– Эта сучка слишком много видела. Она должна понять, что не стоит об этом болтать. Нужно разобраться с ней прямо сейчас! Чтобы следов не осталось, – прошипел он, сжимая руки в кулаки.

Чирлидерша, казалось, лишь плотнее вжалась в стену, стараясь смотреть куда угодно, только не на нас. Она плакала, черт возьми. На бледном лице виднелись черные потеки туши.

– Она будет молчать. – Я взглянул на девчонку. – Правда? – почти прорычал я. Она застыла от страха. – Черт, да скажи ты ему!

На глазах ее вновь выступили слезы. Она настойчиво затрясла головой.

– Я… я… не скажу.

Дернув Акселя за руку, я проговорил:

– Копы почти здесь. Уходи отсюда. Я прослежу, чтобы она не проболталась.

Аксель сплюнул на землю возле ее ног и попытался протиснуться мимо меня. Но я вновь схватил его за руку и прошептал на ухо:

– Нам нужно поговорить. Ты накосячил, брат. По полной! Леви продает наркоту для банды, да еще и в моем университете! Я этого так не оставлю.

Услышав угрозу в моем голосе, Аксель лишь усмехнулся, выдернул руку и зашагал в сторону парковки. Глядя ему вслед, я ощутил, как волосы на затылке встали дыбом. Возникло нехорошее чувство. Словно нас, братьев, преследовало некое чертово предвестие. Похоже, Аксель все больше сближался с бандой, зарабатывал авторитет и теснее сходился с Джио. И, судя по всему, тянул за собой и Леви.

Прямиком в ад.

Я насторожился, услышав позади чье-то шарканье.

Черт. Девчонка. Я почти забыл о ней.

Обернувшись, я заметил, что она медленно пятилась назад, надеясь сбежать. Однако, поймав мой взгляд, замерла, словно чертов олень в свете фар. С ней нужно быстро разобраться и защитить свою семью. Не важно, какой ценой.

– Что ты видела? – холодно спросил я.

– Н-ничего… я ничего не видела… – прошептала она. С маленького личика на меня смотрели огромные глаза. Наверное, ростом она не больше пяти футов.

– Лжешь, – спокойно отрезал я.

– Нет… правда… – тихо проговорила она. Я видел, как бьется пульс на тонкой шее.

Так какого хрена она забыла здесь, во дворе, одна, да еще в такое время? Ладно я или Роум. Мы-то всегда занимались дополнительно, намного больше остальных, и по вечерам поднимали штанги.

Я придвинулся ближе, почти придавив грудью ее тельце к стене, и услышал короткий резкий вдох.

– Ты видела моего брата. Что он делал? Только не ври, мать твою.

Конечно, она поняла, что происходит. Но нужно запугать ее настолько, чтобы она ни словом не обмолвилась даже близким друзьям. Пусть держит рот на замке. Нельзя, чтобы по кампусу ходили слухи.

Я заметил, как поникли ее плечи, и понял, что она сдалась.

– Наркотики. Думаю, он продавал наркотики. – Она сокрушенно вздохнула. – Точнее, знаю, что он их продавал.

Откинув голову назад, я втянул воздух через нос.

«Твою мать».

Прощай, стипендия.

– Клянусь, я никому не скажу… Просто… отпусти меня, пожалуйста, – тихо умоляла она дрожащим от страха голосом. Я внимательно взглянул на нее. Тощая, словно скелет, вся в черном. И первоклассная чирлидерша. Я видел ее на каждой игре, на всех гребаных матчах сезона. Дома и на выезде. – Карилло, прошу, отпусти меня.

Я оперся о стену руками, словно заключая девчонку в клетку, и склонился к самому ее уху.

– Забудь, что сегодня здесь видела. И тогда последствий не будет. Но если скажешь кому-нибудь хоть слово, кому угодно, тебе не поздоровится. Ты и понятия не имеешь, во что ввязалась. Есть люди, готовые пойти на все, лишь бы ты молчала. Без каких-либо ограничений.

Она засопела и смиренно кивнула, кристально четко поняв предупреждение. Отступив назад, я скрестил руки на груди и качнул головой.

– Иди. Убирайся отсюда ко всем чертям.

Мгновение спустя чирлидерша уже мчалась через двор, ноги ее мелькали в сухой траве. Я чувствовал себя величайшим мерзавцем на свете. Она просто загнала меня в тупик.

Чертовски жаль, что теперь и ей досталось.

Больше тысячи дней.

С тех пор, как я ушел из банды, начал новую жизнь здесь, в университете Алабамы, и завязал с торговлей.

И вот, спустя столько времени, все вернулось и вновь породило кучу проблем.

Встревоженно потирая лоб, я прислонился к стене колокольни Денни. Аксель разозлился, что она засекла его торговлю дурью. И он не из тех, кто забывал. Он никогда не оставлял свидетелей, не убедившись прежде, что те не заговорят. Холмчие никому не позволяли вмешиваться в свои делишки. Так велел Джио.

Я заметил, как на некотором расстоянии вспыхнули фары полицейской машины. Она остановилась неподалеку от места, где я стоял. Я замер и затаил дыхание.

Я уже хотел сорваться с места и убежать, но заметил, как полицейский вышел из машины и скрылся за углом. Через минуту он вернулся, ведя за собой девчонку… ту самую худышку, что могла нас всех утопить.

«Твою мать!»

Когда машина выехала на дорогу, я пустился за ней, придерживаясь темной части тротуара. Я решил бежать по ее следу.

Глава 5

Лекси

Тяжело и быстро дыша, я пронеслась через двор. И, завернув за угол, привалилась спиной к широкому стволу дерева. Запрокинула голову, коснувшись грубой коры, и почувствовала, как та царапает кожу.

Я больше не могла бежать. Просто ноги не держали.

Он торговал наркотиками. Этот парень нагло продавал наркоту прямо в кампусе. Брат Остина Карилло – игрока под номером восемьдесят три из алабамского «Кримсон Тайда», одного из самых многообещающих ресиверов во всей Юго-восточной футбольной конференции, плохого парня с пирсингом и в наколках из захудалой части города, вставшего на праведный путь, – торговал наркотиками в кампусе. Может, и сам Остин не настолько изменился, как все считали.

Где-то хлопнула дверца машины, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– Мисс? Вы в порядке?

Я прижала руку к груди, туда, где бешено билось сердце. И вздохнула с облегчением, когда поняла, что это полиция кампуса.

– Да… Да, я в порядке. Вы просто напугали меня, – пытаясь отдышаться, пробормотала я.

Полицейский присел передо мной на корточки.

– Мисс?… – произнес он и замолчал, явно желая узнать мое имя.

– Харт. Лексингтон Харт.

– Мисс Харт, я бы попросил вас проехать со мной, – проговорил полицейский, протягивая руку.

– У меня проблемы? – тихо спросила я.

Он дружелюбно улыбнулся, и я немного успокоилась.

– Нет. Просто доставлю вас домой в целости и сохранности. Юной девушке вроде вас не пристало гулять одной в такой поздний час.

На дрожащих ногах я прошла за ним к машине и села на заднее сиденье. Глядя в окно, я погрузилась в свои мысли, даже не обращая внимания на шипение и рев полицейской рации.

Через пять минут мы остановились возле деканата. И я почувствовала, как меня охватил ужас.

Офицер повернулся ко мне, на лице его застыло виноватое выражение.

– Мисс Харт, пойдемте со мной. Вас хотел бы видеть декан, – проговорил он, открывая дверцу машины.

Понимая, что выбора все равно нет, я вошла в здание и проследовала за офицером прямо в кабинет декана. Он уже ждал меня, сидя за столом, и улыбнулся в знак приветствия. Я тут же встревожилась.

– Мисс Харт, прошу, садитесь.

Я настороженно осмотрелась, отмечая роскошную обстановку кабинета, и нервно присела на стул перед деканом.

«Откуда он знает мое имя?»

Декан взял со стола кувшин и налил себе стакан воды. Подняв бровь, взглянул на меня, молча спрашивая, не хочу ли я тоже пить. Я отрицательно покачала головой.

– Итак, Лексингтон, насколько я понял, вы сейчас были в южной части двора? Офицер сказал, вы чем-то расстроены.

Сердце бешено заколотилось в груди, по затылку скатилась бусинка пота.

– Да, сэр, я находилась во дворе.

– И… не заметили ничего подозрительного?

Он впился в меня взглядом синих глаз, и я помедлила, не зная, как поступить.

«Сказать ему правду? Или защитить себя от Остина с братом?»

Я вновь, будто бы наяву, услышала предупреждение Остина:

«Если скажешь кому-нибудь хоть слово, кому угодно, тебе не поздоровится».

И, не успев опомниться, я снова покачала головой.

Декан удивленно вскинул брови.

– Вы не видели парней во дворе? Из тех, кому не место в университете? – Он наклонился вперед. – Или, скажем, торговцев наркотиками? Разве не поэтому вы убежали?

– Нет, сэр, – тихо проговорила я; легкая дрожь в голосе сообщала, что я солгала. – Я просто не люблю находиться одна в темноте. Я торопилась домой.

– А где вы были в такой поздний час?

Я смущенно потупилась.

– В больнице… Несколько лет назад я страдала заболеванием и теперь должна посещать психотерапевта. Как часть процесса выздоровления.

Декан моргнул, размышляя над моими словами, и подался вперед. Он заговорил так тихо, что услышать могла только я.

– Если вы боитесь того, чему стали свидетелем, мы сможем обеспечить вашу безопасность. В кампусе не должно быть подобных проблем. Просто нужно найти виновника. Может, кого-то из университета?

Потрясенно уставившись на него, я проговорила:

– Простите, сэр, я никого и ничего не видела. Так что не смогу вам помочь.

Не знаю, почему я не призналась в увиденном. Стоило сообщить, что здесь замешан Остин Карилло, который открыто угрожал со мной расправиться. Но мне просто хотелось домой. И чтоб сегодняшний вечер остался позади. Беседы с психотерапевтом всегда безмерно выматывали, оставляя после себя ощущение, будто меня вываляли в грязи.

– Хорошо, мисс Харт. Если вдруг что-нибудь вспомните, просто сообщите мне, – уныло проговорил декан.

Поднимаясь со стула, я согласно кивнула. И направилась из кабинета следом за офицером. Мы вышли на улицу, и я вдохнула влажный воздух летней ночи.

– Поехали, мисс, я отвезу вас домой, – предложил офицер.

– Если вы не против, я бы хотела прогуляться пешком, – ответила я, и полицейский, пожав плечами, сел в машину и уехал.

Обхватив себя руками, я быстро направилась к женскому общежитию. Я прошла уже половину пути по тускло освещенной дорожке, и тут кто-то возник передо мной, выступив из тени деревьев.

Я резко остановилась, зажав рот рукой, чтобы не вскрикнуть от потрясения. Человек шагнул ближе и я, наконец, смогла увидеть его лицо… Остин Карилло.

Весь в пирсинге и татуировках, он смотрел на меня со злостью во взгляде, и я в панике попятилась.

– Ты хочешь сдохнуть или что-то в этом роде? – холодно спросил он. – Я не шутил, когда сказал, что, если проболтаешься, за тобой придут. И вот я вижу, как ты выходишь от декана. Ты что, мать твою, издеваешься?

– Нет! Я… я отлично поняла п-предупреждение. Я н-ничего ему не сказала. Клянусь! – выпалила я; голос мой дрожал от страха. Но лицо Остина по-прежнему оставалось жестким и суровым.

Я развернулась, чтобы направиться домой другим путем. И рванула с места. Ноги несли меня вперед по асфальтной дорожке. А я лишь молилась о том, чтобы Карилло не последовал за мной. Я пробежала весь путь до общежития, влетела по ступенькам. И, наконец оказавшись в своей комнате, захлопнула за собой дверь.

Глава 6

Остин

«Черт, черт, черт, черт, черт!»

Какого хрена я набросился на девчонку, словно маньяк, едва заметив, как она вышла из деканата? Я видел ее лицо, она до смерти перепугалась.

«ЧЕРТ! Что теперь она обо мне думает?»

Я свернул на проселочную дорогу, ведущую к трейлерному парку. Под колесами пикапа Роума захрустел гравий. Он одолжил мне машину, когда я неожиданно решил съездить домой.

Четыре мили до конца дороги. И до дома, где я провел детство.

Проехав четыре мили, я смогу увидеть, насколько же сильно сдала мама.

Старая проржавевшая вывеска «Западные холмы», висевшая на въезде в трейлерный парк, отвалилась с одной стороны и теперь болталась из стороны в сторону. Проезжая мимо, я лишь покачал головой.

Гребаный рай.

Еще пару миль, и я начал замечать знакомые лица слонявшихся по парку членов банды. И все, конечно же, глазели на меня. Ведь этой дорогой пользовались лишь местные обитатели. Либо те, кто желал получить дозу. Эти ребята знали, что я из первой категории.

Они кивали в знак приветствия, когда я медленно подъехал на пикапе к трейлеру номер двадцать три. Бросив машину на стоянке, я взбежал по лестнице, дважды стукнул в металлическую дверь и вошел внутрь.

– Мама? – позвал я, оглядывая неприбранную комнату. Грязная посуда, несвежая еда, пустые шприцы и… Черт возьми, откуда этот запах?

Леви всегда убирался в доме. По крайней мере, поддерживал чистоту. Но, оглядевшись вокруг, я понял, что он забросил домашние дела и проводил большую часть времени с бандой. Комната походила на помойную яму. Я раздраженно стиснул зубы.

– Мама? – вновь позвал я и услышал тихий звук, доносившийся из спальни. На дрожащих ногах я подошел к ветхой двери в ее комнату. С каждым моим приездом сюда мама выглядела все хуже.

Услышав звук бьющегося стекла, я испуганно толкнул дверь. И увидел лежащую на постели маму. Верхняя часть ее тела склонилась вниз, свисая с кровати. На полу виднелись осколки разбитого стакана; должно быть, просто выскользнул из руки. Мама застонала от боли, и я понял, что сама она подняться не сможет.

Бросившись вперед, я подхватил крошечное тело под руки и осторожно поднял на кровать. Меня едва не стошнило от исходившего от нее резкого запаха. Уложив маму, я вздрогнул при виде боли, отразившейся на ее лице. Стиснув зубы, она дышала коротко и рвано, пытаясь побороть недомогание. Я видел, как раздувались ее ноздри.

Я сел рядом с ней на кровать, коснулся рукой лба, отвел с лица потные пряди каштановых волос.

– Calma, Mamma, Calma[8]. – Я говорил на итальянском, мамином родном языке, пытаясь ее успокоить. Она взглянула на меня огромными, запавшими карими глазами, и губы ее дернулись. Я знал, что мама благодарно улыбается. – Stai bene, Mamma?[9] – спросил я, надеясь, что ей стало немного легче.

Мама сомкнула веки, и я принял этот жест за попытку кивнуть. Она совсем обессилела. Либо испытывала слишком сильную боль, чтобы пытаться что-то сказать.

Осмотревшись в комнате, я заметил разбросанную по деревянному полу грязную одежду и серые медицинские бутылочки, выстроившиеся в ряд на комоде. Внутри все сжалось, когда я понял, что это такое и откуда исходит жуткий запах. В бутылочках была моча.

Закрыв глаза, я пытался сохранить самообладание. Акселю придется ответить еще и за то, что бросил маму в таком состоянии.

Я почувствовал, как что-то легко, словно перышко, коснулось ладони и взглянул вниз. Мама положила на мою свою руку, в глазах ее блестели слезы.

Наклонившись, я поцеловал маму в макушку и прошептал:

– Ti voglio bene,Mamma[10].

– Anche… a te… mio caro, – прошептала она. «Я тоже люблю тебя, милый».

Я растянул губы в улыбке, и она, борясь с болью, попыталась улыбнуться в ответ.

Встав, я потер руки.

– Итак, мама, я принесу тебе воды. А потом стоит здесь прибраться и привести тебя в порядок. Ладно?

– Такой… хороший… мальчик, – с трудом прохрипела она.

Конечно же, я не был хорошим. И мы оба об этом знали. Но сейчас это не имело значения. Я просто чувствовал себя безмерно довольным, ведь мне удалось осчастливить маму настолько, что она сказала подобные слова.

Час спустя я убрал помытую посуду в шкаф и направился в ванную, чтобы включить душ. Я проверял маму каждые пять минут. С отчетливо читаемой грустью во взгляде она наблюдала, как я мою и убираю все уголки старого трейлера. Эта женщина была просто святой. И не заслужила подобного дерьма.

– Ладно, мама, пойдем в душ, – сообщил я, стараясь не обращать внимания на промелькнувшее на прекрасном лице стыдливое выражение. Она чувствовала неловкость, потому что не могла помыться сама.

Пока эта чертова болезнь не свалила ее, Кьяра Карилло трудилась на трех работах и любила нас с братьями за двоих, возмещая тем самым отсутствие второго родителя. А бездельник-отец бросил нас ради какой-то шлюхи, живущей на другом конце штата. Мама никогда не позволяла нам голодать, всегда следила, чтобы мы держались верного пути, и оберегала от неприятностей, когда все остальные дети из трейлерного парка стали примыкать к банде Холмчих.

А потом, семь лет назад, все изменилось. Причина: БАС[11]. Болезнь Лу Герига. Недуг, поражающий двигательные нейроны. Проклятое заболевание, что постепенно ослабляло ее мышцы. Неизлечимая болезнь, день за днем, час за часом, минуту за минутой крадущая ее свободу.

Когда я взял на руки хрупкое мамино тело, тихий стон сорвался с ее губ. Я старался не обращать внимания на мокрые от пота, грязные простыни, на которых она пролежала бог знает сколько времени.

Я отнес маму в душевую, посадил на сиденье унитаза и начал снимать с нее грязную ночную рубашку. На руку упали капли воды, и, подняв взгляд, я заметил катящиеся по маминым щекам слезы. Она даже не могла смотреть мне в глаза.

Грудь пронзило болью.

Откашлявшись, чтобы убрать из горла застрявший комок чувств, я проверил температуру воды. Потом, молча подняв маму на руки, встал вместе с ней под душ. Одежда промокла насквозь, но мне было наплевать.

Вода хорошо скрывала ее смущение. Мама цеплялась мне за плечи, словно робкий, перепуганный ребенок.

Я вымыл ей тело и волосы, завернул в единственное чистое полотенце, а после переодел в халат и усадил на потертый диван.

– Мама, нужно сменить постельное белье, чтобы сегодня тебе хорошо спалось. Я сейчас вернусь, хорошо? – проговорил я.

Она закрыла глаза и слегка кивнула. Даже простой душ измотал ее.

«Будь проклята эта чертова болезнь».

Найдя последний чистый, пусть и выцветший, комплект белья, я постелил его на кровать, а под него подложил наматрасник, чтобы уберечь матрас от любых случайностей вроде недержания. Но изо всех сил постарался это скрыть. Маме бы это не понравилось. Мочевой пузырь у нее работал исправно. Она лишь не могла добраться до туалета без посторонней помощи.

Выйдя в гостиную, я прислонился к дверному косяку. И попытался подавить овладевшее мной опустошение. Мама, самый лучший человек из всех, кого я знал, казалась сломленной, ее миниатюрная фигурка осела, мышцы слабели с каждым днем. Она была такой уже семь лет. С БАС в лучшем случае можно прожить десять. Внутри у меня все сжалось. Учитывая положение дел, не уверен, что она продержится даже двенадцать месяцев.

С маминых губ сорвался болезненный стон, и она зажмурилась. Почти подбежав, я подхватил ее на руки и отнес обратно в постель. Когда она легла на свежее, чистое белье, то лишь довольно вздохнула. Я снова сел рядом с ней.

– Мама, принести что-нибудь еще? – спросил я и затаил дыхание, когда она вновь потянулась к моей руке.

– Нет, grazie, mio caro[12], – тихо проговорила она, глаза ее снова наполнились слезами.

– Черт возьми, мама, пожалуйста, не плачь. Я не смогу этого вынести, – произнес я и сам ощутил, как натянуто прозвучал голос.

– Они… забрали… его, Остин, – сумела выговорить мама, и я нахмурился.

– Кто, мама? Кто кого забрал?

Ее нижняя губа задрожала. Она попыталась сжать мне руку, но не смогла.

– Леви… они… забрали… его. Нужно… его… спасти. – На последнем слове голос мамы дрогнул, и я ощутил, как по спине пробежал холодок.

Я опустил голову.

– Знаю, мама. Узнал только сегодня.

Она посмотрела на меня, как на Супермена. Словно бы я точно знал, как его вызволить. Во взгляде больших карих глаз читалась мольба, настойчивая просьба его спасти.

– Аксель… слишком далеко… зашел. Леви… ты… вам обоим нужно… бежать.

Мама вдруг вскрикнула, и спина ее напряглась от пронзившей тело боли. С трудом сглотнув, я крепко сжал ей руку. Мы ждали, когда стихнет мучительный приступ.

Мама тяжело дышала. Но наконец немного успокоилась и смогла проговорить:

– Остин… я так… горжусь… тобой. Обе…обещай мне… ты спасешь… Леви…

Поднеся ее руку к своим губам, я поцеловал пальцы и кивнул.

– Te lo guiro, Mamma. Клянусь тебе. Я найду способ его спасти.

Мама сомкнула веки. Заметив, что она борется со сном, я встал, поцеловал ее в лоб и прошептал:

– Buona notte, e dormi bene, mia cara.

«Спокойной ночи и добрых снов, милый». Эти слова мама шептала мне каждую ночь перед сном с тех пор, как я родился. Они уносили прочь мои страхи, ограждали от всего плохого в мире.

Когда у мамы обнаружили болезнь Лу Герига, она стала слишком бояться. И тогда уже я шептал их ей. И она улыбалась. Ведь мама всегда говорила, что песочного человека[13] нужно встречать с улыбкой.

Подойдя к старому бабушкиному проигрывателю 1930-х годов, который мама привезла с собой из Италии, я достал с книжной полки в дальнем конце комнаты потертую виниловую пластинку с ее любимой песней. Я поставил иглу на нужное место. Из динамика послышался треск начавшего вращаться винила, а несколько секунд спустя комнату наполнили звуки «Аве Мария» в исполнении Андреа Бочелли[14].

На миг я просто замер. Это была песня из детства. Та, что заглушала звуки пуль, когда мы лежали в постели, отчаянно пытаясь уснуть. Под эту мелодию на Рождество мама брала нас за руки и кружила, вызывая смех, пытаясь заставить забыть, что нет ни подарков, ни фаршированной индейки. Но музыка навевала и болезненные мысли, напоминая о том, кем могла бы стать мама. Ведь она когда-то пела в опере, сопрано.

Мама родилась во Флоренции. Родители отца были с Сицилии, но в пятидесятых годах переехали в Америку, в штат Алабама. Папа поехал в гости к бабушке с дедушкой. У мамы начались гастроли с оперной группой. Один из концертов проходил в театре Вероны. Отец же путешествовал по Италии и в тот вечер увидел ее на сцене. Лука Карилло с первого взгляда влюбился в Кьяру Стради: темно-карие глаза, длинные темные волосы… Она была прекрасна. Прошло несколько недель, и она тоже полюбила его. Мама бросила пение, оставила семью. И отец вернулся в Штаты, привезя с собой жену-иностранку. Своим же поступком мама снискала немилость родных, и больше они с ней не общались.

Но девятнадцатилетняя Кьяра Стради не знала, что у Луки Карилло в двадцать шесть уже наметились проблемы с алкоголем. И что он спал со всеми подряд. Она и не подозревала, что много лет спустя проснется в нищете, в трейлере в худшей части города, а муж ее попросту сбежит, уклоняясь от ответственности. Мечты разлетятся вдребезги, и рядом не будет семьи, которая смогла бы помочь. А на руках у нее окажутся три растущих мальчика, которых нужно кормить и одевать.

Эта песня поднимала ей настроение.

И сохраняла стойкую католическую веру.

Придавала сил.

Я молил Господа, чтобы и сейчас песня смогла помочь.

Я вновь подошел ближе и увидел, что мама мирно спит. И чуть не потерял самообладание, когда ее верхняя губа даже во сне изогнулась в довольной улыбке.

Подоткнув вокруг спящего тела выцветшее стеганое одеяло, я склонил голову, молитвенно сложил руки, закрыл глаза и безмолвно произнес: «Dio ti benedica, Mamma».

«Да благословит тебя Бог, мама».

Собрав в маминой комнате грязное белье, я вышел из трейлера и направился в прачечную. Столкнувшись по пути с несколькими членами банды, я опустил голову, стараясь не обращать внимания на мерзкие взгляды, что они бросали в мою сторону. Когда-то Джио отпустил меня без последствий, и лишь это мешало им сейчас надрать мне задницу. А еще все они чертовски боялись Акселя. Что с ними сделает брат, если они посмеют тронуть хоть волос с моей головы?

Влетев в двери прачечной, я даже не обратил внимания на накачавшегося наркомана, который лежал в отключке на красных пластиковых стульях. И, загрузив стиральную машину, поставил ее на быструю стирку. Прислонившись спиной к расцвеченной граффити стене, я попытался сдержать ярость.

Как Аксель мог оставить маму в таком состоянии? Пока он со своей «семьей» зарабатывал деньги, продавая дурь, мама лежала в луже собственной мочи, воняя недельным потом.

<1 2 3 4 5 6 >

На страницу:

Перейти

3 из 6

Полная версия

Братья Карилло. Когда мы упали

Другие книги автора