Боярин Волк. Живи, брате!

– А что, к князю-то надолго? – спросил Назарий между делом.

– Да нет, – отмахнулся Русин. – Какое там? Дел-то сколько переделать надо, ведь конь же не валялся. А там и к сбору урожая подойдём, а теперь косить отаву вот-вот начнут, а там и хлеба поспеют. Так что только успевай, крутись. Где-нибудь недели на три, коли получится, с дорогой вместе. Боярину вон надо князю показаться, что жив-здоров, оклемался маленько, да награду от князя принять. Больше нам там делать нечего. Пока боярин будет княжьего приёма ждать, я на торгу расторгуюсь да закуплю кой-чего. Вот и всех делов, – развёл руками Русин.

– Так, может, к побратиму моему забежишь между делом-то? – спросил Назарий. – Узнаешь, как он там. Жив-здоров ли? Всё ли у него ладно? Он от торга недалече живёт, с правой стороны, на другом порядке. Дом у него приметный, на воротах кованый рисунок, кони летучие. Мне третий год к нему никак не выбраться – зимой не проедешь, а летом самая работа: то починить, то наточить, то сев, то страда…

– Точно, – хмыкнул Сергий. – Помирать, и то день терять, – и замолчал, пытаясь сообразить, откуда это у него в голове возникло, откуда он это знает.

– Хех, – хмыкнул Назарий. – В самую серёдку угадал, то самое. Гля-ка, и молод, и умён, два угодья в ём, – толкнул он локтем Русина, и оба расхохотались. – А зовут его Радомил, а по-нонешнему… – он почесал лоб, – Роман, стало быть.

– Ладно, – кивнул Русин, – забегу. Тебя-то ему Назарием назвать или по-старому, Новожилом?

– Ну, коли не на людях, Новожилом, а ежели в людном месте где, то, ясное дело, Назарием. Но скажи тогда, что из Осинницы, он поймёт. Да… – Назарий снова полез чесать лоб. – Коли не трудно, мешка три-четыре угля сарацинского купить бы, но смотри, чтобы чёрный был, он горит лучше, а бурый вовсе не бери, он по цене чуть дешевле, а горит наполовину хуже. Ты, если что, Романа попроси выбрать, он понимает, а я за это доспех и меч боярину бесплатно починю. И другой доспех тоже, коли сумею.

– Договорились, – хлопнул Русин по подставленной ладони. – Сделаю. Ну что, боярин, пойдём на ночёвку устраиваться? Наши уже притихли, и костёр вон уже притушили.

– Так а чего? Ложитесь в доме, – пожал плечами Назарий. – Места хватит. Чего вам комаров-то кормить? Бабы, небось, уже постелили, да и боярина не застудить бы у воды-то. Речушка хоть и невелика, но в низинке туман собирается завсегда. По пальцам дни пересчитать можно, когда его нет. В основном, когда ветрено. А ныне, глянь, ни ветерка, ни колыханья.

«Ни дуновенья», – промелькнуло в голове у Сергия.

– Всё готово, батюшка, – появилась Поля. – Я гостям в горнице постелила, а вам с матушкой – на полатях, а мы с ребятами в прирубе ляжем, там ещё пятерых разместить можно, коли понадобится. Можно и матушку Русаву кликнуть. Чего ей там с мужами-то?

– Вот и сбегай, – согласился кузнец, – да с собой её и положите, вот и будет ладно.

То ли от новых впечатлений, то ли уморился за день, но Сергий уснул, как в колодец упал, сразу, как только голова коснулась подушки. Проснулся сам, уж больно настойчиво тянуло на двор, и он, поднявшись потихоньку, чтобы не тревожить Русина, услышал вдруг от двери тихий шёпот.

– Погоди, сейчас я тебе помогу сапоги надеть, сам не наклоняйся. Сам-то я уже сбегал да ложиться больше не стал, решил тут, у двери, посидеть на лавке. Давай-ка ногу-то. Так. Теперь другую. Ну вот, ступай из сеней направо и за угол – и прямо в нужник-то и упрёшься, мимо не пройдёшь. А я сейчас огонь запалю да буду собираться потихоньку. Хозяйка – или из девок кто – пошла корову доить, я слышал, так что не пугайся, если на кого набредёшь.

Но оказывается, все уже поднялись, не только хозяйка, которая, кстати, растапливала печь, но и Назарий попался навстречу с охапкой дров.

– Разбудили? – с участием поинтересовался он.

– Нет, – качнул головой Сергий. – Колокольчик прозвонил.

– Какой колок… – начал Назарий. – А-а, – ухмыльнулся он и хохотнул. – Ну-ну.

Сергий только улыбнулся в ответ.

– Ну ступай, а то сейчас ребята подымутся, не дождёшься их, – хмыкнул кузнец. – Пока сходишь да умоешься, как раз Анисья кашку погреет да начнёт обед готовить.

Позавтракали дружно и все вместе: и хозяин, и сыны, и работники, и гости. После чего Сергий, Русава и Русин откланялись и пошли на опушку, где уже весело трещал костёр под котлами и расходился по округе сытный запах пшённого кулеша с салом от одного и бульканье закипающей для сыта воды от другого.

Белгород, лето 6618 от С. М

К вечеру шестого дня прибыли на постоялый двор у южных ворот торга. Русин договорился с хозяином, и они заняли весь второй поверх, оплатив даже оставшуюся свободной горницу, справедливо рассудив, что это удобней, чем постороннее присутствие. И теперь оставляли по очереди одного из воев у лестницы наверху, чтобы посторонние не шастали почём зря. Наутро Русин сходил до княжьего двора и уведомил теремного боярина Елизара о прибытии боярина Сергия Волка, сына Дмитриева, к князю Святополку. И уже в обед на постоялый двор прибыл княжий гридь Варнава с извещением боярину Сергию прибыть в княжий терем на следующий день, после обеда. Русин прямо из терема направился на торг, куда десятник первого десятка Прокопий пригнал и обоз с товарами под охраной своего десятка. Он же взялся и торговать, и это получалось у него не хуже, чем командовать десятком. Наладив процесс, Русин отправился на поиски приятеля Назария-кузнеца Романа. Нашёл он его дом довольно быстро, такие ворота в Белгороде были, наверно, только у него одного, но дома, естественно, не застал и пошёл к нему в кузню, сопровождаемый его младшим сыном. Мальчишка нырнул в кузню, молот в кузне утих было, но тут же продолжил свой перезвон, и на улицу вышел высокий, кряжистый муж.

– Кто тут меня спрашивает? – прищурился он.

– Здрав будь, Роман, – поднялся с колоды и поклонился Русин. – Это я тебя спрашиваю. Привет тебе привёз от товарища твоего Новожила, что у нас в вотчине кузнецом.

– Продолжайте без меня! – обернувшись, крикнул в дверь кузнец. – Ну, будь здрав и ты, – поклонился он ответно. – Пошли присядем да поговорим, – повел рукой Роман.

Они отошли за кузню и расположились на лавочке у сарая, должно быть, с углём или ещё каким кузнечным припасом, ибо от сарая до задней двери кузни была протоптана добрая тропинка, накрытая сверху легким навесом из дранки от дождя или, может быть, от снега зимой.

– Тебя как кликать-то? – спросил кузнец.

– Русином зовут. Я у боярина пестуном был, так при нём и остался дядькой. Вот и сюда с ним приехал, к князю.

– Ну и как он там, Русин? – спросил Роман. – Живёт-может?

– Да ничего, помаленьку, у нас его уважают. Некоторые вещи лучше него никто и не сделает, так что работы хватает. Он меня попросил тебя проведать, узнать, как ты живёшь. Вижу, что дела идут, работа есть и у тебя.

– Это только снаружи так, – грустно покивал Роман, – а на самом деле дела из рук вон. Вот думаю перебираться куда-нибудь от стольного города. Тесно тут стало, цены что ни день ниже и ниже, слишком много кузнецов развелось, вот и перебивают работу друг у друга. Если так и дальше пойдёт, скоро и железо с углём купить станет не на что.

– А Новожил как раз угля и попросил купить. «Пусть, – говорит, – Роман глянет. Он знает, какой нужен».

– А много ли ему надо-то?

– Да мешков пять.

– Свой, что ли, ему отдать? – полез чесать маковку Роман. – А то всё и не уместится на телегах-то…

– Погоди… – сказал, задумавшись, Русин. – Нашему боярину, бают, князь вотчину отдаёт, ноне это дело и решиться должно. И, если всё будет ладно, я к тебе вечерком ещё раз загляну. Нам на новом месте свой кузнец нужен будет, вот я и хочу с боярином это дело обговорить, а коли он будет не против, тебе вечером и скажу.

– А где вотчина-то? – поинтересовался Назар.

– Ты про Синюху и Чёрный Ташлик слыхал? – глянул на Романа Русин.

– Это в самом углу княжества, почти на границе с Галичиной и степью? – уточнил Роман.

– Истинно так, – кивнул Русин.

– А степняки там не шалят? – засомневался Роман.

– А ты слыхал что-нибудь? Когда они там были в последний раз?

– Да, давненько не слыхал, – задумчиво почесал затылок Роман.

– Ну вот, – поднял брови Русин, – там, похоже, даже тише, чем в Белгороде. Так что не спеши. Если боярин одобрит, поедешь с нами, и уголь твой тоже захватим заодно. А ты пока подумай.

– Тогда завтра с утречка приходи на торг, – сказал Роман, – уголь будем покупать. Новожилу-то по-любому он нужен.

– Хорошо, так и порешим, – хлопнул по коленям Русин. – Тогда до вечера. Ну или уж до утра. Если что не так пойдёт, тогда и обсудим. Будь здрав, Ромаха, – с улыбкой поклонился Русин.

– И ты не хворай, Руся, – не остался в долгу Роман.

Русин поднялся и пошагал обратно на торг, а Роман смотрел ему вслед из-под руки, пока он не скрылся за поворотом улицы, потом вздохнул, кивнул каким-то своим мыслям и вернулся в кузню.

– Ну что, боярин? – сказал Русин, вернувшись на постоялый двор. – Прокопий дело знает, торгует, как заправский купец, и кузнеца повидал, поговорил, с углём завтра утром поможет. А вот что касается житья тутошнего, в унынии он. Говорит, уходить надо отсюда, кузнецов развелось – тьма, работу друг у друга из рук рвут. А нам с тобой на новом-то месте кузнец ой как пригодится! К тому же Новожил его хвалил как мастера. «Получше меня будет» – говорил. Так, может, позовём его в нашу вотчину-то новую. Что там с этим делом, неизвестно, а тут свой кузнец будет, да какой.

– Эх, дядька… – вздохнул Сергий. – Что там да как, мне и самому-то неизвестно, а ты человека туда тащить хочешь.

– Так он всё равно уезжать собрался. Чего же хорошего мастера упускать? К тому же у него сыновей четверо да две дочки, опять же, нам обязаны будут, за нас и стоять станут. А кузнец на селе – не последний человек.

– Да чего ты вцепился-то? – улыбнулся Сергий. – Я совсем и не против, тем более что нам это ни во что не станет, а землицы клок для него завсегда найдём.

– Так я чего прицепился-то? Ему же скарб свой перевозить, а мы как раз расторгуемся, вот и поможем ему, а у него и уголь свой, и железо, и помощники, и струмент всякий – готовый кузнец, ставь кузню и работай. Опять же, народ удоволим, даже если и есть там кузнец, то неизвестно, какой мастер, а этот хороший.

– Согласен, согласен, – с улыбкой поднял руки Сергий… – и замолк, как бы прислушиваясь к себе.

«Вот опять! Откуда это? Как будто кто-то другой руками водит. И слова всё время какие-то не свои на ум приходят. А уж про сны лучше и не вспоминать… Опять где-то там бываю, куда в беспамятстве летал. И всё время как будто вспомнить что-то хочу и не могу, что-то со стольным градом связанное. Вроде бы, знал я об этом что-то… И не расскажешь никому – либо не поймут, либо в ереси обвинят. Или – чего ещё хуже – анафеме предадут, а там и до костра один шаг. Да-а, вот как всё обернулось».

– Ты, дядька, правильно хочешь, – мгновенно поняв по глазам Русина, что пауза затянулась и он напугал дядьку неожиданным отключением, тотчас вернулся на грешную землю Сергий. – Хозяйство у нас будет теперь своё, и не маленькое, кузнец нам не помешает.

По тому, как облегчённо выдохнул дядька, Сергий понял: пронесло на этот раз. Думать о том, что же с ним случилось и было ли то наяву, лучше в одиночестве – меньше недоразумений…

«Вот опять. Ну что ж ты будешь делать?»

– Ну вот и ладно, – закивал Русин, – отдыхай. Небось, притомился, сразу столько всего, а ты неделя как поднялся. Отдыхай, а там обед скоро, а после обеда поспишь, так совсем молодцом будешь. Отдыхай, – и вышел.

– Ну? Что там? – услышал он тихий голос лекарки. – Опять похужело?

– Да нет, – так же тихо ответил Русин, – притомился, вот маленько и сомлел, только ведь подниматься стал. Ну откуда у него силы? Но молодец, переборол сам, проглотил, и как ни в чём не бывало – взор ясный, мысль трезвая. Молодец! Сама отдохни, вон только-только синева сошла из-под глаз. Отоспись, подхарчуйся, одна ведь семерых обиходила. Конечно, таких тяжёлых, как боярин, не было. Но всё равно семь человек только обежать – полдня надо. Иди отдыхай, коли что, я позову. А вообще-то надо было бы и Полю с собой взять. Скучно ему, а поговорить не с кем. С нами-то только по делу, а ему с девой пообщаться интересней, даже если и… – Русин помолчал, – женится-то всё равно на другой. Да она тут и живёт недалече. А Милаву-то после ранения начисто забыл. Смотрит, как на чужую. Во дела! А перед походом-то… – он хмыкнул и замолчал.

– Хорошая девка? Сговоренная-то… – спросила Русава.

– Справная, – уклончиво ответил Русин, – с богатым приданым. Так ведь с лица-то воду не пить, – зачем-то добавил он.

– Да, да, – задумчиво ответила Русава. – Не пить. Только в душу-то тоже не поцелуешь.

– В этом случае точно, не поцелуешь, там вместо… – дальше Сергий не разобрал, – мешки с добром.

– А кто она такая? – поинтересовалась Русава.

– Да дочка постельничего, боярина Софрония Кулебабы. Через пять дворов живёт от перекрёстка, что в конце улицы, у церкви, в сторону княжьего терема. Сейчас она ещё молода, а как ещё годок погуляет, тогда и сватов можно засылать. Вроде бы, папаша ейный совсем и не против. Но что будет через год, один господь знает, а я бы для боярина такой судьбы не хотел. Больно уж девка избалована, говорят, сама провинившихся дев порет, и не только провинившихся, а просто непонравившихся ей сегодня. И щерится, говорят, при этом, как волчица. Знаешь, как волки иногда улыбаются, с оскалом, вот, говорят, очень похоже. Ну пойдём, скоро обед, как говорится: будет день, будет пища.

«Вот те хрен! – скорчил гримасу Сергий. – И не болит, а красный. Надо будет как-нибудь на эту красоту неземную глянуть, а то подсуропят родители ангелочка из лучших побуждений – в кольчуге спать ложиться будешь, вдруг чем не угодил. Ага, – ухмыльнулся он про себя, – утром проснёшься, а голова в тумбочке». И снова надолго задумался, пытаясь понять, откуда это всё выскакивает из него.

Вечером Русин снова смотался к Роману.

– Ну что? Боярин, как я и говорил, не против, но так как надолго в столице мы не задержимся, то, если хотите поехать с нами, у вас есть только три дня, чтобы собраться, не больше. Или боярин оставит вам освободившиеся телеги с возницами для вывоза имущества, и вы тогда уже приедете к нам сами, а возниц будете кормить за свой счёт.

– А как же с подручными быть и прочими? У них тоже семьи… – полез чесать маковку Роман.

– Раз сказано берём, то, стало быть, берём всех, – отрезал Русин. – Видно, вам придётся кого-то оставить, чтобы дома продать, да и то, что не повезёте, а потом уже сразу на новое место приезжать. Есть у тебя такой надёжный человек, которому ты мог бы это дело доверить?

– Старшего сына оставлю, он справится, а семью его заберём сразу, чтобы ему ещё и о них не думать.

– Ну вот и ладно, – согласился Русин. – У нас три телеги освободятся, можем семьи ваши забрать с собой, а вы тогда не спеша соберётесь и вслед за нами тронетесь. Оставить вам воев для охраны?

– Не надо, – махнул рукой Роман. – Нас самих пятеро да сынов, что в новики годятся, ещё пятеро. Зачем нам охрана? Мы и сами на кого хошь нападём, – улыбнулся он.

– Тогда вечером, накануне отъезда, пришлю телеги к вам, – поднялся Русин. – Грузитесь и вместе со своими отправляйте к нам, доедут в лучшем виде. Ну а остальное сами довезёте. Как нас найти, в любой кузнице по дороге спросите, мы их предупредим по дороге на Торческ, а там дорога только одна. Да возницы знают. Ну, будь здрав, – поклонился Русин. – Если что, забегай, мы на постоялом дворе, что за южными воротами торга.

– Будь здрав, – поклонился Роман. – Думаю, что не понадобится, но, как говорится: зарекалась ворона говна не клевать… да не удержалась… – развёл он руками. – Так и я зарекаться не буду, мало ли что…

– Ну и правильно, – кивнул Русин. – Кто знает наперёд, куда кривая вывезет?

Он кивнул Роману и вышел со двора. Когда Русин добрался до подворья, там творилось что-то невообразимое, все столпились наверху лестницы и тянули шеи, пытаясь если не увидеть, то хотя бы расслышать, что там, в горнице боярина.

– Что за шум, а драки нет? – обратился Русин к десятнику.

– Да боярин, говорят, с лестницы свалился. Или чуть не свалился. Никто толком-то ничего не видел, прибежали на шум. Я было сунулся узнать, что там, а лекарка так на меня зыркнула, думал, укусит, не чаял и живым-то выбраться.

– Ну вот и расходитесь, нечего тут толпиться, а я пойду узнаю, что там, и вам расскажу.

Русин решительно открыл дверь и скрылся за ней.

– Ну что тут, Русавушка? – полушёпотом спросил он у лекарки, разбинтовывающей Сергию грудь, кинув взгляд на бледно-синего Сергия. – Страшно или как?

– Вот сейчас и посмотрим, – ворчливо пробурчала Русава. – Хочешь помочь, неси воды, лучше кипячёной, да мешок мой принеси.

Русин метнулся вон.

– Так, – глянул он на десятника, оставшегося в коридоре вместе с караульным, – организуй кипячёной воды. А ты, – глянул он на караульного, – Русавин мешок сюда. Живо!

Вои рванули в разные стороны. На выглянувших было в коридор из горниц воев только рукой махнул: «не до вас», и они молча прикрыли двери. Как раз когда Русава кончила разбинтовывать Сергия, Русин вошел в горницу снова, с кипятком и мешком.

– Ставь сюда, – кивнула лекарка, – да давай-ка придержи боярина, а то он так и норовит завалиться, а мне руки свободные нужны.

Русин взял Сергия за плечи, а Русава сняла последний виток полотна и пелёнку, под которой Русин увидел лист меди, лежащий на ещё одной пелёнке, закрывающей рану. Под пелёнкой Русин увидел огромный синячище, практически во всю ширину груди, увенчанный посредине буро-красной затянувшейся раной. Крови было немного, один край затянувшейся раны немного разошёлся.

– Фу-у… – выдохнула Русава. – Слава богам, ничего страшного, но грудину, видать, стронул. Терпи, боярин, с недельку поболит теперь. Как же это ты, скажи на милость, умудрился на ровном-то месте? Хорошо, что по лестнице не ссыпался, а то можно было бы смело начинать всё сначала.

– Да сам не знаю, – слабо проговорил Сергий. – Поплыло всё перед глазами, вот и…

«Ну как я тебе скажу, – подумал он, – что впал в ступор, вспомнив неожиданно, что стольным градом был Белгород на Ирпени, а вовсе не Киев? А про Киев на Днепре здесь никто и не слыхал. И что-то такое ещё мелькнуло в голове, когда сообразил, что падаю. Хорошо хоть, что успел рукой ухватиться, а то бы точно все ступеньки пересчитал. Считай, повезло дураку, а то был бы нос на боку».

Ещё минут через двадцать Сергий был снова смазан мазью, умотан и уложен, а Русава с Русином вышли в коридор, где опять собрались все остальные, неизвестно каким образом угадав, что всё закончилось. Ещё через минуту все разошлись успокоенные.

Ну, сказано – сделано. Утром под благовидным предлогом, взяв с собой для спокойствия лекарки и Русина десятника Петра, отправился к дому постельничего, боярина Софрония, чтобы попытаться поглядеть на ту, которую ему наметили в жёны его родители. Дом они нашли не сразу, пришлось спрашивать, и оказался он не пятым, а шестым. Правда, ворота оказались закрыты, но и тут им повезло – ворота распахнули и сперва выпустили обозик из трёх телег со двора, а потом другие пять телег стали загонять во двор, мучаясь и гоняя последнюю туда-сюда, пока пристраивали её во дворе так, чтобы не заслоняла ворота. Это-то и дало возможность Сергию рассмотреть внутренний двор и, на его счастье, увидеть и боярышню, довольно дородную деву, равную, как показалось Сергию сперва, и вдоль, и поперёк, с плоским, невыразительным лицом и с брезгливо оттопыренной нижней губой, и разряженную так, что хошь-не хошь, а улыбнёшься. Чуть погодя выяснилась и причина её появления во дворе – несчастная холопка, которую боярышня взялась учить лично, смачно и целенаправленно ударяя её кулаком в лицо. Уклоняться дева-холопка и не смела, зная, что только раззадорит этим хозяйку и продлит экзекуцию. Отведя душу, боярышня победно оглядела двор и случайно встретилась взглядом с Сергием, который делал вид, что ведёт разговор со знакомым. Что уж она увидела в его взгляде на неё, так и останется неизвестным, но заверещала она на манер недорезанной свиньи, и бывшие во дворе холопы кинулись затворять ворота.

– И как замертво-то не упала? – хмыкнул десятник. – Прожёг ты её, насквозь прожёг. Видно, сало оборонило, что на боках висит. Но ноги давай-ка уносить, а то как бы её папаша нам обедню у князя не испортил. Это же княжий постельничий, насколько я в прапорах смыслю?

– Он, – кивнул Сергий. – Это её мне в жёны родители наметили. Да я лучше в монахи подамся, чем с этой кикиморой жить, – насколько возможно быстро уходя по улице обратно, с горечью сказал он.

Уже поворачивая за угол, увидели они, как из ворот выскочил парень, но, на их счастье, глянул сперва в другую сторону улицы, а когда развернулся в их сторону, их уже и след простыл.

После обеда Сергий в сопровождении Русина отбыл на княжий двор и уже через полчаса входил в горницу князя. Когда гридь отворил двери в горницу, теремной боярин Елизар Непеца громко провозгласил: «Боярин Сергий Волк, сын Дмитриев, с сопровождающими». Сергий с Русином вошли в двери и, пройдя вперёд, остановились в пяти шагах от помоста, на котором сидел князь с княгиней.

– Здрав буде, княже, – поклонились Сергий и Русин. – Здрава будь, матушка княгиня.

– О-о, здрав будь, – поднялся навстречу Сергию князь и бережно обнял его. – Рад видеть тебя, боярин, в добром здравии. Слухи разные ходили, а ты, стало быть, наперекор слухам. Молодец. Молодец! Поднялся-таки. Ну, проси, что хочешь, отказу не будет.

– Благодарствую, княже, – снова склонился Сергий, – токмо я долг свой исполнял. Просто доброго слова будет достаточно.

– Ничего. Оклемаешься, чего-нибудь да захочется, – усмехнулся князь. – Я теперь твой должник, как-никак жизнью сына тебе обязан, так что не стесняйся, подумай как следует. Ну а раз пока ничего не хочешь, жалую тебе землицу по левому берегу Синюхи, и быть тебе на той земле хозяином, а стало быть, будешь ты иметь свою вотчину боярскую, коею сможешь передать по наследству. Ты и так боярин, раз сын боярина Дмитра Волка, но теперь будешь свою вотчину иметь и пять лет налогов не платить, на обустройство. Вотчина, конечно, неспокойная, пограничная, да и на спорной земле, но тебе отваги не занимать, а успокоить соседей таким соседством надеюсь. Боярин Бусел выдаст тебе грамоту как новому боярину, да не откладывая в долгий ящик. Чтобы к его отъезду, грамота была у него, – глянул он на боярина.

Тот солидно кивнул.

– Ну, здрав будь, боярин. Долечивайся, верные люди мне ещё надобны будут, – кивнул князь. – А мы посольством займёмся.

– Здрав будь, княже, – поклонился Сергий и покачнулся.

Хорошо, что гридь поддержал, а то бы грохнулся в палате, на виду у всех, вот бы стыдоба была. А гридь молодец: мало того, что подпёр незаметно, так и смотрел в другую сторону, вроде, он тут и не причём, а после и вовсе то ли поддержал, а то ли уступил дорогу, держа крепко, а со стороны, наверно, казалось, помогает миновать толпу.

«Надо будет поблагодарить, – сказал сам себе Сергий, – и подарочек из добычи присмотреть. Для такого случая не жалко. Да и князь тройную долю выделил, признал за мной заслугу».

Сам-то Сергий только начинал вспоминать во всех подробностях, что было, и знал это пока только по отрывочным воспоминаниям и рассказам Русина. Но вспомнить сам, что двое гридей за то жизнью заплатили вместе с княжичевым пестуном, не мог он к тому времени, уже принял топор на грудь и свалился им под ноги. Но тут уж, как говорится, цена соответствует покупке. Да, четверых из своего десятка Сергий потерял безвозвратно, а остальные тоже ещё долечиваются. Жизнь, она за опыт берёт дорого, зато учит с первого раза. Вышел на крыльцо, враз взмокнув, побледнел до синевы, и в глазах потемнело, а тут и дядька-пестун подскочил, поддержал, отвёл в сторонку, на ветерок.

– Рано ты поднялся, – покачал головой Русин. – Ну где это видано: чуть больше недели прошло, а ты уже к князю потащился? Видал, боярин-то, который, как тебя объявили, только что дырку в тебе не проглядел?

– Да нет, – пожал плечами Сергий, – не до того мне было, думал только о том, как бы не завалиться на виду у всех. Но ничего, дядька, – отмахнулся Сергий, – слабости не показал, слава богу. А то бы ещё хуже – сказали бы: чуть поцарапали, так он теперь валяется, как баба. А так князь отпустил лечиться да одарил – совсем другое дело. А что за боярин-то, ты говорил?

– Да, думаю, тесть твой будущий, – ухмыльнулся Русин. – Уж больно он тебя разглядывал пристально.

– Избави меня боже от такой родни, – истово перекрестился Сергий. – Лучше в монахи податься. Ну ладно, пошли потихоньку собираться да домой, а там уже и отлежимся, что-то у меня голова тяжёлая стала, как будто не выспался да будто сон какой-то недосмотрел, вот он всё напомнить о себе норовит.