Змея в тени орла

Давно забытая мелодия рванулась на волю… Рванулась больно. Сорхе, не глядя, даже эти воспоминания сумела искромсать, изранить в кровь…

А бойцы затихли. Привычно внимательно. И удивленно. Эта песня не походила ни на какие другие:

Кто-то погасит свечи.Кто-то выпьет бокал вина.Где-то наступит вечер.Чья-то чаша выпита до дна.Кобра свернулась болью.Выбросить окурок в лужу и в путь.Битву закончить кровью.Только прошу я тебя, не забудь…

«Как мы шли…» – рывком вспомнила Эфа. И поспешно принялась давить, прятать воспоминания.

«Крейсер „Гончая“, ушедший в дальний поиск…»

Набор слов. Просто набор незнакомых, непривычно звучащих слов.

Как мы шли, разбивая лбы о лед,Каждый рвался лишь вперед,Вряд ли кто-то нас поймет и простит.Но мы шли, разбивая ноги в кровь,Признавая лишь любовь,Нас тянула к себе боль как магнит…

Струны лютни приглушенно рокотали. Не играют так на лютнях. Так вообще ни на чем не играют, но только так должна звучать эта непонятная, словно на чужом языке сложенная песня.

Боги обрубят крылья.Тем, кто взлетел, осталось упасть.Звезды покрылись пылью.Друг, если можешь, не дай мне пропасть.Если захочешь выжить.Рот – на замок и захлопни глаза.Только ты слышишь, слышишь…Где-то вдали прогремела гроза.Как тогда…

Стать мужчиной? Эфа была уверена, что в мужском обличье она поймет эту песню. Не так, как понимают, а правильнее сказать – принимают непонятные стихи или чуждую музыку. Она поймет эту песню, как давно знакомую.

Вспомнит?

Да. Может быть.

Но становиться мужчиной Разящая не собиралась. Она не любила вспоминать. К тому же мужчина был слаб. Даже когда у него появлялась мысль запереть Эфу в глубине своего разума, Разящая легко брала верх.

Стук захлопнутой двериХуже, чем выстрел под сердце. В упор.Все мы устали верить.Кто не убийца, тот, стало быть, вор.Только мне снятся звезды,И я не верю, что так нужно стрелять.Друг, ведь еще не поздноСнова вернуться и все переиграть.1

Поздно.

Поздно. Ничего не вернуть. И не нужно ничего возвращать. Нельзя.

– Ну и хватит с вас орочьих песен, – Йорик протянул лютню Эссору. – Твоя очередь.

Эльф поморщился. Лютню взял и положил на траву рядом. Так и сидели все. Молча. В лагере кипела предотбойная жизнь. Там шумели голоса. Стучали топоры. Где-то звенели посудой. А здесь тихо было.

– Плохая песня, – изрек наконец Стаф. Кентавр лежал, изящно подогнув под себя ноги и расслабленно сутулясь человеческим торсом. – Но хорошая. Как после нее петь?

– Откуда она у тебя? – хмуро поинтересовался Ивир. – Из дома?

– Может быть, – Йорик пожал плечами. – Какая разница?

Разница была, и он это знал. И все знали. Йорик никогда раньше не пел песен «из дома». Другие – да. Пели. Вспоминали. И песни, такие разные, были все-таки похожи. Разные миры, но время – одно. С разбросом в несколько десятков, может быть, в сотню лет.

Только Рашид…

Когда перевертыш появился на полигоне, у него было с собой оружие, не знакомое никому на Острове. Йорик, тогда еще десятник, да и десятник-то лишь потенциальный, безошибочно опознал в небольшой изящно выгнутой вещице легкое плазменное ружье. Оформленное непривычно, но все-таки знакомо. Просто есть вещи, которые в любых мирах делаются более-менее похожими. Потому что рассчитаны на людей.

Йорик, помнится, люто Рашиду позавидовал.

Впрочем, аккумуляторы в ружье сели довольно быстро, а подзаряжаться на Острове отказались. Ох и злился тогда новоявленный рядовой отряда Сорхе. Ему противна была сама мысль о холодном оружии.

Легенда молча поднялась и пошла к лагерю. Тут же следом за ней направился Линнар. Ивир проводил эльфийку взглядом, но скорее машинально. Без особого интереса. И Йорик порадовался равнодушию валатта. Может быть, он поторопился с мрачными прогнозами касательно драки?

«Ну, ты-то свое, положим, уже получил, – напомнил он себе, – и получил отнюдь не за эльфийку…»

– Спой, Эссор, – попросил он, доставая трубку. – А то мы тут от мыслей о высоком скукожимся.

– Мне что непонятно, – Исхар развязал свой кисет, протянул Йорику, а сам принялся набивать трубку табаком сотника, – вроде песня-то такая… ну… – орк пошевелил когтистыми пальцами.

– Безнадежная, – подсказал Ивир.

– Да. И злая. А драться хочется.

– Да тебе всегда драться хочется, – хмыкнул Гоблин. К музыке он был полностью равнодушен, но обожал посидеть и потаращиться на слушателей.

– Она не безнадежная, – спокойно произнесла Эфа.

Эфа?

Йорик глянул на шефанго с откровенным любопытством.

– Она – наоборот. – Низкий голос звучал завораживающе-лениво. – А драться хочется, потому что нужно что-то делать.

– Прям про нас. – Исхар затянулся. Замолчал. И снова повисла тишина. И снова тишину нарушила Эфа:

– Не о вас эта песня. Вы сидите и ждете, пока вам разрешат что-то сделать. Ну или пока нападут эти… Вы нападение отбиваете и снова сидите. Думаете, пророчество исполнится?

Шефанго поймала взгляд Йорика. И не успела еще решить, возмутиться или не обращать внимания на усмешку в прозрачной, теплой желтизне его глаз, как поняла, что точно так же, насмешливо, но понимающе, смотрят остальные.

На нее смотрят.

С насмешкой.

И воображают, что могут что-то понимать!

Раньше, чем она придумала, что сказать, как осадить всех этих вояк, как объяснить им раз и навсегда, что есть Эфа, Йорик спокойно произнес:

– Пророчество уже сбылось. Весь вопрос в том, насколько. Эссор…

– Да. Пожалуй, – задумчиво отозвался эльф. И взял-таки лютню.

Сногсшибательная новость не вызвала ни малейшего оживления. Словно все знали, что Йорик скажет о пророчестве именно сегодня и именно так – равнодушно-спокойно. Молча слушали, как поёт Эссор. Здесь было принято слушать песни молча и внимательно. Эльф пел что-то на неизвестном Эфе языке, и пел хорошо, удивительно хорошо. Эфе нравилось.

Она слушала и оглядывалась по сторонам.

Здесь, в тесной компании, собравшейся вокруг сотника, все уже были знакомы ей. Шестеро командиров и с десяток солдат из старых наборов.

Легенда с Линнаром куда-то исчезли. Надо думать, десятник показывает эльфийке лагерь: кто где живет, чем занимается. Кстати, о занятиях… Несколько минут Эфа с любопытством разглядывала солдат, растянувших между двумя столбами сеть вроде рыболовной. Двенадцать взрослых, с виду вполне нормальных мужчин занялись каким-то непонятным делом: начали кидать через эту сетку кожаный шар. Они весело гомонили и так же весело ругались; чему-то радовались; рычали друг на друга. А вокруг толпились многочисленные зрители, которые вели себя не менее азартно и не менее громко.

Разящая пожала плечами, довольно быстро потеряв интерес к непонятной забаве. Слушать Эссора было куда приятнее, чем смотреть, как люди сходят с ума.

– Вы так уверены в охране? – спросила она, когда песня закончилась. – Или лагерь защищен не только часовыми?

– Не только, – кивнул Йорик. – Часовые дежурят за линией безопасности.

– Зачем?

Стаф махнул хвостом, ловко сбив с крупа обнаглевшего овода:

– Затем, что убивать мы должны всех.

– Ясно.

Это действительно было ясно. Убивать – надо. Ситуация знакомая и привычная. Не важно, зачем. Просто надо, и все.

Эфа удивлялась себе. Раздражение, готовое выплеснуться, обида на снисходительные взгляды, желание раз и навсегда научить здесь всех правильному обращению с ней – все это ушло. Слишком много нового. Слишком все непривычно.

Она поискала в себе – слышала, что так вроде положено, – какую-нибудь тоску, ну, скажем, по Судиру. Или по своей келье в подземельях Гульрама. По Лахэ, ведь поездке туда она была рада… хоть по чему-нибудь, в конце-то концов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Стихи Д. Лысенко