По ту сторону жизни, или Тайна дома Ц…

– Это я поселилась. И, кстати, дом используется по назначению. На первом этаже у меня частная практика, а на втором я живу. Я семейный врач.

– Вот как? Здорово, это хорошо, что вам предложили именно этот дом. Так символично.

– Да я его и выбрала, потому что раньше тут жил врач, правда, кабинет у него был в другом месте, как мне рассказывали. Но для меня одной дом огромный. А так удалось совместить и жилье, и практику. Очень удобно, и местная администрация меня с радостью поддержала, даже помогают с реставрацией. Может быть, выпьем чайку или кофейку? Вы что предпочитаете в это время суток?

– Кофе было бы здорово, – обрадовалась Рита.

– Ну и классненько! Тогда прошу. У меня еще выпечка со вчерашнего дня осталась. Вы как относитесь к плюшкам?

– Положительно, – улыбнулась Рита.

– Слава богу! А то все кругом такими зожниками вдруг стали, просто тошнит. Двигаться надо в течение дня, тогда и плюшки на попе не отложатся… Здесь аккуратней по ступенькам, они ненадежные, то есть пока ненадежные. Вот приедете сюда через годик, увидите, какая кругом красота будет.

– Даже не сомневаюсь. – Рите нравилась эта бойкая открытая девушка с большими голубыми глазами.

Евгения открыла дверь, которая не была заперта, и они оказались в маленьком коридорчике в конце которого была видна дверь с табличкой.

– Нам в другую сторону. По лестнице на второй этаж, я не хочу вас угощать в приемной. Только с этой лестницей тоже надо аккуратно, лучше идите за мной. Рита послушно пошла за девушкой. Лестница оказалась на удивление крепкой, но Рита все равно соблюдала осторожность.

– Я тут со временем все перестрою, вот только заработаю немного и потихоньку начну. Знаете, я еще та мещанка. Люблю все этакое: рамочки, вазочки, в общем, все, от чего сегодня люди стараются избавиться. А я вот, наоборот, собираю, хотя, например, моя подруга все это пылесборниками называет. У нее дома, как в гостинице, ничего лишнего.

– Я тоже, как вы, – с улыбкой заметила Рита. – Мне кажется, что вся эта мишура создает уют и атмосферу. Вот представьте, если бы все квартиры были похожи на гостиницы, пускай даже самые шикарные… На мой взгляд, это было бы ужасно скучно. Но сколько же надо средств, чтобы весь дом привести в божеский вид?! Даже страшно подумать. Интересно, что снаружи дом выглядит намного меньше, чем изнутри.

– Город спонсировал приведение в порядок только первого этажа и фасада, здесь же разруха полная была. Сейчас уже нет, сейчас просто скромненько. Столько хлама вывезли, пока все очистили! Еще не так уютно, как хотелось бы, но все равно, в сравнении с тем, что было, – небо и земля. Генрих тоже немного с деньгами помог, он же заинтересован, чтобы тут жизнь наладилась. Очень хороший и щедрый человек.

Наверху и правда было скромно, зато чистенько и уютно. Из мебели только самое необходимое.

– Не хочу пока обрастать лишней мебелью. Вот когда все отремонтирую, тогда обставлю дом в одном стиле. А то накупишь сейчас дешевого хлама, а потом куда его девать? Только выброшенные на ветер деньги.

– Абсолютно с вами согласна. Рите девушка нравилась все больше. В ней чувствовалась хватка, а во всех действиях была продуманность.

– Вот какая все-таки молодежь сейчас умная! – Рита подумала про свою дочь Машу. – Моя дочка очень на вас по характеру похожа, такая же рассудительная и деловая. Похоже, вы одного возраста.

Эта реплика (то ли вопрос, то ли утверждение) так и повисла в воздухе.

– Так, присаживайтесь. Евгения достала кофейные чашки с блюдцами и аккуратно поставила их на серебряный поднос.

– Я отлучусь на минутку, а кофе сейчас будет. У меня превосходная кофемашина. Еще недавно мне нравилось варить в турке, но знакомые уговорили купить этот агрегат. Он стоит кучу денег, но я не пожалела ни разу!

Евгения вышла из комнаты, прихватив поднос, и вскоре по всему дому разнесся кофейный аромат.

– Ну вот, все готово. Из обещанной выпечки, пожалуйста, пробуйте печенье.

Кофе и в самом деле был великолепный, уж в этом-то Рита знала толк.

– Какой красивый кофейный набор. Мне кажется, он старинный. – Рита с восхищением рассматривала чашку, затем подняла блюдце, ей хотелось убедиться, что она не ошибается. На донышке блюдца, как и полагалось, был старинный вензель. Рита не была знатоком, оттого он ничего ей не сказал.

– Купила на барахолке. Очень уважаю это дело. В таких местах можно откопать много чего интересного. Правда, постепенно стоящих вещей становится все меньше.

– Да у нас много общего! Я тоже любитель всего такого. Меня мой бывший муж приучил. Он мог часами ходить по барахолкам в поисках раритетных вещей. У нас квартира была, как антикварный магазин. По-моему, это все же перебор. Загородный дом для таких вещей подходит больше. По крайней мере, мне так кажется… Так вы давно сюда приехали?

– Примерно год назад. Я училась в Германии, а после университета поработала в госпитале. Мои родители и Генрих хорошо знакомы. И в одну из встреч он рассказал о своих планах купить здесь имение и оживить это захолустье. Он и предложил мне переехать сюда, пообещав протекцию, помощь, и не обманул. Генрих сказал, что здесь у меня будет хорошая практика, да и врачей в таких местах традиционно уважают больше, чем в больших городах. Тут все на виду Он ведь выкупил все постройки, которые относились к имению. Это и конюшня, и церковь, и даже старая мельница. Все хочет отреставрировать. Только вот беда – работников нет, местных не заманишь.

Женя хотела еще что-то сказать, но осеклась, посмотрев в сторону входной двери.

– А, вот вы где! А я уж порядком волновался.

От неожиданности Рита просто подскочила на месте.

– Хорошо, один рабочий сказал, что видел вас с Женей.

Генрих Цеге с озабоченным видом стоял в дверях.

– Проходите, пожалуйста, составьте нам компанию. – Женя поднялась и направилась к буфету.

– Нет, спасибо. Я только что пил кофе, я за вами. – Он посмотрел на Риту и, резко повернувшись, направился вниз по лестнице. Рита слегка опешила, в этот момент она почувствовала себя ребенком, который задержался в гостях, и отец пришел напомнить, что пора идти домой, поскольку завтра в школу. Рита сама удивилась своей реакции, однако молча вскочила и последовала за Цеге, не забыв поблагодарить Женю за кофе. Печенье так и осталось на столе нетронутым.

– Я чувствую себя очень неловко. Извините за вчерашнее, мне кажется, я был несколько груб с вами, – медленно проговорил Цеге, когда они вышли на улицу.

– Скорее я была удивлена.

– Давайте пройдемся. Погода располагает, – предложил собеседник.

Они немного прошлись по дорожке вдоль берега озера и сели на скамейку, с которой открывался великолепный вид на поместье. Солнце припекало, и Риту слегка разморило. Она подставила лицо солнцу и закрыла глаза. Ее косметолог пришла бы в ужас от такого поступка, ведь лицо надо защищать кремом с фильтром не меньше 50 единиц в любое время года! … Всякий раз, «совершая преступление», т.е. оказываясь на улице без SPF защиты, Рита так и слышала голос своего косметолога. Но Цеге прервал блаженство:

– Собственно, вот почему я вас пригласил. Начну без предисловий. Как вы могли заметить, стройка идет очень медленно, из-за простоев я каждый день теряю много денег. Местные не идут сюда работать, хоть в городе и безработица. Они боятся, и для этого есть основания. В какой-то момент я тоже порывался все бросить и уехать. Меня с самого начала смущала стоимость имения, которая была совсем невелика. Хотя до меня и тогда доходили слухи, что это место нехорошее, но я списывал все на предубеждения и дурацкие местные легенды. Однако два трупа за последний месяц были совершенно реальны. Казалось бы, в обоих случаях погибли рабочие, которые нарушили технику безопасности. Тест на алкоголь, который всегда делают в подобных случаях, оказался позитивным. Но меня смутило вот что: у одного из рабочих, по словам тех, кто его хорошо знал, была аллергия на алкоголь. Тогда как, скажите, в его крови оказался алкоголь? Естественно, опять пошли разговоры. Несколько человек сразу попросили расчет, несмотря на контракт. Конечно, я мог надавить, в крайнем случае не выплачивать причитающуюся им сумму, но не захотел усугублять ситуацию и наживать врагов. Я даже дал объявление в интернете о наборе строителей, и на днях приехало несколько человек с Украины, но, боюсь, если разговоры не прекратятся или (не дай бог!) произойдет новое подобное происшествие, то стройку придется заморозить.

– Но ведь это не все, что вас смущает, не так ли? – спросила Рита.

– Да, вы правы. Вам уже, смотрю, нашептали. – Цеге внимательно посмотрел на Риту, которая невозмутимо выдержала его взгляд.

– Если я скажу, что в имении живет призрак, вы не сочтете, что у меня старческий маразм? Дело в том, что мне и в самом деле так, кажется, и не мне одному. Я честно старался объяснить себе голоса и тени, которые сам слышал и видел, но не могу найти этому логического объяснения. Поначалу я смирился, ведь в старых домах действительно могут жить привидения. Только не смейтесь, это доказанный факт. Главное, чтобы они (или оно) не причиняли вреда. Иногда привидения мило соседствуют с жильцами и даже вносят определенный колорит, например, привлекают посетителей, но боюсь, это не наш случай, увы. Я уже не знаю, что и думать. Перечитал массу литературы и, действительно, нашел несколько мест в Европе, для которых научно доказано присутствие чего-то… не хочу сказать привидений, скорее аномального.

– Так что конкретно вы от меня хотите?

– Я хочу свежего взгляда умного человека без предрассудков. Хочу, чтобы вы походили, пообщались с местным населением, с рабочими. Женщинам люди склонны больше доверять, а у вас еще и художественное чутье, и с людьми вы ладите, уж простите, навел справки.

– А что с теми двумя смертями?

– Полиция оформила все как несчастные случаи, плюс алкоголь в крови. Конечно, пришлось подключить связи, чтобы не было огласки. С моей стороны как работодателя были выдержаны все стандарты техники безопасности, но инженера под давлением полиции пришлось уволить. А ведь он ни при чем и очень-очень толковый, жаль, но это лучше, чем если бы на него завели уголовное дело. Вы что-нибудь скажете сразу или вам надо подумать? – Цеге завершил свой рассказ вопросом.

– Я давно все обдумала, еще до нашего разговора. Не буду скрывать, ничего нового вы мне не сказали. Как я понимаю, кроме вас и Марты в доме никто не живет?

– Не живет, все остальные приходящие, а это несколько человек персонала: Илзе, вы вчера ее видели, она прислуживала за ужином, повар и пара горничных, которые убирают в доме. Вы с ними еще познакомитесь. Да, и еще Генрих Второй, его вы пока не видели.

– Кто???

– Генрих Второй – это мой пес. Я понимаю, что имя более чем странное, но по иронии судьбы его так звали с рождения, так что у Генриха, то есть у меня, есть собака Генрих Второй. Я когда его увидел, просто влюбился, а когда узнал имя, так все сомнения полностью отпали. Пес – просто нечто.

Рита увидела, как доселе хмурое лицо Генриха Цеге осветила улыбка.

– Когда Вы его увидите, тоже непременно влюбитесь. Его все любят.

– А что за порода?

– Английский дог, но он еще совсем маленький.

– А где он сейчас?

– Марта поехала забирать его из лечебницы – слегка повредил лапу. Кругом стройка, а он лезет куда попало, вот и не уследил за ним. Пришлось в клинике на пару дней оставить. Такой непоседа, да еще характер не по возрасту, но это и хорошо. Не люблю бесхарактерных, это относится не только к животным, но и к людям.

Они посидели еще какое-то время, потом одновременно не сговариваясь поднялись и направились в сторону дома. Шли молча, каждый был погружен в свои мысли. Для Риты услышанное не было неожиданностью, почти все она уже знала со слов Илзе. В голове крутилась фраза: «Надеюсь, чтобы заснуть, мне не придется каждый вечер вливать в себя такое же, как вчера, количество спиртного. В противном случае по возвращении придется записываться на прием к Маринке, а этого как-то совсем не хочется».

Марина была личностью, противной во всех отношениях, но специалистом отличным, вот и приходилось закрывать глаза на ее склочный и неуравновешенный характер. Марина любила повторять, что контингент у нее такой, что иначе нельзя. Хотя пациентами как раз были в основном люди очень интеллигентные: преподаватели, юристы, бизнесмены. «Тихие алкоголики», как называла их Рита. Нарколог Марина была от бога, потому записаться к ней на прием без протекции было нереально. Марина себе цену знала, но была слишком самолюбива, чтобы работать над собой и хоть бы хоть немного измениться. «Вот еще, – заявляла она. – Я страсть какая привлекательная, умная, независимая и сексуальная (бываю иногда, когда высплюсь). Не смейся. Всех к чёрту. Кому не нравлюсь, может отваливать».

И что Рита могла возразить на такой шквал эмоций? Правильно, ничего, просто интеллигентно промолчать. Нет, по поводу своего здоровья Рита к ней не обращалась, боже упаси! Но консультироваться в период написания книг приходилось.

Глава десятая

Всеволод Иннокентиевич пребывал в хорошем расположении духа. С утра пораньше в честь дня рождения супруга поднесла ему рюмочку наливки, которой как раз хватило «для сугреву». Он уже предвкушал, как вечером сядет за праздничный стол, а уж там… э-э-ххх! Жена готовила божественно и баловала мужа разносолами. На дни рождения каждый раз придумывала что-нибудь особенное. В этот раз супруги решили никого не звать, а спокойно посидеть вдвоем. Они и не любили особенно созывать людей, разве что кто-нибудь сам зайдет…. Предвкушая праздничный обед, Всеволод Иннокентиевич даже крякнул от удовольствия, но служебный долг требовал его присутствия на службе. Всеволод Иннокентиевич бросил взгляд в зеркало и, подмигнув собственному отражению, вышел из дома и направился в полицейский участок.

Хоть Всеволод Иннокентиевич и был почтенного возраста, но выправку и осанку не потерял и мог одним ударом уложить любого обидчика, с удовольствием делал ту работу по дому, где требовалась грубая мужская сила, а зимой окунался в прорубь, поэтому ни насморка, ни кашля и никакой другой хвори у него отродясь не было. Ростом выше среднего, коренастый, седоволосый и седоусый, он любил, чтобы усы были закручены кверху. В городе его уважали, потому что знали: хоть и суров бывал главный полицейский, но мзду не брал, судил всегда справедливо, невзирая на чины и звания.

Собственных детей они с супругой не нажили. Судачили об их семье в городе разное, но шепотом. Несмотря на сплетни, жили они с женой всю жизнь душа в душу, а горожане поговаривали, что свою жену он увел у самого барона Мантенфельда, который Всеволода его со временем простил, хоть сначала они и не общались. Те же злые языки не забывали добавить, что повезло барону, если бы не Всеволод Иннокентиевич, то остался бы он без продолжателей рода, а так вон каких два красавца! Да что там говорить, дела давно минувших дней, все быльем поросло.

В участке было на удивление тихо, только у входа топтался какой-то мальчонка.

– Ну, а ты чего здесь ошиваешься? Другого места нет? – Нарочито грубо прикрикнул Всеволод Иннокентиевич, но мальчонка совсем не испугался – знал, что не со зла.

– Слышь? А ну поди сюда! Сказать чего хочешь? Вижу, мнешься. Заходи. Он слегка подтолкнул мальчонку. – Только по делу! Будешь сопли жевать – вытолкаю взашей. Говори!

– Господин полицейский, меня Роберт зовут.

– Я что, не знаю, как тебя зовут? Если поднапрягусь, так и дату рождения твоего вспомню. Тоже мне, – Всеволод Иннокентиевич прищурил левый глаз и поправил усы. – Да ты боишься чего? Вон трясешься весь и не от холода…

– Я вам все как на духу расскажу, хоть мне и сказали помалкивать, но я не могу, прям в груди печет, не могу смолчать, – испугано проговорил мальчик.

– Ты сначала расскажи, а потом не примени добавить, кто смолчать велел. Мне это тоже очень хочется знать.

Роберт вытаращил глаза и на одном дыхании выложил все: про труп, про конюшню, про то, как доктор велел помалкивать.

Всеволод Иннокентиевич слушал внимательно, ни разу не перебив. Когда Роберт закончил, он оставался в той же позе. Роберту даже на минуту показалось, что полицейский начальник спит с открытыми глазами, но ничего предпринимать не стал, а просто сидел и ждал, что будет дальше. Через пару минут, которые Роберту показались вечностью, полицейский резко вскочил и стал мерять кабинет шагами, бормоча себе под нос такие слова: «Бусины, да, точно подметил, подобрала бы. Почему сам ко мне не пришел? Странно. Ага. Поинтересуюсь, всенепременно».

– А ты что на конюшне делал? – резко прервав монолог, обратился он к Роберту и, не дождавшись ответа, продолжил, – хотя ладно, сейчас не до того. Потом, это все потом, это все дело второстепенное.

Роберт с облегчением вздохнул. Это было как раз то, чего он боялся, когда шел в участок.

«Ф-ф-ф-у-у, вроде как пронесло, мабудь, потом и не вспомнит», – подумал он.

– Я еще того…

– Ну? Сказал не все?

– Ага.

– Ну так договаривай.

– Я тогда подумал, чего это доктор Рихтер просил помалкивать? Мне интересно стало, ну я и проследил за ним.

– Однако ты смышленый… и что?

– А вот что, он прямиком к барону направился. Я хотел в окно подглядеть, но меня ихний работник ка-а-к огреет между лопаток! Пострадал я в общем, как спину-то пекло-о-о, но я спрятался неподалеку и стал наблюдать. Доктор был у барона недолго. Я думаю, что он все доложил и прямиком к моей мамке, уж не знаю зачем. Теперича боюсь возвращаться, не знаю, чего и ждать. Может, вы того, господин полицейский, отведете меня, заодно с мамкой переговорите, мол, герой я и все такое, и еще доктору скажете, что я теперича под вашей охраной, а еще лучше, что ваш осведомитель. Точно, так даже лучше будет. А может, вы мне вообще какую секретную бумагу выпишете, типа пачпорта, ну и грошик какой на пряник дадите?

Роберт еще долго размышлял бы вслух, но Всеволод Иннокентиевич прервал его на полуслове, будто не слушал, а был полностью поглощен своими мыслями:

– Так, ты ступай и не болтай по углам! Понял?

– Ага, и вы туда же. Так как насчет бумаги секретной?

– Я тебе сейчас тумаков выпишу, а не бумагу. У нас разговор с тобой еще не закончен. Есть вопросы. Сейчас ступай. Дай подумать.

«Вот так. Помогай после этого властям. Вот она, благодарность, —бухтел себе под нос Роберт, покидая участок. —Ни тебе пачпорта, ни угощения».

– Вот узнаю еще чего – хренушки расскажу, – крикнул он в открытое окно и дал деру, зная крутой нрав Всеволода Иннокентиевича.

Полицейский, набросив мундир, выскочил следом за мальчуганом, забыв даже прикрыть за собой дверь. Мысли в его голове опережали одна другую. Первым делом он хотел переговорить с доктором Рихтером и осмотреть место предполагаемого убийства, а уж потом решать, что делать дальше. Минут через десять он уже стоял у дома доктора. Постучал несколько раз, но ему никто не ответил. Совсем уж решив уходить, он слегка нажал на ручку двери. Дверь поддалась и со скрипом отворилась. Всеволод Иннокентиевич, отбросив сомнения, распахнул ее и со словами: «Можно, хозяева»? вошел в дом, так и не дождавшись ответа. Войдя, он огляделся, еще несколько раз окликнул хозяев и, почувствовав неладное, стал осматривать дом.

На первом этаже никого не оказалось, тогда он поднялся по лестнице на второй этаж. Увидел спальню, тихонько постучал в дверь (вдруг решили прилечь после обеда, а он тут ворвался, неудобно выйдет, потом замучаешься извиняться). На стук никто не отозвался. Тогда Всеволод Иннокентиевич слегка приоткрыл дверь и еще раз окликнул хозяев. Тишина. Он полностью открыл дверь, совсем уже собравшись войти в комнату, но в нерешительности остановился. Супруга доктора, Глафира Петровна, мирно спала на правом боку. Сперва он хотел просто закрыть дверь и удалиться, но какое-то предчувствие заставило его остановится. Он подошел поближе и тронул Глафиру Петровну за плечо. Рука ее безжизненно упала, повиснув в воздухе… Всеволод Иннокентиевич наклонился и приставил ухо прямо ко рту женщины. Так и есть, она не дышала. На своем веку Всеволод Иннокентиевич повидал немало мертвецов, но никак не мог научиться спокойно на них реагировать. Вот и сейчас его бросило в пот, а сердце забилось учащенно.

– Глафира Петровна, я вернулся. Сколько тебе раз говорил, закрывать двери, не ровен час, кто обчистит, время-то лихое, а ты меня не слушаешь. Ты заснула что ли? – снизу неожиданно послышался голос доктора.

Доктор Рихтер поднялся наверх, вошел в спальню и в недоумении воззрился на полицейского, который стоял у кровати его жены.

– Вы? Здесь? Не понимаю. Что происходит? Глаша, …Почему она лежит? – растерянно заговорил он.

Всеволод Иннокентиевич отошел от кровати, не проронив ни слова. Доктор в нерешительности застыл на месте, потом медленно подошел, повернул голову жены, посмотрел зрачки и опустился на колени возле кровати. Взял безжизненную руку, уткнулся в нее лицом и только по плечам, которые то поднимались, то опускались, можно было понять, что он плачет.

Всеволод Иннокентиевич тихо вышел из комнаты. Какой уж тут сейчас допрос! Горе у человека большое. Вот она, жизнь, не знаешь, где и когда смертушка настигнет. Полицейский тяжело вздохнул, вышел на улицу и, сильно ссутулившись, направился в участок.

Глава одиннадцатая

– Я сколько раз твердил тебе не связываться с девками, сколько просил найти себе пару по статусу. Тебе же все едино. Мне порой кажется, что ты специально хочешь загнать меня в могилу поскорее. Но не дождешься. Двадцать раз предупреждал: еще один финт и перепишу все на Эдгара. Но на этот раз ты превзошел самого себя. Что мы теперь будем со всем этим делать? Куда прикажешь девать труп этой несчастной? А если кто знал, что ты с ней якшался? У тебя вместо мозгов не знаю что! Тебе столько лет, а все одним местом думаешь… Поклянись, что ты не причастен к ее смерти! – Барон Томас Мантенфельд не мог остановить поток гневных слов.

Артур сидел напротив, боясь даже пошевелиться, он напоминал сейчас

нашкодившего подростка, который боится гнева отца. Высокий, худощавый, симпатичный, со слегка вьющимися светлыми волосами, Артур выглядел моложе своих двадцати пяти лет. Большие голубые глаза его смотрели в пол, чтобы не вызвать новую волну отцовского гнева.

– Что сидишь, как нашкодивший подросток? – Барон стал наконец говорить тише.

Артур и в самом деле предпочитал помалкивать, не вступать в полемику с отцом. Он знал, если начнет оправдываться, огрызаться или отстаивать собственное мнение, будет только хуже, а так отец успокоится быстрее.

– Я одного не понимаю. Если тело принесли в наш дом, значит, кто-то знал, что у вас связь и, что самое главное, захотел тебя подставить, а может, через тебя и меня, и это мне кажется более правдоподобным, потому что ты никому не нужен, – продолжил барон.

Артур хотел возразить, но вовремя прикусил язык.

– Как долго у вас тянулась связь? Не молчи, говори, лучше будет!

– Месяца три не больше, – прервал молчание Артур.

«Месяца три, не больше», – передразнил его отец и, вздохнув, продолжил:

– Надо думать, что с трупом делать. И доктор ко всему прочему в курсе. Он, конечно, не знает, кто да что, но про труп ему известно. И он-то будет молчать, а вот мальчишка – тот точно разнесет повсюду, если уже этого не сделал. Ему рот не зашьешь. Надо решать.

– Может, закопать как стемнеет, – неуверенно пробормотал Артур.

– Вот ты и пойдешь закапывать по темноте.

Артур представил себе, как закапывает труп ночью на кладбище и втянул голову в плечи.

– Может, попросим кого?

– Да ты совсем дурак? Может, еще объявление напишем – так и так, мол, ищем за вознаграждение того, кто ночью на кладбище закопает труп, – с новой силой обрушился на сына барон.

– Тогда, может, Эдгар? – нерешительно произнес Артур.

– Я тоже о нем подумал. Сам-то я не смогу, сил не хватит, да и нога проклятущая опять… Вся надежда на Эдгара. Сколько раз он тебя выручал, – не сосчитать. Ты такому брату до конца жизни обязан.

Артур не собирался с этим спорить, но гордость взяла верх.

– Я сам все сделаю, никого просить не надо. Думаешь, я вообще полное ничтожество и ни на что не годен?! Только и слышу упреки. А вот и докажу тебе!

– Ты только еще больше все испортишь, а если тебя еще и поймают с трупом, тогда точно тебе виселица, а всему роду позор. Нет, этого я допустить не могу. Хоть ты и слабак, а все же Мантенфельд. Да и никакой ты не преступник! Слабохарактерный, малодушный – да, но не преступник. А за это, слава богу, не вешают. – Барон перекрестился и поцеловал нательный крестик. – Сам пойду к той женщине, матери паршивца. Это первое, что надо уладить.

– Может, не ходи лучше? Ежели пойдешь, наведешь на нас подозрения. Подумают переживает – значит, замешан.