Из развитого в дикий – нелепые ШАГИ

Анатолий Зарецкий

Из развитого в дикий – нелепые ШАГИ

Вместо предисловия. Шаг в неизвестность

Уже далеко за полночь, а я всё лежу без сна и размышляю над тем, что случилось вчера на работе. Собственно, на какой теперь работе? Нет у меня работы! Я снова на нулевой отметке, как и двадцать лет назад.

Правда, тот первый “нуль” случился в мои двадцать восемь – в возрасте, когда кажется, что жизнь бесконечна, и все еще впереди. Но, тогда я был искренне счастлив, стряхнув, наконец, кандалы воинской службы и наивно полагая, что нет больше препятствий, которых не смогу преодолеть. Ведь одолел же главное – сопротивление военной бюрократии, возомнившей меня своим рабом.

“Наконец, я свободен, как птица. Отныне меня не затащат не в одну общественную организацию. Я буду жить своим умом”, – тихо радовался подданный тоталитарного государства, строящего Коммунизм.

А что теперь?

Лишь вчера самозабвенно трудился в ракетно-космической корпорации “Энергия” имени С.П. Королева, возглавив сектор анализа, ведущего научные разработки, и был, можно сказать, на пике работоспособности. Автор программных систем “Экспресс-анализ” и “Проект-сервис”, ставших плановыми работами коллектива, созданного и подготовленного мной из случайных, не знавших основ программирования, работников испытательного отдела.

Каждая из этих работ основана на идеях, оформив которые в научные труды, можно защитить не одну диссертацию. Но, я готовил иную, обобщавшую и развивавшую идеи обоих проектов – “Прогнозирующие экспертные системы с элементами самообучения”. Предлагая оригинальную методику, я расширял горизонты научных знаний. Мой приоритет был бесспорным.

Задел по всем темам, который способны оценить лишь специалисты, огромен. Созданы и отлажены программные кирпичики, из которых, как из деталей конструктора можно складывать программные модули, а из модулей самые разнообразные программные системы, позволяющие на новом уровне управлять разработкой ракетно-космических комплексов, да и любых сложных технических объектов. Программные системы ведь создавались как универсальные.

Увы. Ничего этого больше не будет в моей жизни. Все обратилось в прах, в абсолютный нуль. Я “обнулился” и как руководитель коллектива, и как научный работник, ведущий свое направление. Мне больше никогда не достичь этих вершин.

Давно прошло время гениев-одиночек, делающих все от начала до конца. И любое научное достижение – это коллективный труд. А у меня отняли мой коллектив. Его теперь раздербанят на части, озадачат рутинной работой, завалят “текучкой”. И он зачахнет, как редкий цветок, который однажды забыли полить.

А что смогу сделать я, разжалованный в ведущие инженеры, которого наверняка снова сунут в сектор Мазо. Куда же еще? Ведущий инженер фигура не самостоятельная, она должна где-то быть. А уж Мазо отыграется сполна за мое многолетнее равенство с его дутой персоной. Ведь даже в условиях паритета он непременно тянул свою властную клешню либо ко мне, либо к моему сектору, желая стать хозяином уж если не меня лично, то хотя бы моих наработок, которые в этом случае легко выдать за свои.

И не к кому обратиться, чтобы восстановить статус-кво. Руководитель комплекса Панарин – друг Мазо. Как часто, на словах возмущаясь его действиями, он так ни разу и не пожурил своего приятеля. Генеральный конструктор Семенов? Дважды обращался к нему, когда еще жила тема “Энергия-Буран”, и однажды, когда ее прикрыли. И все три обращения оказались без последствий. Мне не отказали, но так ничего и не сделали. Главный конструктор Губанов? Его “съели” еще накануне закрытия темы. Филин Главный? Его давно не видно и не слышно.

Да и как работать с Николаевым, который много раз клятвенно обещал не забыть того, что сделал для него, и всякий раз нарушал обещания, когда вдруг возникали интересы Мазо – его неугомонного конкурента. Он ненавидел этого типа и боялся животным страхом, понимая, что при любом удобном случае Мазо легко окажется сверху и тогда расплющит своего бывшего начальника, не потакай он капризам строптивого подчиненного. Мазо злопамятен. И бедный “Вися” не отказывал тому в его притязаниях, всякий раз ставя меня перед свершившимся фактом – очередным этапом “дружбы” со своим “заклятым другом”.

Нет. Вчера я поступил так, как следовало поступить давно – хлопнул дверью, в прямом и в переносном смыслах.

И что теперь? Теперь я безработный, вот только совсем в ином обществе, чем то, в котором жил до сих пор.

– Вы еще не раз пожалеете о том, чего вас непременно лишат демократы, – обратилась как-то к коллективу Лена Васильева, наш профорг, – А лишат они вас всего: бесплатного образования, бесплатной медицины, бесплатных путевок, бесплатного жилья и всего того, чем вы пользовались при социализме и даже не замечали. Я много лет прожила с родителями во Франции и своими глазами наблюдала прелести капитализма, за которыми вы ринулись, очертя голову. А безработица? Вы даже не представляете, что это такое. А я видела безработных, которые годами не могли устроиться. Особенно те, кому за сорок. И никто вам не поможет. Потеряв работу, вы потеряете все, – темпераментно заявила тогда Лена, но наша молодежь лишь дружно рассмеялась в ответ.

Она сказала это в августе девяносто первого, сразу после подавления “путча”, когда страна, желавшая перемен, вдруг получила их по полной программе. А на авансцену выдвинулся новый лидер, которому интуитивно не верил изначально, и смутно ощущая подвох, так и не смог определиться, стоит ли поддерживать эти перемены.

Но и “в социализм с человеческим лицом”, который обещали коммунисты, устроившие перестройку, а затем путч, тоже верилось с трудом. А потому митинг у Белого дома стал последним общественным мероприятием, в котором участвовал добровольно. На несколько лет я выпал из активных политических баталий, решив понаблюдать со стороны. И мысленно согласившись с высказываниями Лены, поддерживать ее все же не стал.

И уже очень скоро пришлось своей шкурой почувствовать, насколько она была права. В возрасте сорока шести лет, удрученный закрытием программы МКС “Энергия-Буран”, решил радикально изменить свое положение. Не увольняясь с предприятия, попробовал поискать работу. Действовал, как всегда, по системе, а не наугад.

Очень скоро сделал вывод, что интересовавшие меня госпредприятия находились в еще более плачевном положении, чем наше. Неясность перспективы и периодические сокращения штатов захватили их гораздо раньше.

Менять шило на мыло не имело смысла, и я взглянул в сторону процветавших частных предприятий, связанных с разработкой программного обеспечения. Набор в большинство из них проходил на конкурсной основе. Я чувствовал себя достаточно уверенно, и не боялся никаких конкурсов.

Увы. Разочарование поджидало еще до начала тестирования – едва заглянув в паспорт, меня просто не допускали по возрастным требованиям. Принимали исключительно молодежь до тридцати.

Лишь в одном месте, легко одолев конкурентов, даже добрался до “кадровика”, оформлявшего на работу. Раскрыв мой паспорт, тот брезгливо отшвырнул его, словно предмет из мусорной корзины:

– Ты что мне это старичье прислал?! – раздраженно крикнул он распорядителю конкурса, – Я же тебя просил! Тра-та-та! – последовало непечатное выражение, отражавшее его отношения с матерью распорядителя.

– Да ты что, братан?! Да у него же рожа молодая! Я и лажанулся, ксиву не глянул, тра-та-та, – не обращая внимания на окружающих, выдал распорядитель ответную “любезность”, впрочем, без зла. Так, рабочие моменты повседневного общения коллег, объединенных “общаком”.

Я взял паспорт и, не дожидаясь развития событий, покинул это то ли предприятие, то ли блатную малину.

Попробовал устроиться в центр обучения программированию. Мою конкурсную программу признали лучшей. Меня же снова не приняли по возрасту:

– Пришли бы к нам в прошлом году, когда вам было сорок пять, мы бы вас взяли, – “утешил” директор центра.

Что ж, за два года, что прошли с тех пор, я не стал моложе. А это значило лишь одно – найти достойную работу в моем возрасте нереально. Сделав такой вывод, неожиданно успокоился и, наконец, уснул.

С утра, отправив жену на работу, а дочь в институт, двинул в один из центров занятости, или, как тогда говорили, на биржу труда.

Заполнив какие-то карточки, подсел к одному из агентов.

– Извините, но мы вам ничем помочь не сможем, – просмотрев мои записи, огласил свой вердикт агент, – У вас слишком высокая квалификация. В таких специалистах никто не нуждается. Требуются охранники, сторожа, экспедиторы, продавцы. Мы вас, конечно, поставим на учет. Но, скажу сразу, надежд мало, – “обрадовал” он.

Посетив еще пару подобных заведений, затею с биржами бросил.

Примерно через месяц прочел объявление о проводимой властями города ярмарке вакансий. В указанный час попал в плотную толпу жаждущих работы. Обойдя скромные “прилавки покупателей живого товара”, понял, что выгляжу белой вороной. Требовались все те же, что и на биржах.

Решил поговорить с распорядителями ярмарки.

– Вам с вашей квалификацией надо самому создавать рабочие места, – высказал здравую мысль один из распорядителей.

– Да создать, не проблема, – поддержал его, – Вот только, где взять начальный капитал?

– К сожалению, мы предоставляем заемные средства в зависимости от количества создаваемых рабочих мест. Но, это мизерные средства. Они лишь обеспечат начальный период, когда их не хватает на оплату труда. Все остальное вы должны обеспечить вашими средствами. Думайте, где достать, – порекомендовал представитель властей.

“Хорошая мысль. Были бы у меня эти средства, ходил бы я на ваши ярмарки”, – подумал тогда, навсегда распрощавшись с мыслью найти работу через подобные заведения.

“Что я мучаюсь! Ведь я же генеральный директор бумажной фирмы! Надо лишь придумать, чем ей заниматься, и немедленно приступить к работе”, – пришла вдруг спасительная мысль. Она и стала тем водоразделом, который окончательно оторвал меня от эпохи социализма, в которой с горем пополам плыл куда-то вместе со всеми, и швырнул в омут зарождавшихся в стране капиталистических отношений.

И вот перед Вами эта повесть “о жизни в эпоху перемен”, разрушивших мою Родину – СССР – и “кинувших” всех нас, бывших граждан великой страны, “выживать” на ее обломках, кто как сможет.

Глава 1. Хороший гороскоп

– Афанасич, пойдем, прогуляемся, – предложил как-то Рабкин в один из дней, когда погода так и располагала к отдыху, а в работе наступил полный штиль.

– Пойдем, – согласился я, – Только в этот раз по моему маршруту.

– Куда это мы? – удивился он, когда дошли до крутого моста через железнодорожные пути, но не остановились, а двинулись на мост.

– Сейчас увидишь, – ответил ему, решив показать заповедные места на территории предприятия, где когда-то бывал еще с моим наставником Кузнецовым, а после его ухода из нашего отдела вот уже много лет не был ни разу.

Перейдя мост, нырнули под поручни ограждения и, круто свернув на едва заметную тропинку, попали в густой лесной массив.

– Ничего себе, – изумился Рабкин, – Столько лет работаю на предприятии, а здесь не был.

– Не ты один, – ответил ему, довольный произведенным эффектом. Много лет назад, когда впервые попал в эти джунгли, был удивлен не меньше.

– А что это за сооружения? – спросил Виктор Семенович, показывая на небольшие приземистые здания с плоскими крышами и узкими окошками-бойницами, напоминающие доты.

– Хозяйство Грабина, – ответил ему, – Здесь его сотрудники испытывали пороха для своих снарядов, а во времена Королева тестировали пиросредства.

– Надо же, – вдруг заинтересовался Рабкин, – Пойдем, посмотрим. Может, что найдем, – свернул он, было, к одной из землянок.

– Стой! Там заминировано, – пошутил я.

– Да ты что! – удивился Виктор Семенович, часто не понимавший, когда я шучу, а когда говорю серьезно, – А если кто подорвется. Неужели заминировано? – с сомнением посмотрел он. Я рассмеялся, и мы рассмеялись вместе. Шутка удалась.

– Виктор Семенович, а как дела у твоего сына-предпринимателя? – спросил, когда, наконец, уселись в тени высоких деревьев на лавочках бывшей курилки.

– Плохо, Афанасич, – ответил он, – С трудом продали два станка, да и то со скидкой. Осталось еще девяносто восемь, а кредит вот-вот надо отдавать.

– Странно, – удивился я, – Станки хорошие. Сам бы на дачу купил, да денег нет.

– В том-то и дело. Цена у них получилась высокой. Не рассчитали, ребята. Партия слишком маленькая. Вот завод с них и слупил по полной программе. В результате, прибыли никакой. Свои бы вернуть.

– А если не вернут?

– Ничего страшного. Они свое дело застраховали. Так что в любом случае выкрутятся. Вот только получится, как у того еврея, который торговал вареными яйцами по цене сырых.

– Это еще, что за бред?

– Ну, Афанасич, – укоризненно покачал головой Рабкин, – В этом-то и цимес. А навар, а кипяток? И, главное, при деле, – рассмеялся он, а вслед за ним и я.

– А вот и Шацило идет, – вдруг обрадовался Рабкин, когда мы уже вскарабкались на гребень моста и увидели идущего навстречу мужчину средних лет, уже давно мне известного, но лишь по анекдотам, которые ходили о нем и в нашем отделе, – Чем сейчас занимаешься, Станислав? – спросил его Виктор Семенович после взаимных приветствий.

– Как и все, ничем, – бодро ответил Шацило.

– Так уж и ничем? – недоверчиво переспросил Рабкин.

– Ну, разве что маленьким бизнесом. Только совсем уж маленьким.

– Ну-ка, ну-ка. Здесь поподробнее, – заинтересованно поощрил его Виктор Семенович.

– Да вот календарики делаю, – достал Шацило из портфеля какое-то картонное колесо с циферками и делениями, – Вечный календарь, – с гордостью заявил он.

– Ну и что? Кому нужен вечный календарь? – разочарованно махнул рукой Рабкин, – Несерьезно все это. Афанасич, тебе нужен вечный календарь?

– А как же, я уже давно собираюсь жить вечно, – ответил ему.

– Ну, вот, – обрадовался Шацило.

– Глупости это, а не бизнес, – продолжил настаивать Рабкин, – Вечный календарь. Зачем? Что там смотреть?

– Ну, не скажи, Виктор, – возразил Шацило, – Вот, к примеру, какой день недели был, скажем, пятнадцатого марта восемьдесят первого года?

– Ну и какой?

– Смотрим, – бодро задвигал колесиками Шацило, – Воскресенье, – через минуту радостно объявил он.

– Да это можно и в компьютере посмотреть, – подключился я к диалогу.

– Можно, – согласился Шацило, – Только, где взять этот компьютер? Много ты их видел? К тому же в компьютере данные в узком диапазоне, а у меня с первого года и по десятитысячный, – пояснил он.

– Ну, раз по десятитысячный, то оно, конечно, да, – рассмеялся Рабкин, – И ты собираешься это барахло продавать?

– Собираюсь, – гордо ответил Шацило, – Вот мне в нашей типографии уже отпечатали сотню заготовок календаря, инструкций к нему и копий моего патента на календарь. Теперь их надо собрать, упаковать, придать товарный вид и продать.

– Ну, и много заработаешь, или как тот еврей с вареными яйцами? – рассмеялся Рабкин, а за ним и я. Лишь Шацило стоял в недоумении.

– Да какой там заработок! – махнул он рукой, – Больше суеты.

Мы с Рабкиным снова рассмеялись, вспомнив о наваре с вареных яиц.

– А посерьезней идей, у тебя нет? – продолжил зондировать почву Рабкин.

– Идеи, конечно, есть, денег нет, – ответил Станислав, – Вот тут немного попробовал заниматься посреднической деятельностью, – сказал он и замолчал.

– Это уже поинтересней, – оживился Рабкин, – Раскалывайся, Станислав.

– Да что тут раскалываться. Находишь товар. Находишь покупателя на этот товар. Договариваешься о дельте. И все.

– О какой дельте? – не понял Рабкин.

– Ну, о разнице в цене, – пояснил Шацило.

– И большая разница? – засуетился Виктор Семенович так, что его усы, казалось, бодро затанцевали отдельно от лица.

– Разница, может, и не очень большая, главное, чтоб партия была большая.

– Ну, и много ты наварил?

– Да как тут наваришь! – возмутился Шацило, – Как доходит до расплаты, тебя “кидают”, – пояснил он, – Даже когда боковичок оформлен.

– Как это кидают? – не понял Рабкин, – И что за боковичок?

– Кидают, это когда за работу не платят, – пояснил Шацило, – А боковичок это договор об оплате за посредническую деятельность. Была бы у меня фирма, проблем не было. А как физическое лицо, пролетаю постоянно, – огорченно сообщил он.

– Афанасич, вот оно, дело, – хлопнул по плечу Рабкин, когда мы, наконец, расстались с Шацило и спустились с горбатого моста, – Моя Нина Петровна говорила, что предприятие ищет сахар для наших сотрудников. Вот и надо найти, кто продает сахар, и получить свою дельту, – сообщил он свой план.

– Виктор Семенович, да любой магазин знает, где достать сахар, – попробовал я охладить его предпринимательский пыл.

– Ты много видел сахара в магазинах? Да повсюду уже давно пустые полки, – пояснил он мне, действительно редко бывающему в магазинах, потому что заготовкой продуктов у нас занималась жена, которая прямо с утра обходила все окрестные торговые точки. Да и на работе у нее гораздо чаще предлагали так называемые продуктовые заказы. “Что-то все-таки в этом предложении есть”, – подумал я.

– Тогда надо сразу делать свою фирму, чтобы с боковиком не пролететь, – предложил в свою очередь Рабкину.

– Ну, вот, Афанасич, дай, пожму твою честную лапу, – протянул руку Виктор Семенович, – Задачи поставлены, цели определены, за работу, товарищи, – процитировал он известную фразу из доклада Леонида Ильича Брежнева.

В конце рабочего дня позвонил Саша Бондарь. Мы уже не виделись с полгода. Он предложил встретиться на станции “Подлипки”. Я не возражал. Предупредил жену, что задержусь, и настроился на встречу. Что же теперь предложит мой бывший друг? Неужели снова соавторство в написании его мистического труда?

Так, собственно, и оказалось. Саша снова ходил вокруг, да около, но в конце все-таки предложил сотрудничество.

– Если получится хорошая книга, можно заработать кучу денег, – радостно заикаясь, сообщил он.

– Саша, а ты все посчитал? – спросил его, – А то получится навар от яиц, как у старого еврея.

– Какой навар? – не понял он, очевидно, как и я, не знавший анекдота. Пришлось рассказать.

– Может и получится, зато я стану автором и получу известность, – задумчиво ответил он.

– Неплохо бы еще и денег получить, – добавил я, – Саша, а ты не знаешь, где можно сахар купить? – спросил его наугад.

– Знаю, – заулыбался Саша, – В магазине.

– С тобой все ясно, – ответил ему, – Ладно, приноси рукопись. Посмотрю. А сахара мне надо много, очень много.

И я рассказал ему кое-что о посреднической деятельности и о том, что собираюсь зарегистрировать свою фирму, чтобы нас “не кинули” продавцы и покупатели.

На следующий день Саша снова предложил встретиться. Рукопись он, как всегда, не принес, забыл. Зато сказал, что кто-то из офицеров тоже занимается посреднической деятельностью и знает, где достать сахар. С ними можно встретиться в Политехническом музее в Москве, где у них офис.

Когда рассказал Рабкину, тот пришел в восторг.

– Вот это дело, Афанасич! – с довольным видом потирал он руки, а его усы снова исполняли свой замысловатый танец.

– Надо узнать потребности предприятия, – предложил ему для начала, – Да еще, мне кажется, надо привлечь Шацило. У него опыт составления боковичков.

Рабкин согласился. И уже через полчаса оба подсчитывали возможную прибыль:

– Тридцать тысяч у нас, тридцать пять на заводе. Допустим, сахар возьмет половина работников, или, скажем, тысяч пятьдесят. Афанасич, ты бы взял десять килограммов? – спросил меня Шацило.

– Я бы и двадцать взял.

– Ладно, сначала посчитаем по десять, – решил Шацило, – Получается полмиллиона килограммов. Если на килограмм накинуть по копеечке, то получим дельту в пять тысяч рублей. На троих неплохо, – заключил он.

– На четверых, – уточнил я, вспомнив о Саше, который должен познакомить нас с “сахарными магнатами”.

– Тогда лучше накидывать по две копейки, – подключился Рабкин.

– Не жадничай, Виктор Семенович. А то не получишь ничего. Организации у нас нет. А когда сумма дельты большая, появляются завистники либо от продавца, либо от покупателя. В результате пшик, – пояснил он.

Через день мы встретились с “продавцами сахара”. Маленькая комнатенка в здании Политехнического музея. Пять столов, десять стульев. Телефон и пишущая машинка. “Что-то не похоже на мощное предприятие оптовой торговли”, – подумал я.

Приняв нашу заявку, “продавцы” задумались:

– Вам всего-то пятьсот тонн требуется, – разочарованно объявили они, – А транспорт вмещает десять тысяч. Вот если бы все сразу взять. А с такой мелочью и возиться не хочется. Мы подумаем, – заявили, судя по всему, такие же посредники. Мы ушли разочарованными.

– Папа, – обратилась ко мне вечером дочь, – А у тебя на следующую неделю хороший гороскоп. Вот, посмотри, – сунула она мне какую-то газету.

– Где смотреть, и что это за муть голубая? – спросил ее. До сих пор гороскопы ассоциировались у меня лишь с руководителями Третьего Рейха, о чем прочел немало, не вдаваясь в суть заблуждений, связанных со слепой верой нацистской верхушки в мистические предсказания своих звездочетов.

С перестройкой и у нас появились оракулы и звездочеты, а гороскопы стали печатать в любой паршивой газетенке. Ну, а поскольку газет не читал из принципа, откуда мне было знать о новом увлечении масс, отрекшихся от социализма.

Но, полгода назад мы навестили племянницу Татьяны, когда у той в гостях оказалась подруга – страстная поклонница и знаток гороскопов.

– Назовите лишь дату вашего рождения, и я тут же расскажу вам все о вас, – нагло заявила она. Оказалось, я Стрелец, да еще Обезьяна, – Это же замечательно, – сказала дама, и действительно выдала нечто похожее и по поводу моего характера, и по всем подобным поводам.

Когда же она с такой же легкостью очень точно охарактеризовала жену и дочь, удивился. Но, уже к вечеру забыл и о даме, и об ее увлечении. И вот они снова эти гороскопы. Что же они там вещают?

“Какая галиматья”, – мысленно возмутился, прочтя коротенькую статейку, – “Что может в корне измениться в характере моей деятельности? Разве что с работы выгонят в связи с закрытием темы, или перебросят куда. Стану лидером нового коллектива? Я и так лидер. Есть шанс заработать много денег? Где у нас заработаешь? В общем, муть голубая”, – решил, возвращая газету дочери.

– Афанасич, – позвонил мне на следующий день Шацило, – Я тут нашел крупных покупателей. Возьмут всю партию. Срочно нужна фирма. Слушай, может, кинем Рабкина и этого твоего друга? Зачем они нам? Толку от них. Только дельту кушать, – вдруг предложил он.

– Станислав, договор дороже денег. Начнем с малого, захочется большего, – ответил ему. “Проверяет”, – подумал я.

– Понял, – ответил Шацило и больше никогда ничего подобного не предлагал.

Позвонил Саше на работу и сказал, что покупатель есть. Часа через два тот перезвонил и предложил встретиться на станции, как обычно.

– Знаешь, а у нас есть фирма, – вдруг открылся он, – Мы ее уже давно сделали с Демой и Виталькой Овечко. Только с тех пор, как Дема уехал служить во Львов, мы ничего не делали. Правда, с Демой тоже. Но, у него хоть были идеи, а у нас ни одной.

– И ты молчал? – возмутился я, – Мы тут обсуждаем, что делать, и где найти фирму, а ты сидишь и помалкиваешь? Ну, Санька!

– Это же не только моя тайна. Я тут с Виталькой пообщался. Он тоже готов подключиться.

– Когда деньгами запахло, вы все готовы, – укоризненно сказал ему.

– Виталька предложил и тебя включить в учредители. Ты согласен?

– А то! – решительно согласился с предложением товарищей, – А остальных?

– А они здесь причем? С ними заключим боковички и кинем, – предложил Саша.

– Вы что, сговорились, жертвы социализма, коммунисты хреновы?! Я вам кину! – возмутился я.

– Может, и не кинем, – спокойно продолжил Саша, – Решим на собрании, – закончил он деловую часть нашего разговора.

Глава 2. Сахарная лихорадка

Вскоре мы собрались на квартире у Виталия в Медведково. Сбор, правда, намечался совсем по другому поводу. Собрались те выпускники училища, которые не смогли попасть на нашу традиционную зимнюю встречу.

Летом, как правило, собиралось человек пять-шесть, а не пятнадцать-двадцать, как зимой. А потому в тот раз выбрали квартиру Виталия, а не ресторан, как обычно.

Мы с Сашей пришли чуть раньше, чтобы успеть решить наши проблемы до прихода остальных однокашников.

– Я поговорил с Демой, – начал Виталий, – Он не против твоей доли в товариществе. Правда, оформить документы сможем, когда соберемся все вместе. Когда это будет, пока неизвестно. И еще. Дема рекомендовал нам избрать генеральным директором тебя. Мы с Сашей не возражаем, так что считай, с сегодняшнего дня ты наш генеральный. Все документы товарищества и печать у Саши. В ближайшее время он все тебе передаст. Ну, и сразу начнем сахарное дело, – закончил он наше короткое собрание и радостно потер руки.