Потерянный Рай

– Да, и еще, о чем я хотел попросить тебя, в офисе сегодня почти целый день не было воды, как только дадут воду, обойди после рабочего дня все этажи офиса и в обоих санузлах, мужских и женских, спусти воду с бачков и хорошо промой унитазы, чтобы к утру воздух там не испортился бы.

– Конечно, непременно, – согласился Александр, параллельно сопровождая свой голосовой ответ, с возражающей мыслью, – вот этого мне сейчас, как раз и не хватало.

Сукин сын, – возмущался Александр садясь за свой рабочий стол, включая стационарный компьютер и разгребая листки бумаг со своими записями, лежащими на столе непосредственно перед клавиатурой.

– Вот тебе, пожалуйста, и на, плод и итог моей многолетней трудовой научной деятельности.

Да, таких как ты у меня полно было на своих лекциях и любого удалял с аудитории при их плохом поведении, – пробубнил себе под нос Александр.

Несмотря на свою мизерную зарплату по сравнению с другими сотрудниками офиса, двух сотрудников внутренней охраны офиса все-таки удерживала на такой работе массовая безработица, укоренившаяся прочно в стране, казалось, что надолго, в городе, да и по всей стране в целом. Несколько офисных сервисов, как компьютерных, так и бытовых, далеко не нуждались в низкооплачиваемых кадрах.

С вечера, после прихода в офис, рабочий день начинался у Александра с горячего чая и просмотра по компьютеру новостных сайтов и соцсетей, а после и мониторингу тех интернет-проектов, в которые ему по воле судьбы приходилось залезать и которые часто завершались весьма драматично.

Многие интернет-проекты закрывались, и их сайты вообще исчезали из поля зрения их соучастников, повезти могло только везучим и имеющим чутье вовремя из них выйти.

Первый предварительный обход офиса, всех его этажей, происходил в девять часов вечера, а последний, перед его закрытием и взятием на общую сигнализацию – в половине двенадцатого.

Александр, не без боли в душе обходил коридоры и комнаты своего офиса. Еще в недавнем прошлом это здание принадлежало очень именитому и известному проектному институту всесоюзного значения и в нем работало немало его коллег по специальности и однокурсников.

Закрывался проектный институт медленно, но верно, сперва оставался один из четырнадцати этажей проектного института, потом пара комнат, в конце одна и под конец – бац, – и ни одной.

А потом компьютерная фирма с обратной последовательностью приобретала площади этого здания, пока не закупила почти все этажи.

Проходя по привычным коридорам, Александр заходил в каждую комнату здания, выключал свет, где был оставлен, закрывал на ночь все окна в комнате и выключал, как правило, оставленные включенными компьютеры.

– Григорий, приветствую, дорогой, – поспешил поздороваться Александр с гуляющим по двору первого этажа сотрудником наружной охраны из специальной службы охраны городов.

– Здравия желаю, господин начальник, – поспешил с ответом худощавый, невысокого роста мужчина в специальной форме службы охраны, успев при этом встать по стойке смирно и взять честь.

– Полно тебе, Григорий, – проскользнула улыбка на лице Александра, – какой я тебе начальник и тем более господин, мы тут с вами все равны, только лишь с той разницей, что мы с Михаилом охраняем внутренние периметры здания, а вы – наружные, вот и все.

– Знаю, Сандро, просто старая закалка и привычка никак не отпускает меня, – пояснил Григорий. – Шутка ли, всю жизнь провел на военной службе, потом и воевать пришлось в девяностые годы на западе нашей страны, а потом и в том злополучном восьмом.

– Знаю, Гриша, ты у нас герой, не раз приходилось слышать от тебя разные военные истории, и если судить по мне, то ты не только звание полковника заслуживаешь, но и как минимум звание генерала.

– Да куда, там, – поскромничал Григорий, – но вот все думаю, как отойду от всех дел и выйду не по юре, а по факту на пенсию, книгу написать про воспоминания, все про мою военную службу и про разные перипетии военных историй.

– Если ты не сделаешь этого, то я опережу тебя и сам напишу про тебя, сколько слышал уже от тебя твоих историй и приключений, – попробовал напугать Григория Александр.

– Хм, – улыбнулся Григорий, – все равно как я написать не сумеешь.

– Это точно, – согласился Александр.

– Если бы не мой сын – бездельник и нежелание помочь моей семье, дочерям, меня бы здесь не было. Что я здесь потерял? Сутками дежурю, почти что за копейки, а начальство наше посылает на проверку людей по ночам. Вот как в прошлый раз, например, сплю себе поверхностным сном, с открытыми глазами, раскинувшись на своем кресле.

– Такое тоже возможно? – перебил его Александр.

– Даа, – протянул Григорий, – а ты что не знал, что можно спать и с открытыми глазами, как и караульные у мавзолея нашего великого вождя.

– Даже и представить себе этого не могу, как это можно делать? – удивился Александр.

– Да, да, представь себе, что и такое возможно, – подтвердил Григорий, – этому тоже в армии учат. Вообще и армия, и война многому учит человека, – пояснил Григорий.

– Но не человечности и не благородности надеюсь? – возразил Александр.

– Представь себе, что и этому тоже, – утвердительно кивнул головой Григорий.

Но в большинстве случаев, конечно же, когда человек берет в свои руки оружие, он уже в тот же момент становится совершенно другим человеком.

– Эти проклятые войны, – вздохнул Александр, – сколько человеческих невинных жизней уносят они.

– Когда погибают члены твоей семьи, близкие и родственники, очень трудно оставаться равнодушным, тем более когда ты военный человек, – пояснил Григорий.

– Да уж, к тому же когда страна еще теряет свои исконные территории, – согласился Александр.

– В тех девяностых годах мы до последнего защищались от нашей трагедии, в которой я потерял много своих близких друзей и родственников. А там, в тех краях, они жили очень хорошо и зажиточно, прямо райский уголок мы потеряли, – вздохнул с болью души Григорий, – та часть нашей страны в особенности, это потерянный нами рай.

– Да уж, не мало у нас таких потерянных раев, – уголков нашей страны, за всю ее историю существования.

– Да, что там говорить, Сандро, вся многовековая история человеческой жизни – это непрекращающееся войны, вспыхивающие то тут, то там по всей планете, как будто бы невозможно нормальное и мирное сосуществование, пусть даже разных человеческих этносов, пусть даже разнящихся по разным причинам, – подметил с сожалением Григорий.

– Борьба за человеческие ресурсы и жажда к обогащению – вот главные прародители всех войн, – добавил Александр.

– Будь она проклята, любая война, под любым предлогом, – заключил Георгий, – но только не оборонительная.

– Вот именно, – согласился Александр, добавив, – худой мир куда лучше любой войны.

– Хорошо, начальник, когда будем закрывать офис? – попытался уйти от тяжелой темы Григорий.

– Как всегда, в половине двенадцатого, – пояснил Александр, – видишь вот снизу, на разных этажах и в разных комнатах горит свет, в них где-нибудь по одному-два человека всегда, как правило, остаются работать допоздна.

– Хорошо, начальник, в таком случае честь имею, встретимся попозже, – взял вновь честь по стойке смирно Григорий.

Александр ответил улыбкой и стал медленно удаляться от него.

Возвращение Александра к центральному входу с первого этажа сопровождалось трелью светлячков и других насекомых.

– Тепло входит в свои права, – мелькнула мысль у Александра, проходя через автоматически открывающиеся стеклянные входные двери офиса.

Бесшумно мчавшийся вверх, на седьмой этаж, недавно сменившийся на новый, зарубежный лифт окутывал каждого своего пассажира своей аурой и особой средой обитания с роскошным освещением, в своем царстве светящихся зеркал.

В кабине лифта работала вентиляция, экстренная связь и была также установлена специальная коробка с дезинфицирующей жидкостью для рук.

Грузоподъемность лифта была тысяча килограммов и рассчитана была на тридцать человек.

Кабина отличалась своей исключительной умозрительностью и абсолютно не допускала к своим дверям любое прикосновение руками пассажиров, после чего она включала аварийную лампочку технических работ и напрочь останавливалась до прихода вынужденно вызванного лифтера-техника.

За это качество Александр дал прозвище лифту-недотрога.

VI

Утро в день отъезда выдалось на редкость теплым и солнечным, для этого времени года.

На пригородной автостанции хаотичное перемещение людей пронизывалось редкими звуковыми сигналами бороздящих по своим целевым направлениям автотранспортных средств и выкриками водителей маршрутных такси с названиями тех населенных пунктов, до или по направлению которых они собирали своих пассажиров.

– Скоро будешь отъезжать друг, – словно перебил очередную попытку призыва водителя подошедший к нему пассажир, лицо которого выглядело весьма уставшим.

Две сумки в обоих руках и висячий на спине рюкзак выдавали в нем сельчанина.

– Как только соберется нужное количество пассажиров, начальник, – пояснил водитель, – мне ведь тоже должно стоить ехать, тем более, что на обратном пути приходится ехать почти пустым.

– Да, понимаю, – согласительно кивнул головой будущий пассажир.

Как всегда почти не вовремя, как казалось ему, зазвонил телефон.

Не без усилий удалось достать из кобуры мобильного свой телефон и не без труда произнести короткий отзыв.

– Да, слушаю тебя, Мака.

– Ты уже вышел с работы, Миша?

– Да.

– Когда будешь у нас?

– Мака, я стою сейчас на автостанции, возле нужной маршрутки, и водитель с трудом собирает пассажиров, знаешь ведь, как подорожал проезд в связи с этим коронавирусом.

– Детям этого не объяснишь, Миша.

– Знаю, Мака, но что я могу сделать, перелететь к Вам я, к сожалению, не могу.

– А раньше выехать не мог?

– Ну мне ведь нужно было еще заехать домой и забрать те вещи, которые ты просила меня привезти. Позавтракал на лету, принял душ, собрал в дорогу твои вещи и вот теперь стою здесь и дожидаюсь скорого выезда.

– Хорошо, хорошо, мы тебя ждем.

– Только учти, что в дороге я отключу свой мобильник. Надеюсь, что хоть здесь сумею отчасти отоспаться после последних двухдневных бессонных ночей дежурства.

– А чем ты занимаешься по ночам после закрытия офиса?

– Как чем, будто-бы не знаешь, женщин привожу и дежурю вместе с ними, вот они и не дают мне спать.

– Хорошо, что хоть на шутки у тебя остались силы, – проплыла звуковая улыбка по мобильному.

– А что ты такие глупые вопросы задаешь, будто бы не знаешь, какие у нас дежурства ночные, то фейк-сигнализация будит с последующими звонками службы вневедомственной охраны, то начальники…

– Ладно, ладно, приезжай поскорее, мы тебя ждем, – перебил женский голос по телефону.

Маршрутное такси мчалось по построенному новому автобану на предельной скорости. Трасса была почти свободна.

Любимое заднее место пассажира на стороне водителя оказалось свободным и приоткрывшаяся форточка навеивала встречный ветер, убаюкивая изголодавшегося по сну пассажира.

За окном маршрутного такси пробегали знакомые картины дорожного пейзажа, которые почти наизусть, как многократно просмотренное одно и то же кино, запомнились Михаилу надолго, так как каждую неделю ему приходилось проезжать один и тот же путь.

После трехчасового путешествия Михаила спустили на трассе возле развилки и проселочной дороги на свою деревню, до которой ему следовало пройти пешком пару километров в надежде, что его подбросит туда, до своего дома, некая попутная машина. А маршрутное такси, в котором сидели всего лишь несколько молодых людей, не отрывающих всю дорогу своих взглядов от экранов мобильных и пара людей зрелого возраста, не перестающих разговаривать между собой и с водителем на бытовые темы и о политике, продолжило свой путь дальше, в западном направлении страны.

За все это время Михаил успел отрывками едва утолить свою бессонницу и, выпрямившись во весь рост и сделав глубокий вдох и выдох, приветственными словами и с обновленной энергией двинулся в сторону своей деревни и своего дома.

По дороге ему пришлось один раз сделать небольшой привал возле родника и с сожалением пробормотал про себя, – опять, значит, проблему водоснабжения в нашей деревне решить не удалось.

А сколько раз объявляли тендеры на его благоустройство, сколько денег бюджетных было потрачено, а воз, как говорится, и ныне там.

А помнится ведь в былые, хорошие времена, такая вкусная холодная вода лилась из этого родника, что даже некоторые рейсовые машины сворачивали сюда с трассы попить нашей родниковой воды самим и туристам дать попробовать тоже.

– Эх, ну, как говорится, чему быть, тому не миновать, – с этими словами путник приподнялся с места и отправился штурмовать остаток своего пути до своего дома.

– Сынок, доченька, – позвал путник своих детей, не успев еще толком зайти во двор своего приусадебного участка.

– Папа, мой папа приехал, – сотрясли небо, радостные выкрики восьмилетнего сына, рванувшегося что было сил навстречу своему отцу.

Путник едва успел опустить на землю обе сумки, которые держал в руках, как сын буквально вскочил в его объятия и сильно прижавшись к его груди, стал целовать его в обе щеки.

Сразу же, как только сын путника оказался на его руках, то груз, набранный в течение нелегкой рабочей недели и бессонных ночей, свалился с его плеч и груди.

Чуть позже, к отцу подбежала и его тринадцатилетняя дочь, для объятий с которой путнику пришлось опуститься на колени.

Объятия с ней позволили словно обрести невесомость и, расцеловав ее, поспешил поинтересоваться ее успехами на учебном поприще.

Поднявшись с корточек, он устремил взгляд перед собой, заметив у входа в свой дом родную восьмидесятилетнюю мать и сорокалетнюю жену, встречающих его словно одним и тем же улыбчивыми взглядами, но в корне отличных друг от друга по вкусу, легкости и глубине, возможным познанию человеку, который смог бы быть и ласковым мужем и любящим сыном одновременно.

Путь до них пришлось проходить с висящими по обеим рукам детей, которые выкрикивали отцу итоги и эпизоды их недельной жизни без него.

– Как там утверждалось английскими учеными-медиками, психологами и известным классиком о том, что человек в течение всей своей жизни бывает истинно счастлив только 2-3 часа, – вспомнилось вдруг Михаилу. – Так вот, сейчас эти минуты, как раз из тех двух-трех часов, самой счастливой моей жизни, – подумал он про себя невольно.

Встречные объятия с женой и матерью тоже были внешне похожие, в отличие от внутренних ощущений.

Все деревенское хозяйство в отсутствии мужа было возложено на жену, и потому спрос всех текущих дел был с нее.

После недолгой беседы со своими домашними женщинами за обеденным столом дети опять оккупировали отца и стали «обременять» его своим хвастовством.

Вскоре восьмилетний сын тянул за руку отца, предлагая ему посмотреть на то, чему он научил своего поросенка, запертого вместе с овцой в небольшом огражденном сетками вольере и в свинарнике с правого края от дома на придорожной участковой территории.

– Пойдем скорее, папа, я хочу показать тебе, чему я научил нашего поросенка Наф-нафа.

– Хорошо, Вахо, сынок, хорошо, иду с тобой, только не тяни меня так сильно за руку, пожалуйста.

В вольере овца и поросенок, словно заметив приближающихся к ним хозяев, радостно подбежали к сетчатому ограждению и, похрюкивая и издавая другие радостные звуки, встречали своих посетителей.

– Вот смотри, пап, – призвал отца к вниманию сын, доставая из карманов своих деревенских штанов орехи и кидая их в вольер к животным.

Поросенок почти на лету хватал ртом брошенные в его направлении орехи, разламывая их зубами, выплевывал кожуру и сладострастно принимался к поеданию их сердцевины.

– Видишь, пап, какой у нас умный наф-наф, это я его этому научил, – хвастался Вахо.

– Вижу, вижу, сынок, – посмеивался Михаил, вижу, что ты все это время зря не терял.

– А вот смотри еще, как я его маршировать научил, – похвастался сын и скомандовал Наф-нафу, – раз, два, левой, левой. Наф-наф по команде сына и вправду стал маршировать в такт под левую ногу.

– Молодец, сынок, – похвалил его отец, – из тебя и вправду хороший дрессировщик получится. Ну, а как у тебя дела с уроками, освоил работу на школьном “book”-е?

– Да, конечно же, я все уроки на сегодня сделал, осталось только по родному языку, несколько упражнений сделать.

Вскоре отец сидел за математическими задачами своей дочери.

– Молодчина, доченька, – похвалил ее отец, – очень хорошо, что ты так хорошо и быстро научилась составлять математические уравнения. Это основа основ не только математики, но и многих происходящих в жизни процессов.

Гванца даже покраснела немного от отцовской похвалы, но признала в том заслуги своей матери-учительницы.

– Если ты научишься в будущем все происходящие в жизни процессы описывать математическими уравнениями, то ты будешь первым человеком в жизни, – похвалил дочь с улыбкой отец.

– Я хочу быть учительницей по математике, – призналась дочь отцу.

– Мать, прости, не допустили меня никак дети до тебя, – извинился Михаил перед своей матерью, которая, прихрамывая, убирала за столом оставшуюся послеобеденную посуду.

– Как ты, как твоя нога?

– Нога ничего, сынок, вот только давление замучило.

– Воду пьешь в течение дня?

– Пью, сынок. Как могу.

– Как могу – нет, минимум два-три литра понемногу каждый день. Обезвоживание или нехватка нужного дневного минимума воды, это одна из главных причин давления, ты ведь помнишь об этом?

– Помню, сынок, помню, ай, и сколько мне осталось жить?

– Прекрати эти разговоры, сколько раз тебе говорить, не хочешь дожить до свадеб своих внуков?

Мать ответила улыбкой.

– Мама, мама, – послышался вскоре жалобный зов помощи дочери, – Вахо мою жвачку украл, которую нам папа принес.

Поиски шаловливого сына заняли не много времени, несмотря на несколько комнат двухэтажного собственного сельского дома.

Первым его отыскала мать.

– Вахо, почему ты отнял у Гванцы ее жвачку? – поругала мать сына, – у тебя что, своей мало было? Отец ведь вам обоим по пачке привез?

Вскоре к сыну-озорнику подоспел и отец.

– Ты что себе позволяешь, Вахо, как тебе не стыдно обижать девочку, твою сестру?

– Папа, я для эксперимента это сделал, ты только посмотри, – предложил сын отцу.

Сын сидел на деревянном полу комнаты и двумя руками растягивал жевательную резинку своей сестры.

Причем растягивал двумя руками в разные стороны только на начальном этапе. Дальше резинка продолжала растягиваться по инерции, затем свисать посередине и обрываться.

Затем он повторил этот свой эксперимент еще не раз.

– Хватит баловаться, – скомандовала бабушка, – ну ка оба вниз, за уроки.

Внучка и внук нехотя последовали за строгим голосом бабушки, а Михаил и Мака отправилась осматривать территорию своего приусадебного участка.

Осмотрели за домом виноградную аллею, затем фруктовые деревья. В вольерах для уток и кур собрали три куриных и два утиных яйца и довольные «уловом» возвращались в дом.

– Видишь какой у нас сын интересный растет? – спросила вдруг Мака.

– Смышленый такой парнишка и любознательный, – согласился отец, – все любит проверять и экспериментировать.

– А помнишь, что говорили нам врачи в роддоме? Что ребенок не будет иметь память, и что не сможет учиться, узнавать людей…

– Хорошо, Мака, прекрати, пожалуйста, напоминать мне все время о моей ошибке, – попросил Михаил.

– Надо же ведь, а, подумаешь, у ребенка оказалась одна лишняя хромосома, тринадцатая, и сколько шума подняли, что ни наговорили нам.

– Да, ты оказалась права, спасибо тебе, что не послушалась меня и врачей, и мы не оставили нашего сына тогда, в роддоме. Скольких радостей бы лишили тогда себя.

– И потом, какой бы мы дали ответ богу в свое время? Он, между прочим, преуспевает и в арифметике, вот единственное, если бы мы нашли бы для него еще хорошего логопеда, чтобы он немного бы поработал с ним, было бы не плохо.

– Да, Мака, знаю, вот как поедем в город, в первую очередь, займемся этим вопросом.

Спустя немного времени муж с женой стояли на веранде мансарды дома и в бинокль высматривали дали горизонта близлежащей местности.

– По-моему, все без изменения, Мака, и тебе так кажется? – произнес Михаил, опуская руку с домашним биноклем охотника.

– Ничего и не кажется, ползучая аннексия продолжается, на прошлой неделе еще двоих задержали и увезли туда, якобы за нарушение границы, а потом, после долгих переговоров за выкуп только возвращают их обратно, и это в лучшем случае.

– М-да, печально, конечно же, наломали дров на свою голову. Все равно до нас им далеко.

– Дай бог, но все возможно в нашей жизни, разве не знаешь?

– Еще один нами потерянный рай. Чего мы хотели еще, кормили, поили, защищали.

– Хорошо, ну Миша, сколько можно нам с тобой спорить об одном и том же. Сколько еще могла продолжаться такая однообразная и серая жизнь, – возражала Мака, осматривая внимательно в бинокле дали горизонта.

– А, по-твоему, нынешняя жизнь лучше? Я считаю, что по сравнению с нынешней жизнью, прошлая была раем, а мы этот рай потеряли сами. Сами от нее отказались, и вот уже более тридцати лет ничего даже близкого, с уровнем прошлой жизни, не имеем и неизвестно, что еще ждет нас в будущем.

– Хорошо, ну Миша, я вот с удовольствием жила бы, например, в Европе и с радостью бы относилась к учебе моих детей, в престижных университетах Европы.

– Ты хоть представление имеешь о жизни и учебе за рубежом?

– Да, конечно же, сколько хочешь, на канале ютуба, в интернете, что кроме этого есть.

– Ай, да мало ли, что там есть, на ютубе любой автор может выложить любое видео, а на самом деле жизнь в реале совершенно иная.

– Я очень устала от этой нищенской жизни, Миша, нищей и кочевнической.

– Так ты решай окончательно, где нам жить, здесь, в деревне или там, в городе. Здесь в деревне у нас все будет в достатке, но в городе для детей, для их обучения и образования – лучше. Ну так где?

– В Европе, там для меня рай, потерянный рай, который мы потеряли из-за тебя, когда ты в свое время отказался ехать туда, там нам предлагали работу и жилье в свое время, но ты струсил и отказался, и теперь мы всей семьей расплачиваемся за это.

– Что вы за народ – женщины, играете все время в беспроигрышную игру и всегда выставляете себя правыми. Легче рискнуть своей судьбой, чем судьбой семьи. Поехать в неизвестность на авось, ты хоть представляешь, что это такое? Рискнул бы и поехали бы, и если бы повезло в действительности, заслугу приписала бы себе, ну вот если бы не я, а вот не повезло бы, так опять я бы за все был бы виноват, – разволновался Михаил.

– Ладно, перестань, теперь уже все равно поздно об этом уже говорить, – попыталась успокоить мужа Мака.

– Это нужно родиться в Европе и жить там сначала, чтобы быть истинным европейцем, знать хорошо языки и их законы.

– А как же семья младшей сестры твоего напарника Александра, они ведь тоже уехали в свое время и устроились теперь, и живут хорошо.

– Мака, чего ты добиваешься сейчас, нашей ссоры? Предупреждаю, я ее не хочу. У нас и так столько дел на этой неделе в деревне, и уж клянусь тебе, это не будет самым лучшим началом нашей трудовой недели в деревне.

– Хорошо, Миша, пошли, позвоним лучше твоему однокласснику Бондо, может, хоть он сможет нам помочь с трактором, и так уже опоздали с пахотой нашего земельного участка в устье реки.

– Звонил уже, этим вопросом занялся в первую очередь, как приехал.

– Ого, молодец, когда же ты успел? – удивилась Мака. – И что же он тебе ответил?

– Сказал, что сможет высвободить свой трактор и помочь нам с пахотой участка, только проблема в горючем, солярке, которую нужно достать.

– И где же ты его собираешься доставать?

– Решил и этот вопрос, наш сосед Нукри заедет ко мне через часа два, поедем до ближайшего районного центра и привезем канистрами, только вопрос в …

– В чем вопрос? – поднапряглась Мака.

– В деньгах, в чем же еще?

– У меня их не осталось, Миша, Мы все тут целую неделю сидели на моей зарплате, а у тебя от своей не осталось ничего?

– На дорогу обратно.

– Ну вот и хочешь – не хочешь, опять возвращаемся к тому же вопросу, где рай? – пояснила Мака и сама же ответила на него, – разве не там, где тебе вольготно и хорошо и жизнь проходит в достатке?

Михаил махнул рукой и, отвернувшись от жены, пошел медленным ходом к лестнице на второй этаж, в свою тихую и маленькую комнату.

Спустя полтора часа он вместе со своим соседом направлялись в ближайший районный центр за горючим для трактора.