Архилептония

Когда через три месяца брат вернулся домой, он рассказал, что Серафим принял сан и замолчал на полгода. Это первое и главное послушание, которое получают новые монахи. Полгода молчать и молиться. Ещё он рассказал, что через месяц после того, как Серафим принял монашество, к нему приехал сын. И стал потом приезжать постоянно и оставаться на выходные. Они садились в тени огромного лимонного дерева и молчали. А у отца Серафима по щекам и седой бороде текли слёзы. Ведь именно теперь он стал часто видеться с сыном — когда стал монахом…

Не только паломники помогают монастырю, но и монастырь помогает паломникам. В любых обстоятельствах, при первой же необходимости.

Как — то раз мы катили с Патером И по Иерисосу и увидели человека, спешившего за уже уходящим в Салоники междугородним автобусом. Машина поравнялась с бегущим. На том лица не было, он задыхался, на спине болтался тяжеленный рюкзак. Патер И остановился на автобусной остановке и окликнул его по имени. Они что — то обсудили, перекрикиваясь, Патер И выхватил из глубокого кармана истрёпанной рясы горсть купюр и сунул через окно знакомому прямо в руку. Тот схватил деньги, стал благодарить, но Патер И замахал на него и приказал бежать. Как я успел заметить, среди купюр было несколько сотенных евро. Бедолага убежал в сторону стоянки такси. А Патер И довольный, почти счастливый покатил дальше и объяснил мне как смог, что это паломник Теодор (по — нашему — Федя) из Иерисоса, работает в книжном магазине, очень бедный, опоздал на автобус до Салоник, теперь может опоздать на самолёт. Он должен лететь к сестре на свадьбу в Болгарию. Вот и решил Патер И дать ему денег на такси до Салоник — и на подарок для сестры заодно.

Деньги для Патера И были как конфетные фантики. Просто бумажки. Вынужденное мерило общения с этим смешным и окончательно запутавшимся внешним миром.

А когда — то он жил и дышал для них.

С другим паломником я прожил бок о бок несколько дней в монастырском доме, тесно общаясь, деля с ним и Патером И трапезу и вечерние беседы на балконе. Это был парень по имени Николас, македонец лет двадцати пяти, который потерял работу, другую работу никак не мог найти и попросил помощи у монастыря. Он часто паломничал, но теперь приехал надолго: жить у Патера И и работать на монастырских фермах, разбросанных по Халкидики. Монастырь дал ему работу, содержал бесплатно в доме и платил, чтобы парень мог в конце сезона привезти какие — то деньги домой.

Вот так.

Все эти люди показались мне настоящим сокровищем монастыря. Они помогали друг другу не потому, что им это было выгодно, а потому, что хотели. Я часто видел, как уже знакомые мне паломники подкатывали к дому и выгружали во двор кто что привёз, кто чем мог поделиться с монастырём. От ящиков со списанным и провонявшим хлоркой военным обмундированием (ботинки, зимние куртки, шарфы — зима — то в каменном монастыре у моря промозглая, даже в Греции) до щенка немецкой овчарки (пусть живёт в монастыре, где уже прижились вездесущие кошки и обитает огромный старый конь, на котором время от времени кто — нибудь отправляется побродить по горам). Ещё привозили гвозди, кирпичи, коробки с туалетной бумагой.

Стигмы

Монахи, наверное, как и большинство греков в Греции, — убеждённые антисемиты, скрытые или явные.

Причём многие с евреями никогда не общались и вообще не сталкивались. Однако традиционный антисемитизм налицо: то там то сям, по поводу или без повода, они презрительно отзываются о евреях и автоматически об Израиле. Основная причина, конечно, — «убийство Христа», которое они евреям никогда не забудут и не простят.

У греков это иногда приобретает весьма забавные формы.

Своего премьер — министра они считают скрытым евреем, потому что он их обманывает.

Какого — нибудь местного начальника — потому что он ездит на дорогой машине.

Соседа с параллельной улицы могут подозревать, потому что он построил новый дорогой дом на продажу.

Вот так, вроде безобидно, греки в миру подтасовывают под еврейство всё, что связано с выгодой или бизнесом. А сами втайне завидуют успешным людям. Ну не то чтобы прямо завидуют, но не отказались бы быть на их месте. Греция ведь очень бедная страна. Но стала она бедной не потому, что её кто — то разорил: греки это сами допустили.

С антисемитизмом безобидно было не всегда. Когда я посетил Кипр, то узнал, что в древние времена греки добивали палками терпящих кораблекрушение евреев, которые пытались выбраться на скалистые берега.

И страшное гетто в Салониках не было безобидной страницей Второй мировой войны. Многие греки активно сотрудничали с нацистами.

Салоники вообще много веков был больше чем наполовину населён евреями. Теперь их там осталось несколько семей.

Однако надо признать: и среди греков были праведники, которые укрывали евреев от фашистов, спасая им жизнь.

Ещё одна стигма, какая — то безумная и совершенно на первый взгляд непонятная, — бар — код на товарах. Да — да! Именно так. Настоятель монастыря приказал монахам и учит всех паломников избегать товаров с бар — кодом, а те распространяют своё «тайное знание» по всему миру. Теория такая: бар — коды — глазок, которым дьявол отслеживает всё и вся. Поэтому тот, кто пользуется товарами, на упаковках которых есть считываемые бар — коды, — под наблюдением Сатаны.

А ещё они убеждены, что бар — коды придумали евреи. Чтобы управлять миром!

Вот такая у них своеобразная связка — евреи и бар — коды. Купил упаковку чипсов с бар — кодом — и Сатана тут как тут! Приглядывает за тобой. А Сатана он кто — конечно, еврей. И все они такие.

Я сначала поражался невежественности и убогости такой философии. А потом свыкся и стал задумываться. Не о евреях, конечно, так как сам был евреем (а греки — то во мне еврея не рассмотрели: наверное, и не встречали в жизни ни одного!).

А вот с бар — кодом они, кажется, что — то разглядели. Всеобщая глобализация и компьютеризация скоро и впрямь приведут к тотальному контролю, и все мы станем просто стадом — куда хозяин захочет, туда и погонит. А кто будет хозяином в этот момент? Мы — то ещё не знаем…

Карточкой чиркнул в магазине — сразу известно и кто ты, и где ты. Позвонил по мобильному — то же самое. Отправил имейл — твой IP известен. Да, с бар — кодом монахи переборщили, но, в принципе, идея жизнеспособная. Может, Google на Сатану работает? Google уже не знает, куда деньги девать… Спросил бы у монахов — они подсказали бы!

Ну да ладно.

В любом случае зимой того же года я отправлял в монастырь тёплые чёрные куртки — аляски и предусмотрительно срезал с них бар — коды. Чтобы монахи не нервничали. Чтобы носили на здоровье! И не боялись сатанинского ока.

Отдельная история — легенда, что на Афонской горе, вершина которой всегда укрыта облаком, в пещерах живут около двухсот сущностей. Десять — телесные, но бессмертные монахи, а остальные — духи монахов. Они ничего не едят. Обитают все вместе в пещерах столетиями и проводят время в медитациях и в общении с Богом…

Ну это уже показалось мне слишком!

Я, когда услышал, подумал — шутят. Сказку эту сначала мне рассказал Николас, когда мы в его выходной день пили кофе в кафе «Ксерксис» на городском пляже в городке. Ну, думаю, у парня каша в голове, совсем запудрили ему мозги монахи. А потом вижу — он серьёзно говорит и явно верит во всё это искренне. Примерно так же, как если бы я кому — то рассказывал, что Iron Man Брендан Бразьер (чемпион по триатлону) — веган, то есть не употребляет продукты животного происхождения. Рассказывал бы с уважением и восхищением. Потому что это правда. Спросите хоть у Google.

«На вершину горы Афон, — говорил Николас, — попасть почти невозможно. В самых недоступных местах горных расщелин начинаются скрытые тропы к вершине, а за несколько сотен метров до места по скалистым склонам эти тропы переходят в каменные ступени почти метровой высоты. Паломникам туда путь заказан. И только настоятели монастырей иногда, раз в десятилетия, осмеливаются отправиться в этот путь. Лишь некоторые за последние несколько веков дошли до вершины, и единицы вернулись — очарованные, навсегда утонувшие в тайне увиденного.

Я заворожённо слушал Николаса, почти с открытым ртом (чуть слюна не потекла!). И начал при любом удобном случае расспрашивать монахов и паломников на эту тему, пытаясь собрать как можно больше информации и деталей. Сколько ни старался, все рассказы были похожи друг на друга, с небольшими отклонениями на подробности и с той только разницей что на мой вопрос «А что они едят?» одни отвечали «Ничего» а другие «Может, насекомых собирают по стенам пещер или улиток. И воду слизывают со стен. На вершине сырость страшная. Гора — то всегда накрыта облаком. Сам посмотри».

«Ну — ну!» — подумал я и стал, когда вспоминал, поглядывать в сторону величественно царившей над полуостровом далёкой вершины святой горы Афон. И представьте себе: когда бы я ни посмотрел в ту сторону — ослепительным звенящим утром, знойным горячим греческим днём или синим душистым вечером, — вершина Афона всегда оказывалась окольцована белым пушистым облаком. Или тучей. А на небе вокруг — ни облачка! Чудеса, да и только.

Езжайте туда и сами проверьте!

…Когда прощались с Николасом, он подарил мне нож, с гравировкой на греческом. Такие имеют только монахи и паломники монастыря. Хороший нож, с кровостоком и наборной рукояткой. А я подарил ему новую, в упаковке, белую футболку — поло Reebok, которую ещё не успел распечатать. Вот так путешественник и абориген обменялись сувенирами.

Фатализм — вот ещё одна местная стигма.

Я встречался с этим феноменом и раньше. Например, хасиды в Израиле всё в своей жизни доверили Элоиму и фанатично верят, что как оно должно быть — так и будет, на всё воля Божья. А бабушка моя, царствие ей небесное, хоть и не верующая была еврейка, бегала, не глядя по сторонам, через дорогу и говорила всегда: «Им надо — пусть смотрят внимательно. Им же хуже будет!» Мол, если её машина собьёт, водителю будет хуже. (Не знаю, что она имела в виду: водителя замучает совесть или что — то другое.) Что она может погибнуть, не обсуждала. И, кажется, даже не думала об этом. Мне это казалось вопиющей тупостью. Хотя я понимал, что бабушка очень умная. И любил её. Она меня вырастила и воспитала.

Вот так и монахи. Патер И, например, вёл машину коленями, крестясь и говоря по телефону одновременно, уверенный, что с ним ничего не случится. А другой молодой монах рулил свой сказочный лендровер туда — обратно по ночной козьей тропе, перевозя паломников, на мой взгляд рискуя разбиться в любую секунду.

Все греки верят в судьбу и в Бога. И живут как могут. Просто, набожно, в основном бедно.

Первый контакт

Настало время, и я ушёл из монастыря и жил теперь у Патера И в городке. А брат остался в монастыре. Он не хотел. Почти плакал. Но я ушёл и оставил его там. Так было надо. Возможно, он сам понимал, что НАДО, но до последней минуты надеялся, что я вытащу из кармана несуществующий волшебный билет на рейс Афины — дом и приглашу его лететь. Этого не произошло. Его билет с датой через три месяца лежал вместе с паспортом в спортивной сумке. И он остался с чужими бородатыми мужиками, говорящими на неизвестном языке. Испуганный, одинокий, потерянный, возможно страшно обиженный на семью, а может, и на самого себя. Взрослый ребёнок, заблудившийся сам в себе.

Сердце моё рвалось на части, и не с кем было поделиться болью.

И так же не с кем было поделиться робкой надеждой, что я всё делаю правильно, и всё скоро изменится, и брату станет так хорошо, как не было никогда. Жена была далеко, за Атлантикой. Мама не так далеко, но через Средиземное море. А описать по телефону я бы всё равно не смог — ни как тут, ни что тут. И, конечно же, я не смог бы описать, что на самом деле чувствую.

Это были тяжёлые времена для нас всех, мы немного разучились понимать друг друга…

Тогда я ещё не знал, что через три месяца, когда в наших местах вездесущие клёны уже сбросят огненные одежды и первый снег ляжет на горнолыжные склоны, из Греции прилетит худой бородатый мужчина, почти чёрный от загара, немытый, ещё пахнущий морем и солнцем, с горящими добрыми глазами и счастливой улыбкой. И мы сначала не узнаем его — так он изменится. А потом снова как бы откроем его для себя и станем счастливы.

К нам вернётся мой брат. Повзрослевший, здоровый.

…Стоял безумно знойный и душный день. К Патеру И приехал паломник из Афин. Он примчался на огромном спортивном мотоцикле — довольный, уставший, светящийся надеждой на встречу с монастырём. Жара просто сбивала с ног, но к вечеру посвежело, и мы попили кофе на веранде второго этажа. А потом я остался сидеть на веранде, а они зажгли все лампады в молельной комнате и стали молиться. Я посидел немного, глядя, как лиловый небосклон гаснет, и вскоре присоединился к ним.

Они молились долго. Я стоял немного сзади. На дворе стемнело.

Свет масляных лампад множил изображение Христа. Спокойный, сильный голос Патера И отражался от стен маленькой комнаты. Я думал обо всём сразу. Но больше о нас всех — брате, родителях, жене, дочерях. А о чём же ещё думать?

Думай о добре! Думай о добре!

Я почти провалился в молитву, не понимая на их языке ни слова. И только повторяя за ними — «Амен». Моё сердце постепенно наполнялось любовью. Мысли исчезли, и я почти заснул стоя, в этом монотонном потоке магических слов, колыхании теней и волне упоительного ощущения добра, протекающего через сердце.

И в какой — то момент почувствовал, что мы не одни.

Я опять почувствовал это!

Глаза мои были прикрыты, но я ощутил это кожей. Как будто оказался в толпе, где никто тебя не трогает, но ты чувствуешь тепло человеческих тел вокруг. Я открыл глаза и обомлел. По сути ничего не изменилось. Патер И, сидящий на табурете перед огромной книгой. Мотоциклист рядом. Иконы. Крошечная комната. Колыхание теней…

Но в комнате появились ещё люди!

Или не люди?

Над плечами Патера И возвышался силуэт бородатого мужчины, он был полупрозрачен и головой упирался в потолок. Его контуры медленно менялись, расширяясь и колеблясь в такт монотонному голосу монаха, вслух читающего из огромной книги. Я узнал в нём самого Патера И, только гораздо больше размером. Рядом над плечами мотоциклиста колыхалась его же огромная полупрозрачная фигура. Но кроме них в комнате оказалось ещё несколько бестелесных фигур разного роста: от крошечных, как куклы, до почти великанских — как силуэты над молящимися мужчинами. В комнате стало так тесно, что некуда ступить.

Я зачарованно смотрел на всё это, не понимая, что мне теперь делать. Всё было так странно, но совсем не страшно. Я начал приглядываться внимательнее, стараясь получше рассмотреть лица. Мне стало так любопытно, что я тогда попробовал сделать шаг в сторону и вдруг понял, что двигаюсь сквозь соседа. В голове пронеслись совершенно незнакомые картинки; это произошло молниеносно и повторялось каждый раз, когда я проходил сквозь кого — то (что — то?), продвигаясь вдоль стены комнаты.

Я сумел переместиться, может, метра на полтора, но с каждым шагом отдаление от места, где я стоял изначально, становилось всё труднее — как будто меня что — то удерживало, будто эспандер связывал меня с исходной точкой и по мере растяжения усиливал сопротивление. Тогда я обернулся и увидел себя самого — бородатого лысого крепыша с прикрытыми глазами, замершего, как восковая фигура в музее мадам Тюссо.

Позже мне объяснили, что в первый — второй — третий раз так и бывает: трудно отдалиться от своего физического тела, как будто оно ещё удерживает тебя, не отпускает.

А потом рядом с собой, замершим позади молящихся, я увидел другой знакомый силуэт и узнал в нём брата. Только я был настоящий, не полупрозрачный, и отбрасывал множественные, теперь почему — то неподвижные тени от свечей на стенах молельной комнатушки. Брат, наоборот, колыхался и, казалось, был прозрачен. Он стоял как сомнамбула в углу комнаты, поодаль от меня — настоящего, пропорционально уменьшенный раза в два, и внимательно смотрел на меня, как бы ожидая, что я замечу его. И самое удивительное — он оказался внутри другого силуэта, огромного, уходящего вверх. Но я же прекрасно понимал, что моего брата со мной в этой комнате не было. Я чётко знал, что это не он, что реальный остался в монастыре и что это похожее на него нечто — просто модифицированная копия, гротескный бестелесный шарж.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.