И охотничьи злоключения

– И за что же тебя сейчас забирают в полицейский участок?

– За всякое. Звонит жена дружка, просит срочно к ней подойти. Оказывается, коллектор угрожает: если семья не медленно не погасит кредит, то будут крупные неприятности, ребенок пропадет, гараж сгорит. Дружок дальнобойщик, был в рейсе. Гера спустил коллектора с лестницы. Тот едва из подъезда выполз, сразу позвонил в полицию, лишь затем вызвал скорую… Один гражданин застукал Геру и свою жену в постели, расстроился, разгорячился, пришлось защищаться… В ресторане произошла стычка, снова полиция, скорая.

– Ты, как погляжу, и после армии ведешь несерьезную, разгульную жизнь, хотя возраст не шпаны, – с осуждением заметил дед.

И он перекрестился снова, зашевели губами, прося Бога простить гостя.

Соглашаться с дедом Гера не собирался. Разгульная жизнь, когда вытворяют черте что, думают о себе, а он за редким исключением выступает в защиту друга или друзей, оставаться в стороне подло, если друг или друзья нуждаются в помощи, вот и попадает в полицейский участок. У него после армии был всего один случай, когда хотели обвинить не в хулиганстве, пришить крутую статью. Он решил заработать, взялся перебить номер на карабине, где-то сворованном. Заказ выполнил. А типа, заказчика, арестовали, продал Геру. На счастье, тип скончался от сердечного приступа… В общем, бежать из Углича пришлось потому, что в полиции считают, Гера не из тех, кто придерживается законов… Что он исчез из города, на это не должны обратить внимание. Новый владелец уволил с механического завода половину работников. Найти работу в Угличе не просто, приходится искать работу и на стороне, в числе таких будут считать и Геру.

Дед молчал какое-то время, забывая, что перед ним тарелка с едой, после выпивки нужно закусывать.

– Как я догадываюсь, ты участвовал в грабеже московского чиновника, сбегаешь не на всякий случай. Так? – спросил он.

– Я этого и не скрываю.

– Зачем? Должен понимать, можешь попасть в тюрьму, и осудят не за хулиганство, не за драку, сядешь на долго.

Пришлось объяснить: Гера опять преследовал не личный интерес, выручал двоюродного брата. У сынишки брата возникла злокачественная опухоль на левом глазу. Пацаненку пять лет. В Ярославле, в Москве врачи сказали, что сделать ничего не могут. Вылечить взялись лишь в Германии, для этого нужны четыре миллиона рублей. Брат продал все, что продать мог, взял кредит, заложив свою недвижимость, по ярославскому телевидению в рекламе обратился ко всем с просьбой помочь спасти ребенка. Нашлись сердобольные. Все равно полученных денег было недостаточно. А тут появился деловой человек, эту рекламу смотревший и о беде узнавший, давал брату миллион, если тот угонит у московского чиновника канадский вездеход. Брат справиться один не мог, обратился за помощью к Гере.

– Ты заботой о ребенке не прикрывайся, хуже грабежа только убийство, – возмущенным голосом проговорил дед.

Слушая рассказ он вообще отложил вилку, на гостя глядел хуже, чем неприветливо. Гера даже немного удивился, услышав последнее высказывание, и каким тоном оно было сказано. Ему казалось, народ ко всему привык, по телевизору о чем только ежедневно не рассказывают: очистили квартиру очередного известного артиста, автокатастрофы, взрывы в домах газовых баллонов, – ко всему начинают относиться как к забавному происшествию, лишь бы происшествия меня не касались. Хотя здесь глухомань, но у всех телевизоры, новости слушают, вроде должны думать так же, как и живущие в городах и цивильных поселках, так нет…

Обычно Гере было безразлично, как о нем думали, но сейчас вместе с дедом пьянствовал, хотелось сохранить дружественные отношения, решил убедить деда, что дело совершено благое. Конечно, грабеж вещь не очень хорошая, Гера согласен, однако… В ряде случаев грабеж можно приветствовать. Именно такой случай с московским чиновником. Ребенка нужно было выручать. А чиновник… Его вообще давно пора сажать. Помимо большой зарплаты он кормится взятками, первый зам главы одного из московских районов, в его ведении строительство, жилищное хозяйство. Ему все дозволено. Захотел иметь канадский вездеход новейшей конструкции для десантных войск, и получил, прислали из Канады, наверняка отвалил за это кучу денег, и договориться о такой проделке не просто.

– А ты знаешь, что он взяточник, или это твои предположения?

Разве могло быть иначе? Губернаторов и тех постоянно сажают за коррупцию.

– Нет, должны были вас изловить и грабеж предотвратить. Это у нас один участковый на все окрестности, а у вас… Ваши следы остались. Надо вас сажать. Сажать и того, кто заказ сделал.

Гера снова был удивлен, и свое удивление выказал. С чего дед такой сознательный? Живет в глухомани, образованностью наверняка похвастать не может, а рассуждает… Правда, в библии, как Гера слышал, любые отклонения от нормы осуждаются, а у деда, помимо того, что верующий, староверческие корни. У староверцев была своя правда, ушли в дикие леса, чтоб эту правду не растерять… Нет, жалеть этого чиновника незачем, нажился нечестно, для него лишиться миллиона, все равно что деду потерять червонец. А выручить сынишку брата – дело благое… Вот Гера уверен, если чиновник и видел по телевидению рекламу брата, то и мысли не было послать на указанный счет хотя бы рубль. Счет был больницы, брат договорился с заведующим.

Видя, что дед по-прежнему хуже, чем хмурился, с гостем не собирался соглашаться, Гера решил переменить тему разговора. Для начала предложил снова отметить знакомство. Когда выпили, причем дед выпил, казалось, лишь для того, чтоб слегка успокоиться, Гера повторил вопрос, который уже задавал: может ветеринар Лена все же согласится промышлять с ним?

Дед какое-то время молчал, оставаясь под впечатлением услышанного, ему не понравившегося, поддел вилкой соленый огурец, жевал, на гостя поглядывал с осуждением, все же решил высказаться, оценивая заданный гостем вопрос:

– Ты говоришь, что любви нет, а сам… Развлекаться решил?.. И не об охоте ты думаешь, как я гляжу, опять серьезности нет… Может наша охота заставит тебя относиться ко всему по-другому. В городе у вас никаких забот, квартиры с горячей водой, магазины, развлечения всякие, развращаетесь, а человек попадает в тайгу, все зависит только от него, жизнь начинает осмысливать. Вот ты чуть ли не хвастаешь, как удачно человека ограбили, а совершил грех, тебе повезло, не изловили, попадешься в следующий раз, если не изменишься, опять что-нибудь затеешь. Помяни мое слово, такое произойдет, молись, чтоб этого не случилось. Да простит тебя Господь, – добавил он, крестясь. – Я вижу, ты в Бога не веришь. И откуда тебе верить, в малолетстве был шпаной, и сейчас похвастать правильной жизнью не можешь. А напрасно, верить надо.

Перекрестившись снова, он что-то зашептал, глядя на икону, вероятно просил Бога образумить гостя.

– Если охота заставит меня измениться, буду рад. Может и к женщинам я стану относиться по-другому.

– Хорошо бы… Но к нашей Лене лучше не подходи, иначе будешь иметь дело с ее женихами. А их хватает.

Дед начал думать о девушке, и лицо посветлело.

– Охота ей нравится, а охотится удается лишь урывками. У нее работа – к месту привязывает. На ферме несколько сотен голов скота. У частников коровы, свиньи. Чуть что – она нужна. Отправляется на охоту, а на ее розыск посылают гонца. Ее вызывают и в деревню Орендорская. Это уже вблизи железнодорожной ветки на Воркуту. Там тоже ферма, своего ветеринара нет. Плывет туда на моторке по речке, зимой опять же по речке добирается на буране.

Хотя от вина Гера хмелел, а о Лене вспоминал, когда оставался один, особенно лежа в постели. Он старался о ней не думать, в который раз внушал себе, что возникшее у него чувство явление временное, старался высмеять свое высказывание, что готов жениться, до сих пор в жизни ни с кем не связывался, так и должен жить дальше, однако почему-то сомневался, что такие утверждения правильные, даже хотелось, чтоб утверждения были ошибочными, вот почему думать о девушке продолжал. Бой девушка! И она охотник. Не свойственное женщиной увлечение усиливало симпатию к ней, необычное часто притягивает, неприступность девушки разжигала дополнительное влечение к ней. И все больше усиливалось желание встретиться с ней, потребность такая появилась, и догадывался, что при встрече с ней надо избавиться от развязности, к которой привык при общении с женщинами.

И неудивительно, когда накануне ухода из деревеньки, на третий день пребывания у деда, он добрался до центральной усадьбы, намереваясь запастись продуктами, то первым делом зашел не в магазин, а к Лене.

Как раз при этой встрече с ней, ему пришлось познакомиться с молодым ревнивым бугаем, который не собирался девушку никому уступать. Гера тогда не подозревал, что в скором времени придется с этим ревнивцем в тайге встретиться, и тот будет не один, с егерем, и окажется поразительно агрессивным, будет стремиться убить конкурента по любви.

В тот же день он покинул деревеньку.

Продуктов Гера набрал немного, был уверен – станет кормиться дичью, до сих пор по пальцам мог пересчитать, что удалось добыть, но сейчас забирался в таежную глухомань, успех обеспечен, не собирался обращать внимание на слова деда об отсутствии опыта.

Деревенька была в стороне от речки, пришлось идти голым полем, которое использовали как сенокос, затем тащиться через моховое болото в редких чахлых сосенках, местами не обобрана клюква, выпавший снежок не везде засыпал красные ягоды. За минувшие дни хорошо подморозило, побелило землю снегом.

Кобель Трезор не проявлял к предстоящей охоте интереса, отходить от избы не хотел, пришлось взять на поводок. Потом, получив свободу, он возвращаться в деревушку не стал, но и охотничьего старания не проявлял, трусил впереди или в стороне нового хозяина, словно был на прогулке, временами останавливался, со знанием дела задирал заднюю лапу и оставлял метку на приглянувшемуся ему предмете, сообщал другим собакам, что имеет права на эти земли.

– Смотри, станешь лоботрясничать, то кормить не буду, – предупредил Гера.

На помощь кобеля Гера особенно не рассчитывал, помнил, что дед говорил: пес обленился, разжирел, – но когда из-под росших на конце болота кустиков ивняка шумни вырвались и понеслись прочь кормившиеся почками белые куропатки, а пес за птицами не погнался, то была причина обозлиться.

– Мать твою! Даже шевелиться лень? Пристрелю!

Правда, разочаровываться в способностях кобеля было рано, похвастать охотничьими знаниями Гера не мог, но дед кое-чему научил, из полученных от него полезных сведений узнал, как и на кого работает лайка, спугнутые куропатки на деревья не рассаживаются, как глухари, улетают, пес не дурак, это понимал, и зачем впустую за птицами гнаться?

Выйдя на речку, Гера почти сразу увидел на припорошившим снегом берегу широкую полосу, и хотя такое видел первый раз, а понял – выдра или норка вытаскивала из реки крупную рыбину и пировала, подтеки крови выдавали ее хищный нрав. Захотелось поставить капкан, надеясь, что зверек в этом месте выберется на берег снова, но от деревень Гера отошел недалеко, по рассказу деда рыбаки добирались до этих мест, ставили сети, могли забрать попавшего в капкан зверька. Избушку, в которой Гера намеревался расположиться, рыбаки навещали очень редко, так уверял дед, рыбные места вблизи деревень, на большом озере, через которое протекала речка, и немного ниже по течению, где в речку впадал ручей. И, главное, не стоило здесь оставлять следы своей деятельности, промышлять нагло и на показ, Гера не забывал высказывания дедом, когда вернулся из центральной усадьбы, укладывал купленные продукты в рюкзак.

– Может тебе все же не отправляться на промысел? Погости еще у меня и подайся домой.

– С чего вдруг у тебя возникли такие мысли?

– Ты появился у нас, об этом уже все село знает. Охота на пушного зверя пока запрещена, и ясно, что собираешься браконьерствовать.

– Я твой родственник, приехал тетя навестить, так и говорил Виктору, которые привез меня сюда. Ружье я скрывал в рюкзаке, никто его не видел, с какой стати решат, что я приехал на охоту.

– Пропадать будешь долго, заподозрят, что ты здесь не гостить, явятся ко мне, чтоб проверить, а тебя нет. И у нас есть защитники природы. Браконьерство местных они стараются не замечать, а о пришлых доложат в Тотьму. Если я скажу, что ты просто пошел прогуляться по лесу, то не поверят. И говорить неправду грешно. В итоге пришлют сюда егеря.

– Пускай егерь только покажется, сразу поймет, что со мной лучше не связываться. Я служил в десантных войсках, убивать человека не буду, но неожиданно нападать, ломать людей нас обучали. Поломаю твоего егеря, уберется, свою шкуру спасая.

– Ты не храбрись. Если егерь и не возьмет тебя в тайге, то вернется в деревню, тебя дождется, ему помогут тебя повязать.

– А я в вашей центральной усадьбе показываться не собираюсь, закончу охоту, загляну к тебе, прощусь, центральную усадьбу обойду, выйду на грунтовку, дождусь попутку, доеду на ней до трассы, и мой след простыл.

Хотя Гера так говорил, а понимал, что храбриться на самом деле не стоило.

После обнаруженных на снегу следов он прошел недолго и увидел строение, возле впадавшего в речку большого ручья.

Строение оказалось – ржавый железный балок, в давние времена вероятнее всего доставленным сюда по воде на плоту, служил временным пристанищем для рыбаков, дверь давно пропала, внутри наброшено сено, набравшее плесенный запах, вместо столика ящик от магазинных продуктов, была железная буржуйка, до того проржавевшая, что намечались в боках дырки, трубы вообще не было. Гера в балок лишь заглянул, ему нужно идти дальше. Выйдя из балка и осмотревшись, он поднял верх болотных сапог, намереваясь здесь перейти замерзший лишь по краям ручей, да оказалось глубоко, и дно в вязкой тине, пришлось отступить, пошел берегом ручья, надеясь найти лучше место для переправы.

Тогда он и наткнулся на тропинку на снегу, тянувшуюся в сторону от ручья по болотистой низине в хилом кустарнике, и догадался – наследили выдры, судя по крупным отпечаткам лап, иногда от тропы отклонявшимся. Конечно, он не мог оставить это открытие без внимания.

Он прошел совсем немного и вышел к озерку, уже покрытому льдом, красовались на льду три дыры, проделанными зверьками. Следов такое количество, снег на льду так истоптан, что Гера решил – здесь собралась целая стая выдр. Предчувствуя легкий, скорый успех, он скинул со спины рюкзак. Поведение выдр Гере объяснил так: первыми заметили появившегося охотника, нырнули, очень скоро из дыр выберутся глотнуть воздух, можно будет всех перестрелять, спрятавшись за росшими кустами, добычу сразу унести.

Кобель на следы не обратил внимание, даже следы не понюхал, но наверняка на зверей бросится, их увидев, сорвет охоту, вот почему Гера взял пса на поводок, отвел от озерка, к кусту привязал и заспешил назад, напоследок шепотом приказал собаке молчать. Мог бы такую команду не давать, пес охотиться не рвался, сразу улегся на снежок. Вернувшись к озерку, Гера затаился за кустом, встав на колени, поднятый верх сапог не позволял штанам мокнуть. Вначале он держал двустволку наготове, взглядом чутко смотрел на дыры во льду и решал проблему: наверняка выдры будут выбираться поочередно, подстрелит первую, то стоит сразу добычу забрать или забрать всех подстреленных выдр в один заход? Лед тонкий, человека не будет держать, но у Геры в рюкзаке бечевка, привяжет к ней палку, палку бросил, выдру зацепит, к себе подтащит. И беспокоился, если не убьет выдру наповал, то как бы подранок не нырнул в дырку во льду, из которой выбрался, надо стрелять наповал. Однако время потихоньку перемещалось, а звери не показывались. Так долго без воздуха они не могли жить. Куда же девались? Он пытался вспомнить объяснения деда. Слишком много он получил информации за короткий срок. Тем более обучение происходило при очередном распитии бутылки, не все сведения в голове уместились. Стрелки часов отсчитали почти пол часа, ни одна выдра так и не показалась. Норы, что ли, у них в берегу, в норы попрятались? – стал предполагать Гера. Или приходили рыбачить на озерко ночью, сейчас их здесь нет. Промысловая охота получалась не такой, на какую Гера рассчитывал. Может все же надо было ему почитать о промысловой охоте, купив книжку или достав?.. Да ерунда, на первый неуспех не стоило обращать внимание, и времени не было готовиться, пришлось срочно из города бежать. Холод закрадывался под куртку, студил тело, и хваткостью, усидчивостью Гера не отличался.

Так и не поняв, куда звери девались, Гера решил кончить мерзнуть, вернуться к ручью, найти брод и идти дальше.

Прежде чем отвязать кобеля, к нему подойдя, он пнул лодыря ногой, выдавая свое испортившееся настроение. Пес нисколько не расстраивался, что его отлучили от охоты, успел поспать, свернувшись клубком, подсунув нос под хвост. Неудача если и расстроила Геру, то не на долго, все выдры все равно будут его, по-прежнему не сомневался. Он от природы был оптимистом, верил в фортуну, не раз прежде случалось, наваливалось невезение, отдавался воле течения, в итоге в выигрыше оказывался.

Небо собиралось темнеть, день осенний, короткий, тем более погода пасмурная, и Гера, постояв, решил – пожалуй, лучше не идти дальше, заночевать в железном балке.

Дым плохо оттягивался через дверь балка. Гера кашлял, ползал на коленках, подкладывал в топку буржуйки сухие палки. Палок наломал и заготовил мало, топить вскоре стало нечем, вода в установленном на буржуйку котелке лишь подогрелась, до кипения не дошла. Гера набил желудок хлебом, запивая подсахаренной горячей водой. Отужинав, он забрался в спальник, постелив его на прелое сено, снял лишь болотные сапоги и куртку, которую использовал как подушку, подложив под голову. Двери не было, и полученное от топки буржуйки малое тепло почти сразу улетучилось. Спальник он приобрел в день перед отъездом на промысел по дешевке, толку от него оказалось мало. Не стало теплее и после того, как подозвал кобеля, уложил под бок, хоть такая от лодыря польза.

Он принудил себя подняться. Темнота успела придавить окрестности. На воле промозгло. Надеясь движениями разогнать по телу стынущую кровь Гера начал подпрыгивать, махать руками, подбадривал себя полудикими воплями, хотя мерзнувший рот открывался плохо. Было желание с охотой распрощаться, вернуться в деревню, отогреться на русской печи, но не стоило добраться до деревни в темноте, освещая путь карманным фонариком. Трогать водку он не стал, в медицине немного разбирался, знал, что на самом деле водка не согреет, зато пьяным мог замерзнуть. Он вспомнил было о ветеринаре Лене, а прежние чувства к ней не возникли, вот до чего доканывала окружавшая обстановка, холод. Будучи пацаном ему доводилось проводить ночи в подвалах домов, когда убегал из дома, но в подвалах такой стужи не было, на охотах ночевал под открытым небом только летом, и был вместе с приятелями, и всегда навеселе, не как сейчас, лежал до безобразия трезвым. Сказывалось и то, что городская жизнь в квартире с удобствами избаловала, развратила. Он вспомнил, что дед сказал: в тайге человек жизнь начинает осмысливать, – однако Гера сейчас все и всех проклинал, на этом его мысли заканчивались.

Так он и маялся всю ночь. Когда дождался утра, то самочувствие было хуже, чем после перепоя, соображал плохо, сам не мог объяснить, почему все же решил идти к избушке, не повернул к деревне. Гера поджарый, сух телом, обычно походка у него быстрая, сейчас едва тащился, создавалось впечатление, что его гнали под конвоем, заковав в кандалы.

Правда, когда впереди подал голос Трезор, то Гера слегка оживился, скинул на землю объемистый рюкзак, чтоб не мешал. Кого пес облаивал? Как и вчера, пес лоботрясничал, пришлось пинать его ногой и орать: «Ищи, дармоед!» Угрозы подействовали, пес утащился вперед, и вот лаял.

Кобель торчал под раскидистой сосной, повернувшись к стволу задом, глядел на приближавшегося к нему нового хозяина, временами откидывал снег и мерзлую землю резким движением задних лап, словно демонстрировал сучкам свою отвагу, перед тем как броситься ради них в драку, изредка взлаивал.

Ну и обозлился Гера, увидев это собачье представление! Едва удержался и не наградил пса зарядом дроби. Подойдя к псу, он занес ногу, намереваясь от души съездить сапогом по собачьим ребрам.

И как раз в этот момент с сосны, под ко торой стоял пес, сейчас и он, сорвался глухарь и понесся прочь. Замерев, Гера обалдело смотрел вслед, даже не пальнул вдогонку, с запозданием стало ясно – хотя кобель лодырь, а стоит к его поступкам относиться более чутко.

Второй раз он оживился, увидев ровный по кругу, глубокий погрыз на стволе рослой осины, осталось поработать немного и дерево повалится. Кое-какие нужные на промысловой охоте сведения, полученные от деда, оставались в голове Геры, сообразил – бобры, и, похоже, работала партия, где-то поблизости могла быть нора. Снова проснулась надежда на быстрый успех, однако после неудачной охоты на выдр он начал понимать – не стоит рассчитывать сразу добыть зверей, затаившись поблизости. В том месте, где звери выбирались из воды, застывший возле берега ледок был поломан, дальше от речки по склону к осине тянулась примятая полоска снега, и Гера не сомневался – бобры снова выберутся, решив догрызть осину. От жилых мест он отошел на порядочное расстояние, пожалуй, уже можно ставить капканы, так решил, один установить в воду, где начиналась тропинка, для подстраховки второй капкан поставить возле ствола осины, и бобр непременно попадется.

Капканы, которые дал дед, показался Гере ненадежным, пружины совсем слабые. Он стал взводить пружины на капкане купленном. Надо взводить сразу обе пружины. Освободив поверхность от снега, Гера прижимал дно капкана к земле, давил на пружины обеими руками, наваливаясь всем телом. Пружины на этом капкане наоборот оказались жутко тугими, капкан в мягковатую землю вминался, норовил выскользнуть, сил не хватало справиться. При второй попытки полуоткрытые дуги капкана защемили Гере пальцы. Взвыв от боли Гера кое-как защемленную руку освободил, нажимая на пружины коленками, в сердцах швырнул капкан в ствол осины, потом тряс рукой, боль прогоняя, шевелил пальцами, проверяя их сохранность. Одумавшись, он капкан подобрал. Но пропало всякое желание снова капкан устанавливать. И к капкану надо крепить железную цепочку, чего он не удосужился сделать заранее, другой конец цепочки крепить к колу, кола тоже не было, надо вырубать, потом забивать в землю, без такой страховки попавший в капкан зверек уйдет, капкан унесет. В конце концов он решил добраться до избушки, в ней расположиться, уже потом думать о промысле.

Продвигаясь по берегу речки дальше он успокоился, прикидывал, как купленные орудие лова сделать рабочим. Он недаром работал механиком, знал, нужно пружины обжечь на огне, потеряют жесткость. Или взвести пружины в избушки, упирая в доски пола, тогда взвести удастся, и таскать капкан заряженным.

Избушка подгнила, уходила в землю, на нижних самых трухлявых бревнах прижился лишайник, скособочилась, низ двери лежал на сгнившем бревне, чувствовалось, ставили избушку давным-давно, вскоре завалится. Кровля из досок, прибитых внахлест, протекала, и потолок местами был сырым. В избушке примитивные нары из скрепленных друг с другом досок на чурбаках, узкий столик опять же из досок, пола не было, земля. Обогревалась избушка с помощью каменки, находившейся в углу возле входной двери – наложенных друг на друга булыжников, с дырой под ними, в которую засовывали дрова, дыра и сверху, чтоб ставить котелок, кипятить воду, варить, или дыру закладывали камнем. Котелок был, до безобразия черный от копоти, был и чайник, тоже прокопченный, с проволокой вместе сломанной ручки. Кругом древность. Рама маленького окошка заделана свежим пакетом из целлюлозы, и стало ясно, здесь не так давно кто-то ночевал, и ночевал не дед, уже не охотившийся много лет. Человек мог явиться снова, что совершенно не устраивало Геру. Но пока предвидеть будущее и расстраиваться было рано.

На полу возле каменки лежала приличная куча палок, что, опять же, указывало на то, что избушку посещали, и, похоже, снова намеревались сюда явиться. Эти палки Гера и натолкал в дыру каменки, поджег. Дым заполнил помещение, пришлось выбираться на волю. Выходил всякий раз, набив дыру новой порцией дров.

Зато добился того, что внутри помещение немного согрелось, уменьшилась сырость, и вода закипела в пристроенном на камнях каменки котелке. Гера использовал котелок свой, не здешний, прокопченный. Он не ел с вчерашнего дня, примостился на нарах. Конечно, следовало сварить похлебку, сытнее и экономнее, чем уминать хлеб, запивая подсахаренным кипятком, возиться не хотелось. И в городе он не баловал себя изысканными блюдами, питался тем, что наскоро приобретал в магазинах, грязную посуду сваливал в умывальную раковину, по неделе ждала своего часа.

Хотя продукты нужно было беречь, а бросил четверть буханки хлеба кобелю, раз никакую еду не приготовил. Тот сожрал и не сказал спасибо.