Окно в потолке

Радиф Кашапов

Окно в потолке

Вступление

Свет проник внутрь камеры-обскуры и на плоскости возник перевернутый рисунок, изображающий кусочек канала Грибоедова, уменьшенный в несколько раз. Оставалось только приложить бумагу и старательно обвести, надев чуть сломанные очки на чуть близорукие глаза.

Отлично работает махина для снимания перспектив, стоящая в походной палатке на самом верху холма. А на матовом стекле виден город Петербург – поверхность обрабатывают раствором солей железа – и оно меняет цвет. Потом исследователи добавляют бром и ждут минуту.

Слышен голос из прекрасного далеко, что асфальтовый лак подходит лучше – кому как не советнику из дорожного министерства, этого не знать? А потом надо еще обработать изображение кислотой, выгравировать линии – и начать печатание карточки. Но умник уже заключил контракт на десять лет и должен помолчать. Иные пользуются дорогостоящим хлористым серебром. И не вякают. А некоторые вообще дышат парами ртути по полчаса кряду ради великой цели. И что получается в итоге? Позитив и сенсация. И только в дальнейшем жесткое развитие превращает все в негатив и обыденность.

Я начал писать этот очередной нелинейный текст еще в мае позапрошлого года. Это были заметки, наброски, обрывки, не выглаженное белье объемом в 10-20 килобайт. Я не мог серьезно начать работу по оформлению этого мясного набора в полноценное произведение. У меня даже не получалось аккуратно делать заметки в блокноте в метро, потому что долгие годы сидения за клавиатурой отучили мои пальцы выводить буквы так, как натаскивали их еще в первом классе. Я не умею заполнять красиво библиотечные карточки и квитанции по гонорарам – так сказало мне множество бухгалтеров и коллежских асессоров. Умею печатать. Так что пришлось сместиться на уровень детсада – ведь крошки наши умнее и IT-образованнее. Огромная голова и неловкие руки.

К тому же меня пугало то, что во многих абзацах я цинично отзывался о романтике, как о явлении, которое требует немедленного уничтожения – каждый раз, когда, хотя бы косвенно, поминается в разговоре или внутреннем монологе. Но ведь что есть мой треп священный, как не новая романтика? Возможно, я и воссоздам эти строки потом, по ходу работы. Дело в том, что недавно я умудрился удалить все эти файлы. Что ж, хороший повод начать все заново…

Действие романа происходит в большой коммунальной квартире, в пяти комнатах, а также порой в ванне, на кухне, а иногда и на чердаке. Ведь жилище сие находится на самом верхнем этаже. Я сам жил в такой квартире в течение двух месяцев, платил смешные деньги, смеялся, мало спал ночью, почти ни с кем не общался. Да и вообще не знал, что будет дальше. В коридоре всегда горел свет, иногда в нем возникали соседи: 40-летние тетки на роликах, замученные вдовы с теориями об эволюции квартирантов, молчаливые мужчины в шортах.

А также полуторагодовалый малыш, который жил за стенкой в компании матери, отца и бабушки. В комнате на 15 квадратных метров, представляете? Прямо напротив моих съемных метров редко тусила дома молодая пара – своеобразная схема моего будущего. Да, кстати, несмотря на разницу в возрасте, все жильца вели себя, как юноши и девушки. Только одна одинокая женщина однажды указала мне, что я готовлю не на своей конфорке. Так я узнал одно из главных правил коммуналок.

Глава первая, нулевой день – когда бросают и находят

Руслан зашел в кабинет, за столом подняли крашенную хной голову и спросили:

– А вы из журнала? Вообще-то я девочку ждала…

– Гм… – смущение, переходящее в прострацию, закрытие двери, выход под софиты.

– Садитесь вот сюда.

– Ну, хорошо, – стул скрипит и сердится. – Я так понимаю, мы будем говорить о консалтинге в области молодежной ипотеки?

– Почему? Про всю ипотеку…

– Нет, стоп, мне же говорили…

– Простите, молодой человек, вы готовились к встрече? Вы имеете представление о том, чем занимаемся?

– Да, конечно, я же читал. Вы, если хотите, гм, учите людей…

– Не учим, а консультируем! – крашенная в возрасте привстала из-за стола и посмотрела на Руслана внимательно. Села и продолжила: – Так, что-то мне не нравится это. У нас с вами как-то сразу разговор не заладился. Придется нам либо позже встретимся. Либо журнал другого человека пришлет.

– А, чего? Зачем, я не понял… Давайте работать. Я же приехал, у нас деловая встреча, наверное, просто в рекламном что-то напутали. Выясним…

– Нет-нет, не пойдет дело. Мы с вашим начальником выясним.

– И мне уходить?

– Да, пожалуйста.

– А если я не хочу? У вас текст совсем небольшой, вы сами эту тему определили – если менеджер не перепутал. А если перепутал – давайте разговор вести. Время не терпит.

– Уходите, мы сами выясним все с рекламным вашим отделом!

– Так прямо сейчас позвоните и выясните!

– Молодой человек! Прекратите уже шуметь! Выйдите!

– Щас, разбежалась! – он схватил стул и швырнул его в сторону окна. И стул долетел, а стекло – разбилось. – Сколько уже можно! Я для этого, что ли, живу? Всяких немощных теток слушать, у которых настроение каждую минуту меняется? Пошла ты… куда подальше! – Он пнул дверь и вышел. Подошел к секретарше, взял с ее стола стопку журнала, но потом передумал и положил обратно. – Ну и дура у вас в соседней комнате сидит, я вам поражаюсь, как вы ее терпите!

И ушел.

Ну, на самом деле стекло не разбилось. Но стульями он швырялся. Случилось такое, все-таки.

«В начале этого года информационные агентства распространили информацию… Клабберы встретили новость неоднозначно: кто-то сочувствовал… …не по обвинению в распространении наркотиков. В иске прокураторы, направленном в арбитражном суд… о неправильно оформленном договоре аренды.

Скажем, квартира, в которой располагается клуб, раньше принадлежала заводу – а он отдал ее общественному движению под молодежный центр… …но не Мингосимуществу. …был задержан 20-летний юноша с двумя дозами амфетаминов.

Заведение может поменять вывеску… Проиграем только мы. Те, кто хочет ходить потанцевать и пообщаться… Чем бы там не торговали у входа».

Руслан дочитал этот текст и спросил у автора – миниатюрной брюнетки Наташи, стоявшей вместе с ним у вечернего компьютера, гудящего и мерцающего:

– И что мне на эту бурду снимать? Ты сама-то в это все веришь? Ну нафиг вообще нужны все эти клубы? Здоровье себе губить? Время тратить, жалкие гонорары?

И ушел из редакции.

Теперь он стал свободным хлебопашцем. А потом прошло еще несколько месяцев, и началась история.

Продолжим. Руслан, молодой человек 24-25 лет, который хочет прожить эту жизнь так, как он сам хочет (что, впрочем, ненаказуемо и недостижимо), стоит в проходе между сценой и железными заграждениями – к ним прислонились охранники в черных костюмчиках. И как им удалось довезти их сюда в сохранности? Из-за спин секьюрити выглядывают ребята и девчата. Руслан поправляет беруши, снова глядит на последний кадр на экране фотоаппарата и наводит объектив на сцену. Снимать вроде бы и нечего – группа настолько зашугана, что только солист позволяет себе несколько взмахов гитарой, будто он не мать-его-рок-звезда, а танцор балета на разминке. Басист напряженно смотрит на десять примочек перед собой, видимо, боится, что их стырят прямо во время музицирования, на первом же тремоло. Лид-гитарист сверкает декой шестиструнной подруги, которой место на рыбалке – приманивать улов. Он погружен в свое бесконечное соло. Парни считают, что они играют пост-панк по лекалам британской истории, хотя это банальный блюз с переизбытком искажений. Хотя Руслану на это плевать. Когда фото получается отвратное, то и музыка кажется склизкой и скучной. Почему на нее тратят столько денег? Вот и ему отвалили три штуки за четырехчасовую сессию. Он с этими балбесами сидел на базе, когда они собирались, в гримерной бухал, теперь они наверху, он внизу. Когда они закончат? Неужели будут играть вечно, а?

Его кто-то толкает в плечо и кричит прямо в ухо:

– Ты ведь Руслан? Мне тут пальцем показали, мол, вон фотограф, зовут Русланом. А я Тема. Если что – это их последняя песня!

– Откуда знаешь? – фотограф поворачивается и видит перед собой потрепанного простыми удовольствиями паренька младше его года на четыре.

– А я их слышал раньше. И вообще знаком. Общался с их драммером.

– Ага. Значит, можно идти.

И они двигаются в сторону условных кулис.

– У меня база есть. Не собственная, но я там за старшего. Сегодня панки вот обломали с репетицией с утра. Ну, я плюнул, сменился и поехал на электричке сюда. Давно здесь?

– Недолго. С камерой особо не поплаваешь. Просто эти вот обещали денег, я и потащил. А с группой, которая сейчас играла, ты как знаком?

– Я ведь тоже барабанщик, но я чисто так с ними знаком – шапочно. Просто они у меня репали в самом начале, когда только состав набирали. Честно говоря, никакого особенного прогресса с тех пор и не было. Но ничего так, вменяемо. Мне, собственно, нужно сделать фотографии одного концерта, он будет через несколько дней. Только со средствами не очень. У тебя как с этим?

– Смотря как. Можно и за средства, можно бесплатно.

Необходимо заметить, что знакомство происходит не в клубе, не во Дворце Культуры, даже не в спортзале, а где-то в Карелии во время сплава. Это значит – время, когда молодые люди берут множество резиновых предметов, вмещающих воздух, формируют из них плавучий агрегат, покупают еды и водки. И движутся по реке, глядя в небо. Особых проблем их путешествие не вызывает ни у поверхности, ни у обитателей катамаранов. Давно пора признать, что поездки на природу – это почти росбуддизм (неловкая калька с «евроислама»), потому что нынешний человек бесконечно оторван от флоры и фауны. Даже мимолетное соприкосновение с живым и вечным должно в нем, безусловно, вызывать хоть какое-то просветление. Но в это Руслан точно не верит. Как и не вызывает у него повышенной симпатии его новый товарищ. По крайней мере, у него есть какая-то информация, которая невероятно ценится в наше время. Ведь друзей сейчас почти не осталось – друзей заводят в 8 лет (в школе), потом в 15 (в школе), потом в 17 (в институте, академии, университете, в армии-армии-армии), в 22 – по приходу на первое место работы, на котором тебя как-то ценят. Или делают вид, что… Словом, прошли знаменательные даты. В четверть века есть только коллеги, партнеры, а человек может себе позволить разве что безотчетно влюбиться. А дружеские отношения – это уже из песен и пресс-релизов айриш-баров.

Концерт же проходит в конце маршрута, когда уже никто не плывет – просто допивается оставшаяся водка. Возможно, кто-то из выступающих даже прошел этот ленивый путь, знакомый уже настолько, что плавание превратилось в необязательное дополнение к наблюдению за небесными светилами и облаками на протяжении нескольких суток. Сломался по дороге – причалил к берегу или острову в 20 локтей в диаметре, выспался в палатке, залатал дыры – и вновь в путь.

Тема приехал из Елабуги. Окей, он приехал из Москвы, я реально гоню, благо, история давняя, могу чего-то и не вспомнить. Нужно ли мне оправдываться сейчас? Или вообще быть проще – и меньше показываться? Я затихаю.

Говоря на новоязе, Тема не был обмороссом, но и в замкадышах не числился. Не центр, не область. Не ЦАО, не МО. Посредственность, родителям которого повезло родиться в Москве. Год назад он продал свой любимый малый барабан, чтобы купить билет в общий вагон и оплатить свой месяц нищенствования в Петербурге у левых друзей. Он просто оказался на грани тогда, в столице. Его группа зарезервировала неделю в студии в Подмосковье на запись альбома. Тема жил в районе ВДНХ, но последние недели перед самой поездкой предпочитал зависать у подруги рядом с Черкизовским рынком. Так вот, он проснулся, продал барабан и уехал. Заодно загнал и небольшой, но ценный синтезатор второго гитариста. Только его и видели. А если бы старые товарищи нашли бы его потом – что бы случилось? Наверняка Теме намяли бы бока. Потому герой наш Москвы боялся, с каждым месяцем нежелание там появляться и то, насколько велика его глупость, только росло.

С другой стороны, на нынешней работе он выглядел жалкой пародией на москвича. Сидячий образ жизни, представители не самого адекватного среза молодежи вокруг, постоянный грохот. Либо надо менять работу, либо делать в вид, что в твоем ежедневнике только одна страница.

Тема работает с 12 утра до 11 вечера, потом напивается дома в одно. Его цель – отражать весь это поганый мир так, что ничего его лично не касалось. Потому что работа вызывает в нем отвращение. Даже редкие репетиции с упертыми фанкерами не ослабляют его бесконечную веру в ненависть.

Сначала приходят школьники. С гитарами за 200 долларов и шнурами, которые развалились еще на прошлом прогоне. Почти до вечера они борются за право быть царем горы со студентами. Потом заявляются старперы и занимаются монструацией.

Монструация – это когда олдовые рокеры сидят на крутейшей базе и бухают целыми днями. И однажды, в единственный ежегодный концерт, они выходят и выдают «мощный настоящий крутой рок!». А потом гордо еще полгода об этом говорят и вещают остальным.

А он не любил, когда стучат постоянно по райду, каждую долю. Он заявлял порой, что лучше лупить по тарелкам руками, предварительно обматывая их сотнями колец изоленты. К чему весь грохот сей, говорил он себе, сидя на диване и молотя палочками по обшивке. Можно взять деревянную коробку, эффект будет тот же.

Тема приехал из-за женщины. Они познакомились на улице, когда курили возле клуба в два часа ночи. Тема – потому что ждал, когда выйдет его тогдашняя пассия, слегка полноватая и смешная Катерина. А девушка – теперь уже точно – девушка, – собиралась с духом, чтобы идти на вокзал. Они разговорились, лишили некоторых персонажей приятной ночи, попили чаю неподалеку от Пушкинской площади. Хотя и трудно представить, что можно пить в том районе какие-то безалкогольные напитки. Поболтали, не успокоились, поцеловались. Позже она приезжала несколько раз к нему в гости и ходила с ним за руку по городу, много молчала. И иногда выкуривала одну единственную сигарету.

Тема в итоге позвонил ей уже в Питере. Они пересеклись на Манежной площади, отошли в сторону Фонтанки, где барышня призналась, что ей всего-то 15 лет, а ростом она вышла благодаря занятиям волейболом. И ей совсем не до серьезных – ну, насколько они таковыми могут быть – отношений, ей надо готовиться к поступлению в институт. А если Тема на что-то рассчитывал, то его тут же могут увезти в изолятор, к примеру, за связь с малолеткой. В Петербурге дама сердца носила чуть больше теней вокруг глаз, а на сумке висела тьма значков. Тема только сжал нижнюю губу, простоял так с минуту и двинулся на квартиру к знакомым. Они его довольно быстро пристроили на базу администратором, иногда звонили из одного клуба – и он шел принимать номерки и вешать одежду на плечики. Москвиченок не жаловался – ему было тогда всего 20, чуть больше – сейчас. Осталось поступить в очередной вуз, чтобы не забрали в армию. И все будет в предельном ажуре.

Тема носил на ногах «Камелоты», которым исполнилось недавно около трех лет. В двух местах швы разошлись, еще на одну дырку в мастерской наложили недешевую заплатку. Тема никогда не заправлял рубашку в штаны и постоянно дул на огромную челку – ее можно даже жевать в минуты прострации. Если он будет продолжать в том же духе, то через десять лет получит шершавую кожу в морщинах. В нее можно будет прятать заначку от будущей жены и бесконтактную карту для проезда в метро.

Тема ехал на автобусе в сторону Васильевского острова. Репетиционная точка находилась в самом конце череды линий, на заводе, производившем когда-то полимеры. Точку построили знакомые хороших знакомых. Они и сами там репетировали, а Тема просто сидел целый день, сменяясь с напарниками сутки через двое. Хотя график менялся.

Первая репетиция начиналась в одиннадцать, потом – в два, пять, восемь. Без десяти одиннадцать вечера нужно всем сворачиваться, а потом Тема сдавал ключи на вахту и ехал до временного дома. Заработать за месяц много и легко не получается. Но – так – и – столько – и не надо. Ведь здесь – все равно, что официантом в пивной – без перспектив, просто передышка. Даже если решишь уволиться вечером, к утру найдется достойная замена, а в следующем месте никто и не спросит – почему. К тому же можно иногда играть на отличных барабанах. Тема хочет, чтобы здесь репетировала какая-нибудь его группа, чтобы они сами платили ему деньги, а он журил их за опоздания. Пока что не получается.

Они просят второй микрофон и стойку для клавиш. И начинают настраивать гитары, вывернув ручки громкости на усилителях до предела. Там-дам, там-дам… 15 минут неколокольного, антирелигиозного звона за стенкой, пока ты завариваешь себе кофе. Потом начинается нечто страшное – гул, который невозможно игнорировать. Говорят, хорошая музыка требует напряжения от слушателя. Так вот, это исключение из правил.

Девять часов сидения на одном месте, с прогулками в магазин. Возможно, кто-то захочет устроить перекур и поговорить о музыке. О барабанном пластике. Тема мало понимает в пластике, кроме того, что его надо беречь, а за испорченный – платить штраф. Хотя он и предпочитает играть на барабанах. Но также он мечтает о клавишных. Купить себе какой-нибудь «Курзвейзлер», как его там точно? Пока что он играет на репетиционной «Ямахе», подаренной пять лет назад на день рождения совладельцу точки, а также на «миниКорге», который иногда оставляют диско-рокеры, которые репетируют по три раза в неделю. Он все-таки неплохо может зарабатывать деньги.

А потом ты идешь по улице, в ушах гремит эхо Манчестера 80-х. А на дорогу выбегает лохматая собачка, несколько грязная, но, кажется, почти не бездомная. Она долго смотрит на тебя – по крайней мере, ты так считаешь. Может, ей просто надо иногда поднимать глаза к небу… А ты вытаскиваешь наушники и обнаруживаешь, что вокруг полуночная тишина. Кто ее сочинил? Собака, которая уже мочится на ближайший столб?

У него всегда было плохое настроение в начале дня. Мучаешься. Протираешь глаза, даже если спал 12 часов кряду. Но он же – неудачник-музыкант. Десятки составов, областные фестивали, украденные тарелки и палочки, этот постоянный стереотип насчет барабанщиков. Мол, они странные существа, либо слишком замкнутые, либо чрезмерно общительные.

И постоянные сомнения, насчет того, а стоило ли вообще нырять в эту дыру с дерьмом, если до океана можно дойти и пешком? Проблемы, головомойка.

Как тогда, когда Тема решил поиграть со знакомыми ребятами, поставил условия – провалится первый концерт, значит, до свидания. Они вышли на сцены в два часа ночи – и им вырубили свет. Тема зашел в гримерку, подошел к двери, за которой лежало оборудование, требовавшее ремонта, и начал ее крушить. Первым ударом пробил дыру в обшивке, второй вышиб правый нижний угол. Его схватили ребята от организаторов, бить не стали, но вдоволь наорались, нагрозились, напились, побратались.

Что делать, внезапные вспышки гнева. В классе шестом он ходил к психологу в порядке профилактики. То есть – все мальчишки как мальчишки, дерутся каждый день. А он два месяца ходит тише воды, ниже травы, а потом как достанет молоток и как стукнет кого-нибудь по пальцу.

– И что там произошло у психолога? – Руслана подробности детства ни капельки не испугали. Во-первых, он считал, что при знакомстве надо рассказывать больше о том, какой ты был, а не какой ты есть. А, во-вторых, когда у тебя в руках драгоценная камера с суммарной стоимостью в две штуки, а ты по жизни лезешь под дубинки ОМОНа, рассказы нердовчиков с проблемами переходного периода не вызывают даже крохотного прилива адреналина.

– Она постоянно говорила-говорила, а я сидел и не моргал, – ответил Тема, а потом спросил у Руслана, где он нынче живет. Тот ответил, что живет он нынче в большой комнате, набитой друзьями. Они курят в прихожей, каждый раз ему приходится выбирать место для ночлега. Так уж получилось. Фотоаппаратуру он кладет у живота, под одеялом, когда ложится спать. Продолжается эта тема уже больше месяца. Скоро он не выдержит.

– Я жил раньше с матерью. А потом переехал в центр, – сказал Руслан, глядя на поверхность стакана, заполненного чаем. А может, и каким-нибудь глинтвейном.

– Проблемы?

– Что?

– Из-за чего уехал? Из-за проблем?

– Это почему это?

– Ха, да потому что все перемещаются оттуда, где им плохо! И что же, нормально платят тебе за фото?

– Платят ничего так, просто хороших предложений попадается мало. А так – я бы снял чего получше пожить.

– У меня имеется, кстати, предложение! Комната есть в коммуналке, где я обитаю. Она почти пустая. Там пять комнат, одну занял я, а в других пока что никого нет. Без посредников. Водопровод в порядке, наверху чердак для сушки белья.

В это время соседи по костру начали что есть мочи орать под гитару песни великого башкирского коллектива украинских поэтов под названием «ДДТ». Звуки, усиленные при помощи генератора и пары фонарей, оказались окончательно забыты историей. Никаких флейт, аккордеонов, и, боже упаси, струнных инструментов с вниманием к нижним регистрам. Тема переключился на нехитрую походную еду, Руслан между тем побродил по лагерю, пытался снимать в темноте, потому щелкал фотоаппаратом, словно по плану сверху, по 200 раз на дню. Ведь главное – найти призвание и сгноить себя ради него.

К фотографии Руслана приучила мама. Она работала в магазине. Продавала фарфоровую посуду. Магазин располагался в трехэтажном здании, который к началу девяностых, когда мамин стаж перевалил за десять лет, переделали из универсама в торговый центр. Плитка на полу и трубы ежегодно меняли цвет после очередного ремонта. Тем не менее, основываясь на внешнем и внутреннем виде помещения, легко было доказать теорию о том, что, сколько место не корректируй, в нем все равно остается неприкрашенная суть.

В данном случае – суть советская. Которая очень нравилась Руслану. Поэтому он очень любил ходить в универсам. То есть в магазин, где продукты можно брать самому. Позже он даже близко туда не подбирался – не хотел общаться с продавцами, которые знают его более 20 лет.

А когда он еще служил дошкольником, в одном из отделов, в детских игрушках, продавалась марионетка. Нескольких шаров, разделенных надвое, именовались лапами, туловищем и головой. Нити от конечностей привязаны к деревянному кресту, которым управляла рука счастливого обладателя. Руслан попросил купить забаву, но ему дали лишь повозиться с ней несколько минут, пару раз пройтись по залу, а потом отобрали. В дальнейшем он до самого окончания школы вспоминал этот случай. А если сильно напивался, то рассказывал какому-нибудь случайно товарищу.

Почему люди сами делают игрушки? Потому что процесс изготовления – чистейшей воды fun-fun-fun. Это даже интереснее, чем играть. Потаскал за ухо, показал знакомым, оторвал руку – и до свидания. Сделанная собственноручно игрушка – все равно, что настоящий ребенок. Это не продукт, собранный на фабрике неизвестным человек и размноженный в огромном количестве.

Самое простое это, разумеется, поделки из бумаги – оригами. А также игрушки из платков и носков – перекрутил, связал веревочками.… И вот он – заяц-страшилище!

Мягкие игрушки шьют так же, как и платья – по выкройкам. Ничего сложного: надо лишь вырезать необходимые части и сшить, а потом набить ватой или поролоном.

Также рекомендуем записаться в кружок резьба по дереву. Всего-то и нужно, что кусок липы, осины или ольхи да острый нож. Лично я так долго засиживался за своим рисунком оленя, что в школу пришли родители. Проведать: может, чего плохого случилось? Не забываем также о советской забаве: выжигании. Сколько миллионов будущих теток и дядюшек дарили мамам сюжетные зарисовки на главные праздники? Сейчас, конечно, смотрится ужасно. Но тогда считалось достойным хотя бы умиления.

Кроме того, игрушки вырезают из фанеры лобзиком. Сначала вырезают все детали, а потом склеивают их. Ну, и последнее – игрушки из глины. Сначала материал очищают, просеивают, добавляют для крепости шамот. Из глины делают отдельные детали, которые склеивают ею же, но разведенной в воде до более жидкого состояния. Потом модель сушат до полного высыхания несколько дней и обжигают в специальной печи. И раскрашивают.

И не забывайте, что никто не отменял луки и стрелы, городки, кораблики и радость человеческого общения! И еще: надо, чтобы у каждого в коммуналке на подоконнике дремала пушистое и усатое существо. К примеру, дикая откормленная рысь. Или примат, предок Сталина или Михалкова.

В середине 90-х, мама Руслана, как, пожалуй, как и все родители того времени старше 30, купила в магазине «мыльницу». Она не хотела работать руками, ей было достаточно одного пальца, чтобы создать забаву на радость взрослым.