НезаРазные истории

– Вань, сейчас надо сливать, я тебе говорю, и только доллары! Ты прям как младенец рассуждаешь, ей Богу, – импульсивно выступал пузатый, будто заколачивая своим авторитетом гвозди в голову кивающего. Женщина, обладая природной мудростью и добрым сердцем, увела разговор в сторону:

– Сергей Вадимович, извините, что перебиваю, но хочу напомнить, что у меня немного времени, мне сегодня надо…

– Да, Мария Михайловна, я все помню, – отрезал начальник и продолжил морально уничтожать успевшего выдохнуть Ивана, который, в свою очередь, устремился ко входу в здание быстрее остальных, чтобы то ли спастись от гнета начальника, то ли по-джентльменски открыть дверь перед дамой.

Сергей Вадимович спешил больше всех – на кону была важная сделка, поэтому он первым вошел в дверь, любезно распахнутую его заместителем Иваном Андреевичем.

Но вот незадача! Высоченный шкаф в маске – сотрудник охраны – преградил путь пузатому начальнику.

– Внутрь нельзя! Указ генерального директора: никого в офис не пускать в связи с карантином.

Сергей Вадимович театрально рассмеялся, смех подхватили коллеги. Посмотрев на табличку с именем на куртке дерзкого охранника, начальник зааплодировал.

– Браво, Вячеслав, браво! Вы отлично выполняете свою работу! Только я и есть генеральный директор! Арутюнов Сергей Вадимович, – довольно строго добавил он и попытался продолжить свой путь. Но Славик снова сурово его преградил.

– Я знаю, кто вы, Сергей Вадимович! Но вы же читали свое постановление? Вот, четко написано: НИКОГО НЕ ПУСКАТЬ! ПОДПИСЬ. ПЕЧАТЬ, – показывая на закрепленную на стене бумагу, сообщил охранник и добавил со всей искренностью: – Как я могу нарушить ваш приказ?

Арутюнов нервно рассмеялся:

– Похвально! Но давайте закончим этот цирк. Мне нужно срочно попасть в мой собственный офис.

Мария Михайловна, как идеальная помощница руководителя, уже звонила в службу охраны, чтобы найти управу на нерадивого сотрудника, но карантин… трубку не берут.

Славик, поправив медицинскую маску на лице, глядя в глаза начальнику, невозмутимо отвечал:

– Я работаю по совести, Сергей Вадимович! Есть приказ – надо выполнять. И взятки можете не предлагать – не возьму!

– Я вас умоляю, какие взятки! – Иван Андреевич, почувствовав свой звездный час, решил взять дело в свои руки и пойти напролом, пытаясь убрать руку охранника. Но гора по имени Славик остановила и замдиректора.

Арутюнов закатил глаза, видя жалкие попытки плюгавого заместителя прорваться через несокрушимую мускулистую стену в виде невесть откуда взявшегося честного охранника.

Мария Михайловна продолжала безуспешно дозваниваться и нервничать, глядя на часы.

– Так, хорошо, что вам нужно? Новый приказ? Я сейчас же его напишу. Вань, ручку и лист. Как это нет? Найди! Купи, – злился начальник.

– Это здорово будет, но без печати – недействительно, – справедливо заметил Славик.

– Печать наверху, в сейфе. Вы издеваетесь, я не пойму? – Арутюнов уже орал. – Дайте пройти, и будет вам печать. Хоть на жопе!

Охранник даже на такую дерзость отвечал очень вежливо и учтиво:

– На жопе не надо. Надо на листике, где ваша подпись. А пропустить наверх не могу! – Славик склонился над начальником и, пожимая плечами, шепотом добавил: – Приказ генерального!

– Дебилизм! Дурдом! – взорвался Арутюнов. Иван Андреевич, будто эхом, скопировал возмущение руководителя.

– А вы можете сами принести печать, уважаемый? – вдруг предложила Мария Михайловна, потеряв всякую надежду дозвониться до начальника службы охраны.

Арутюнов с заместителем резко прекратили кричать, переглянулись и начали шептаться. Иван Андреевич, будучи любителем шпионских боевиков, попытался изобразить выражение лица Джейсона Стэтэма и заговорщицки прошептал девушке:

– Там сейф же, деньги, много. Нельзя.

Мария, пристально глядя в глаза коллеге, спросила:

– И что вы предлагаете? Не отправлять договор? Терять сделку?

Переведя взгляд на Арутюнова, девушка добавила:

– И мне уже давно пора, Сергей Вадимович. Вы же помните? – Посмотрев вниз, она робко промямлила: – Эпиляция… Я не думала, что мы так застрянем.

– Да, Машенька, идите. Иван Андреевич, надеюсь, справится с кофемашиной. Но постарайтесь еще раз дозвониться до руководителя этого самодура!

Грациозно виляя крепким задом и постукивая каблуками, Мария Михайловна удалилась, обратив на себя взгляды троих мужчин и заставив их на долю секунды забыть о возникшей ситуации.

Опомнившись, Арутюнов с замом продолжили совещаться. Славик невозмутимо насвистывал откуда-то возникший в его голове трек «На “лабутенах”…» группы «Ленинград». Вдруг перед ним возникла щуплая фигура Ивана Андреевича. Зам, снова перевоплотившись в Джейсона Стэтема, протянул Славику бумагу с паролем от сейфа и инструкцию. Арутюнов смотрел на охранника с ненавистью, как бравый солдат, которого противники скрутили и взяли в плен. Славик, гордо отдав честь Ивану Андреевичу, вошёл в офис, закрыв за собой дверь, чтобы ни один чужак не проник на охраняемую им территорию.

– Дурдом. На хрен разгоню. Ну надо таким тупым быть. Приказ у него. Сейчас выйдет, узнай фамилию. Все запиши. И уволить первым делом, – бубнил Арутюнов.

Москва была все также пустынна и прекрасна. Солнце отражалось в окнах красивейшего особняка на Остоженке, в котором располагался офис одной логистической компании. Возможно, именно сейчас ее генеральный директор впервые нашел время обратить внимание на эти причудливые барельефы.

А мимо проезжал новенький «Мерседес» Марии Михайловны, в который только что запрыгнул ее бойфренд Славик с большим черным дипломатом. Сняв с лица медицинскую маску, Славик поцеловал любимую и, подбросив вверх ключи от черного входа, сказал:

– Ну что, моя королева, изолируемся с шиком?!

Маша включила музыку и под «Лабутены» «Ленинграда» нажала на газ.

Консервы

Каждый новый день давно был похож на предыдущий. Утро Тимура уже полгода начиналось с завтрака и порции виски со льдом. Затем он медленно, с наслаждением выкуривал сигарету, умывался и только потом надевал специальный защитный костюм с маской. Мужчине было ровно 40. Сегодня. Что за день рождения, если его нельзя провести в баре за углом, зацепив там какую-нибудь пьяную татуированную дурочку?

С тех пор, как эпидемия захватила город, ставки сильно возросли. Контакт с инфицированным – сутки-двое – остановка сердца. Вирус передавался по воздуху, впитывался через кожу, поэтому никто не открывал окна, и даже дома люди старались находиться «в защите», снимая ее лишь для экстренных нужд. Тимур жил один в съемной студии на малой Бронной. Так как дизайнерский талант позволял ему работать из дома, его финансовое положение не страдало. А вот личная жизнь уже давно трещала по швам. Он стоял перед зеркалом, откуда на него смотрел двухметровый верзила в черном комбинезоне и маске, напоминающей противогаз. В этот момент раздался звонок в дверь. Такой пронзительный и резкий, что верзила аж вздрогнул. Ведь Тимур уже и не помнил, когда общался с кем-то вживую. К тому же, так звонить в дверь могла только она. Посмотрев в глазок, он глубоко вздохнул. Возможно, открывать не стоило. Но почему она приехала? Они расстались много лет назад, полностью разорвав отношения. Из соцсетей он вынужден был знать о ее счастливом замужестве и материнстве. Тимур повернул замок.

На пороге стояла залитая солнцем рыжеволосая девчонка. Черт, почему время над ней не властно? Веснушки рассыпались по ее лицу, как сотни звёзд. Она была такая летняя и теплая, но отчего-то по телу Тимура пробежали мурашки.

– С днем рождения, терминатор! – звонко сказала Аня, будто вырезав из памяти все те годы, когда ее не было рядом.

– Ты с ума сошла?! Ты почему без маски? Жить надоело?!

– Жить вот так – да. Так больше не хочу. Устала бояться.

Тимур разозлился:

– Ничего не меняется, ты думаешь только о себе. У тебя семья, а ты все… прыгаешь.

Аня сделала вид, что не услышала упрека:

– Как ты тут живешь, показывай! Я войду? – не дожидаясь ответа, она сняла обувь и прошла в комнату. – Ого, перестановочка! Одобряю!

Отодвинув маску, Тимур опрокинул очередную порцию виски.

– А ты все бухаешь? Жить надоело? – передразнивая, спросила девушка.

Тимур закатил глаза.

– Ты как ехала? Давно сняла защиту?

– На велике, – Аня задорно улыбнулась, – сняла в 10 ещё, когда анализ сделала.

Тимур молчал, схватившись за голову. Она продолжала.

– К утру меня, скорей всего, не станет. Контакт с инфицированным. Я хотела попрощаться. Чтобы не как тогда…

Помолчав, она озорно добавила:

– Наливай!

– Аня…

– Ну давай же, не теряй время. Его у меня крайне мало, ты знаешь.

Тимур налил ей виски.

– За нас! – громогласно выпалила Аня.

Тимур молчал. Он прекрасно помнил то недолгое время, когда ее лёгкость его привлекала. Также он прекрасно помнил, как тяжело было выбросить ее из своей монохромной жизни.

– Ты ведь можешь и меня заразить. И неужели ты не хочешь побыть с семьёй?

– Я с ними уже попрощалась. Не хочу, чтобы дочь видела мое мертвое тело. Поэтому мама улетела на звёздочку и будет за ней оттуда присматривать.

– Благородно… но с чего ты решила, что твое мертвое тело хочу видеть я?

Аня рассмеялась так ярко и звонко, что у Тимура защемило в груди. Она была воплощением самой жизни.

– Я скучала по твоим шуткам, – вдруг добавила она серьезно. – Почему ты прогнал меня, Тимур? Я много лет размышляю над этим и не нахожу ответа…

– Зачем ворошить прошлое? Благодаря нашему разрыву ты встретила свою любовь, построила семью.

– Хочешь честно? Я с Митей пыталась забыться… Хотелось тебе доказать, что я годная женщина…

– М… круто забылась! Замуж вышла, Еву родила.

– Да, – рассмеялась девушка тысячей осколков в груди Тимура. – Но меня так и мучает вопрос… До сих пор. Почему ты бросил меня?

– Не знаю. Испугался, наверное. Я одиночка по своей природе.

– Продолжай, – глотнув виски, настаивала Аня.

– Ну мы разные, понимаешь? Ты живёшь на радуге. А я в бункере. Мы бы уничтожили друг друга. И все то светлое, что у нас было…

– И есть? – спросила девушка так резко, что Тимур будто почувствовал острое лезвие возле своего горла. Девушка не унималась:

– Ну раз оно было, и мы «вовремя» расстались… Значит, оно сохранилось? Как консервы?

– Чего?!

– Так вот, я пришла, чтобы открыть банку. Мне важно знать. Ты меня любишь, Тим? Ты только не ври. Скажи как есть.

– Нет, – Тимур ощетинился, готовый давать отпор упертому рыжеволосому консервному ножу.

– Ладно, ты прости за эту прямоту. Мне просто, сам понимаешь, нечего терять. Вот я и… А давай киношку посмотрим. Нашу какую-нибудь! «Звёздные войны» давай! Ты, кстати, сейчас как никогда похож на Дарта Вейдера, просто копия.

Они оба засмеялись. Тимур скорее от того, что неприятная ему тема резко была закрыта. Ведь он не из тех, кто сожалеет о прошлом. Не из тех, кто пересматривает совместные фото каждый день. И уж точно не из тех, кто уже несколько лет любит чужую жену.

Вслед за фильмом Аня попросила включить музыку. Она танцевала, как в последний раз. Грациозно, живо, экспрессивно. Тимур наблюдал со стороны, улыбаясь где-то глубоко под непроницаемой маской. Этот вирус был свирепый, но такой удобный, чтобы прятаться от всего настоящего.

– Ну, а теперь не откажи мне в медленном танце! Уже полночь. Я хочу все успеть!

– Давай без этого, – отвечал Тимур, не очень-то рьяно освобождаясь от ее объятий.

– Даже перед смертной казнью есть последнее желание! – прошептала ему на ухо Аня и дерзко улыбнулась, вспугнув стаю бабочек, давно дремавших внутри мужчины.

С наигранным нежеланием Тимур ответил:

– Хорошо. Эта песня тебе понравится.

Он обнимал ее стройное тело, роняя броню. Чувствовал ее запах, видел, как поднимается ее грудь при вздохе…

В жизни он боялся всего двух вещей: что она однажды его бросит и смерти. И если с первой он все ловко придумал, то что делать со второй, он никак не знал.

Тимур приподнял маску.

– Одень живо! – завопила Аня.

– Открыла консервы – ешь, а то… испортятся, – невозмутимо ответил Тим.

– Ты меня не любишь, но готов умереть из-за меня? – с сарказмом спросила Аня.

– Вот такой вот я противоречивый персонаж, – мужчина улыбнулся и прижал ее к себе крепче.

– Какой ты дурак… Мы могли быть так счастливы!

Тимур помолчал, любуясь пытливым взглядом девушки, а потом предложил:

– Выпьем? Хочу обеззаразиться.

Она снова залилась хохотом:

– Раз ты такой смелый, спать я буду с тобой, – сказала порядком опьяневшая Аня, положив ему голову на плечо. – Только очень прошу, если меня не станет этой ночью, не звони Мите… Он огорчится, узнав, что я была тут, – добавила она очень серьезно и плюхнулась на кровать не раздеваясь.

Тимур лег рядом, слушая в темноте каждый ее вдох и выдох. Чтобы чувствовать пульс, он взял ее за руку.

– Я люблю тебя больше всех на свете, – промурлыкала сонная Аня.

Тимур молчал. Даже сейчас она приехала, чтобы в конечном итоге его бросить, оставить одного. Он просто гладил ее по волосам и впервые в жизни молился. Всю ночь Тим не мог сомкнуть глаз, охраняя, как верный пес, последние мгновения такой любимой нелюбимой женщины.

Утреннее солнце заливало комнату оранжевым, подсвечивая огненные волосы Ани. Тимур сидел на краю кровати и любовался жизнью, которая была в каждой ее клеточке, каждой реснице… Какое счастье, что свой последний день она провела именно с ним. На этой мысли Тимур отрубился.

Проснувшись, мужчина взялся за болевшую с похмелья голову и неожиданно почувствовал свое живое лицо, без маски. Это было так непривычно, но так приятно – прикасаться к собственной коже. В следующую секунду он перевел взгляд на Аню, которой уже не стало. Ее и правда нигде не было. Хватившись, он выбежал, как есть, в коридор, а потом – из подъезда. Ни души. Тимур стоял на пустой улице. Кожу обвевал свежий летний ветерок. Мужчина вдыхал полной грудью весь этот воздух, в котором совершенно точно можно было уловить нотки запаха рыжеволосой девушки. В жизни он боялся всего двух вещей: что она однажды его бросит и смерти. И если со второй он будто бы уже смирился, то что делать с первой, он снова никак не знал.

Анна Чудинова

@chudanechka

Яндекс Дзен: Анна Чудинова

Монстр

За плотными шторами уже давно кипело солнце, когда Фрэнк снова услышал крик. Он быстро откинул одеяло, скользнул в домашние шлепанцы и вышел в коридор.

Утренние лучи бежали стройными рядами по лиловым стенам и утыкались в детскую.

– Папа, прости, что разбудил, – тоненький голосок Нормана позвал из-за приоткрытой двери.

– Ничего, – Фрэнк прошел в маленькую комнатку с веселыми обоями в цветочек и сел на край кровати. – Опять слышал это?

– Нет, я спал, – помотал темной курчавой головой Норман, устраиваясь поудобнее в мягком подушечном замке. – Просто приснился кошмар.

Фрэнк с Меридит усыновили Нормана в конце прошлого года, еще до проклятой пандемии. Милый, чувствительный мальчик семи лет, с добрым сердцем, как у Лили. В доме не хватало детского смеха после смерти их шестилетней дочери, а так хотелось снова почувствовать себя семьей. Вернуть в дом теплый коричный аромат, мандариновую пастилу и смешные записки. Особенно в Рождество. Когда все вместе.

Но Меридит не справилась. Не смогла принять приемного сына и ушла, не слушая мужа, который был убежден: им обоим нужен этот малыш.

Фрэнк ни в чем не винил жену. Когда же объявили режим самоизоляции из-за страшного вируса, Фрэнк даже обрадовался. Он был уверен, что это сблизит его с мальчиком. И вдвоем им будет ничуть не хуже! Они обязательно найдут, чем заняться, и придумают, как весело скоротать тягучие карантинные дни.

Два месяца Фрэнк и Норман жили спокойно, но с приходом теплых апрельских дней их уютный дом превратился в склеп с темными глазницами вместо окон.

По ночам Фрэнк стал слышать истошные вопли из комнаты сына. Он прибегал к нему и видел Нормана оцепеневшим от страха. И каждый раз мальчик говорил, что слышал, как монстр скребет когтями над его головой.

– Хочешь, поговорим об этом? – Фрэнк подошел к окну, резко откинул шторы и зажмурился от вспышки света.

Мальчик сидел неподвижно и смотрел перед собой. Казалось, будто голубые озерца его глаз мертвенно застыли.

– Папа, мне кажется, я скоро умру, – наконец он перевел взгляд на отца. – Монстр вот-вот доберется до меня, схватит своими огромными клешнями и разорвет на тысячи кусочков. Знаешь, теперь он стал приходить каждую ночь. Слышишь, пап, каждую! Когда ты уходишь к себе, и я закрываю глаза, мне становится так страшно, что я даже не могу пошевелиться. Я лежу и считаю выдохи – раз… два… три. И тогда я хочу только одного.

Норман внезапно замолчал.

– Чего же? – в горле Фрэнка пересохло.

– Заснуть раньше, чем он придет.

– Норман, – отец сел рядом с мальчиком. – Все хорошо.

Норман схватил отца за руку озябшими пальцами и прижался к нему. Фрэнк почувствовал, как пойманной птицей бьется маленькое сердце.

– Папа, как ты думаешь, мама вернется?

– Я бы что угодно сделал, лишь бы вернулась, ведь мне ее так не хватает, – в голосе Фрэнка зазвучали колкие нотки досады.

– Она ушла из-за меня?

– Нет, Норман, – ответил Фрэнк, не переставая теребить пуговицу на пижаме.

– Да, папа, да, – всхлипывая, закричал мальчик. – Потому что я – чудовище… Монстр!

– Ну, конечно, нет, Норман. С чего ты взял?

– Я слышал, как мама плакала и кричала: «Я его ненавижу! Он сводит меня с ума!».

– Иногда трудно принять жизнь, малыш.

Часы пробили девять.

– А знаешь, что? Давай-ка мы с тобой пойдем на чердак, и я тебе покажу, что там никого нет?

– Я снова не смогу.

– Попытка не пытка.

В коридоре пахло мореным деревом и легкой сыростью. Чердачная дверь зияла своей черной пастью, и иголки страха впились в затылок мальчика. Фрэнк мягко повернул ручку двери. Норман сжал кулаки и сделал шаг вперед.

Чердак был почти пустой. У двери рассыпавшимися кубиками стояли пыльные коробки со старыми бумагами, пластинками и игрушками Лили.

В густо-синие прямоугольники чердачных окон солнце спускало прозрачные золотистые рукава, в которых медленно кружились пылинки.

В углу, ощерившись, валялись дырявые коньки, устало грустили клюшки, да старенький граммофон мертвецки застыл с открытым ртом.

Больше на чердаке ничего не было.

– Видишь, никакой опасности, – Фрэнк включил свет.

– Вижу. Значит, это только у меня в голове, да?

– Доктор Дюк сказал, что может быть и так.

– Я так хочу, чтобы это прекратилось, папа!

– Прекратится, малыш, – отец, запнувшись, прошел к углу и взял конек. – Мы еще с тобой обязательно погоняем шайбу зимой. Вот только озеро схватит крепкий лед.

Норман кивнул, и уголки его рта тронула улыбка.

Весь день Норман ощущал невыразимый трепет. Сначала он играл, потом смотрел в окно на пестрых уток на озере и мечтал о том моменте, когда они с папой смогут выйти погулять. Утки шныряли туда-сюда – на берег и обратно в воду, а вокруг плясали деревья в своих новых светло-зеленых платьях.

Вечером они поужинали тыквенным супом и жареными отбивными с горошком. Затопили в гостиной камин. Потом отец с сыном сидели в детской и читали сказки.

Когда часы пробили девять, Фрэнк закрыл книгу.

– Ну что, пора спать.

– Хорошо, папа. Я постараюсь поскорее заснуть.

– Да, Норман, завтра будет новый день!

Фрэнк встал с кровати мальчика, поправил подушку и выключил ночник.

Когда дверь закрылась, Норман впервые за долгое время не почувствовал тонких когтистых лап страха у себя на плечах. Он спокойно провалился в квадратное облако из перьев и закрыл глаза.

Фрэнк пошел к себе, лег в постель и немного почитал газету. Посмотрев на часы, надел домашние шлепанцы и спустился на кухню. Налил стакан воды, поднялся на второй этаж. Поставил стакан на тумбу у зеркала, взял карандаш вместо расчески и старательно пригладил им волосы. Потом тихо открыл чердачную дверь и вошел внутрь. Не включая свет, он бесшумно проскользнул к углу, взял клюшку, уродливо оскалился и начал ритмично скрести ее тупым крюком по стене.

Линда Сауле

@linda_saule

Выбор

В зашторенной комнате на кровати лежали двое. Пахло теплым утром и чем-то временным. На прикроватной тумбочке в тарелке увядали кружки колбасы и дольки лимона, схватившиеся пожелтевшей сахарной коркой. Рядом белела пустая бутылка из-под водки и две мутные, захватанные стопки.

Женщина не спала. Ее бледное, покрытое испариной лицо излучало любовь. Она рассматривала строгий мужской профиль, жадно поглощая глазами каждый сантиметр гладко выбритой кожи, ровный нос, широкие, темные брови, припухшие от ночных поцелуев губы. Потом взгляд упал ниже, на крупную, мужественную руку, отдыхавшую на смятой простыне. На безымянном пальце дразнилось в утреннем свете узкое колечко. Но этим утром золотой блеск словно потускнел. Скосив глаза на массивные мужские часы, на которых обе стрелки показывали девять, Лара удовлетворенно улыбнулась. Получилось! Теперь целый месяц – рядом, она и мечтать о таком не могла.

Словно почувствовав ее взгляд, мужчина шевельнулся. Шумно вдохнув всей грудью, он открыл глаза и проморгался, оглядывая комнату заспанными, темно-карими глазами.

– Ты чего меня не разбудила? – хриплым шепотом произнес он.

– Сегодня ж карантин начался, – прижалась она к нему, ощущая, как тело пробивает озноб. Она прижалась сильнее, стараясь согреться.

– Знаю, потому и спрашиваю, – отозвался он. – Ты о чем думала?

– Я плохо себя чувствую, Тош, —тихо произнесла она. – А вдруг я уже больна?

– Веришь во всю эту хрень?

– Верю, – вздохнула она. – Не зря же, говорят, он только женщин убивает. Наверное, слишком много нас стало.

– Женщин много не бывает.

– Ну конечно.

Она устало вздохнула и, помолчав, добавила:

– А знаешь, что еще говорят?

– М? —хмыкнул он.

– Что вакцина уже есть, но стоит полтора ляма. И вообще ее не достать, – она бросила на него взгляд, полный надежды. – Ты раздобудешь для меня одну?

– Зачем тебе? – воскликнул он.

– Мне кажется, я заразилась. В груди так холодно и ног почти не чувствую, словно одеревенели.

– Ах ты, маленькая притвора, – ухмыльнулся он и схватил ее за голую грудь. – Я для тебя достану все, что только пожелаешь!

– Больно же, Тош!

Она притворно взвизгнула, а потом посерьезнела:

– Ты же не уедешь? —произнесла она с тоской в голосе, пытаясь поймать его рассеянный взгляд. – Сейчас и выходить-то никуда нельзя, куда ты поедешь? Скажи, что застрял на работе, придумай что-нибудь, только не бросай. Ты много продуктов привез, нам на месяц хватит!

– Девочка моя, – потянулся он губами к ее холодному лбу и замер, прикрыв глаза.

– Уедешь значит, – горестно произнесла она. – Тебя ж повяжут на первом повороте!

– Если еще поваляться с часок, тогда уж точно повяжут. Надо ехать, – он резко встал с постели и прислушался к звукам на улице. Подойдя к балкону, он дернул дверь, чуть не сорвав белый отрез тюля со следами кошачьих когтей по всему краю. Резкий порыв апрельского воздуха – асфальтно-дождливый, беспокойный – ворвался в комнату и с тихим шорохом опал.

Лара тоже встала, как была, нагишом, и, пошатываясь, подошла к Антону. Прижавшись сзади, обхватила его грудь руками. Ее била мелкая дрожь. Две фигуры замерли у открытой балконной двери, его – крепкая, не пропускающая свет, ее – нежная, невесомая, похожая на тень. Они глядели вниз, где по пустой улице между девятиэтажками медленно катился старенький грузовик. Из прикрепленного к кузову громкоговорителя разносился монотонный ржавый голос.

– Оставайтесь дома. Для вашей безопасности – оставайтесь дома.

– Точно надо ехать, – решительно сказал Антон и развернулся, сорвав замок ее рук. Они упали, словно обрубленные ивовые ветви, вдоль белесых, ослабших бедер.

Через пять минут он уже стоял у дверей одетый, в наглухо застегнутой плащевой куртке. Взгляд сосредоточенный, почти чужой.

– Тош… Ты же привезешь мне вакцину? – произнесла она вместо прощания, ощущая дрожащую слабость собственных конечностей.

– С тобой все в порядке, это просто похмелье.

– Я люблю тебя.

– Я тоже.

Выйдя из подъезда, Антон прошел до угла дома, сел в затемненную по всему периметру стекол БМВ и завел мотор. Первым делом обнюхал себя и, поморщившись, полез в бардачок. Он достал парфюм и сделал четыре пшика – два на шею, два на рубашку. Бросил флакон обратно, но закрывать бардачок не спешил. Рука его потянулась глубже, сквозь стопки документов и накопившейся мелочевки. Он выудил оттуда плоский пластиковый пакетик и внимательно посмотрел на этикетку. «СТОПВИР-21», – гласили отпечатанные на прямоугольнике буквы. Чуть сдавив, он нащупал тонкий шприц и небольшую продолговатую ампулку.