее сочетание.

С этим соседством ему помогать Маркос тоже отказался.

Дан был категорически против соседства с невменяемой девицей. И дело было даже не в странной прическе и нечеловеческих – неизвестно, какой расы, у эльфов точно таких не бывало – глазах.

Спать стало совершенно невозможно. Как только Дан закрывал глаза, наверху что-то ухало, бухало, или вообще тянуло потусторонней энергией так, что оставалось только ставить щиты и ждать, когда полегчает.

Версию со слабой магичкой, которую спасают только браслеты-накопители, пришлось оставить. От слабых магичек не несёт сырой силой так, что корежит даже целителя душ со стажем.

И после их лечения лианы цвести не начинают. Дан сам очень удивился, когда вышел из беседки и обнаружил одуряюще пахнущие белые цветы на темно-зеленом вьюнке. Это ж какой силы был их совместный магический выброс, что зацвели даже ампели, которым в принципе и цвести-то не полагается, они размножаются усами.