Полная версия
ТТТ. Три товарища туриста
Так беспощадна, так сурова
В цикле помимо этого есть еще три значительных стихотворения, разрабатывающих основную тему времени в замкнутом мире.
В одном из них непрерывное время – это ветер, порывы которого – часы или годы, на фоне зарниц вечности.
Тесен мой мир. Он замкнулся в кольцо.Вечность лишь изредка блещет зарницами.Время порывисто дует в лицо.Годы несутся огромными птицами.Клочья тумана… вблизи… вдалеке.Быстро текут очертанья.Лампу Психеи несу я в руке —Синее пламя познанья.В безднах скрывается новое дно.Формы и мысли смесились.Все мы уж умерли где-то давно…Все мы еще не родились.Еще одно стихотворение из цикла о времени, как о мгновении начинается особенно остро:
Быть заключенным в темнице мгновенья,Мчаться в потоке струящихся дней.В прошлом разомкнуты древние звенья,В будущем смутные лики теней.В рассмотренном цикле Волошину удалось эксплицировать и великолепно выразить то единое, что связует всё в бесконечном мире и одновременно стягивает это в точку. В своём исследовании «Горомедон» он писал: «… все времена стягиваются в одно – настоящее. Настоящее – не точка в линейном развитии, а вместилище и того, что прошло (на самом деле спряталось), и того, что идет (на самом деле таится…) У настоящего нет граней: оно еще не перестало быть будущим и уже становится прошлым, оно уже сложено в кладовую изжитых мгновений».
Еще одно стихотворение цикла точнейшим образом отражает суть внутренней жизни тончайшего поэта и не только его, но и всякого мыслящего индивидуума:
И день и ночь шумит угрюмо,И день и ночь на берегуЯ бесконечность стерегуСредь свиста, грохота и шума.Так оно выглядит внешне.А внутри бессильный порыв:
«Гаснуть словами в обманных догадках,
Дымом кадильным стелиться вдали.
Разум запутался в траурных складках,
Мантия мрака на безднах земли».
Л.
АНДРЕЙ
Лев!
Я добрался до твоего сочинения со стихами М. Волошина. Хорошее сочинение и стихи хорошие.
Вот несколько моментов из них, которые хочется прокомментировать, иди задать по ним вопрос для уточнения.
Сначала цитаты из ваших текстов:
– Главная трудность состоит в том, что если рассматривать бытиё и небытиё, то следует определиться с самым фундаментальным принципом, который лежит в основе субстанции, из которой состоит вообще всё (и материя, и мысль, и эмоции, и пространство). Для определения этой всеобщей субстанции, связывающей столь разнородные элементы, нужно выявить тот атрибут, что присущ им всем без исключения, и тем самым попытаться выявить предельное основание бытия.
– Всякий индивидуум ищет единства в мире, переполненном многообразием форм движения, попутно формируя своё мировоззрение.
– Мне, который был единым,
– Волошину удалось эксплицировать и великолепно выразить то единое, что связует всё в бесконечном мире и одновременно стягивает это в точку.
– Об этой печальной депортации из цельности и единства в отделённость вброшенного в замкнутый мир мужчины Волошин свидетельствует с известным прискорбием, ибо появление – рождение в мире означает для него понижение ранга бытия,
Теперь комментарии и вопросы:
– а) Прежде чем рассматривать бытиё и небытиё, надо определиться с этими понятиями: что ты понимаешь под этими словами? Бытиё – это мир материальный, физический и биологическая жизнь, а небытиё – это мир нематериальный, то есть духовный, высший, чем материальный. Так что ли?
б) Что это за субстанция такая, из которой состоит всё (и материальное и нематериальное)? У тебя есть научное или философское определение этого понятия?
Не есть ли это как раз тот самый Дух, из которого всё состоит и в котором всё находится?
в) Какой же фундаментальный принцип лежит в основе этой субстанции? Не является ли этим принципом Высшее Божество?
2. О каком единстве здесь речь? О том же, о котором (по твоим словам) говорит Википедия: « Весь мир обусловлен ВсеЕдинством, то есть Богом» и Слотердайк: «Весь мир – это световые игры пульсирующего Бога». Или в твоем тексте – о другом единстве?
3. Судя по этим словам Волошина, он как раз говорит о том же Единстве, что и Википедия и Слотердайк – о Единстве Духовного и материального мира, в котором (материальном) он /Волошин/ воплотился из Духовного.
4. Единое, стягивающееся в точку, сильно напоминает Слотердайка с его теософской идеей: Бог – бесконечная сфера, центр которой везде (сорри за неточность цитирования…).
5. Из этой фразы (твоей или Волошина?) ясно видно, что мир Духовный (в котором полное Единство) – это более высокий ранг бытия, чем мир материальный. Я с этим согласен.
А.
ВЛАДИМИР (ВНЧ)
На переписку ЛНК и АВЧ
Письмо к ученым Соседям(почти по А. П. Чехову)Л.Н.К. и А. В. Ч. – не Спинозы
какие-нибудь, а гиганты мысли.
Дорогие Соседушки ЛНК и АВЧ.
Простите меня, старикашку и нелепую душу человеческую, что осмеливаюсь Вас беспокоить своим жалким письменным лепетом… Позвольте пожать мысленно Ваши ученые руки и поздравить Вас с выходом в свет новой порции Вашей бесценной переписки.
Давно искал случая познакомиться с Вашими баталиями и даже жаждал этого, потому что пламенно люблю астрономов, поэтов, метафизиков, химиков и др. жрецов науки, к которым Вы себя причисляете.
Но все-таки простите меня, насекомого, если я осмелюсь опровергнуть по- стариковски некоторые Ваши идеи касательно естества природы. Не могу умолчать, когда ученые неправильно мыслят в уме своем.
Извините меня, дурмана ядовитого, ежели иногда и сострю по адресу, потому как ужасно предан науке. А как почитаете мои нелепости, так не мешкайте, приезжайте в гости. Откроем что-нибудь вместе, откупорим, литературой займемся, Фому Фомича помянем, и Вы меня, поганенького, вычислениям разным поучите…
Л.Н.К. (цитируя А. Чаплина)
«Христианство – религия социального и добровольного рабства. Все современное общество поклоняется идолу социальных прав и свобод. Только церковь утверждает, что человек „раб Божий“».
Сосед.
Завидую Вашему зрению, остроглазые Вы мои. Где же Вы увидели эту самую свободу? Я вот, сколько не пытался, не уподобился. По моему, эта штука – такой же мираж, как прическа на голове у АВЧ.
Впрочем, извиняюсь: Вы, интеллектуалы, копаете глубже – у Вас свобода внутри Вас. Вы нашпигованы свободой. Ну, и как? Не распирает животики? «Ибо ничего и никогда не было для человека невыносимее свободы». Свобода – то же рабство внутри человека, порой еще более невыносимое, чем рабство извне.
А что по сути есть суицид здорового человека как не внешнее проявление внутренней «свободы»? Уж Вам-то ЛНК, просветитель Вы наш, не знать этого! «Нет у человека заботы мучительнее, чем найти того, кому бы передать дар свободы, с которым это несчастное существо рождается».
Вернемся к цитате из Чаплина: «…современное общество поклоняется идолу социальных прав и свобод». Какова стилистика! «Поклоняться идолу» и быть свободным?!
Что касается меня, дикобраза аляповатого, то трудно сказать, кто более несвободен: мечущийся в поисках нравственной опоры самопровозглашенный атеист или скромный верующий, сознательно выбравший дорогу к Богу.
ЛНК :
Творец, создавая человека по своему подобию, снабдил его анусом, вероятно подобным своему. Если да, то пользовался ли творец туалетной бумагой?
Сосед:
Все зависит с какого ракурса начинать рассматривать «подобие». ЛНК предпочитает нижнюю – филейную часть – наверное, она ему ближе, и потому возникает проблема «туалетной бумаги».
Кстати, где-то в этой области расположено и «второе сердце мужчины» – видимо для ЛНК оно важнее «первого».
Правда, несколько озадачивают, отцы мои, стилистические шероховатости в исполнении ЛНК. На самом деле, «Подобие» никогда не означало «абсолютную идентичность»; «подобие» – всего лишь подобие. Это как «диез» между нотками: и не «до», и не «ре». Что с Вами? Хуже слышать стали, музыкальный Вы наш!
P.S. Впрочем, соберетесь ТУДА, прихватите пару рулончиков: бог его знает, может придется и поделиться.
Дорогие мои Соседушки.
До 5-ой странички брёл я по лабиринту Вашей замечательной переписки, хотя и с трудом, на ощупь, изо всех сил стараясь не ударить лицом в грязь – но всё-таки шёл. А дойдя до 5-ой, ткнулся своей тупой головкой в непробиваемую цитадель учёности, и почувствовал себя жалкой мухой, не способной оценить и понять. Вот оно: точные науки – Свет, а гуманитарии – ни рыба, ни мясо…
Беллетристика развлекательная и легкомысленный театр сузили мое восприятие Вселенной до унизительного неприличия. Нет, там, где о Христианстве – вразумительно, а ниже – «гаси свет»!
И тут в накрывшей меня темноте постепенно стала открываться моему взору невиданная досель картина. В необъятных просторах Вселенной легко и непринужденно парят два земных Светила.
Приняв горизонтальное положение и слегка подрагивая ножками, они: то сближаются друг с другом, легко стукаются ладошками в космическом приветствии, то вдруг разворачиваются в противоположные стороны, чем-то недовольные, и обмениваются репликами, понятными лишь Избранным.
Ах, как завидно непринужденно, играючи выплескивают они друг на друга чудные, завораживающие имена, теории, направления, гипотезы; какая музыка, какая неземная гармония звучит из их уст, и с какой снисходительной, ироничной усмешкой посматривают они вниз на толпы плебеев, и недогадывающихся о существовании какой-то там вселенной.
По всему заметно, что АВЧ чувствует себя в этих просторах ещё уютнее, чем ЛНК, и если бы не окликали его время от времени по пустякам с земли, он парил бы до бесконечности.
Эти обворожительные мизансцены, легко перетекая одна из другой, расцвеченные светом энциклопедических знаний и навыками цирковых акробатов, могли бы украсить любую сцену.
И вот, когда я оказался на стр. 5 в пугающих просторах мироздания и не увидел вокруг, кроме двух земных Светил, ни одного нормального человека – я испугался.
Я уподобился Фоме Фомичу и возопил: «а где же у Вас человек? Дайте мне Человека!».
Как известно, Фоме Фомичу вместо Человека подсовывали Фалалея. «Дайте мне человека» – не унимался я. И тут АВЧ подплыл ко мне вплотную и на мои вопли протянул мне «Баллистическую теорию Ритца».
– «Не надо мне Ритца», – возмутился я, – «мне Человека надо. Дайте мне его, Человека!»
АВЧ – очень похожий на Николая-угодника – несколько огорчился: «зачем тебе человек, возьми вот это», и развернул передо мной «константу лямбду» в «красном смещении».
– «Не хочу „константу“ и „смещения“ не хочу, ни красного, ни голубого»…
– А как насчет Большого Взрыва?
– «А взрыва – тем более…».
– «А не хочешь ли, – перебивает ЛНК, тоже все более и более напоминающий Николая-угодника, – не хочешь ли «трансцедентального восприятия мира с последующим расщеплением психики».
– Не хочу!.. Человека хочу!
И вдруг передо мной уже не АВЧ, а сам Николай-угодник.
– Дайте мне Человека! – задыхаюсь я.
В этот момент мне, наконец-то, являют человека. И даже не Фалалея, а какого-то… Войно-Ясенецкого, извините за выражение, о котором я и слыхом не слыхивал…
Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы на этом месте я не проснулся.
Оказывается, на 5-й стр. я заснул. Каюсь!!
Стыдно мне, дорогие Соседушки, очень!
Стыдно не знать Войно-Ясенецкого.
Стыдно не ведать о происхождении нас с вами и вселенной вокруг.
Стыдно засыпать на самых ученых местах Вашей переписки.
Но самое постыдное – сомнения меня гложат – а, может, и в самом деле, это не АВЧ, а Николай-угодник был и фарисейскими посылками меня только испытывал, ждал, что я от Человека откажусь и к Вам туда в бездну вселенскую напрошусь.
И наградил Святой меня, тварь безмозглую, пониманием, что есть рассуждения Ваши про всё это. Только не обессудьте, отцы мои, я своими словами скажу, по-плебейски.
Теории эти Ваши (ох, даже дыхание сперло!) – «что дышло, куда повернул, то и вышло».
Ну, вот, обидел. Чувствую, что обидел Гигантов Мысли. Как Вам в глаза-то теперь глядеть буду?!
Уж простите меня, ужа ядовитого!
ЛНК:
В закрывшемся Внешторгбанке застряло наследство покойного главы РПЦ Алексия II (в миру Алексея Ридигера). Эти средства включают почти 3 млн. долларов, 9 млн. евро и 9 млн. рублей. Мне хотелось бы знать мнение по этому поводу.
Сосед:
Мне можно было бы и не комментировать, за меня это сделал АВЧ: «… но разве это уничижает великое Христианское учение? Это говорит только о конкретных людях».
Вот именно – «людях». За убогими лохмотьями нищего и золотым обличием Патриарха скрывается одно и то же – человек, всего лишь!
А человек, увы, по природе своей (извините за банальность) – животное. Он так же жаден, хитер, изворотлив, коварен…
Это – изначально.
Позволю высказать мысль кощунственную: если из человека выхолощить весь негатив, включая честолюбие, зависть, ревность и т. д. – он лишится своих достоинств.
Пороки человека являются катализатором его достоинств, его достижений, его гениальности, если хотите. Другое дело, соотношение первого и второго…
И еще несколько слов о А. Ридигере. Кажется невероятным, но будущий Патриарх был… осведомителем КГБ и, как полагается в таких случаях, имел свой псевдоним – «Дроздов».
Но не будем спешить с оценкой. Попробуем взглянуть на это с другой стороны.
Церковь постоянно находилась под прицелом КГБ. Войти в эту обойму даже в качестве «осведомителя» значило, в какой-то степени, предвидеть выпады с Лубянки и, возможно, хоть что-то предотвратить.
А деньги?
Опять же, никого и ничего не оправдывая…
При советской власти храмы уничтожали один за другим. А в перспективе – на какие средства все это восстанавливать, как и на что возрождать? Ведь средства, находящиеся на балансе церкви, в любой момент могли конфисковать…
Позвольте, дорогие мои, привести несколько параллелей, быть может, не очень логичных и последовательных.
Я сам слышал, как Алексий II пел в храме Сугубую Ектению. Эту же вещь, в свое время, пел и записал Федор Шаляпин. И конечно же, не задаром. И еще он пел великолепный романс Чайковского с великолепными словами:
…и посох свой благословляю,
и эту бедную суму…
Пел бесподобно! Вот только содержимое «бедной сумы» позволяло Федору Ивановичу покупать в личную собственность острова.
А наш современник И. С. Козловский – человек безусловно верующий, певший по большим праздникам в церкви…
О его гонорарах ходили легенды. А пел божественно:
«Гляжу я на небо,
Тай думку гадаю…».
Глядел на небо, а про себя загадывал: сколько заплатят.
И так везде и во всем.
Бесподобная Мария Калас, приехав в Америку на гастроли, запросила гонорар, от которого у устроителей глаза вылезли из орбит. «Извините, – говорят, – у нас Президент США за месяц столько не получает». М. Калас, не моргнув глазом, парировала: «Так пусть ваш президент вам и поёт…».
Таких примеров – бесчисленное множество, но мы не требуем из-за этого закрытия концертных залов и оперных театров, и ЛНК не готов пожертвовать средства для их уничтожения, в отличие от ненавистных ему церквей.
Человеческая непредсказуемость, циничность и парадоксальность часто были объектами внимания писателей или, напротив, характерными чертами самих писателей.
Возьмите приснопамятного друга детей и вождей, автора нашего гимна. Гимн, по сути, государственная библия. Так вот, что мы в ней наблюдаем.
Современный апостол Михалков сперва воздал «аллилуйя» тов. Сталину – выдающемуся Сатане 20 века. Затем сделал изящный кульбит в сторону сатанят в лице партии, и после очередного сальто-мортале, припал к стопам бога: «хранимая богом великая Русь».
Чему удивляться?!
Ложь десятилетиями была (и остается) идеологией государства. Отсюда и гимн, дважды перелатанный. Да еще, помимо бесстыжей трансформации текста, сама мелодия украдена Б. Александровым у В. Калинникова. Вот с такой гос. библией мы и сожительствуем.
Чем объяснить такое бесстыдство?
Ненавязчивое объяснение дает ЛНК: «Отсутствие гибкости может быть изъяном». А сама «гибкость» есть эволюционное развитие человека от кишечно-полостных (т.е. червей) – стр. 2 – до Михалкова.
Ну, что ж! Тогда все сходится: уж в чем – в чем, а в гибкости червякам не откажешь.
О неоднозначности человеческой природы свидетельствует жизнь и творчество другого современного писателя – Льва Николаевича Кузьмина.
(Я вынужден представить читателю ЛНК в полный рост и с открытым забралом, иначе популярная серия «Жизнь замечательных людей» без его участия окажется несправедливо обделенной.)
Выход в свет книги Л. Н. Кузьмина «Двадцать пять этюдов о пессимизме» можно было сравнить с «большим взрывом», изменившим наше сознание и породившим совершенно иной взгляд на окружающую нас действительность. В «этюдах» открывалась нам великая тайна бытия, суть которой – бессмысленность нашего существования.
Ослепленные вспышками поэтических метафор и мрачными изречениями оракул – мы уже готовы были поверить их приговорам.
Мы любовались и аплодировали ЛНК, четверть века несшему в себе крест бессмысленности и сострадания к нам, непрозревшим.
Мы открывали в нем современного Зосиму и готовы были простить и хаотичность повествования, и временную последовательность, и тенденциозность подборки, и, если хотите, некоторую маниакальность…
Зато, как красиво, как трагично, как искренне, как искренне!
Мы готовы были на многое, а кое-кто, в знак солидарности, уже примерял на своей бессмысленной шее капроновую нить…
Как вдруг!!
Новый «большой взрыв» потряс наше воображение. Вчерашний Страдалец вдруг выпрямился, вздохнул полной грудью, схватил припрятанный на время сачок и, по примеру нашего давнего знакомого – Фомы Фомича, – во всю прыть бросился за бабочками.
В первое время отловить представительниц крылатого пола получалось не очень: то ли сачок слегка погнулся, то ли прежней прыти не хватало.
«Где моя юность, где моя невинность, когда я, чистый и невинный, гонялся по полям с сачком за бабочками?» – восклицал Фома Фомич.
И когда ЛНК все-таки удалось накрыть красавицу – в одно мгновение он обрел и чистоту, и невинность, и (увы!) страстное желание не расставаться с этой бессмысленной жизнью.
Из Страдальца с ликом сурового Варяга, о чью непоколебимую стойкость годами разбивались волны Ладожского озера, он на глазах стал превращаться в романтического средневекового рыцаря.
Пять столетий эволюции уложились в считанные дни. А как изменился облик ЛНК, что сделалось с его взглядом! Нордические черты лица его смягчились; в глазах появилось нечто мерцающее с поволокой, что-то, напоминавшее баркароллу с нотками грусти, пасленовыми тонами и приятным послевкусием нектара.
А голос! Боже мой, что это стал за голос! При слове «Галочка», – а именно так обращался он к даме своего сердца – в его тембре появлялся такой бархат, такие глубокие обертоны с блестками серебра – что в этом голосе невозможно было узнать прежнего ЛНК.
Во всем его облике возникло что-то томно-невысказанное и, в то же время, порывисто-кричащее.
А когда в завершении «ренессанса» он запел арию из Монюшко (ой, Галина, ой, дивчина – солнышко моё…) – тут… нет, не берусь описать картину – слишком мелок и ничтожен почерк; об это бельканто обломалось бы перо не одного только Фомы Фомича.
А мне пора остановиться. Потому, что, как никогда, чувствую – человек не только животное, но и скотина рогатая, норовящая больнее боднуть ближнего и получить от этого удовольствие. Уж простите меня, носорога двурогого.
Вы же, по благородству натуры и учености ума, никогда бы до этого не опустились.
А виной всему – зависть. Пропасть между нами. И пропасть эта куда больше, чем дистанция от Фомы Фомича до белого быка Фалалея; и сколько бы я ни пакостничал, пропасть эта будет только увеличиваться.
Умолкаю и передаю слово самому автору «25 этюдов».
«Любовь для индивидуума – несомненное зло». «Любовь – это причина безобразия, именуемого бытиём». «Формула: безумие любви – очень глубока. Она разводит на два полюса две вещи, данные человеку: разум и любовь, делая их непримиримыми». «Логично предположить, что большинство семей – ненормальные; семья – это инструмент бессмысленного воспроизводства людей».
И, наконец, на зависть З. Фрейду: «Когда твердеет член, то мозг размягчается, и побочный продукт этой схватки – дети».
И т. д. и т. п.
А вот шедевр, при котором пациенты палаты №6 у Чехова просто отдыхают.
ЛНК:
Чхортишвилли делает правильный вывод: «если победят силы добра и разума, то главным завоеванием человечества станет стопроцентная смерть от самоубийств».
Хорошая арифметика!
Через пару-тройку десятилетий уже некого будет побеждать, и что тогда станет с победителями?
А вот сам автор:
«Одна читательница сообщила, что после прочтения этой книги у ней испортилось настроение и исчезло желание делать что-либо, ибо что бы она ни подумала сделать, тут же возникал вопрос « а зачем?», после чего руки опускались».
И уже под занавес:
«… мысль о добровольном уходе от всего: людей, решившихся на этот шаг, считаю Величайшими среди прочих!»
«Ой, Галина, ой, дивчина!…» – ну, а как вам такая опера?!
Так что же всё-таки на самом деле эти «25 этюдов»: долговременное «помутнение в уму» – по выражению Л. Филатова или затянувшаяся «игра в бисер» перед публикой. Кто знает?
Человек – загадка!…
Ваш любящий Сосед
6 января 2017 г.
ЛЕВ
На комментарий Андрея по Волошину
Андрей, понимаю, что пролетевшие дни календаря были не вполне подходящими для восприятия стихов Волошина и темы моего сочинения, о чём свидетельствует твоя реакция на них. Хоть ты и «добрался» до них, пробираясь сквозь густоплетеную полосу банно-праздничных препятствий, но, как видно, воспринял предложенную тему не более, чем тривиальный повод в марафоне тостов означенной полосы. Отсюда явно недостаточный результат декларированной тобой заявки «вникнуть» в предмет. Я, безусловно, растроган твоей глубокой оценкой – «стихи хорошие»; но вижу за ней твоё твердокаменное стремление использовать ее, прежде всего в качестве предлога традиционной для тебя проповеди духа и бога. Таково моё общее впечатление от твоих комментариев и вопросов.
Для меня главное в предложенном к рассмотрению цикле стихов – феноменальная сосредоточенность в них мировоззренческих ценностей: философских, научных, эмоциональных, эстетических, этических, поэтических, исторических. Поразительно, как всё это умещалось в одном сознании, ещё более поражает, что всё это обрело достойную словесную форму. Не в обиду будет сказано, но после проанализированного одного стихотворения, уже не хочется возвращаться ко всем песням, что пропели мы с тобой за нашу жизнь.
Теперь по твоим пунктам.
1а. Я предложил анализ конкретного цикла стихов Волошина. Цикл глобального масштаба, включающего в себя всё, с чем может столкнуться или мысленно дотянуться незаурядный интеллект в течение своей жизни, для обозначения чего я предложил словесную совокупность: «бытие-небытие». Масштаб интеллекта Волошина позволял себе погрузиться в эту стихию. Расстояние, которое существовало и будет существовать между М. Волошиным и его читателями – огромно. Я это ощутил на себе, знакомясь с его творчеством и воспоминаниями о нём. Вот, к примеру, наивная, но яркая оценка М. Цветаевой: «Макс принадлежит другому закону, чем человеческому. Макс был знающий».
