Наше вечное вчера

Джули Дейс

Наше вечное вчера

Между любовью и сумасшествием

можно потерять себя

Пролог

Ди.

Несколько лет назад.

Тащу за собой чемодан и поправляю перекинутый через плечо ремень спортивной сумки, где всё моё снаряжение. Главный минус всех соревнований – это заезд. Таскаешься, как брошенный щенок, по отелю, находишь с трудом свою комнату, раскладываешь вещи, потом ищешь кафетерий, зал для тренировок. Вот выезжать удобно: закинул все в сумку и пошёл. А потом получаешь подзатыльник от матери за то, что все вещи мятые.

После благополучного нудного заезда тренер отвозит нас в здание, где будут проходить бои и просит максимально быстро переодеться, потому что начало мероприятия уже через десять минут. С нашим тренером лучше не расходиться во мнениях, иначе ты можешь получить пару синяков на ягодницах от его излюбленной палки, которой он любит учить дисциплине. И вот я выхожу из раздевалки и вижу тех, с кем знаком с шести лет. Скольжу взглядом по всему помещению, проходя мимо столов, кивая знакомым лицам, и нахожу Мэйсона Картера. Я знал, что он будет здесь. Он вообще редко пропускал соревнования, но я точно знал, что на этих он будет. В конце концов, сейчас нашей точкой стал Нью-Йорк, где он как раз живёт.

Парень не сразу смотрит на меня, пока я иду в его сторону, потому что всё его внимание отдано другому и миниатюрной девушке, от которой мне виден лишь затылок и её гладкие каштановые волосы, светящиеся от лампочек. И только когда я подхожу к ним, чтобы поздороваться с товарищем, узнаю в ней ту, с кем столкнулся в отеле. Я думал о своём, а она уткнулась носом в телефон, оттого мы не сразу заметили друг друга. Пробормотав извинения, она мило улыбнулась и пошла дальше, а я так и остался стоять, вдыхая шлейф её цветочных духов.

– Кого это занесло в нашу дыру? – смеётся Мэйс.

– Нью-Йорк довольно неплохая дыра, – отвечаю ему. Он протягивает руку, и мы хлопаем друг друга по спине, усиливая удар с каждым разом, пока не начинаем смеяться ещё больше.

Он перекидывает одну руку мне через плечо и улыбается.

– И снова та же компания. Ди и мой злой двойник Мэди. Кстати, это Сид.

Я нервно сглотнул, не веря глазам. Не могу вспомнить, когда видел её последний раз, может два года назад, а то и больше. Она редко ездила с Мэйсом на соревнования, только в случаях, если место их проведения было в часах езды от Нью-Йорка. Она осталась такой же маленькой, но определённо выросла, стала женственнее, и мне сложно не замечать то, насколько красива она и её фигура. Девушка покрывается румянцем, наверняка вспомнив нашу недавнюю стычку, а затем застенчиво отводит взгляд, когда осознает, что я не свожу с неё глаз. Тогда рука лучшего друга Мэйсона обнимает её за талию и практически насильно притягивает к себе, отчего Мэди даже морщится. Мне хочется одернуть его от неё, но стоящий рядом Мэйс не шевелится, а значит так оно и надо. Он не из тех, что позволит сделать больно его близким, я уверен.

– Вы знакомы? – спрашивает Сид хамоватым голосом, смотря скорее на меня, хотя спрашивает определённо Мэди. Его взгляд не выражает ничего хорошего, но я не стушевал, как он предполагал, и лишь насмешливо дёрнул бровью. Неужели, он не доверяет своей девушке и видит во мне конкурента? Если Сида я вижу впервые, то Мэди довольно большое количество раз и, к его счастью, мы перекидывались лишь парой слов и прощались.

– Да, сегодня случайно столкнулись в холле. Я писала тебе и совсем не следила за тем, куда иду, вот и врезалась в Ди, но он не дал мне упасть, – то, как она произносит моё имя, заставляет мой член сжаться. Правда, виделись мы впервые не сегодня, а лет пять назад, и почти каждые соревнования виделись вновь. Становится до глупого обидно, что она этого не помнит или делает вид.

Сид хмыкает.

– Какой же Ди молодец, да, Мэйс? – мне хочется закатить глаза на явный сарказм.

– Ага. Ты давно приехал? – сам Мэйсон похоже не заметил развившееся напряжение между нами или предпочёл сделать вид, что его нет.

– Нет, пару часов назад заехали, на завтрак только успели сходить, и тренер сразу же привёз нас сюда. Слышал, они хотят начать сегодня.

– Я тоже слышал.

– Нам же лучше, не надо туда-сюда таскаться хренову тучу раз.

– Ты мог не таскаться и свалить обратно, из какой щели ты вылез, – тихо сказал Сид.

– Чувак, что с тобой? – протягивает Мэйсон непонимающим тоном и снимает руку с моей шеи. Даже Мэди нахмурилась, но не предприняла попытку угомонить своего парня, будто его поведение – это довольно обыденная ситуация.

Я напрягся всем телом и с вызовом посмотрел на Сида.

– У тебя какие-то проблемы ко мне, приятель?

– Абсолютно никаких, – он впился пальцами в тонкую кожу Мэди в том самом месте, где топ не прикрывал её талию. – Пошли. Мне ещё надо заскочить кое-куда, – и как только они начали отходить, я услышал его шипение: – Больше не надевай такую короткую одежду, поняла?

Я с сомнением провожаю этих двоих взглядом и оборачиваюсь к Мэйсу. Тот попивает коктейль и беспардонно рассматривает танцовщиц. Обычный Мэйс – лёгкий, весёлый и ни о чём не беспокоившийся.

– Это нормально для неё? – наконец спрашиваю я.

Мэйсон пожимает плечами.

– Сид неплохой парень, Ди. Не знаю, почему он взъелся на тебя, но он любит Мэди, я знаю. Она ещё с младших классов сохла по нему, так что тут на всю жизнь. Хреново, да?

Мычу что-то непонятное и прощаюсь, увидев, как мне машут парни из команды.

Я довольно быстро забыл эту ситуацию: семья Картера и дела его сестры меня не касаются, а значит совать свой нос я не намерен. Поэтому вечером, когда наша команда вновь приехала самыми последними, потому что тренер слёг с изжогой и долго не мог прийти в себя, обвиняя жирную пищу в Америке, я уже выкинул из головы образ Сида и Мэди.

Протирая лицо полотенцем, сжимаю капу в ладони и вышагиваю вдоль коридора, ведущего в зал, где находится ринг. Но когда прохожу мимо раздевалки парней из Нью-Йорка, вынужден остановиться: за дверью доносился тихий, едва различимый из-за гула команд и болельщиков, женский плач. Пусть я и не падок на такие штуки, но пройти мимо не могу. Открываю дверь и прислушиваюсь к всхлипам, понимая, что они издаются где-то из зоны душевой. Туда я и направляюсь.

Обняв колени руками и уткнувшись в них лицом так, чтобы прямые длинные волосы закрыли её шторкой, на полу сидит Мэди и её маленькое тело вздрагивает при каждом всхлипе. Из-за чего мне становится настолько тошно, что сжимается сердце. Не думая больше ни о чём, кроме неё, подлетаю к девушке и присаживаюсь на колени рядом, обхватив ладонями лицо.

– Кто мать твою сделал это? – шокировано спрашиваю ломаным голосом.

Мэди чертыхается и поворачивает голову так, чтобы я не видел красный след на щеке.

– Не говори Мэйсону. Это наше с Сидом дело.

Не стоит давать ей очко за то, что сама спалила своего дружка, ведь я бы и без того смог сделать вывод, благодаря кому красуется след.

Сжимаю кулаки от внезапной ярости и рычу:

– Ты покрываешь его? Ты же не идиотка должна понимать, что это не нормально. Ударил раз – не составит труда ударить второй. Собираешься терпеть это?

Она поворачивает голову в мою сторону и смеряет злым взглядом.

– Обойдёмся без этого. Мне не нужны нравоучения, сама знаю, что нужно делать, а что нет. Ты самый умный?

– Да, самый умный. Если он бьет тебя, то почему ты не скажешь брату? Думаешь, он будет рад, узнав, что его друг хренов ублюдок?

– Он не ублюдок! – верещит Мэди и толкает меня.

Сил у неё значительно меньше, чем я представлял, потому я даже не пошатнулся. Схватив её за подбородок, провожу указательным пальцем по красной отметине, и она шипит.

– Больно?

Мэди что-то промычала в ответ и закрыла влажные глаза.

– Пойдём. Где-то здесь должен быть холодильник со льдом, – поднимаюсь и подаю руку, чтобы она поднялась следом. Свою ладонь в мою она не вложила, но и не проигнорировала.

Рядом со входом в раздевалку нахожу нужный холодильник, который изначально предназначался для бойцов.

Протягиваю ей пару пачек со льдом, и она с хмурым видом принимает их.

– Спасибо говорить не буду, – ворчит Мэди, надув губы и прислонив лёд к щеке. Она зажмуривается и шипит проклятья.

– Дай сюда.

Забираю у неё из рук пачку и продвигаюсь ближе. Изначально, она напрягается, но, когда аккуратно убираю её волосы, чтобы не мешались, и прислоняю лёд к месту боли, Мэди успокаивается. Пару минут молчания и в её глазах перестают гореть огни, когда она смотрит на меня.

– Почему ты мне помогаешь?

– А почему не должен? Я не поддерживаю насилие.

– Но занимаешься боксом. Из тебя идиотский пацифист, – парирует девушка в ответ.

Ухмыляюсь ей и в полной мере осознаю, почему Мэйс назвал её своим злым двойником.

– Бокс – это не избиение человека. Это искусство приемов и оттачивание техники. Мы не выходим на ринг, чтобы бить друг друга. Мы выходим показать мастерство.

– Теперь понятно, отчего у Мэйса после боёв всё лицо в крови. Искусство требует жертв? – она играет бровями, когда я прищуриваюсь, глядя ей в глаза.

– А ты та ещё язва.

– Это наша семейная черта.

Улыбаюсь, когда она озорно блестит голубыми глазами. Это хреново, потому что чувствую, как легко она рушит взглядом выстроенную браню внутри.

– Кто бы сомневался. К сожалению, твой брат сделал тебя.

– Да ладно?

– Ладно, – выдыхаю. – Возможно, я могу ошибаться.

Жестом указываю ей занять место на лавочке, и к удивлению, Мэди послушно опускается. Мне приходится стиснуть зубы, чтобы не придумывать злополучные картинки с ней. Она выглядит слишком наивно и смущённо, чем подпитывает пожар в паховой зоне. Чтобы выбросить это из головы, присаживаюсь следом. Спасибо лавочке, что наши глаза не на уровне друг друга. С моим ростом, где она едва достигает макушкой плеча, это сложно, но, вероятно, мне повезло. Я немного ниже в данном положении благодаря высоте лавочки.

Снова прикладываю лёд к щеке девушки, из-за чего она вздрагивает, но не жмурится. Она пристально вглядывается в моё лицо, а я стараюсь смотреть только на место покраснения, которое плавно исчезает на глазах. Её брату лучше бы знать, что делает его друг. Вряд ли я мог бы спокойно находиться вблизи Джея при таком раскладе. За подобное насилие, особенно в сторону слабого пола, я бы снес с его плеч башку лично.

– Ещё болит? – спрашиваю я, чтобы хоть как-то разбавить гнусную атмосферу и понизить градус напряжения, которое вновь возникло.

Мэди коротко улыбается. Она проскальзывает пальцами под пачку со льдом, касаясь моей ладони и не пытается её убрать. Мне кажется, что я в бреду. Не меньше, чем одурманен, ведь её ладонь ложится поверх моей и того хуже, скользит вдоль, подбираясь к предплечью. Убрав шоколадом ниспадающие локоны волос за ухо, которые почти касаются моей щеки, она склоняется ниже. Было бы неплохо, если бы я отстранился. Но я остаюсь на месте.

И тогда происходит то, что не должно было произойти, о чём я думал с тех пор, как увидел её сегодня. Она касается моих губ и выдыхает, опалив дыханием. В ту же секунду забываю о Мэйсоне, обо всех вокруг, даже о том, куда шёл изначально. И, конечно, легко забываю о том, кто причинил ей боль: её парне. Бросаю в сторону лёд, который легко трескается пополам, потому что начал таять. Оборачиваю руки вокруг талии Мэди и двигаю её ближе. Она не разрывает поцелуй и не торопится кричать об ошибке. Она лишь убирает волосы за уши и кладёт ладони на мои щёки, углубляя поцелуй.

Несмотря на жизненное положение, в котором мы находимся, понимаю, что сейчас всё так, как должно быть. Она и я в раздевалке. Наш поцелуй. Касаюсь щеки и всё резко прекращается. Её голубые глаза смотрят в мои, но не наблюдаю в них растерянности и паники, которая намекнула бы на то, что сейчас она закричит об ошибке, сбежав прочь. Мэди остаётся у моих губ, я же в эту секунду виню себя за то, что коснулся больного места.

– Сходим куда-нибудь вечером? – предлагаю я, нарушая тишину.

Надеюсь, что это не сон. Или же я умер и попал в рай. Я смотрел на неё так, словно она могла исчезнуть. В голове возникает вопрос о её мудаке-парне, но не решаюсь задать его. Уверен, Мэди рассталась с ним сразу же, после того, как он позволил себе поднять на неё руку. Иначе она не поцеловала бы меня.

– Да, – тут же отзывается она.

Девушка с некой грустью отстраняется и поднимается на ноги. Её примеру следую я.

– Всё в порядке? – искренне спрашиваю я, наблюдая за каждым движением, которое она делает в сторону дверей.

– До вечера?

– В девять тут.

– Хорошо.

Мэди дарит мне пропитанную нежностью и благодарностью улыбку, после чего скрывается за дверью. Ещё несколько секунд смотрю на табличку, где указан выход и задаю себе вопрос: «Что это было?». К сожалению, у меня нет ответа, но я четко понимаю чувства, которые испытал к ней всего лишь благодаря поцелую. Ещё не до конца придя в себя, ползу к раковине и ледяной водой споласкиваю лицо, только потом иду на ринг.

Моего соперника не оказалось в зале, поэтому я уже поднялся, надел капу и был готов, высматривая в толпе Мэди. И в этот же момент на ринг поднялся Сид. Он скинул полотенце тренеру, смерил меня взглядом и посмотрел в толпу, где стояла она. Все моё тело налилось свинцом. Я ощущал ярость настолько мощную, что сердце рвалось из тела, а мысли кричали одно. Когда Сид посмотрел на меня злым взглядом, я уже знал, что добром это не кончится. Ничто не завершается мирно, когда дело касается девушки. Может быть, я позволяю ему увидеть что-то, но не буду скрывать, прячась за маской добродетеля. У него есть соперник, и дело вовсе не в боксе.

Нас попросят встать рядом и поприветствовать друг друга. В этот момент он совершил фатальную для него ошибку. Сид улыбнулся мерзкой, отвратительной улыбкой, и приторно сказал:

– Думаешь я не вижу, как ты смотришь на неё? – а затем басом добавляет, глядя туда, где Мэди: – Но будь уверен: она сосет только мой член.

Во мне мгновенно поднимается лава, желающая убить его к чертовой матери. И я вовсе не хотел говорить что-то, потому что выше этого, но не смог сдержать себя:

– И целуется тоже охренительно.

Сид дёргается. Тогда-то и начинается наш бой.

Он полетел на меня, тут же стараясь ударить в голову. Это стало его ошибкой номер два. Пока он пытался захватить меня, я уже опрокинул его на пол, вспомнив все сказанные им слова. Сид сделал хук правой, но вкус крови не остановил меня. Я начал вколачивать кулаки в его голову, пару раз ударил в ребра, а затем бил и бил, не целясь. Он старался защищаться, но мои удары были молниеносными. Он ударил её. Он говорит о ней эту мерзость. И она выгораживала его. Я бил его, сильнее и сильнее, разъярённее и разъяреннее, пока рефери силой не оттащил меня от него.

И тогда я услышал крик Мэди. Она пыталась залезть на ринг, но её удерживал Мэйсон. На сердце стало теплее, пока я не осознал, что залезть она пытается к нему, а не ко мне. Она кусает Мэйсона за руку, залезает к нам и бежит к валяющемуся в крови Сиду. Хаотичными движениями рук, она стирает кровь с его лица, начиная истошно рыдать, сидя на коленях до прихода медиков.

Рефери просит меня удалиться, но я всё ещё стою там, не понимая почему. Почему она сидит рядом с ним? Ведь я защищал её честь, я – а не он.

Мэди оборачивается и в слезах кричит мне.

– Ненавижу тебя! Ненавижу!

И мне хватает этого, чтобы уйти в раздевалку, минуя охреневшего Мэйсона.

Стоя под холодным душем, пытаюсь понять, но не получается. Может, я не понимаю чего-то? Разве это – любовь? Разве то, что он бьет её – это нормально? Мой отец никогда не поднимал руку на мать, мой дед не поднимал руку на бабушку. И я никогда не позволил бы себе этого. Но тогда почему ненависть она испытывает ко мне? За то, что я избил его? Он заслужил, а если не заслужил, то проиграл. Это игра. Победу получает только одна команда. Один человек. Есть поигравший, есть победитель. Почему я чувствую себя проигравшим?

Я не слушаю яростного тренера. Просто сваливаю оттуда подальше. Кожа ощущается тугой от напряжения, но это не сравнить с испытываемой болью. Как я мог даже подумать, что она поцеловала меня из-за взаимных чувств? Уже почти дойдя до выхода, оглядываюсь, и вижу сидящего на стуле Сида, а рядом Мэди, держащую ему лёд, как держал ей я. Парень замечает меня и его глаза хищно блестят. Он запускает ладонь ей в волосы и целует так, что чуть ли не съедает лицо. Меня начинает тошнить, но я смотрю. И когда она отвечает ему на поцелуй, я не вижу смысла больше там находиться. Ухожу, пообещав себе, что это был последний раз, когда кто-то играл с моими чувствами.

Глава 1

Ди

– Ты уже прилетел? Что так долго? – зевнув, спрашивает Джей. Скорее всего, он счастливчик, отоспавшийся после ночи провод, чего не сказать обо мне.

Рядом со мной сидела мать-одиночка, это, кстати, она сама мне рассказала, с трёхлетним, а может меньше, ребёнком. Не скажу, что он был особо буйным, но он меня точно не возлюбил. Как я это понял? После двух отрыжек на меня. Мне ещё повезло, что закинул запасную толстовку в рюкзак. Клянусь, пару раз даже замечал на себе его злой пристальный взгляд. Я пытался сказать его маме, что в этом обличие сидит демон, на что она хихикала и называла меня шутником.

– Прилетел. На твоём месте я бы не ныл. Не ты ведь сидел с Сатаной на соседних креслах.

– Чего? – растягивает Джей, а потом выдаёт смешок. – Так ты уже нашёл мой подарок? Как знал, надо было больше положить. Вон тебя как вкачало, дьявол мерещится.

Не дойдя до выхода из аэропорта, я останавливаюсь и недоуменно смотрю на телефон, будто могу увидеть лицо Джея.

– Что ты мать твою сказал? Ты положил мне в чемодан косяк? – первые слова я буквально ору, но на остальных приходится сбавить пыл. Если меня депортируют сейчас или посадят в тюрьму за хранение – это будет лучшим началом.

– Да не парься ты. Я же не такой идиот. Джей – мозг! Я положил в рюкзак. Клёво, да? Чувак, не благодари.

– Кинтеро, на твоём месте я бы отсчитывал дни до моего прилёта и покупал место на кладбище. Потому что как только я увижу тебя на горизонте, я сотру тебя в пыль. Какого хрена ты вытворяешь?

На меня начали странно смотреть, но благо дело ни один не понимал, о чём я говорю. По крайней мере, надеюсь.

– Так ты всё-таки не курнул. Иначе бы ты боготворил меня, а сейчас ты обычный Ди кричащая задница. Скукота. Никакой радости в жизни. Сколько хоть у них там времени?

Смотрю на часы, которые недавно перевёл на местное время.

– Обед.

– Соболезную. Даже опохмелиться не сможешь.

– В мои планы это не входит. Сейчас я должен идти к ректору и уговаривать его выделить мне место в братстве, иначе буду скитаться по улице.

– У тебя всегда есть вариант с моим братишкой, – напоминает Джей. На этот раз я просто игнорирую.

Мы разговариваем ещё пару минут, пока жду такси, и когда машина приезжает, мне приходится сбросить. Говорить с Джеем я могу только на испанском – английский он не знает. Хотя, знает пару слов, но такими в обществе не общаются. А как предупреждала мама, лучше делать вид, что ты из этих мест, чтобы тебе не надрали жопу и не поставили на счётчик. Пусть я и занимаюсь боксом с детства, но все же не уверен, что могу противостоять толпе амбалов или перочинному ножику, воткнутому мне в бок.

Назвав водителю адрес университета, я набрал номер отца и стал ждать ответ.

– Твоя мама уже начала переживать, что ты долго летишь. Сто раз твой рейс проверила, но все равно ходит по комнате, как сумасшедшая. Пожалуйста, скажи ей, что ты в порядке, или я вылечу следом, только бы от этой двинутой подальше.

Смеюсь и слышу, как отец передаёт трубку маме. Та что-то ворчит ему, облегченно вздыхает и говорит в трубку:

– Он врет. Я просто уже соскучилась. Ты будешь впервые так далеко от меня, и мне немного не по себе. Неужели мне теперь можно ходить по клубам и всем говорить, что мне тридцать и у меня нет детей?

– Как только выкинешь Рамо из дома – это станет твоим первым делом.

– Точно. Надеюсь ты хорошо доехал. Я очень на это надеюсь. Ты уже в университете? Как там? Знал бы ты мой первый день, сразу перестал бы считать меня лучшей мамой.

– Мам, после рассказала о том, как вы с папой познакомились, меня ничем не удивить. И нет, я ещё не приехал. Сижу в такси.

– Что? Фуэнтес, ты рассказал нашему сыну…

– Придержи язык, я рассказал только приличную часть. Я ошибся дверью, зашёл в женскую раздевалку, а там ты сидишь в парандже, – перебивает он маму.

На самом то деле, он сказал мне правду, но маме лучше об этом не знать.

– Вы оба меня обманываете, – ворчит мама. – Ладно, Ди. Передать трубку Рамону?

– Не надо, ма…

Но уже поздно. Слышу шаркающие шаги матери и агрессивный шёпот.

– Меня заставили, – бухтит Рамо и по звуку получает подзатыльник.

– Не думал иначе.

– Тогда давай просто сделаем вид, что каждую ночь залезаем под одно одеяло и шепчем друг другу секретики. Итак, ты рад, что свалил?

Всей спиной ложусь на сиденье, вытянув ноги вперёд настолько, насколько мне позволяет салон машины.

– Ещё не знаю. Есть сомнения по поводу Джея: скорее всего, он в первый же день попадёт в глубокую задницу. Полагаю, это все мои опасения, а так мне совершенно плевать. Что на счёт тебя, гений? – кажется, мы впервые за долгое время говорим без дерьма в сторону друг друга, и я даже не знаю, что испытываю по этому поводу. Я точно знаю, что он любезен только из-за нависающей над ним мамы с пушкой.

– Имеешь ввиду, рад ли я, что ты укатил из отчего дома? Ты ещё спрашиваешь? Я уже предложил маме снести стену между нашими комнатами, чтобы сделать одну целую – мою, – если я попытался быть искренним, то Рамо ведёт себя так же как и обычно. Хочу вмазать ему, но поднять на него руку никогда не смогу. Я до сих пор вижу в нём того крохотного малыша, с которым вечно возился. И нет, меня не заставляли родители. Мне просто хотелось быть кем-то большим для кого-то, отличным братом. Но все скатилось в бездну к годам так шестнадцати.

– Что она сказала?

– Конечно, она согласна, это же я. Но папа против, мол ты вернёшься и вообще так не красиво, короче защищал твою комнату, практически наручниками приковавшись к батареям, – страдальческим тоном бубнит Рамо.

Хмыкаю от победы, хотя даже не присутствовал при этом. У нас в семье никогда не было любимчиков, но, если мне и без разницы с кем потрепаться, а вот Рамо выберет маму. Они похожи, как сказал мне когда-то папа. И я не могу сам этого не заметить. Дело не только во внешнем сходстве, но и во внутреннем: мама была художницей в своё время, а сейчас рисует только карикатуры или картины для интерьера дома в непонятном мне стиле. И если я оказался далёк от искусства, то Рамо буквально будущий Пикассо. То, что он творит на своём графическом планшете, – это не описать словами. Я готов закрывать на весь его бред глаза, если в будущем он получит Нобелевскую премию.

– А ты, значит, уверен, что я не вернусь? Дай напомню: у меня всего три месяца, а дальше меня снова переведут в Испанию.

Рамо вздыхает.

– Я не хотел этого говорить, чтобы не обижать тебя. Хотя… шутка, мне насрать. Как и тебе, впрочем, так что у нас один-один. Так вот, как я считаю: интеллект в нашей семье распределился не поровну. Мне досталась добрая часть, а тебе огрызки, но я и не отрицаю, что ты вполне способный. Для возраста тринадцатилетки. Поэтому я уверен, что тебя обратно не переведут и предложат остаться там. Либо же тебя наконец-то переедет маши…

Не слушая продолжение, заканчиваю звонок и кидаю телефон в сторону.

Смотрю в окно, за которым бетонный город меняет свои огни, когда наконец появляется огромных университет, сменивший тысячи, миллионы учеников. Если сравнить тот, в котором я учился в Барселоне, то это свет и тьма. Нью-Йоркский представляет нечто большее. Современное и старое одновременно. Мама отдала бы всё, чтобы видеть это: она тот ещё ценитель красивой архитектуры.

Протягиваю водителю купюру и вылезаю из машины, потянув за собой сумку с вещами, перед этим засунув телефон в задний карман штанов.

В холле меня встречает женщина с прилизанным пучком на голове, который настолько тянет кожу, что глаза становятся похожими на узкие щелочки. От этого вида даже заболели мои собственные. Быстро провожу пятерней по волосам и обращаюсь к ней:

– Где здесь кабинет ректора? – я бы обошёлся без помощи, но эти коридоры напоминают чертов лабиринт, откуда выберусь к годам восьмидесяти или кто-нибудь найдёт мой скелет.

Женщина поднимает глаза и устало, будто повторяет заученную фразу миллиард раз, спрашивает: