Прижалась затылком к перегородке, закрыв глаза. Ей казалось, что она совсем в другом мире. Одна-одинешенька на какой-то незнакомой, покинутой всеми планете.

– Боженьки! – резко и пронзительно воскликнули.

Айсун медленно, лениво, будто у неё не было сил на это, открыла глаза и повернула голову. В дверном проеме кабинки стояла женщина среднего возраста. Она была в форме уборщицы. Отшатнулась, с удивлением и ужасом глядя на девушку. Пробегала взглядом по ней, по её тел, по луже на полу.

– Милочка, ты в порядке? Скорая? Полиция?

– Что? – настолько неразборчиво спросила Айсун, что женщина поморщилась. Девушка оперлась рукой на сидение унитаза, силясь подняться. Но опять плюхнулась на задницу. – Все нормально. Позовите Яну.

– Дорогая, чего нанюхалась? – устало спросила женщина, тяжело вздохнув. – Мне то откуда знать, кто такая Яна?

Айсун почему-то разозлилась. Не понимала, как эта женщина может не знать, кто такая Яна. Ей казалось, что та просто не хочет ей помогать.

Уборщица оглянулась назад и шагнула в кабинку, закрыв за собой дверь. Присела на корточки перед Айсун.

– Давай, девочка. Скажи, где эта Яна. Может столик? Где твоя сумка? Я её принесу и ты сможешь кому-то позвонить.

– Столик? – непонимающе переспросила Айсун, глядя невидящим взглядом на лицо женщины. Она даже не могла разглядеть её черты. Они как-то сливались, искажались.

Смотрела невыносимо долго, где-то с минуту. Молчала, пытаясь понять, что от неё хотят.

– Двенадцатый столик, – буркнула и опять откинулась назад, громко ударившись затылком об перегородку.

Женщина устало вздохнула, поднялась, кряхтя. Пробурчала что-то про молодёжь, про наркотики и что ей все это убирать. И не ради этого она получила высшее образование.

Она вышла из кабинки, закрыв за собой дверь, чтобы Айсун больше никто не видел. Девушке же казалось, что она находится в каком-то полусне. Будто ей просто все это снится.

Чудилось, что уборщицы нет то целые столетия, то пару секунд. Дверца вновь скрипнула и Айсун медленно и лениво повернула голову. Та неловко склонилась в бок. Будто перерезали жилы и сухожилья.

Женщина держала в руках клатч Айсун и девушка потянула к нему руку. Схватила и все содержимое выпало на пол. Айсун принялась слепо шарить по полу руками, низко склоняясь.

Уборщица вновь закрыла дверь и устало простонала, присев на корточки. Схватила телефон Айсун и попыталась разблокировать его.

– Разряжен, – повернув экран к Айсун, будто та могла сейчас это подтвердить, сказала, – потрясающая у тебя подруга. Я ей сказала, что тебе помощь нужна. Она заявила, что ей домой нужно и умчалась по своим делишкам. Давай я такси тебе вызову. Адрес скажи.

– Адрес? – непонимающе просила. Уборщица опять тяжело и устало вздохнула, кивнула.

Чтобы узнать у Айсун адрес ей понадобилось минут пять. Потом она приобняла девушку и повела к черному выходу. Бурчала себе что-то под нос и едва не тащила Айсун на себе.

Черный выход вел в зловонный, полный мусора переулок. Воняло мочой и рвотой. Стены были чем-то заляпаны. Но когда женщина отпустила Айсун, чтобы позвонить, девушке было все равно. Знала, что если не обопрётся на что-то – упадет. Даже когда оперлась на грязную стену, начала медленно сползать вниз.

Её спасительница подлетела и удержала в стоящем положении.

– Такси отказались. Настолько пьяных не везут, – сказала женщина, будто Айсун понимала о чем она, – я позвонила знакомой. Она тебя доведет до кроватки. Все таки мир не без добрых людей.

– Спасибо, – невнятно буркнула в ответ. Всучила в руки женщины кошелек, невнятно сказав, что это благодарность. Уборщица вскрикнула и принялась пихать его обратно девушке в руки. В кошельке было едва ли не её три зарплаты. Айсун же закрыла глаза, казалось, уснув или войдя в странное состояние оторванности от реальности.

Не поняла, как её усадили в машину. Все было будто сквозь воду или же вату. Положение её тела в пространстве менялось, но она не осознавала этого. Её тело было послушным, под чужими прикосновениями, как тесто. Единственное яркое понимание, которое у неё было пришло к ней, когда легла в свою кровать. Узнала запах своего кондиционера для белья и тут же погрузилась в глубокий сон, большее похожий на потерю сознания.

Глава 2

Айсун проснулась от приступа тошноты. Громко простонала. Перед глазами все плыло. Ей казалось, что она находится в лодке, дрейфующей по волнам.

Перевернулась и упала с кровати на четвереньки. Колени тут же обожгло болью, а к горлу подошел кислый комок. Девушка плотно сжала губы и поднялась. Опираясь на стены и покачиваясь, она пошла в ванную.

Вновь упала на колени, на этот раз перед унитазом. Удар об плитку был намного болезненней. Таким, что вспоминалось детство, когда она бегала под ярким солнцем и оббивала коленки.

Держалась за унитаз одной рукой, другой сгребла волосы в кулак, чтобы не испачкать их.

Едва не засмеялась от иронии. Ей вспомнилось, как она маленькой девочкой разбила колени, упав с велосипеда. Теперь же она оббивает колени от того, что ей плохо после очередной алкогольной вечеринки.

У Айсун было такое раньше. Будто тоска по чему-то далёкому, давно прошедшему или не случившемуся. Пыталась заглушить мысли шумом, алкоголем и вечеринками. Не желала оставаться наедине с самой собой.

Поднялась и навалилась на раковину. Держалась за неё, глубоко дыша. Включила воду и несколько секунд смотрела на то, как она утекает в канализацию. Подставила руки под холодную воду и умылась. Прополоскала рот, но от этого тошнота лишь вернулась.

Скривила губы в усмешке, глядя на свое отображение.

Косметика размазалась, под глазами были черные потеки туши. Лицу опухло, волосы растрепались. Губы казались какими-то болезненными. Она была бледна, белки глаз же налились кровью, капилляры лопнули.

Айсун обняла себя за плечи, сутулясь. Казалась себе какой-то жалкой, уродливой.

Это было ещё одной причиной, почему она не желала оставаться наедине с собой. Не спрятаться от себя. Не укрыться. Может видеть за маской макияжа и филлеров себя совсем маленькой. Себя ребенком.

Всеми силами старалась заглушить мысли, что та маленькая девочка, которой она была, будет разочарована ней.

«Ну, один в один проститутка после рабочей смены!», – иронично подумала Айсун.

Вернулась в комнату и плюхнулась на широкую кровать, растянулась. Но тошнота начала возвращаться и она неловко поерзала. Оперлась спиной на подушки, чтобы находиться в положении полусидя. Несколько раз тяжело сглотнула, пытаясь проглотить неприятный комок в горле.

Её сумочка была возле кровати и Айсун достала с неё телефон. Несколько раз нажала на кнопку блокировки, но экран оставался черным. Страдальчески вздохнула и закрыла глаза, пытаясь найти в своей памяти то, как она в пьяном или наркотическом угаре, его топила, роняла или ещё что-то. Но вспомнила лишь скучную истину – разрядился.

Подсоединила провод и не зная, чем себя занять, наблюдала за тем, как на экране появился знак загрузки. Перед глазами все поплыло. Погрузилась во вспоминания и не могла сосредоточить взгляд на чем-то одном.

Скривилась в презрении к себе, вспоминая, как уборщица её вытаскивала из клуба в грязный переулок. Вспомнила, как едва не сидела в луже собственной рвоты. От этого во рту вновь стало горько-кисло, а в горле образовался ком.

Напряглась всем телом и закрыла глаза ладонью, чертыхнулась. Вспомнила, как и почему она вообще оказалась в туалете.

«Ничего-ничего, – успокаивала себя Айсун, – Диме точно никто не поверит. А Вова не трепло».

Она не считала себя невинной девой. Событие в клубе с двумя своими одногруппниками смущало лишь одним – общественное порицание. Само происшествие её не волновало.

Но вот, если парни примутся болтать, придётся как-то категорично и яростно отрицать.

Ей было не привыкать. Как-то она уже развлекалась с одним парнем из её университета. Тот попал в него исключительно из-за интеллекта и способностей. Был из обычной семьи, но для них, рожденных с золотой ложкой во рту – он был едва ли не бездомным.

Одна сумочка Айсун стояла дороже, чем весь его гардероб.

Но лицо у него было довольно милым. Он, гордясь собой, начал рассказывать о том, что, как и когда он делал вместе с Айсун. Она обсмеяла его во всеуслышание. Одарила презрительно-холодным взглядом, скривилась в усмешке и напомнила о его положении.

До сих пор помнит, как парень стушевался от её холодных слов: «посмотри на себя и на меня». Ей не за чем портить свою репутацию тем, что она развлекается с кем-то не своего круга.

Телефон загрузился. Высветилось время – было уже за полдень.

Айсун фыркнула, решив, что это означает, что ей не суждено сегодня пойти на пары. Нахмурилась от резкого и постоянного звука приходящих оповещений. На значке её инстаграма все росла и росла цифра оповещений.

Постучала ногтей по чехлу телефона, беспокоясь, что что-то могло произойти.

С десяток пропущенных звонков от отца.

«Может подумал, что со мной что-то случилось? Я же ни вчера, ни сегодня не отвечала на звонки», – потешила себя мыслью Айсун.

Её отец не был нежным, любящим человеком. Они общались редко и лишь по делу. В детстве девушкой занимались няньки, какие-то работники. Даже кухарка уделяла ей больше времени, чем отец.

Ей казалось, что это нормально.

Матери, пока та была жива, естественно, не было дела до девочки.

Вечеринки, алкоголь и наркотики её больше увлекали. Бывшая, симпатичная моделька – дети оказались не для неё.

Но Айсун была уверена, что все нормально. Все отлично.

Лучше у неё будет подаренная на восемнадцатилетие машинка и гардероб брендовой одежды, чем отец с дырой в кармане и постоянно расспрашивающий как её дела.

У неё была свобода. В пятнадцать начались вечеринки, как она думала, настоящая жизнь. Она с друзьями, такой же золотой молодёжью, катались без прав на родительских машинах и пили их же алкоголь.

Первый поцелую и действия ниже пояса.

Отец отвел её к психологу, когда она разбила одну из машин. И тот упорно ей втирал, что она пытается привлечь внимание дорогого батюшки. Айсун обозвала его тупым идиотом и гордо ушла.

Она наслаждалась свободой. Внимание, в её понимании, равнялось ограничениями.

В дверь настойчиво заколотили. Несколько секунд Айсун хотела это проигнорировать, но все же поднялась, оставив телефон на кровати.

Натянула на плечи халат и запахнула его. Скрыла за ним разбитые колени, короткое, потрепанное и грязное платье. Неспешно пошла к двери, кутаясь в халат, будто страдала от холода.

Только она приоткрыла дверь, как в неё, подобно урагану, ворвался её отец. Отпихнул её плечом, заходя в помещение. Его лицо была в каплях пота, а кулаки нервно сжимались. Его глаза лихорадочно блестели, бегали по квартиры.

Айсун нервно, испуганно сглотнула. Ощутила, как вниз по спине бежит дрожь. Она не помнит, чтобы когда-то видела своего отца в таком состоянии. Будто желая оттянуть неизвестность, она медленно потянулась к двери, с громким щелчком её закрыла. Глядела несколько секунд на поверхность двери, широко распахнутыми, невидящими глазами.

Ещё сильнее укуталась в халат, будто он мог уберечь её, и повернулась к отцу. Переминалась с ноги на ногу, как маленькая девочка, глядя на мужчину. Тот продолжал наворачивать круги, каблуки его туфель громко отбивали ритм нервозности и злости по деревянному полу.

– Па, – сделав едва заметный шаг вперед, неуверенно, едва слышно, наивно глядя из-под ресниц, обратилась Айсун.

Асхат резко повернулся к ней лицом. Девушка испуганно замерла, как олень в свете фар. Ей казалось, что глаза отца излучают ненависть, раньше ей неведанную. Когда он целенаправленно и уверенно пошагал к ней, она задумалась – ударит, растерзает, убьет.

Задержала дыхание, будто это укроет её. Сделает невидимой.

Но Асхат вцепился в ворот её халата влажными, дрожащим ладонями и крепко сжал. Дернул на себя, от чего девушка неловко пошатнулась. В шее заболело из-за резкого рывка. Казалось, ещё бы немного и там что-то сломалось бы.

– Это такая у тебя благодарность? – зашипел Асхат в лицо Айсун. – Хочешь разрушать свою жизнь – пожалуйста! Но мою не смей трогать!

Я дал тебе все, неблагодарная девчонка. А ты… ты… ты вся в свою мать! Не зря говорят, что кровь не вода!

Отпустил халат Айсун и отошел, будто испытывал отвращение. Вновь заходил по комнате, громко топая. Размахивал руками, жестикулируя и продолжал говорить. Не смотрел на свою дочь.

Айсун стояла, непонимающе глядя на отца. В голове было мутно, не могла сосредоточится на его словах. И слишком боялась сказать хоть что-то.

– Выросла такая же шлюха, как и она! Ты хоть понимаешь, что наделала? Как мне смотреть в глаза моим коллегам, подчинённым? А партнерам? Да кто теперь захочет иметь со мной дело? Ты сделала меня посмешищем! Лучше бы тебя вообще не было. Мерзкая, малолетняя шлюха. Единственное, что ты умеешь делать – это доставлять проблемы!

Он вновь развернулся к ней лицом. Зашагал, встал слишком близко. Он казался таким высоким. Гигантом.

Айсун сжалась, опустила взгляд в пол и не решалась его поднять.

– Я больше не желаю иметь с тобой хоть что-то общее.

Прошел мимо по широкой дуге, будто испытывал отвращение от мысли, чтобы прикоснуться к ней. Дверь захлопнулась и этот звук казался невыносимо громким.

Айсун стояла без движения. В голове ни мысли. А под ногами вращается мир. Ей показалось, что весь мир погрузился в тишину. Слишком невыносимую после криков отца и звука за хлопнувшейся двери.

Пошагала в глубь квартиры. Тяжело села на кровать, ощущая, как от этого прогнулся матрас.

Взяла в руку телефон, покрутила его, постучала пальцем по задней панели. Словно не знала, что с ним делать.

Разблокировала. Пропущенные звонки от отца теперь заставляли сердце биться быстрее в тревоге. Больше не было приятного трепета от мысли, что, возможно, он звонил из-за волнения о ней. Обидней всего было то, что она не понимала, в чем и где была её ошибка. Что бы она раньше не делала, она не была удостоена такой ярости.

Зашла в общий чат их группы. Там было больше трехсот сообщений. Пролистала на самый вверх, замечая смайлики, стикеры и отрывки слов. Замерла, казалось, даже её сердце замерло, когда в списке мелькающих сообщений заметила собственно фотографию.

Резко вдохнула, задрожав всем телом. Над фотографией, точнее коллажем, был яростно смеющийся смайлик. Первая – её фотография из инстаграма. Привычная, в множестве фильтров и обработке. Такая, которая вызывает восхищение. На второй она была сфотографирована сверху.

Айсун ахнула, ощущая, как мир рушится. Было понятно, так отчетливо понятно, что происходит на фотографии.

Закрыла рот рукой, почувствовав, как поднимается тошнота. Принялась листать вверх, к началу переписки, ещё быстрее.

Она началась в пять утра. А причиной такого ажиотажа послужило одно единственное сообщение от Вовы. Вовы – милашки, доброй душе, Вовы. Он, без какого бы то ни было контекста, прислал видео.

Айсун, чувствуя, как сердце тревожно бьётся, нажала на него.

Несколько долгих секунд показывало знак загрузки, после же, смутные звуки далекой музыки, хрипловато-пьяные и неясные голоса Вовы и Димы. Их смех и оскорбления, которые вчера она не слышала.

Чавканье, влажные звуки, она на коленях. Её мутные глаза, которые она иногда поднимала и смотрела в камеру. Вчера она даже не понимала, что её снимают.

Она закрыла видео, ощущая, что ещё мгновение и её вырвет. Несколько секунд невидяще смотрела, а после, в каком-то мазохизме, принялась листать, читать сообщения.

Они все сливалась в одно. Смех, голосовые, обсуждения, будто она этого не увидит. Несколько насмешливых карикатур и коллажей.

Замерла с пальцем на экране, увидев, что Яна что-то написала в общем чате. Закрыла на несколько секунд глаза и глубоко вдохнула, желая успокоиться. В груди зарождалась надежда на то, что Яна будет яростно, как настоящая подруга, за неё заступаться.

«Бляяя, – прислала Яна со смеющимся смайликом, – не знала, что она такая шлюха. Мерзость».

Айсун задохнулась вдохом. Ей показалось, что что-то треснула. Что это было последней каплей. Перед глазами поплыло от навернувшихся слез, она громко всхлипнула и в ярости бросила телефон в стену.

***

Айсун удалила все свои профили в соцсетях. Раньше под фотографиями были комментарии полные восхищения. Теперь же вновь и вновь указывали ссылку на то злополучное видео.

В личные сообщения писали насколько она отвратительная, мерзкая. Или же, наоборот, делали предложения. И формулировка была такой, будто ей сделали одолжение.

Казалось, что каждый в этом мире посчитал необходимым ей что-то сказать.

Айсун заперлась в своей квартире, надеялась укрыться в раковине. Лишь бы дальше от мира. Надеялась, что сможет заснуть и не проснуться. Заснуть, а когда проснется, все будет, как раньше.

Она не считала дней.

Не могла понять, сколько времени прошло, полностью оторвавшись от общества.

Больше не заходила в общий чат. Лишь единожды зашла в чат университета. И даже там уже знали о её позоре. Вновь и вновь бросали видео.

Когда прошла неделя или же две, Айсун решила позвонить Яне. Та не писала, не звонила. И девушка тешила себя надеждой, что то сообщение было истолковано неверно. Что у неё все ещё есть подруга, которая ей как сестра.

Её пальцы отчего-то дрожали. Экран телефона был разбит ещё с того дня, когда она впервые узнала о своем падении.

Гудки были длинными и они, будто гипноз, заставляли вспоминать вновь и вновь все больше с той ночи. От этого все тело дрожало. Из глубин памяти всплыл момент, когда она цеплялась за Диму и Вову, те вели её в туалет.

Она бросила взгляд на Яну. А та смотрела в ответ. Просто смотрела и ничего не делала.

– Да? – ответила Яна.

На фоне была музыка, шум, смех, чьи-то голоса. А голос подруги казался таким родным, что на секунду Айсун захотелось разреветься, броситься в объятия Яны. Хотелось, чтобы та гладила по голове и говорила, что все будет хорошо и она будет рядом.

– Яна, – выдохнула Айсун, её голос был хрипловатым, будто она болела.

– О, привет, давно тебя не слышала, – небрежно сказала Яна, словно ничего не случилось, – тебе что-то нужно?

– Можешь приехать? – не думая, спросила Айсун, странно, но она слышала эхо своего голоса. Нахмурилась, услышав слишком громкое, какое-то задушенное хихиканье. Яна на кого-то зашикала. – Ты мне нужна, – практически взмолилась Айсун.

– Ммм, – безразлично протянула Яна, – зачем?

Айсун нахмурилась, растерявшись. Повисло молчание, по ту сторону телефонной связи вновь было слышно хихиканье. Ей казалось, что кто-то повторяет насмешливым эхом «ты мне нужна».

– Где ты? – спросила Айсун.

– Мы группой решили выйти и отдохнуть, извини, ты не приглашена.

– Ага, – громко, будто у Яны забрали телефон, ответил другой голос, – здесь нет никого, кому нужны твои услуги. Пойди и спроси на трассе. Может там кто-то не откажется.

Телефонная связь прервалась. Айсун же замерла, смотрела пустым взглядом в стену.

Словно весь мир разрушился под неё ногами и не осталось ничего.

Девушка думала, что хуже быть не может. Но её добровольное затворничество прервал отец. Позвонил и заявил, что она уже месяц не появляется в университете. А у него нет желания выслушивать угрозы из деканата. Заявил, что сама накосячила, так пусть сама и разбирается.

Айсун удивленно выдохнула, осознав, что прошел уже месяц. Ей казалось, что всего несколько дней. Задумалась о том, чтобы забрать документы из университета. Слишком большой страх появляться в его стенах. Но отец бы ей этого не простил.

Было странным уже то, что он все ещё не заблокировал её карты. Если же она бросит университет, то останется даже без средств к существованию.

У неё была распланированная, начерченная и определенная жизнь. Яркое будущее. Получит образование, а после сможет заниматься, чем захочет. Захочет – отец откроет, специально для неё, парочку салонов красоты.

Но больше Айсун склонялась к тому, чтобы выйти замуж за кого-то обеспеченного и совместить родительский бизнес с бизнесом этого человека. И наслаждаться роскошной, беззаботной жизнью.

Для неё это было реально. Её бы не посмели выгнать. Она ведь не Золушка. За ней деньги. А таких людей не смеют трогать.

Для неё это будущее было таким очевидным, будто стоит лишь руку протянуть к нему и оно окажется у неё на ладони. Но теперь оно трещало, разваливалось. Чтобы выйти за кого-то, из, возможно, партнеров по бизнесу отца, у неё должна быть репутация. Хотя бы не должно быть скандального видео в интернете.

Айсун откинулась на подуши и закрыла лицо руками, громко простонав. Надавила пальцами на веки, от чего перед глазами засверкали белые пятна и круги.

Опять простонала и запрокинула голову назад. Смотрела на блики солнца на белом потолку. В голове была пустота, а тело казалось легким. Пыталась убедить себя, что все не так плохо.

Старательно убеждала себя, что все хорошо, что ей на самом деле все равно. О ней могут говорить, что угодно. Она выше этого. Довольно усмехнулась и спрыгнула с кровати, решив, что она – Айсун. Она принцесса, девочка, рожденная с золотой ложкой во рту.

Она должна быть гордой и уверенной.

Распахнула шкаф и принялась тщательно выбирать, что надеть на учебу. Она хотела приготовить все заранее, хотела выглядеть настолько идеально, чтобы её провожали только восхищенными взглядами.

За этим привычным занятием мысли отступили. Ей казалось, что погрузившись в то, что доставляет ей удовольствие, её жизнь вернулась на круги своя.

Легла спать она в каком-то радостном предвкушении. Представляла себя героиней сериала, возможно, корейского. Там ведь часто поднималась тема буллинга.

Айсун провела довольно много часов ночами смотря серию за серией. А возле неё росла куча помятых и грязных салфеток, которыми она вытирала слезы.

Она отчего-то любила такие сериалы. Сочувствовала героям, глядя на то, как над ними издеваются и одновременно восхищалась, завороженно наблюдая, когда они отстаивали себя.

Она представила себя такой героиней. Блаженно прикрыла глаза, растянувшись по мягкой перине. Засыпала с красочными мыслями, как она прекрасно-опасная идет по коридорам университета.

И как только кто-то смеет ей что-то сказать, поворачивается к этому человеку с опасной ухмылкой. Представляла, как таскает за волосы обидчиков. Как от неё испуганно шарахаются.

Сон сплёлся с явью и она видела себя в центре внимания. Была яркой и пугающей. Такой, как она всегда мечтала.

Вдохновлённая этими фантазиями и урывками сна, Айсун собиралась утром в университет, полная уверенности. Если её руки немного дрожали, она делала вид, что не замечает этого. Включила музыку и кружилась под неё. Горланила её слова. Разглядывала в зеркале свое обнажённое отражение. Откинула волосы назад и погладила бока руками.

Натянула чулки, их резинка щелкнула по коже. Черное платье.

Она любовалась собой. Наслаждаясь тем, как помада подчёркивает пухлость губ, а макияж цвет глаз.

Из-за высоких каблуков ноги казались длинными, стройными, потрясающими.

В машине она тоже включила музыку. Отстукивала пальцами по рулю, напевала и улыбалась. Поглядывала на себя в зеркало.

По спине вниз текли капли пота, Айсун говорила себе, что не из-за волнения и страха. Подъезжая к парковке университета, потянулась, чтобы выключить музыку. Дернулась всем телом от удивления – руки, оказывается, дрожали.

С удивлением поглядела на свои пальцы. Она даже этого не заметила. Сжала руку в кулак, а после разжала. Это не помогло, руки продолжали дрожать.

Тяжело сглотнула. Слюна была густой, какой-то приторной. Будто смола или же мёд.

И лишь стоило ей выключить музыку, как на неё обрушилась вся тягость мыслей и волнения. Будто музыка была преградой и не пропускала их. Но лишь Айсун оказалась один на один с самой собой, в тишине, как больше не могла прятаться.

Айсун вышла из машины и замерла у неё, крепко вцепившись в свою сумку. Потерянно оглядывалась, внезапно осознав, что её план рушится в её руках. Она так заботилась о том, чтобы выглядеть невозмутимо, что совершенно не подумала о том, что даже не знает, в какой аудитории пары.

Неловко оперлась на свою машину, стараясь выглядеть непринужденной. Разблокировала телефон и нахмурилась, поняв, что не может найти чат своей группы.

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3