Заря и Северный ветер. Часть I

– Доброе утро, – он улыбнулся, легко переступая порог.

В руках у него был деревянный поднос с завтраком. Он поставил его на туалетный столик и обернулся к девушкам.

– Ирина, тебе нужно подкрепить силы, у нас сегодня много дел.

– Каких ещё дел? – резко отозвалась Ира.

– Знакомство с Ярым шипом. Нашим домом.

– Это не мой дом, – отрезала она. – Я не хочу тут больше находиться.

Саша выдержал паузу, обдумывая, как ответить.

– Ирина… Давай ты сначала поешь?

– Я не хочу есть.

– Но…

– Я не буду это есть, – её голос стал жёстче. – Неизвестно, что вы туда подсыпали.

– Хорошо, – мягко уступил Саша. – Тогда переоденься. Если хочешь, прими ванну, я подожду тебя.

– Саша, ты меня слышишь? – Ира шагнула ближе, глядя ему прямо в глаза. – Я хочу домой.

Он устало вздохнул, затем тихо, почти умоляюще сказал:

– Дай нам шанс. Просто возможность нормально всё объяснить. Я покажу тебе Ярый шип, и ты сама убедишься, что здесь тебе будет хорошо. Давай просто немного прогуляемся? Ты ведь ничего не теряешь, правда?

Ира прищурилась, изучая его.

– Окей. Но я так пойду. Где мой рюкзак? Где кеды и рубашка?

– Рюкзак тебе пока не нужен. Но я верну его, обещаю.

– О-о-о! – воскликнула Аврора. – В этом тебе будет жарко. Нынче у нас до ужаса ярое лето…

– Ничего страшного, – Ира перенесла вес с одной ноги на другую, пытаясь казаться невозмутимой. – Не сахарная, не растаю.

– Хорошо, – снова согласился Саша и прошёл к двери.

Аврора молча нагнулась, достала из-под кровати запылённые кеды и протянула Ире.

– А рубашку твою мы потеряли на Той стороне, – сообщил Саша, задержавшись у выхода. – Идём?

– Сейчас. Только… мне сначала нужно в туалет, – Ира говорила быстро, будто извинялась.

– Конечно, – Саша указал на дверь в ванную.

Она зашла и сразу заперлась изнутри. Желание справить нужду стало почти навязчивым, тело ныло от позыва. Но даже опускаясь на крышку унитаза, Ира всё ещё напряжённо озиралась. Мысль, что и здесь может быть камера, причиняла липкое унижение – и всё же физическая потребность победила. Когда она вернулась, стараясь не смотреть ни на Сашу, ни на Аврору, лицо её было чуть порозовевшим. Она быстро зашнуровала кеды и вышла за порог

– Аврора, пожалуйста, не забудь сделать то, о чём я тебя просил, – вежливо напомнил Саша.

Девушка кивнула, немного замешкавшись, а затем растянула губы в сочувственной улыбке.

Они вышли из комнаты и оказались в просторном коридоре со сводчатым потолком. Между узорчатыми дверьми тянулись гнутые кушетки, обтянутые тканью с цветочными рельефами, и кресла на округлых ножках, украшенные завитками. Рядом с ними стояли фигурные столики с резными сюжетами – на одном можно было разглядеть охоту с гончими, на другом – влюблённую пару в сложенном из деревьев гроте. На их поверхностях покоились фарфоровые вазы, бронзовые бюсты и мраморные маски, застывшие в полуулыбке или напряжённой задумчивости. На стенах пестрели тяжёлые гобелены и гравюры в рамах, передававшие игру солнечного света в кроне яблонь, бег коней по луговым травам, полёт осеннего тенётника, взмах птичьего крыла над рекой…

От всего этого изобилия красок и деталей у Иры закружилась голова. Саша шёл рядом, давая ей время осмотреться и привыкнуть к обстановке.

– Знаю, тебе сложно нам поверить, – наконец заговорил он. – Но представь, хотя бы на время, что это правда. Просто выслушай не споря.

– Но это же всё просто бред… – Ира остановилась рядом с лестницей, ведущей вниз.

Саша взглянул на гобелен, задержал взгляд на узловатой яблоне, овитой листьями, похожими на языки пламени. Он молчал несколько секунд, прежде чем сказать:

– Да. С твоей точки зрения. Но, пожалуйста, давай попробуем?

– Если ты скажешь, где я.

– Давай сначала. Ты за границей своего мира. Здесь нет привычных тебе стран, языков, народов. Здесь живут вампиры, люди и полукровки. Мы на Юге, в Свете яров, – на земле полукровок и людей. Это владения Виктора – Яровое стрежье. Ты в столице, городе-крепости Ярый шип, сейчас стоишь на третьем спальном этаже замка Громовых, своего родового замка.

– Так, допустим. Но моя фамилия – Никитина.

Саша посмотрел на Иру с лёгкой благодарностью, как на человека, который, пусть и неохотно, но соглашается на компромисс. В уголках его губ мелькнула тень улыбки.

– Спасибо, Ирина. Я ценю твоё терпение. Твой брат Виктор и его жена София живут на четвёртом этаже. Мы сейчас отправимся на второй.

Пока они спускались по винтовой лестнице, Саша рассказывал о строении замка. Под ногами Иры тихо скрипели ступени, а под ладонью выгибались резные переплетения стеблей. Казалось, будто когда- то они росли здесь, а потом застыли в древесине, став частью перил.

– Замок делится на несколько зон. Первый этаж – хозяйственный: там кухня, прачечная, медицинское отделение, тренировочные залы, спальни работников и столовая, где обычно собирается вся семья. Второй – общественное пространство: кабинеты, библиотека с книгохранилищем, Зал совета, гостиные для приёмов, верхняя оранжерея… На третьем и четвёртом этажах – наши спальни. А выше – нежилые башни, туда почти никто не поднимается, – Саша бросил на неё короткий взгляд и усмехнулся:

– Сперва будешь плутать – все плутают. Со временем привыкнешь.

Когда они спустились, он повёл её через анфиладу залитых солнцем залов. Ира вертела головой, не успевая рассмотреть сверкающие молдинги, лепные карнизы, расписные панели. Они проходили через комнаты, перегруженные массивной вычурной мебелью, и попадали в просторные залы с тонкими панорамными пейзажами. В одном из таких залов они задержались, разглядывая огромный, во всю стену, гобелен: на нём было искусно вышито родовое древо Виктора. Листья и плоды переливались золотом и серебром, а среди завитков сплетений угадывались слова.

– Посмотри на ту ветвь, – Саша указал на крепкий боковой побег с яблоками, хранящими в себе имена. – Мирослав – это твой дядя, Анатолий – отец, а Златослава – тётя.

– Они здесь? – Ира уже успела прикинуть, могут ли эти люди помочь ей.

– Мирослав уже покоится в саду предков, он не оставил после себя потомков. Златослава вышла замуж и живёт в Снежных топях, в своей усадьбе Ярый мёд, это на северо-западе. Она оказалась очень плодовитой, гляди.

Рядом со «Златославой» темнел коричневый тополиный листик – «Егорий». Под ними на золотистых тонких стеблях распускались имена детей: мелкие, аккуратные стежки складывались в целую россыпь. Ира попыталась их разобрать, но узор был слишком сложным, и её взгляд скользнул на другую ветвь.

– Ваш отец был прямым потомком самого Родослава, – с почтением продолжил Саша. – Это великий воин, бросивший вызов всему Северу, и прародитель яров. Сам он был сивером, вампиром. Его фамильное древо – яблоня.

Над «Анатолием» был изображён дубовый лист с «Еленой». От них в стороны тянулись тонкие нити. На кончике одной в цветке читалось имя «Мирослава». Кончик другой врастал в верхнюю ветвь, и на яблоке алел «Виктор», над ним на пурпурном вишнёвом листике возвышалась «София».

– Это не совсем правильный гобелен… Здесь всё смешалось… – Саша нахмурился. – Традиционные родовые древа постоянно обновляются. Из них убирают сестёр, вышедших замуж, и вносят имена вошедших в дом южанок – жён.

– Почему?

– Выходя замуж, женщина покидает не только свой дом, она покидает свой род. Вплетается в древо другого рода, становится его частью.

– Ну и что? Разве её семья перестаёт быть для неё семьёй? Разве она перестала быть дочерью своих родителей?

– В общем, да… – Саша помедлил, подбирая слова. – Она… как бы это сказать… умирает как дочь и сестра и возрождается как жена и мать, но уже в другой семье. Это очень древние представления. Сейчас, конечно, всё гораздо проще. Многие старинные обычаи не соблюдаются. Какие-то изменились. Какие-то сплелись с людскими, принесёнными с Той стороны, из мира людей. Сейчас традиции – скорее, красивая обёртка, чем ритуал. Хотя есть вещи, которые остаются неизменными. Например, запрещено вписывать в древо имена весенних и летних яров – детей, не достигших зрелости.

– Почему?

– Раньше они часто не доживали до двадцати пяти лет. А значит, не могли продолжить род, стать его частью. В семье могло родиться и десять детей, но взрослели единицы – только их имена вплетали в канву семейной истории. Сейчас, благодаря науке, медицине и тесной связи с Той стороной, выживаемость выше, но традиции остаются. Как видишь, Виктор нарушил и это правило. Сколько себя помню, он всегда говорил, что нет ничего важнее жизни Мирославы… – Саша хмуро поглядел на её имя, затем двинулся к выходу, Ира последовала за ним.

В соседнем зале они снова остановились, но теперь перед длинной галереей портретов. Ира видела разные, но по-родственному схожие лица. На одном из полотен она нашла девушку, смутно напоминающую её. Ярчанка на картине была красивее и как будто старше, возраст оставил метки в её тёмных задумчивых глазах и межбровной складке. Елена одной рукой держала книгу, другой прижимала к подбородку чёрный карандаш.

– Этот портрет сделали, когда ей было пятьдесят, – заметил Саша. – Как мне сейчас. Это первый год её замужества…

– Она не выглядит счастливой, – тихо сказала Ира.

– Анатолий был суровым, но справедливым. Когда он женился на Елене, ему был восемьдесят один год. На самом деле это пик силы и молодости… Только звучит для тебя страшно.

Они вышли из зала, минуя очередную анфиладу комнат. По дороге Александр рассказал о том, что у Анатолия и Елены через двадцать лет брака родился первенец – Виктор. Ещё через пятьдесят лет – дочь Мирослава.

– У них не было других детей? – спросила Ира.

Саша покачал головой.

– У чистокровных пар обычно мало детей, – пояснил он. – У яров репродуктивный процесс дольше и сложнее, чем у людей. Подходящие моменты для зачатия наступают раз в несколько лет или даже десятилетий. Дети появляются в определённые годы жизни, но для этого нужна не только биологическая совместимость. Важно ещё состояние пары: гормональное, эмоциональное… У смешанных пар этот механизм работает быстрее.

– А кто у них рождается? У смешанных…

– Обычные люди или яры, кого пошлют предки.

– М-м-м.

– Яры из смешанных семей почти ничем не отличаются от чистокровных. Они сохраняют долголетие и силу, но с каждым последующим «разбавлением» жизнь их потомков укорачивается, – он сделал паузу, будто решая, стоит ли говорить дальше. – Научный факт, который расколол наше общество.

– Расколол?

Саша поморщился.

– Консерваторы предпочитают браки только с себе подобными. Они боятся, что однажды их потомки превратятся в долгоживущих людей и окончательно утратят свою природу. Но ты не думай, таких среди нас немного. Большинство считает, что смешанные семьи – естественная часть жизни, а люди – основа нашего существования. Без них наша раса не появилась бы. Видеть в человеке угрозу – значит отрицать собственные корни и уподобляться сиверам.

– Ясно…

– Ничего тебе не ясно, – усмехнулся Саша. – Представляю, какая каша у тебя в голове. Но со временем ты всё уложишь по полкам, – он чуть замедлил шаг. – Это не самая светлая страница нашей истории, Ирина, но среди нас находились те, кто искал истоки своей силы не в людях, а в крови сиверов. К моменту твоего рождения их идеи потрясли весь Юг: вспыхнула гражданская война, пришла проклятая хворь. Но об этом я расскажу тебе в другой раз.

– А что стало с Еленой и Анатолием? Где они сейчас?

Саша провёл ладонью по голове и заговорил уже другим, более сдержанным голосом:

– Их отношения разрушились. Я видел это сам. Я воспитывался здесь.

Ира уловила в его тоне горечь, но не успела ничего сказать.

– Как-то ночью я услышал крики, – Саша смотрел вперёд, но, казалось, видел не коридор, а что-то далёкое из прошлого. – А утром узнал, что Елена уехала в Белостань, – его лицо застыло в напряжении, но он быстро овладел собой. – Это родовое гнездо Хладара, её предка. Но это была ложь. Она сбежала на Ту сторону. Там родила… И оставила Мирославу в больнице. Оксана забрала Миру и принесла сюда. Потом Виктор спрятал её. Он тебе уже всё рассказал.

– Почему она бросила детей?

– Не знаю… Что-то произошло между ней и Анатолием.

– Где она сейчас?

– Не знаю. Вряд ли она жива…

– Почему ты так думаешь? Вы искали её?

– Виктор искал. Будь она жива, он нашёл бы её. Поверь!

– Может, она до сих пор на Той стороне? Она же ещё не дожила до этого вашего возраста смерти… Сколько ей сейчас?

– Замирания. Сто сорок два. Через восемь лет она переступила бы порог цветения… – Саша отпер дверь и пригласил Иру пройти в комнату. – Это рабочий кабинет Виктора. Я хочу тебе кое-что показать.

Когда они вошли в небольшое помещение, обставленное старинной, но более сдержанной мебелью, Ира заметила на массивном дубовом столе тонкий ноутбук. На фоне резных поверхностей и приглушённого золотистого света он казался чужестранцем – гостем из будущего, затерявшимся в прошлом.

– Мы не приветствуем сильного вмешательства Той стороны, но и застрять в прошлых столетиях не можем, – проследив её взгляд, с улыбкой отметил Саша. – Одежду мы стираем в машинках, а не на реке золой и вальком.

Ира подошла к тёмному кожаному дивану – над ним висела вытянутая карта. Опершись на спинку, она провела пальцами по шершавой ветхой ткани. На полотне выделялись три контрастных цвета: пепельный охватывал бескрайний Мир сиверов, песочный очерчивал куда меньший Свет яров, а между ними змеилась узкая алая полоса – Пограничные земли.

– Это старая карта, – Ира почувствовала тёплое ровное дыхание Саши у себя над плечом.

На мгновение он замер рядом, затем наклонился чуть ниже, почти касаясь её. Она застыла, не зная, отстраниться ей или остаться на месте. От Саши пахло одеколоном – свежим, с лёгкой горчинкой, будто в нём смешались ароматы луговых трав и древесного дыма. Сердце забилось быстрее, и ей пришлось заставить себя сосредоточиться на карте.

– Сейчас эта территория принадлежит нам, – Саша протянул руку, и её кожа уловила едва заметное движение воздуха. – А мы вот здесь, – его палец мягко лёг почти в центр Света яров.

Ира медленно выдохнула и, чтобы отвлечься, вытянула шею, рассматривая рядом с указанной точкой незнакомые географические объекты.

– Город-крепость Ярый шип, река Лоза, деревня Янтарный дол, Осенний лес… – шёпотом читала она названия; наткнувшись на знакомое слово, она забыла о смущающей близости и вскинула голову. – Река Вольма? Так же называется группа!

– Да, это наши ребята, – Саша широко улыбнулся. – Правда, барабанщик у них из сиверов… А вот тут сейчас Виктор и София, – он обвёл замок, расположенный на восточном побережье Сонного моря.

Ира вернулась к Ярому шипу и прищурилась:

– Хребет Рыбий шип, лес Ярая куща… Как такое можно придумать? – растерянно спросила она. – Саша, неужели это правда реальные места?

– Да.

– У меня в голове это всё не умещается!

– Понимаю.

Ира оглядела обособленно пестревшие в стороне Вольные, Сухие и Пустые земли и остановилась на севере.

– Здесь живут эти… вампиры?

– Да. Их земля поделена на восемь вотчин – по количеству семей. Сейчас идёт столетие Черновых. Их семья регулирует отношения между кланами и ведёт какую-никакую внешнюю политику, – Саша царапнул ногтем центральную северную точку.

Между крутыми острыми хребтами там тянулась крепость Чёрный плющ, а подножия гор обхватывали широкие лапы Чёрного бора.

– Получается, у них как бы восемь регионов, да?

– Ну… Можешь это так считать.

– А у вас?

– У нас, Ирина, исконно было двенадцать «регионов». Но сейчас некоторые семьи утратили влияние. Жемчужные пади Тиховых, – Александр отметил жестом участок на юго-западе, – существует только номинально. На деле род Тихомира растворился в соседях. Их земли контролируют Сияренко, Бурояр и Доброгнеевы. Дмитрий Ветродарович – благородный яр, но не воин и не стратег. Он, скорее, философ, чем правитель. В Совет старейшин не входит. Дмитрий – скорее, хранитель имени и родового замка, Гнезда Лунь, чем глава дома в полном смысле.

– М-м-м… То есть Севером управляют Черновы? А тут кто?

– В этом столетии да. У нас – Громовы. Всегда Громовы. Виктор. Идём?

Когда они вышли в коридор, Ира почувствовала себя свободнее. В кабинете «брата» что-то давило на неё, словно воздух там был тяжелее. Возможно, всему виной была лавина информации, обрушившаяся на неё и не оставившая времени на осмысление. Всё вокруг казалось реальным, но оно не могло быть правдой. А Саша… он говорил так естественно, так убедительно. Он не мог играть во всё это! Саша чувствовал её колебание. И не давил. Они прошли длинный ряд колонн и начали спускаться по широкой центральной лестнице.

– А отец Виктора? – вдруг вспомнила Ира. – Ты так и не рассказал…

– Его не стало очень рано, – Саша произнёс это ровно, но за его внешним спокойствием пряталась напряжённая сдержанность. – Он едва успел переступить порог цветения. Думаю, сказались тяжёлые годы войны, раскола… ещё и поступок Елены. После её побега он два года почти не поднимался с постели. Виктор взвалил всю ответственность на себя…

Саша не договорил – его отвлекли. Навстречу им стремительно поднималась маленькая пышногрудая женщина лет пятидесяти в просторном платье-халате и в платке, повязанном тюрбаном. Завидев их, она вдруг схватилась за сердце и замерла. Ире она напомнила упитанного суриката с чёрными блестящими глазками.

– Ох! – выдохнула женщина и заморгала быстро-быстро. – Родослав всемогущий… – она всплеснула руками и радостно залепетала:

– Яснушка наша, Яснушка светлоликая, солнцем поцелована, в меду да росе купана, ветром убаюкана… Ой, кровинка ненаглядная, неужто домой вернулася, неужто праматерь вывела? Счастье-то какое! Неужто своими глазоньками вижу?

– Ну, Анисья, – Саша прервал причитания, сердечно приобняв женщину. – Не волнуйся, не волнуйся… Тебе беречься надо.

– Ну тебя, пустодуй оглашенный! – Анисья сердито оттолкнула его и снова зачастила:

– Дай хоть наглядеться на зорюшку нашу, соколицу яснозоркую. Добро пожаловать, милая, ро́дная… Ох! Ты поела, моя ягодка? Я уж не знала, чем тебя порадовать, доченька.

Ира опешила от такого напора.

– Я… Я ещё не успела… – смущённо соврала она.

– Александр! – ужаснулась Анисья. – Квашеной капустой кормлен ты, что ли? Ты чего девчонку голодную по замку таскаешь? Экий ты бестолковец! Ростом в дуб, а разумом в быльё! Мирослава, яблочко моё, идём скорее на кухню, – она подхватила Иру под локоть. – Я тебе такое мяско сочное найду! А этому пустодую угольки скормим!

– А не ты ли меня одними овощами потчевала? – поддел её Саша. – Потому, видно, корнями в землю упёрся, а вершиной в тумане заблудился.

– Тьфу ты! – Анисья отпустила Иру и хлопнула Сашу по плечу. – Наговоришь чего! Пустыми супами сыт и будешь теперь. Что мне твои разговоры? Слышишь шорох в ветвях? – она воздела руки к потолку. – Это слова пустые по ветру летят.

Саша вдруг посерьёзнел. Он шагнул ближе, мягко, но уверенно вставая между ней и Ирой.

– Ирина ещё не переступила порог зрелости.

– Как так? – весёлый огонёк в глазах Анисьи померк. – Я чего-то запамятовала? Почему Ирина?

– Мирослава привыкла к своему другому имени, – скупо пояснил Саша. – И домой она вернулась раньше срока.

Анисья прижала руки к лицу и покачала головой.

– Приготовь Ирине что-нибудь, мы скоро придём.

– Да-да, – торопливо закивала Анисья и, что-то бормоча себе под нос, поспешила вниз.

Саша проводил её взглядом и, усмехнувшись, сказал:

– Анисье триста двенадцать лет, почётный долгожитель нашей крепости и повариха от Солнца! Нам нужно беречь её, здоровье уже не то…

Ира ошеломлённо моргнула и медленно провела ладонями по лицу.

– Так у вас выглядят старики?

– У нас, Ирина. Так выглядят старики у нас.

– Это всё происходит в моей голове, да? – одними губами проговорила она. – Это галлюцинации или кома…

В тот день Ира была пьяна впечатлениями и за столом в столовой, не подумав, спросила у хлопотливой кухарки, правда ли ей триста двенадцать лет. Анисья крякнула, закатила глаза и взмахнула рукой, будто отгоняя пустяковый вопрос:

– Солнце вставало и садилось столько раз, что я уж сбилась со счёта. Сколько яблоня шумит, девонька, столько и я живу.

– И я столько проживу? – изумилась Ира.

– А как же! – Анисья засмеялась. – Проживёшь, Яснушка, коли в сердце твоём лето не кончится.

Александр решил, что Ира наконец поверила им, и убедил её остаться «погостить», пока она не узнает достаточно, чтобы во всём разобраться и принять взвешенное решение. Для пущей убедительности он снова заговорил о взломанной квартире, о преследовании сиверов. Ира уже не была уверена в том, что закрывала дверь и что мужчины на кладбище были… странными. Но ведь в парке они стреляли в неё и Сашу… Другого выхода не было, ей оставалось только плыть по течению и наблюдать.

Легенда о Родославе Чародее

На рассвете багрового времени правили верхней землёй два брата. Были они солнцами с горячими, бессмертными сердцами. Равные по рождению, не уступали они друг другу в могуществе, но жили мирно и ладно. Чем старше становились правители, тем ярче разгоралась в них огненная сила. Наконец выросла она столь велика, что дрогнула от её тяжести голубая твердь.

Покрылся простор трещинами, и поползла сквозь разломы на нижнюю землю мгла. Задумались ярые братья, как быть им, как свет сохранить и мир не погубить. И постановили: коли не могут они сдержать исполинскую силу свою, то надобно им разойтись. Решено было младшему Родославу спуститься к белым пустошам и отыскать себе новый дом.

Верный слову своему, покинул он брата и отправился по избранному пути. Долго бродил Родослав среди бескрайних снегов, покуда не повстречал подобных себе по облику. Величались они сиверами, бессмертными хозяевами Севера. Примкнул он к их племени и познал законы и обычаи звериные. Холодная мёртвая кровь текла в жилах сиверов, потому пили они алую жизнь смертных. Лишь она даровала их слабым телам силу солнца.

Не мог светозарный Родослав покориться дикому укладу, кой издревле правил северянами, и дерзнул написать новые законы. Поставил смертного он равным бессмертному и велел соплеменникам отныне кормиться мясом и кровью животных. Многие, в ком не погас ещё огонь, прислушались к мудрой речи его и пошли за ним. Однако другим северянам не по вкусу пришлась дерзновенность чужеземца, и задумали они покарать его.

Знали сиверы, что не отступится Родослав от сказанного, ибо слово его – деяние. Потому сговорились они подлостью Врана, сородича его, сгубить храброе солнце и напали на него под покровом тьмы. Три дня и три ночи, не щадя себя, сражался Родослав за соратников и смертных, за истину светозарную свою. Бок о бок рубились рядом с ним и соратники упрямые его. Много крови поглотила Волчья пасть в те грозные часы. На четвёртый день отступили северяне, но лишь на время. Покуда собирали они новые силы, повёл Родослав выживших на Юг.

Иссушала беглецов на новой земле жгучая жажда, и не было спасения от неё. Тогда вынул Родослав из груди сердце и зарыл его в раскалённых песках. На месте том вытянулась до самой верхней земли исполинская золотая яблоня. Скрыла она под сенью своей странников, утолила плодами сочными их жажду. А за ней выросли и другие деревья, и зацвели тут пышные леса, народились звери и птицы. И прозвали Родослава Чародеем за спасительный дар его.

Возвели здесь странники дома да крепости и стали жить в гармонии и благодати. Бессмертный и смертный стали равными и зачали союз, славный поныне. Родослав первым из бессмертных надел берёзовый венок на голову смертной девы и назвал её женою своей. И стала она праматерью всех яров – той, что оберегает от худого, греет в тёмные ночи и дарует силу в час испытаний. И народились через её кровь первые сыны и дочери южной земли, и укрепили они корни отца своего на пробудившейся земле.

Отдал бессмертие своё южным пескам Родослав Чародей, оттого и прожил всего три столетия. После замирания погребли прах его в корнях великой яблони, подарившей плоды новой жизни. Вырос вокруг неё могучий народ, именуемый ярами. И слышат потомки Родослава в шелесте листвы голос великого предка, в тишине лесов – шаги его. И помнят заветы его, и хранят свободу, честь и справедливость. И никому не отказывают они в помощи, для каждого находят кров и хлеб, ибо сердце внуков Родослава больше северной зимы.

Не сосчитать всех иноземцев, сбежавших от дикого кровавого голода на цветущую южную землю и нашедших здесь дом и покой. Познали они под сенью великой яблони благодать Родослава, переплелись корнями с внуками его. Покуда льётся над их потомками солнечный свет, покуда цветут сады и шумят леса, будет течь в их жилах сила Родослава и его бессмертный завет.