Бездна

– Ты прямо буддист, – Оксана посмотрела мне в глаза и смахнула слезинку, повисшую на реснице, – но знаешь, это успокаивает. Давно со мной так никто не разговаривал.

– Почему-то мне всегда было легче общаться с женщинами, – пояснил я, ощущая, как аромат Оксанкиных духов прошёлся по ноздрям и мягко ударил по мозгам. Говорить становилось всё труднее. – Надо было мне стать психоаналитиком или сексопатологом. Кстати, о птичках, надеюсь, у тебя хорошо получается мстить своему старпёру?

– Ещё как! – как-то нервно хихикнула девушка и совсем плотно прижалась ко мне, отчего мой пенис попытался провертеть дырку в одежде и выглянуть наружу. – Правда, эта старая скотина всё время пытается меня контролировать. Погляди, кого он послал вместе со мной – педика Кошкарёва, Лёху Семенчука – это вон тот крепкий дядька с усами, он работал в Припяти, и теперь у него не стоит, и Евгения Матвеевича Жуковского, тридцать пять лет доблестной работы в Семипалатинске – сам понимаешь.

– Так что же ты терялась с Серёгой? – Моя рука непроизвольно соскользнула ей на бедро, а её ладонь точно так же нечаянно легла на мою ногу. Рядом с промежностью. – Воспользовалась бы моментом.

– А он не в моём вкусе. – Оксанкина рука превратилась в ковыляющего краба, который обнаружил интересный секрет под материей моих джинсов. – Не люблю наглых говнюков, уверенных, что им не откажут. Вот если бы ты был не женат…

– Ты знаешь, – повернулся я к ней, и моя вторая рука неожиданно для меня самого притянула девушку, – я подозреваю, моя жена мне изменяет…

Честно говоря, сейчас я о ней и не вспоминал. Рядом со мной сидела молодая симпатичная девушка, чья рука поглаживала мой детородный орган, совершенно недвусмысленно говоря о её намерениях. Меня бросило в жар, и я начал подготовку к стыковке наших губ.

– Бедненький, – прошептала Оксанка.

Стыковка состоялась.

Раздеваться оказалось не слишком удобно. Одежда окостенела и упорно не желала сниматься, в то время как руки, дрожа от возбуждения, едва не срывали пуговицы и кнопки. Ко всему прочему мы ещё и непрерывно целовались, сплетаясь языками так, точно во рту поселился выводок обезумевших змей. Наши мешки в первый раз порадовали меня, оказавшись достаточно громоздкими, чтобы скрыть нас от посторонних взоров. Заниматься любовью на твёрдом полу было неудобно. Наверное… Я этого не заметил. Как не заметил и пролетевшего времени, выныривая из сладостного тумана лишь послушать постанывание своей партнёрши.

Только когда всё закончилось, мы отвалились друг от друга, вялые, ничего не желающие. Пока.

Полежав несколько минут без движения, Оксана начала неторопливо одеваться, стараясь не показываться из-за мешков. Весьма разумно, и я чуть позже последовал её примеру, попутно обнаружив отсутствие пары пуговиц. Экипировку мы проделывали в абсолютном молчании, и лишь увидев пистолет, Оксана хотела сделать какое-то замечание, но передумала. Не сговариваясь, мы положили свёрнутые куртки под голову и легли на бок лицом друг к другу. Её рука легла на мою грудь, после чего девушка потёрлась щекой о мою.

– Было хорошо, – едва слышно сказала она, – очень хорошо…

– Мне тоже, – прошептал я и поцеловал её в висок.

Глаза девушки подёрнулись сонной поволокой. Интересно, а ведь, похоже, таким образом она решила снять сегодняшний стресс. Ну и ладно, это было намного лучше, чем водка. И даже прикольнее, чем ванна и холодное пиво.

– Знаешь, – сонно пробормотала Оксана и погладила меня по животу, – странная вещь получается.

– Какая? – спросил я и накрыл её руку своей.

– Есть две группы: крутые и мы, учёные. А вы… – Она помолчала. – Вас и группой-то не назовёшь. Не пришей сам знаешь чему рукав. Странно…

Она умолкла, словно наконец подчинилась увещеваниям сна. Однако ресницы закрытых глаз ещё подрагивали.

– Мне было так страшно сегодня, – пробормотала она, – когда эта каменная пасть… Так страшно…

Всё, она окончательно вырубилась, оставив меня размышлять о странных событиях, в которые я оказался вовлечён по самое не балуй. Казалось, эти мысли не дадут даже вздремнуть, но сон имел на этот счёт свои соображения. Стоило на секунду отвлечься, и он моментально слизнул сознание в свои глубины.

Пробуждение было куда неприятнее. Зычный голос Зверя возвестил начало нового дня гулким рёвом: «Подъём, ублюдки!» Вопль заметался под куполом пещеры, словно испуганная птица, и набросился на пробуждающихся людей голодным коршуном. Когда я начал подниматься, то обнаружил неладное: за ночь мою шею поменяли на волчью, поставив при этом множество синяков по всему телу. Кроме того, побаливали ушибленные колени и локти, напоминая, что даже самое хорошее в этой жизни имеет тёмные стороны. Оксаны рядом не было, она улизнула ещё ночью, прихватив свой рюкзак. Из-за этого казалось, будто вчерашнее мне приснилось.

– Кто хочет пожрать, бегите немедленно! – продолжал взрёвывать Зверь, потряхивая звякающим мешком. – Время у нас ограниченно. Думаю, после вчерашнего никому не надо пояснять: это не пустой звук.

Никто в этом и не подумал усомниться. Я так в особенности. Поэтому, стараясь не ворочать ноющей шеей, как можно быстрее отправился за полагающейся порцией. Навстречу мне попалась Оксана и, слегка улыбнувшись, кивнула. Когда я кивнул в ответ и стал проходить мимо, она быстро приблизила своё лицо к моему, и её губы легко прошлись по моей щеке. Мимолётный поцелуй заставил меня усомниться, что вчерашнее было только снятием стресса или пустой интрижкой. Не могу сказать, что ситуация от этого стала легче и понятнее. Тем более эта девчонка мне очень и очень понравилась. Вот блин! Не было печали…

– Ну как, засадил? – выдохнул Серёга, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. – И как ты её уломал?

– Ты это о чём? – холодно поинтересовался я. – Приснилось чего?

– Да пошёл ты… – прошипел Сергей и отошёл с крайне обиженным видом, бормоча о сволочах, которые портят всю малину. Подразумевался, очевидно, я.

Завтрак представлял собой полное повторение ужина, и с внезапным испугом я сообразил: некоторое время мне придётся сожительствовать с полупустым желудком. Упомянутый орган раньше хозяина уяснил, откуда ветер дует, и выразил своё недовольство громким урчанием. Похлопав по недовольному пузу, я тяжело вздохнул и, повинуясь приказам Теодора, начал вползать в лямки рюкзака. Сегодня никто не шутил, не разговаривал и не задавал вопросов, у всех были мрачные недовольные физиономии обречённых людей.

Один Теодор казался светящимся от переполняющей его энергии: придерживая одной рукой ремень автомата, другой он сжимал бритвенный станок, которым ожесточённо елозил по своей физиономии, придавая ей синеватый оттенок. Чёрт, я даже не заметил на его угловатой физиономии полученных вчера царапин!

Зверь, Круглый и Вобла стояли перед змеиной аркой, направляя ослепительные лучи фонариков в её проём, в котором можно было различить начало нового тоннеля. Я разглядел на внутренней поверхности арки остатки ржавых петель, словно когда-то, давным-давно, здесь были ворота.

Теодор подошёл к своим помощникам, разворачивая новую карту, и начал тихий инструктаж. Судя по многочисленным отметкам, именно этот листок они марали вчера на пару со Зверем.

Получив указания, Круглый нырнул в полумрак тоннеля, но тотчас вернулся обратно, кивнув. Консенсус оказался достигнут. Вобла повернулась спиной к своему приземистому товарищу, и тот извлёк из её рюкзака моток верёвки с какими-то блестящими крючками на конце. Приняв эту бухту, Вобла направилась по маршруту, проторённому Круглым.

Кто-то подошёл ко мне сзади и взял за ягодицы, крепко сжимая их пальцами.

– Я тебя хочу, – выдохнул знакомый голос, и Оксанка прижалась ко мне всем телом, – хочу! Немедленно!

– Я тоже, – не поворачиваясь, прошептал я, – но, боюсь, сейчас это просто нереально.

– Тогда вечером. – Её руки продолжали свою ласку, а хриплое дыхание говорило о том, насколько получаемое удовольствие взаимно. – Главное – избавиться от лишних глаз.

Всё это плюс ещё не успевшие стереться из памяти воспоминания вчерашнего вечера настолько завели меня, что я на полном серьёзе стал размышлять, как бы невзначай вернуться в тот самый аппендикс и… К счастью, Зверь не дал мне довести этот идиотизм до его нелогического завершения.

– Сюда, – указал он своей огромной рукой на змеиную арку. – Да быстрее же, засранцы, в порядке живой очереди!

Построением живой очереди руководил Круглый, отдавая неразборчивые указания глуховатым голосом. Сам не знаю, как это получилось, но я оказался в самом начале нашего не слишком длинного ряда и первым нырнул в полумрак тоннеля. Громко хрустнуло под ногами, и я замедлил шаг, пытаясь рассмотреть, по чём ступают ноги.

Выяснилось – по напрочь сгнившей двери, от которой остались только трухлявые щепки да засов, коричневый от ржавчины. Забавно – засов находился с обратной стороны.

– Иди, иди, – подтолкнул меня Швед, шедший следом, и обдал густым перегаром, – раньше сядешь – раньше выйдешь.

В похмельном голосе мне почудилась скрытая усмешка, но, обернувшись, я не обнаружил на бульдожьем лице ничего, кроме собачьей сосредоточенности. Тупые глазки бультерьера уставились на меня из-под низкого лба, и я ощутил укол тревоги пополам с недоумением: какого дьявола я делаю здесь, в этом жутком месте, среди дегенеративных убийц? Э-хе-хе… Ответ скрывался в кармане моей куртки, а вторая его половина маячила где-то в светлом будущем.

Коридорчик был очень даже короткий и заканчивался отвесным склоном, по которому я едва скатился. В последний момент, когда я уже начал помахивать руками, готовясь к спуску на четырёхметровую глубину, меня ухватил за куртку подскочивший Швед.

– Не торопись, – сказал он, ухмыляясь, – ещё не время. – Теперь издевательская насмешка в его голосе стала очевидной. – Цепляйся за верёвку, – мотнул он своей бильярдной головой, – и чухай вниз.

Я увидел Воблину верёвку, закреплённую массивной скобой, вбитой в камень. Где-то внизу мелькнул свет фонаря и упёрся в моё лицо. Голос Воблы недовольно каркнул:

– Вы чё там?! Трахаетесь? Давай вниз.

– Валяй, валяй, – ободряюще гыгыкнул Швед.

Ненавижу отвесные стены четырёхметровой высоты! Ненавижу спускаться по отвесным стенам четырёхметровой высоты! Ненавижу спускаться по отвесным стенам четырёхметровой высоты в полной темноте да ещё с тяжеленным рюкзаком за спиной! М-мать!.. Долбаный мешок потянул вниз, и, получив чувствительный ожог ладоней, я едва успел остановить свободное падение. Неразличимая в темноте стена метнулась к лицу, и я с трудом успел убрать нос, спасая его от превращения в лепёшку. Ощущая боль в обожжённых ладонях и неприятную слабость во всём теле, я продолжил спуск, размышляя, не было ли ошибкой определение высоты в четыре метра. Спуск всё продолжался и продолжался, а проклятый мешок всё больше оттягивал плечи назад, уговаривая закончить всё как можно быстрее. Ещё минута, подумал я, и мои руки не выдержат.

Где-то над головой раздался сердитый голос Воблы:

– Ты думаешь отцепляться от этой долбаной верёвки?

От неожиданности я разжал пальцы и камнем рухнул вниз. С десятисантиметровой высоты. Ноги подогнулись, и я шлёпнулся на задницу до щелчка в зубах.

– Как же ты меня достал! – сказала эта фурия и, подняв на ноги, прислонила к стене. – По-моему, кроме как потрахивать смазливых баб, ты больше ни на что не способен.

– Интересно, – сказал я, тяжело дыша, – сколько человек нам вчера держали свечку?

– Трахаться надо было потише, – отвела глаза в сторону Вобла, – стонали, как придурки.

Я только открыл рот на это излияние. По-моему, эта бездушная воительница оказалась смущена. Вот это номер!

Вобла отошла к тросу, содрогающемуся под тушей Шведа.

Этот коридорчик был ещё короче предыдущего. В его конце мерцало светящееся пятно, и моё любопытство, благополучно дремавшее всё последнее время, пробудилось, позёвывая и потягиваясь. Продрав глаза, оно немедленно погнало меня вперёд посмотреть, не найду ли я каких-нибудь приключений на свою задницу. Светлый участок становился всё больше, и, пройдя тоннельчик до конца, я понял, что вижу светящийся пол огромного зала, вся верхняя часть которого была погружена во мрак. Сияющий пол состоял из шестиугольных плит, прораставших тонкими столбами, исчезавшими по мере того, как они поднимались во мрак. Этих колонн было несчитаное множество, и за их чащей совершенно скрывалась противоположная стена этой пещеры. А судя по тому, как расходились стены, зал имел поистине исполинские размеры.

Смутная тень мелькнула у основания одной из колонн, на мгновение скрыв голубоватое сияние. Тень величиной с ротвейлера и такой же комплекции. Поправив лямку сползающего рюкзака (надевал ведь сам, без помощи Круглого), я взял в руки автомат и направил его туда, где мелькнула тень. Ничего не происходило. Тогда я осторожно скосил глаза и обнаружил, что оружие (ну естественно!) стоит на предохранителе. Чертыхнувшись, я сдвинул флажок, и в ту же секунду кто-то больно сжал мою руку, потянувшуюся к спусковому крючку. Я шарахнулся было в сторону, однако рука Теодора, сжимающая мою, удержала меня на месте.

– Спокойнее, молодой человек. – Он разжал пальцы и вышел вперёд. – Не стоит лишний раз открывать огонь. Особенно когда в этом нет никакой надобности. Вспомните предупреждение… гм… Зверя.

Странная у него была манера выражаться, старомодная какая-то. Похоже, этот мужик обчитался старых книг, этого, как его, Акунина. А может, и ещё каких-нибудь. Откуда у него взялась бы карта этих подземелий, да и книга та, при помощи которой нарик отправился в каменную пасть? Да кто вообще такой наш предводитель? Человек, за всё это время не произнёсший ни единого матерного слова?! Клинический случай…

Оттолкнув меня в сторону, мимо прошествовал Круглый, следом за которым потянулся наш караван. В такой толпе съесть первым меня не должны, решил я и спокойно вошёл в зал с колоннами, ощутив, как морозные колючки вцепились в кожу лица. Изо рта вылетело облачко пара, а в носу защипало – в этом месте морозило, как на Северном полюсе! Светящийся пол скользил под ногами, точно хорошо отполированный лёд, и я, сделав пару шагов, едва не приложился задницей к одной из шестиугольных плит. В самый последний момент успел ухватиться рукой за колонну и тут же зашипел от боли – ледяная до ожога, она казалась раскалённой.

Круглый повёл лучом фонаря по частоколу колонн, а потом, запрокинув голову, поднял столб света вверх. Издав нечленораздельный возглас, Теодор ударил по фонарю, едва не вышибив его из рук ничего не понявшего парня. Не знаю, узрел ли чего Круглый, но меня увиденное поставило в полнейший тупик. Колонны уходили всё выше и выше, туда, куда уже не в силах был достать даже луч мощного фонаря. Метров пятьдесят по меньшей мере – такова высота этого зала. А ведь с начала путешествия мы опустились под землю метров на десять, не больше. Никаких гор в округе не было. Мне пришла в голову мысль о зеркалах, но тут же исчезла – луч света не отражался от потолка, он просто уходил ввысь, пока не рассеивался. Куда мы попали? Что это за проклятое место, где оживают стены, водятся непонятные твари и наличествуют такие пещеры?

В голову пришло лишь воспоминание о прочитанном «Мастере и Маргарите», а именно тот момент, где Бегемот рассуждает о четвёртом измерении. Похоже, наше помещение кто-то тоже увеличил до чёрт знает каких размеров. Хрень какая-то. Всего этого попросту не могло быть. Мысль о кошмарном сне вновь и вновь возвращалась в голову. Уж лучше так, чем воспринимать этот бред в качестве реальности. В любом случае мозги уже отупели, ворочаясь в глубинах психоанализа. Поэтому, пока мы шли между колоннами, поскальзываясь на плитах этого светящегося катка, я лишь бездумно рассматривал своё размытое отражение, понуро передвигающее ноги с противоположной стороны параллельного мира. То ли температура уменьшилась, то ли я начал замерзать, переставая ощущать кончики пальцев на руках. Приходилось отогревать их дыханием.

Теодор и Зверь решительно шагали впереди, уверенно сворачивая между колоннами, будто в этом мире холода и однообразия у них существовали некие им одним заметные ориентиры, позволяющие не сбиться с пути. Начав присматриваться, я действительно обнаружил на поверхности одной из колонн метку, похожую на короткую стрелку. Она не выглядела особо древней, и, не удержавшись, я провёл по ней пальцем. Посыпалось ледяное крошево, стрела стала намного чётче, а палец тут же онемел.

– Увидел чего? – поинтересовался Швед, остановившись около меня.

– Ничего, – угрюмо буркнул я, – отдохнуть остановился.

– На том свете отдохнёшь, – хмыкнул лысый засранец и прошёл мимо, пробормотав что-то наподобие: «Уже недолго осталось».

Широкая спина водителя мелькала впереди, и я совершенно отчётливо понял: именно его ненавижу. Кто-то из группы мне не нравился, кто-то раздражал, а вот этого ублюдка я ненавидел. Хотелось поднять автомат, нажать на спуск и посмотреть, как этот урод будет кувыркаться на полу, разбрызгивая свою гнилую кровь. Получившаяся картинка оказалась чёткой, точно реальность, и я никак не мог понять, почему этот говнюк продолжает шагать вперёд, а не скользит к ближайшей колонне, оставляя за собой алый след. Тяжело вздохнув, я ещё раз провёл пальцем по ледяной стрелке и поспешил за удаляющейся группой.

Впереди треснул выстрел, и гневный голос Теодора раскатился между колоннами, словно тревожный набат. Выяснилось, отповедь руководителя относилась к Круглому, который растерянно разводил руками.

– На кого я могу положиться, – повернулся Теодор к Зверю, мрачно взирающему на своего подопечного, – если ваши лучшие люди ведут себя подобно неофитам? Сколько я могу повторять: в этом месте стрелять не рекомендуется. Ну и посмотрите, к чему это привело, – поднял он руку.

Все притихли, вслушиваясь в абсолютную тишину. Нет! Откуда-то сверху, из темноты, донёсся звук, напоминающий тот, который издаёт материя, хлопающая на ветру. Одиночное поначалу шлёпанье стало множиться, превращаясь в оглушительный рокот океанского прибоя. Во мраке, куда уходили тонкие стволы колонн, появилось множество багровых точек, стремительно увеличивающихся в размере.

– Это глаза, – прошептала Оксана, стоявшая рядом. – О боже, сколько их!.. Мне страшно…

Жутко стало не только ей. По мере того как красные фонарики увеличивались в размерах, во мне нарастало чувство безнадёжной обречённости.

– Уходим! – сказал я, заметив, как остальные, ведомые Теодором, быстро удаляются. – Да сваливаем!

Хлопанье крыльев (а чем это ещё могло быть?) стало оглушающим. Не знаю, какой величины были эти твари, но точки их глаз уже превратились в автомобильные фары и продолжали увеличиваться. А ведь тварюки ещё не преодолели и половину разделяющего нас пространства.

К счастью, спасение оказалось совсем рядом – повернув за очередную колонну, мы оказались перед узким, не шире полуметра, лазом в стене, откуда в ледяную пещеру проникал рассеянный зелёный свет. Правда, в настоящий момент свет не поступал, поскольку лаз был наглухо перекрыт массивной задницей Шведа, покидавшего сие славное место. Стоило этой заднице освободить проход, и я тут же забросил туда Оксану, удерживаясь, чтобы не полезть первому. Зверь, стоявший около стены, молча мотнул головой, и я, моментально скинув рюкзак и пихая его перед собой, нырнул в лаз. За спиной послышался скрежещущий звук омерзительного вопля, оборванный длинной очередью из автомата. Мне наподдали сзади, вытолкнув, как пробку из бутылки, и сразу за мной вывалился Зверь, дышащий точно бегун после марафонского бега. Едва мы выбрались наружу, как Теодор захлопнул массивный металлический люк с изображением жуткой крылатой твари, скалящей клыкастую пасть. Громко щёлкнули шесть запоров, расположенные по окружности люка, и наш предводитель облегчённо вздохнул, ослабив воротник бушлата.

Утробно скрежетнуло с обратной стороны запертого люка, и через металл прорвалось гулкое эхо слышанного мной ранее вопля. На всякий случай я отодвинулся подальше, мало ли какая гадость притаилась с другой стороны металлической крышки.

– Слава богу, – сказал Теодор, косясь на Круглого, успевшего вернуть на своё азиатское лицо маску невозмутимости, – что мы находились так близко к выходу. Будь мы чуть дальше…

Он не договорил, покачав головой, но на его лицо легла тёмная тень. Почему-то мне не хотелось напрягать воображение и представлять ту мерзопакость, которая опускалась к нам из мрака.

– …! – с чувством выдохнул Зверь и изо всех сил ударил Круглого кулаком в живот. Тот тихо крякнул и согнулся. – Знал бы ты, мудолом, какое дерьмо я там видел! Самого бы засунуть в эту жопу!

Тяжело дыша, Круглый выпрямился и потёр ушибленное место. Похоже, он собирался возразить, но передумал. Возможно, причиной тому была Вобла, с тихим шиканьем вонзившая ему в бок свой локоть. Остальные не обращали внимания на эту краткую разборку, но вовсе не из опасения получить свою долю оплеух. Их внимание оказалось приковано к зрелищу новой пещеры, куда мы угодили.

Эта была ещё больше предыдущей (откуда, чёрт побери, берутся эти пространства?!) и освещена намного лучше. Стены исполинского помещения уходили на огромную высоту, где соединялись в купол, фосфоресцирующий слабым красноватым светом. Мне виделось, будто с потолка на нас взирают огромные изображения чьих-то печальных лиц. Но были ли это действительно картины невероятных размеров или просто игра теней, не знаю. Гигантские колонны, напоминающие оплывшие свечи, вырастали из бугристого пола и, изгибаясь под невозможными углами, вонзались в потолок. Я взирал на это в недоумении: как подобные конструкции – природные они или нет – умудряются стоять, не разрушаясь?

Мы находились на небольшой площадке, окружённой невысоким барьером, сохранившим следы древней лепки. Сейчас эти скульптурные изыски седой древности напоминали неудачные копии человеческих гениталий. Балкон возвышался над полом пещеры метров на десять, и от него вниз вела крутая узкая лестница, состоящая из выщербленных потрескавшихся ступеней. Насколько я мог заметить, подобных балкончиков было не менее двадцати, правда, большинство из них было завалено каменными обломками, преграждавшими путь возможному путешественнику. Неровная каменистая поверхность пола походила на ялтинский пляж с его изобилием овальных булыжников. Кое-где между колонн я заметил проплешины, посреди которых чернели круглые отверстия, защищённые низким бордюром. Эти дыры напоминали колодцы, но по какой-то причине вызывали сильное беспокойство. Казалось, будто это глаза огромного злого существа, наблюдающего за незваными пришельцами.

– Может, немного передохнём? – заикнулся тот, кого Оксана назвала Евгением Матвеевичем Жуковским. – Ноги всё-таки болят после вашего катка.

– Тебе сообщат, когда наступит время примостить задницу, – отрезал Швед, который с каждой минутой вёл себя всё увереннее.

– Привал будет сразу после того, как мы пройдём этот участок, – негромко сказал Зверь и положил руку на плечо лысому, отчего тот пригнулся к земле: – А ты заткнись. Здесь указания отдаю я.

– На запад от четвёртого колодца, – пробормотал Теодор, присев на плоский камень и разглядывая разложенные вокруг карты. В руках у него обозначился знакомый мне чёрный том. – Хоть убей, не понимаю, чем руководствовался Казимир. Казалось, он ничуть не задумывался, когда выбирал нужный колодец.

Зверь склонился над ним и подобрал один из листов, задумчиво поворачивая его. Потом он посмотрел на панораму зала и похлопал Емельяновича по плечу. Когда тот поднял голову, гигант показал ему некую точку на карте, а затем вытянул палец вперёд. Лицо Теодора просияло.

– Огромное спасибо, – поблагодарил он, укладывая карты в планшет, – откровенно говоря, я не скоро догадался бы проверить именно этот план.

– Без проблем, – невозмутимо откликнулся Зверь, – у меня идеальная память на подобные вещи.

– Почему-то мне не по себе, – сказала Оксана, стоящая за моей спиной. Обернувшись, я увидел, как она подозрительно косится на огромные колонны, тлеющие бледно-зелёным сиянием. – Возможно, я чересчур часто повторяю одно и то же, но это проклятое место доводит меня до безумия. Может, это какой-то эксперимент? У меня крыша начинает съезжать, когда я пытаюсь представить, где мы можем находиться.

– С радостью бы тебя успокоил, – мрачно отозвался я, придвинувшись к ней и поглаживая крутые бёдра, обтянутые джинсами, – однако должен признаться, мне и самому до охренения страшно.

Её попка напряглась, стоило моим пальцам пройтись по упругим полушариям, и мы слегка соприкоснулись губами. Все страхи отошли на второй план. Даже недобрый взгляд колодцев-глаз перестал давить на затылок, когда волна возбуждения, нарастая, прошла по моему телу. Следующее касание губ было уже совсем не мимолётным, так что языки успели назначить друг другу свидание и даже поболтать о каких-то глупостях. Чёрт, это какое-то наваждение! Мы же стояли на виду у всех! Отстранившись от девушки, я успел поймать несколько разнокалиберных взглядов: завистливый – от Серёги; осуждающий – от Жуковского; изучающий – от Воблы.