Бои в Прибалтике. 1919 год

По имеющемуся опыту было ясно, что если при этом не будет происходить внутренняя реорганизация, только лишь приказами побудить войска держаться нельзя. Если и удалось, то, помимо действий офицера Генштаба Железной бригады, за это следует благодарить в первую очередь командира пробившегося тогда в Прибалтику полкового штаба. Последний – штаб расформированного на родине 461-го пехотного полка – по собственной инициативе прибыл в Кёнигсберг и оттуда командованием корпусного округа был переправлен в Либаву. Его командир – майор Бишоф, бывший офицер колониальных войск, провоевал на фронте всю Мировую войну от начала и до ее финала и в конце концов заслужил на Западном фронте действиями во главе своего недавно сформированного полка орден Pour le Merite18. Он принял командование Железной бригадой и над слабыми добровольческими частями, которые вместе с балтийским ландесвером на Виндаве образовывали тогда скорее завесу, нежели являлись защитой.

Реорганизация защиты с Востока

Верховное Главнокомандование пыталось организационными мерами разрешить вопросы охраны границы на Востоке. Не считая центра связи в Кёнигсберге, который 15 января на некоторое время заступил на место распущенного Главнокомандования на Востоке, под названием «Верховное командование по защите границы «Север19»» была образована новая командная инстанция для всех соединений на северо-востоке, начавшая свою работу 21 января под руководством генерала от инфантерии фон Кваста при начальнике штаба генерал-майоре фон Секте20 сначала в Кёнигсберге, а затем в Бартенштейне. Верховное главнокомандование имело в виду после окончания вывода войск Западного фронта перевести свою штаб-квартиру в Кольберг.

Руководство на курляндском фронте при подчинении Верховному командованию «Север» теперь принял на себя ставший ненужным на прошлом своем участке штаб 6-го резервного корпуса. Однако выяснилось, что этот штаб в Бреслау почти полностью распущен, и теперь его придется фактически заново формировать в Кёнигсберге при существенных затруднениях кадрового и материального характера. Так и прошел остаток января. Лишь 27 января начальник штаба майор Хагеманн с несколькими офицерами штаба смог морем прибыть в Либаву. Вновь назначенный командир корпуса, бывший германский командующий в Финляндии, генерал-майор граф фон дер Гольц в Либаву прибыл лишь 1 февраля21. Но принятие командования штабом корпуса затянулось до 14 февраля. Зато дела губернатора Либавы командующий корпусом, напротив, принял немедленно, тем самым получив контроль и над своим будущим участком фронта. То, что на нем находилось, для линии протяженностью в 100 км было более чем скромным: на левом фланге в районе Газенпота балтийский ландесвер и южнее по обе стороны Вайнодена Железная бригада. И если первый смог подобрать состав из лучшего, исполненного решимости сражаться за свою Родину людского материала, и имея около 3 тысяч человек, даже несмотря на недостаток военного опыта и обучения, мог считаться вполне ценным в боевом отношении, то скудные остатки Железной бригады, разбросанные на большом расстоянии друг от друга, были едва боеспособными. Были ли в этих кучках, остававшихся на Виндаве, готовые и склонные воевать элементы, еще предстояло выяснить. Судя по имевшемуся опыту, с таким «арьергардом 8-й армии» утверждать этого было нельзя22. Новый командир Железной бригады в любом случае незамедлительно приступил к работе, чтобы раздобыть в свое распоряжение годные к действиям части. В ходе его деятельности, в большой степени основанной на личном воздействии, решающим обстоятельством были сознательный отказ от любого рода окопной войны и решение вести неизбежную пока что оборону активно, прежде всего за счет глубоких рейдов вглубь территории противника.

Как это воздействовало на лучшие из этих небольших отрядов, показывает одно из описаний командира названного его именем отряда охотников23 капитана фон Бессера. Он смог удержать несколько готовых сражаться офицеров и нижних чинов из своего разбежавшегося добровольческого батальона, а о первых действиях своего отряда он писал: «Теперь для нас началась война иного типа, в особенности для меня как командира мелкого отряда. Обученному и привыкшему действовать всегда в составе крупных соединений мне теперь следовало самому себе ставить задачи, устанавливать цели. Самый прекрасный из видов боевых действий – быть предоставленным самому себе; сам себе господин во всем, более не отчитываясь ни перед кем, кроме Господа в небесах24. Будучи освобожден от тяжелого груза ответственности перед зараженной большевизмом бандой солдат, я вздохнул свободно, когда это убогое сообщество было устранено и теперь ничего от него не исходило. Наконец-то, смогли начать приключенческую, свежую, свободную солдатскую жизнь. И она пошла, причем особая ее прелесть была вызвана тем, что теперь напротив стоял враг, о взятии которого в плен не было и речи, ведь могла быть только победа или смерть25. Без каких бы то ни было медицинских средств, без врачей и перевязочных материалов, без лазарета, куда можно было бы добраться – всякое серьезное ранение означало смерть. И так и должно было быть, чтобы иметь возможность проявить высочайший уровень человеческой доблести.

Вскоре мой план был готов. Сложность задачи заключалась в той ситуации, в которой мы находились, и в слабости имеющихся у нас сил. Бои в форме огневого контакта мы теперь могли вести лишь в очень ограниченном масштабе, так как на поставки боеприпасов рассчитывать также не приходилось. Таким образом, мы поддерживали соприкосновение с противником, держали его на острие удара, постоянно следя за его перемещениями и регулярно докладывая о них германским командным инстанциям, занятым формированием добровольческой армии в Либаве.

Еще утром 7 января мы двинулись в сторону противника в маленький, расположенный недалеко от Муравьево город Тыркшле. Там я сформировал свою охотничью патрульную команду из моего отряда из 32 человек, включая офицеров и партизан26, таким образом, что получилось два офицерских патруля силами по 10 человек с установленными на санях пулеметами. Остальные составили штаб и обоз отряда, где был и третий пулемет и три человека прислуги при нем. Офицеры вынуждены были учитывать изъяны нашего состава и исполнять часть обязанностей нижних чинов, что поначалу приводило к задержкам, так как обучение отдельным действиям, например, при обращении с пулеметом, пришлось начать только теперь. Теперь вовсе не думали, что все оставшиеся в тылу будут хорошими солдатами. Во-первых, большинству попросту не хватало основательной военной выучки, а многим и боевого опыта и испытаний, а потом среди них, к сожалению, находились и такие, кто придавал большее значение таким сопровождающим войну явлениям, как грабежи и насилие, нежели твердому исполнению солдатского долга, или же те, кому остаться солдатом казалось единственной возможностью выжить. Однако таких, к счастью, были лишь единицы, так что после их удаления, потребовавшегося по дисциплинарным причинам, мой маленький отряд продолжал сохранять дееспособность. Тогда боевой дух отряда, названного моим именем, был высок, а после наших успехов он и еще поднялся, а доверие ко мне, как командиру, укоренилось окончательно».

Позади тонкой заградительной линии в Либаве стояли три добровольческих батальона, которые губернаторство приказало доставить из Германии в качестве замены отступающим ландштурмистам. Прибывший в те же дни в Либаву офицер Генштаба 1-й гвардейской резервной дивизии сравнивал их боевые качества с берлинскими эрзац-батальонами революционной поры; в бою в открытом поле на них рассчитывать было нельзя, даже если на это согласился бы солдатский совет, имевший тогда в Либаве большое значение.

Как обстояли дела по обе стороны линии фронта в январе 1919 г., показывает приводимое ниже извлечение из дневника командира Добровольческого корпуса егерей Гольдингена:

«В начале января обострение обстановки. Сильная большевистская агитация среди латышского населения.

9 января. Арест негодяев в Гольдингене, Газенпоте и Фрауэнбурге. Насильственный роспуск исполнительного комитета при временном латышском уездном управлении в Гольдингене.

10 января. Разоружение так называемого латышского ополчения в Гольдингене. Установлен комендантский час с 7 вечера.

11 января. Гарнизон Фрауэнбурга подтянут к Гольдингену, так как Фрауэнбург уже занят первыми прибывшими из Риги и Митавы частями балтийского ландесвера. Пост из Вормена также отправился в Гольдинген. Перед нашим фронтом германских частей больше нет… Мы постоянно предпринимаем рейды, чтобы поддерживать порядок. Каждый день перестрелки с местными большевиками, которые по мере подхода большевиков из русских становятся все более назойливыми.

15–16 января. Рейд через Цабельн в Кандау до оз. Кангерн. Расстрел большевистских вожаков и захват множества агитационных материалов в Кандау. Там же были большевиками расстреляны священник Берневиц и книготорговец Штейн, а его брат тяжело ранен. Остальные арестованные немцы были освобождены.

В первой половине января в Гольдинген прибывали многочисленные беженцы из балтийских немцев, которых под военной охраной отправляли в Либаву со всеми их пожитками».

И вплоть до прибытия штаба корпуса с Железной дивизией, бывшей тогда важнейшей из имеющихся частей, тем временем происходили заметные перемены. С прибытием отрядов Хайльберга, Либермана и Борке, а также трех полубатарей она не только обрела существенное подкрепление, но и прошла крещение огнем на Виндаве. При первом ее посещении начальник штаба вынес впечатление, что командование и войска Железной дивизии могут с уверенностью ожидать развития событий.

Организация обеспечения охраны границы

Тем временем Верховное командование «Север» 1 февраля приказало 1-й гвардейской резервной дивизии прибыть в Либаву, а 2 февраля выпустило «Основания по обеспечению охраны границы в сфере ответственности Верховного командования «Север»». Согласно им, защита Восточной Пруссии на выдвинутых вперед рубежах поручалась приданным штабам корпусов – Ландверного, Смешанного резервного, 52-го генерального командования27 и 6-го резервного. Следовало удерживать большевистскую опасность как можно дальше от границ рейха. 6-й резервный корпус должен был решать эту задачу на занимаемых им в тот момент рубежах и при этом для данной цели взаимодействовать с финскими28 и эстонскими частями, чтобы, продолжая оттеснение вражеских войск, укрепить безопасность собственной территории. Кроме того, обязаны были заниматься укреплением соединений и попутным оборудованием рубежа Виндавы, а также фронта к востоку от Либавы.

52-е генеральное командование должно было удерживать против советских войск нынешние рубежи, оба штаба обязаны были подавить бандитские беспорядки в зонах своей ответственности.

В тылу фронтовых частей штабы 1-го и 20-го корпусных округов при участии гражданских чиновников занимались организацией охраны границы и поддержанием порядка на Родине, в этом им помогали штабы 1-го армейского и 6-го резервного корпусов, а также 52-го генерального командования, предоставляя по возможности офицеров, личный состав, лошадей, оборудование, оснащение и вооружение.

Но до того как смогли выполнить эти распоряжения, понадобился значительный период времени.

Положение в Курляндии

Между тем своим чередом развивались события за линией курляндско-литовского фронта. Признанное Германской империей de facto латвийское правительство29 Ульманиса30 после оставления Риги перебралось в Либаву и оттуда распорядилось о всеобщей мобилизации в защищаемой немцами части Курляндии. Влияние его и эффект от принятых мер были невелики, так как руководившие им деятели были из лифляндской части нового государственного образования и не имели опыта политической и организационной работы. Поначалу из-за слабости правительства можно было надеяться, что от него никакой опасности не будет. Примечательно, что с согласия эстонцев временное правительство действовало и в северной Латвии через своего уполномоченного, капитана бывшей русской армии Земитана31, и в Эстонии и приграничных с нею округах из латышей тоже были образованы кое-какие отряды, участвовавшие в боях эстонцев против большевиков. В конце марта из них была сформирована бригада «Северная Латвия» под командованием произведенного в полковники Земитана.

В Курляндии помимо латвийского правительства действовал и «Балтийский национальный комитет», представлявший интересы балтийских немцев, органом которого и считал себя балтийский ландесвер. Комитетом руководили выдающиеся личности, например, господин фон Самсон и бывший русский капитан 1-го ранга барон Таубе. Однако сказались и все слабости парламентской системы: было тяжело перейти к быстрым и согласованным действиям. Поддерживающая их часть населения была количественно слишком мала – 3, а по другой методике подсчета 7 %, – чтобы иметь возможность добиться своего во времена демократии.

Особую тревогу у ответственных германских инстанций вызывала ситуация в Либаве, где все рабочие были проникнуты духом большевизма и ожидали лишь подходящего момента, чтобы напасть на немцев. Чтобы подавить попытку восстания вооруженных по большей части рабочих, у губернаторства не хватало сил. Из трех имеющихся батальонов гарнизона надежен был лишь один, капитана ландвера Тённинга. О двух других губернатор заявил, что сомнительно, чтобы их вообще можно было побудить обороняться в случае начала беспорядков.

Наконец, противник, русские большевики32, с военной точки зрения в ходе наступления не слишком проявили себя, ведь вследствие полного развала германских войск им в большей или меньшей степени все доставалось само собой. Наступательная мощь их была невелика. Они хватались только за то, что сулило им легкие трофеи или удовлетворение их кровожадных наклонностей, или под давлением требовавшего действий правительства. Полное отсутствие настоящей организации, а также снабжения да еще русской зимою препятствовало сколько-нибудь масштабным операциям. Настоящая опасность от большевиков заключалась, в первую очередь, в тесной связи их с зараженным революцией населением и в планомерном или периодическом взаимодействии со спартакистскими элементами в Германии33. Ведь главным оружием большевиков была пропаганда. Если она подведет, то перспективы у большевиков были скромные. Однако пока что внутренняя слабость красного колосса еще не была столь очевидна, а оправданность опасений и необходимость принятия оборонительных мер были бесспорны.

Распоряжения красного командования, ставшие известными частью тогда же, частью позднее, не имели большого практического значения, однако все же должны быть здесь упомянуты.

В приказе Главнокомандующего армией Советской Латвии от 14 января 2-я латышская стрелковая бригада получила задачу наступать вдоль железной дороги от Туккума к Виндаве. Однако, так и не сумев перейти к выполнению этой миссии, вместе с прибывшей тем временем из Риги 3-й латышской стрелковой бригадой (7-й, 8-й, 9-й латышские стрелковые полки и артиллерия) они были брошены на фронт под Валк, где после прибытия в конце декабря финских добровольцев, приглашенных эстонским правительством, обстановка переменилась в пользу белых34. 1-я латышская стрелковая бригада одновременно получала задачу наступать на Либаву. Из попавшего при взятии Шрундена в руки белых приказа можно было видеть, что 2-я латышская стрелковая бригада получила задачу взять Либаву, а Интернациональная дивизия, 9 января уже занявшая Поневеж, должна была наносить удар через Шавли на Поланген.

При такой обстановке вряд ли стоит удивляться, что в середине января всерьез обсуждался вопрос об оставлении Либавы, а также были начаты приготовления к эвакуации морем.

Первые бои

На фронте тем временем ситуация изменилась в пользу немцев.

Когда большевики 16 января силами 1-го и 4-го латышских полков35 атаковали позиции балтийского ландесвера под Гросс- и Альт-Ауцем, они были отброшены с большими потерями. На следующий день ландесвер, однако, вынужден был отойти через Ной-Ауц и Альт-Швадрен за Виндаву, однако там сопротивление немцев окрепло, прежде всего благодаря действиям майора Бишофа, принявшего тем временем на себя командование всем фронтом на Виндаве, а также из-за постепенного прибытия новых добровольцев.

Гольдинген, имевший значение как опорный пункт на левом фланге, большевики не атаковали, однако после взятия Тальсена и продвижения красных на севере, к городу Виндава, а позднее и на юге, он был обойден. По приказу либавского губернаторства 21 января город был оставлен егерским корпусом; многие жители бежали из города. 23-го рано утром корпус после усиленного перехода по скользким, частично занесенным снегом дорогам и при сильном морозе прибыл в Газенпот. Кавалерийский отряд по приказу губернаторства вошел в состав вновь образуемой Железной дивизии и выступил на юг. Егеря выдвинули посты к северо-востоку от Газенпота. Отряд лейтенанта Высоцки 26 января выступил на разведку на северо-восток, после боя внезапно ворвался в Гольдинген, освободил узников из темниц и вернулся в Газенпот с многочисленными беженцами.

На крайнем северном фланге большевики сумели 30 января добиться и еще одного успеха. Насчитывавший лишь 100 человек гарнизон Виндавы из немцев из рейха, поначалу отразивший атаку советских солдат, затем вступил в переговоры и в обмен на гарантию свободного отхода сложил оружие. Но едва это случилось, как немцы были взяты в плен, заперты в амбаре и, включая трех тяжело раненых, перебиты. Попытка вновь взять Виндаву с моря 2 февраля провалилась из-за невозможности высадиться южнее Виндавы, так как помешала ледовая обстановка. Положение на крайне левом фланге, теперь доходившем только до Газенпота, по-прежнему было под угрозой.

Под Шрунденом 22 января произошел ожесточенный бой, в котором приняла участие рота Радена36 из ландесвера. В конце концов по приказу местечко было оставлено, однако 27 января по инициативе майора Бишофа он был атакован с юго-запада латышским батальоном Колпака, а с северо-запада частями ландесвера и вновь взят. Противник отошел за Виндаву.

Эти успехи на глазах подняли боевой дух молодых частей и были тем более ценными, что примерно в это время и появилась мысль перевести ландесвер в нейтральное зарубежье, чтобы там переформировать и затем извне, уже без немцев, вновь вступить в бой за Родину: план, исполнению которого помешало вмешательство майора Бишофа37.

В начале января на участке фронта балтийского ландесвера наступило относительное затишье. Под руководством вновь назначенного командира, германского майора Флетчера38 оно было активно использовано, чтобы спаять воедино вновь прибывших добровольцев, как балтийских немцев, так и немцев из рейха, с имевшимся ранее личным составом и придать им в целом соответствующую ситуации структуру39.

Уже несколько дней спустя после своего прибытия майор Флетчер отважился на более крупную операцию. В ночь на 12-е он повел части ландесвера – роту Клейста, кавалерийские отряды Энгельхардта и Гольдфельда, батареи Пфайля и Мюллера, а также Добровольческий егерский корпус на Гольдинген и в утренних сумерках атаковал его егерями по фронту, а частями ландесвера – севернее и южнее города в обход. Разгорелись ожесточенные бои, прежде всего на дороге на насыпи западнее Гольдингена. Удалось отрезать большевикам пути отступления на восток, так что ни один человек гарнизона – почти все были местными большевиками – уйти не смог. Большая часть погибла, другие были расстреляны по приговору суда.

Это была первая удачная самостоятельная атака ландесвера. Моральное воздействие ее было велико.

О Железной бригаде

Новый командир Железной бригады принял на себя командование ею 17 января в Вайнодене, несмотря на предупреждения прежнего командира, что привести ее в порядок более не удастся. Бригада, растянувшись от Шеймелян до Грёзена – Ниграндена, несла своего рода полевое охранение. Ее силы составили 306 человек и 21 пулемет; 200 человек, приведенных майором Бишофом из Либавы, пришлось наполовину разоружить в Вайнодене и отправить домой, потому что они отказывались идти дальше. Другая половина обязалась служить вне Либавы только 8 дней. Однако и прибывший к тому же моменту с Родины транспорт с добровольцами оказался наполовину негодным. И что же это были за элементы, о которых здесь идет речь, видно из телеграммы Железной бригады в штаб 1-го корпусного округа, где просят о разоружении и отправке в Мемель присланных добровольцев, а о них самих говорится, дословно: «Большая часть людей наживает богатство за счет грабежей и перепродажи награбленного имущества… Согласно полученному здесь опыту, представляется настоятельно необходимым, чтобы личный состав, который поступил на службу в Железную бригаду, ни в какие другие добровольческие формирования, например, для охраны границы, не принимался. Он в целом не годен и преследует исключительно своекорыстные интересы. Как бойцы они не представляют из себя ни малейшей ценности и в любой части будут лишь источником и распространителем деморализации».

После устранения этих сомнительных подкреплений за тонкой линией постов, которая из-за крепких морозов теперь не имела и такой защиты, как река Виндава, а также никаких резервов, оставалось еще и местное население, на две трети настроенное враждебно. Несмотря на это, майор Бишоф и его штаб твердо держались своей задачи. При первом осмотре он дал своей маленькой горстке имя «Железная дивизия», которое может быть оценено лишь как надежда на будущее, и решил обеспечить защиту не только в чистой обороне, а держать за горло тяжелого на подъем и плохо управляемого противника за счет операций мелких подвижных отрядов. Тем самым он оказал неоценимую услугу немецкому Отечеству и провинции Восточная Пруссия. Ведь при чрезвычайно смутных обстоятельствах, которые тогда воцарились к востоку от Германии, и при сильных большевистских настроениях, находивших тогда отклик и внутри германских границ, при вторжении русских, если бы те свободно перешли Виндаву, а то и сумели застать и Либаву уже брошенной, они несомненно дали бы эффект.

Уже на другой день после своего прибытия майор Бишоф подготовил тактические указания, которые учитывали и обстоятельства противника, и собственные слабости. Они заключались в неограниченном растяжении фронта в ходе атак, а также в обороне, глубоком эшелонировании в глубину и во фланги и планомерном использовании пулеметов и – тогда еще не имевшихся – пушек для непосредственной поддержки пехоты.

Успех этих усилий не заставил себя долго ждать. 21 января охотничья команда фон Бессера и отряд балтийцев Драхенфельса так основательно разбили русских у Шеймелян, что они оставили на поле боя 36 убитых, 2 пулемета и 6 запряженных саней. Как заметил командир Железной бригады, «в таком положении это была очень большая победа», и в любом случае в деле восстановления боеспособности германских войск она имела большую ценность. И 23 января под Грёзеном было с большими потерями отражено нападение превосходящих сил русских. 25–26 января батальон Борке и отправленные в Либаву части 45-й резервной дивизии – переброшенные с Родины в 52-е генеральное командование, отбросили за Виндаву русских, оттеснивших было кавалерийский пост под Нигранденом. Но и Сяды были 30 января заняты германским разъездом, Тыркшле взяты 5 февраля отрядом Железной дивизии майора Дойна. 8 февраля отряд пехоты, егерей и саперов даже с успехом атаковал железнодорожный узел Муравьево. Многочисленные пленные, лошади, сани и полевые кухни стали итогом этого предприятия. Под впечатлением от этого боя не состоялся запланированный удар русских через Литву в правый фланг бригады и к железнодорожной ветке Прёкульс – Мемель.

Как разыгрывались эти бои, весьма наглядно описал один из участников ударного отряда Энгельхардт: «Утро прошло спокойно, и после обеда, розданного из полевых кухонь, фон Брюммер и я пошли с нашими полевыми биноклями к берегу Виндавы. Внезапно наискосок вправо, в направлении на Лутцхоф40, примерно в километре от нас мы заметили цепь стрелков, идущих к Грёзену. Казалось, что егерские посты тоже ее заметили, но оставалось еще сомнение, ведь ожидали прибытия нашего отправленного утром патруля. Мы, однако, могли отчетливо видеть в наши бинокли отдельные черные фигуры штатских, выделяющихся в стрелковой цепи, а за ними на некотором расстоянии появилась еще и вторая.

Мы поспешно отправились назад, чтобы сообщить о наших наблюдениях и всех поднять по тревоге, когда там, сначала отдельными вспышками, а затем все более живо пошла ружейная стрельба, причем не только наискосок справа, но и прямо справа, уже на этом берегу Виндавы. Большевики, судя по всему, напротив Лутцхофа уже перешли реку и продвигались вдоль поросшего лесом берега, чтобы теперь пойти в атаку в обход. Сначала я был в стрелковой цепи егерей на берегу Виндавы; бывшую напротив нас большевистскую цепь стрелков мы вскоре перестреляли, а выжившие начали, оставив 10– 15 человек убитыми и тяжелораненых, лежавших черными точками на снегу, перебежками отступать.