Босиком по асфальту

– До конца недели, – ответил Саша.

И наши взгляды снова встретились.

В этот раз во мне ничего не екнуло. Я просто смотрела на него и размышляла о том, что, наверное, он снова хотел увидеть мою реакцию на его слова. Выяснить, какая она будет и будет ли вообще. Забавно. Почему его это интересовало? И как он хотел понять, что я чувствую, если я сама этого не понимала?

Мысли вдруг затихли, и волнение прекратилось.

В голове стало подозрительно тихо. Как и в груди.

Саша пробудет здесь до конца недели. В одном со мной городе, на одних и тех же улицах. Не знаю, обрадовало меня это или огорчило. Он говорил об этом так спокойно, а я так же спокойно приняла. Сейчас для меня эти слова были просто фактом. Вот если бы он сказал «месяц», я бы разозлилась. Если б сказал «два дня» – запрыгала бы по кухне от радости. «До конца недели» было той самой золотой серединой, которая не вызывала во мне никаких эмоций.

– Так ты здесь совсем недолго пробудешь. – Мама грустно улыбнулась.

– Да, нужно разобраться со всеми формальностями, перевезти вещи, а по приезде – успеть на свадьбу. Мой дядя женится, поэтому мы так торопимся. Если бы не это, возможно, я бы остался здесь подольше. В конце концов, родные места.

Снова быстрый взгляд на меня. Это он что же, так проверяет мои нервы на прочность? Зря, очень зря. Скорость разгона у меня рекордная – меньше секунды, если довести. Хотя он знал.

И все равно зачем-то пытался.

– И то верно.

– Очень необычно здесь находиться спустя столько лет.

– Зато приятно. Столько всего можно вспомнить! Как тебе было учиться? Понравилось?

– Да неплохо. – Воскресенский неопределенно пожал плечами, ненадолго задумавшись. – Лучше, чем в школе, это точно. Хотя и там на мозг покапали знатно.

– На мозг везде знатно капают – все-таки обучают будущих профессионалов своего дела, – отчеканила я, замечая, что голос слегка звенит. Снова. Воскресенский глянул на меня, не поворачивая головы.

– В университете наверняка сильнее.

– Не знаю, мне не с чем сравнивать. Сравни сам, у тебя есть такая возможность.

Он мягко усмехнулся, как если бы раскусил тонкую издевку. Только вот я не издевалась, а лишь озвучила факт: я не училась в колледже и потому не знала, насколько строги там требования к студентам. А вот Саша после окончания своего техникума вполне мог поступить на вышку и сравнить, если ему этого так хотелось.

Тем не менее я не видела в этом смысла. И к тому же совершенно не знала, собирается ли он вообще поступать в университет.

«Я ничего о нем не знала», – пронеслось в моей голове. О том Саше, который сейчас сидел передо мной и ухмылялся, слегка наклонив голову набок и обхватив свою кружку с уже остывшим чаем ладонью.

Саша сидел передо мной. Повзрослевший, какой-то другой, загадочный, и все, что я видела, – девственно-белый, чистый лист.

Способен ли человек измениться? Я всегда была уверена, что способен, но так ли это? События, время, другие люди – они правда оказывают воздействие, под напором которого что-то меняется внутри?

Или они просто надевают маски, за которыми прячутся и прячут? Укрывают от людских глаз то, от чего всеми силами пытаются избавиться. Но ведь оно есть – по-прежнему живет внутри, где-то глубоко, настолько, насколько получается его зарыть, чтобы не видели другие и чтобы не видел ты сам.

Нет, люди меняются, просто далеко не все и не всегда. Маска со временем даст трещину, сквозь которую слепящими лучами пробьется вся суть. Но настоящие перемены раз от раза будут давать о себе знать, и ты увидишь их. Они всегда будут на поверхности. На расстоянии вытянутой руки.

Только протяни и дотронься.

Я почти протянула.

– Так во сколько вы встречаетесь с Гитой? – спросила мама, оборачиваясь на настенные часы. Она словно попыталась сгладить повисшее в воздухе напряжение.

То, которое появилось в моей груди, я сгладить вряд ли смогу.

– В семь.

– Тебе уже скоро надо выходить.

– Да. Допью чай и пойду.

– Я с тобой, – вдруг произнес Саша, и я удивленно уставилась на него, чувствуя, как все шире раскрываются мои глаза.

«Как это, со мной?» – испугалась я. А вслух спросила:

– Куда?

– Нам вроде как в одну сторону. Вы же встречаетесь на площади? – спросил он спокойно, однако глумливые искорки из его глаз никуда не делись.

– Да, там.

– Ну вот и мне туда. Провожу тебя и пойду дальше по своим делам.

Почему он решил, что мне нужна его компания, я так и не поняла, но не стала спорить. Лишь пожала плечами. Может быть, нам удастся еще раз нормально побеседовать.

Мы ведь разговаривали, пока я готовила чай. Пусть этот разговор и длился не больше двух минут, но он был.

В конце концов, мы ведь, наверное, не увидимся больше никогда.

Странный комок вдруг поднялся к горлу, и я поджала губы. Нет. Я не признаю, что сожалею, что больше не смогу увидеть Воскресенского.

И эти мысли совершенно лишние сейчас. Я невольно нахмурилась, краем уха ловя обрывки фраз – мама снова разговорилась с Сашей. А спустя некоторое время он наконец поднялся с дивана, оставив после себя пустую кружку.

– Что ж, спасибо вам большое! И за чай, и за душевный разговор.

Я не раздумывая поднялась следом, собрала посуду, отнесла ее к раковине и сполоснула кружки, вслушиваясь в звуки за спиной. Стул проехался ножками по полу – мама встала со своего места; следом раздался ее мягкий голос:

– Тебе спасибо за помощь, Саша.

– Да что вы, пустяки. Мне было нетрудно.

Надо же, какой вежливый.

А со мной говорил про свой член.

Боже, что за идиотские мысли лезут в голову?!

Чем быстрее мы уйдем, тем быстрее я увижусь с Гитой и изолью ей весь тот поток эмоций, что разрывает меня изнутри уже второй день. Гита успокоит меня и отвлечет от этой чепухи. Обязательно отвлечет. Она выслушает, посмеется, крепко обнимет и пообещает, что все будет хорошо. Скажет, что Саша балда.

Ведь он правда балда, и правда все будет хорошо. Я и сама это знала.

Все станет хорошо, как только Воскресенский уедет отсюда, а я забуду все, что произошло со мной за последние двое суток.

К тому же я собиралась поговорить еще и с мамой. Вчера она пришла уставшая, и нагружать ее своими проблемами я не стала. Вместо этого мы весь вечер провели за просмотром какой-то романтической комедии, а сегодня я наверняка задержусь, пока буду гулять с Гитой, так что разговор отложила на завтра.

Мама не знала о моей встрече с Сашей, о проведенной вместе с ним ночи, о том, что я уже второй день избегаю его, но по глупым случайностям мы умудряемся сталкиваться в городе, будь то кофейня или улица. Если бы знала, то ни под каким предлогом не дала бы маме пригласить Воскресенского к нам на чай, даже в знак благодарности.

Эта мысль заставила меня усмехнуться, и я обернулась к ним, сдерживая хитрую улыбку, однако спрятать веселье во взгляде не вышло. Саша посмотрел на меня, слегка сощурившись. Наверное, не понял, что меня так обрадовало, но я не дала ему времени это обдумать. Кивнула в сторону прихожей, намекая, что нам уже пора выходить, и он, еще раз подозрительно осмотрев меня, прошел к выходу.

«Что, страшно? – торжествовала я про себя, – Становится не по себе, когда я начинаю улыбаться без причины?»

Мама подошла ко мне и коснулась моих волос с особой нежностью, которая была свойственна только ей. Убрала выбившуюся из укладки прядь волос за ухо, и мы в обнимку направились вслед за Воскресенским.

Саша остановился около входной двери, быстро обулся и снова выпрямился, глядя на мою маму.

– Что ж, еще раз спасибо вам за приглашение. Был рад увидеть вас.

– Удачи и всех благ тебе. Семье передавай привет.

– Обязательно. – Он улыбнулся, и я постаралась не обращать внимания на то, какой обаятельной была эта улыбка. Затем перевел взгляд на меня. – Жду тебя на улице.

Я кивнула, и уже через пару секунд за Воскресенским с легким хлопком закрылась входная дверь. В груди после его ухода сделалось спокойнее, будто легкие увеличились в объеме, и я смогла вдохнуть больше воздуха.

Однако память услужливо напомнила мне: мы ведь не попрощались и испытание еще не окончено. Через минуту я спущусь к нему, и нам предстоит провести вместе еще про крайней мере минут пятнадцать. Гита будет громко смеяться, когда мы встретимся. Хотя я все же надеюсь, что она не станет этого делать. Иначе мне придется ее покусать.

– Дорогая, все хорошо? – Мамин голос звучал слегка обеспокоенно, и только это заставило меня отвлечься от череды мыслей.

Я подняла на нее глаза. Волнистые волосы, почти черные у корней, плавно переходящие в шоколадный оттенок, тонкий нос, аккуратные худые щеки, длинные накрашенные ресницы. Светло-синий взгляд – ясный и добрый, цвета моря в солнечную безветренную погоду. Самый родной на свете взгляд, в котором сейчас мягкими волнами набегало беспокойство.

Моя мама.

Моя замечательная красивая мама.

Я улыбнулась, и эта улыбка была совершенно искренней, несмотря на то что некоторые чувства упрямо глодали меня изнутри. Например, острое желание скорее поделиться с ней всем случившимся. Просто сесть и все рассказать. С ходу, как будто обрушить плотину, за которой прятался бесконечный поток слов. Начну я примерно так: «Мамочка, твоя дочь – глупая идиотка». Конец.

– Да, конечно. Все хорошо, не переживай.

– Правда?

Но она действительно зря так волновалась.

– Да. – Я сделала шаг к ней и обняла, прижавшись щекой к ее щеке, чувствуя запах духов и цветочного шампуня. Мама была такая хрупкая, такая маленькая и нежная. В детстве я совершенно этого не замечала, а теперь видела прекрасно. Когда подросла сама. Я чувствовала худую ровную спину под ладонями и ласковое объятие ее рук. – Я расскажу тебе кое-что, когда вернусь. А если все же задержусь, то расскажу завтра утром.

– Конечно, расскажи. Это связано с Сашей, ведь так?

Неужели все так очевидно? Хотя, наверное, так и есть. С моим умением скрывать свои чувства очень сложно что-то утаить, тем более от мамы, которая видит меня насквозь и чувствует любые перемены моего настроения.

– Связано. Ты угадала.

Она слегка отстранилась и заглянула мне в глаза, мягко поглаживая большими пальцами плечи. Ее взгляд был полон печального понимания. А еще – невероятной поддержки, которая окутывала меня подобно солнечному мареву.

– Ничего, что я пригласила его к нам? Вы не ругались, пока меня не было?

– Не ругались. Я немного повредничала, но это было абсолютно заслуженно.

– Не сомневаюсь.

И мы негромко рассмеялись. Теплейший момент рядом с самым близким на свете человеком. Их зачастую не замечаешь, а так хочется иногда сделать целый альбом из таких мгновений: светлых, живых воспоминаний. Чтобы потом, если вдруг станет грустно, открывать его и окунаться в это тепло, подпитываться любовью, сквозящей на страницах.

Мы еще раз обнялись, я поцеловала маму в щеку, получила пожелание хорошо провести вечер и не нервничать из-за некоторых, а уже через секунду закрыла за собой дверь и неспешно направилась вниз по лестнице. Саши на площадке не было – наверное, спустился вниз и стоял у подъезда, дышал свежим воздухом. И почему мы не могли подышать им отдельно друг от друга?

Глава шестая

Вторник

Когда я оказалась на улице, в легкие сразу проник теплый вечерний воздух, к которому примешался запах скошенной травы и цветов. Саша стоял в паре метров от подъезда, сунув руки в карманы джинсов. Он не обернулся, хотя совершенно точно слышал, как хлопнула дверь.

Я сделала несколько шагов и остановилась рядом с ним. Краем глаза я видела, что его взгляд направлен вдаль, какой-то непривычно серьезный и задумчивый. В теплом свете вечернего солнца его голубые глаза становились на несколько оттенков светлее.

– Вопрос, который волнует меня уже второй день, – негромко произнес Саша. – Что же заставило тебя уйти?

– Прости? – Я сдвинула брови и посмотрела прямо на него, не совсем понимая, к чему он ведет.

Он ответил не сразу. Тоже повернулся ко мне, и наши взгляды встретились, отчего новая волна мурашек пробежала по телу. В его глазах было что-то глубокое, звонкое и живое.

И отчего-то мне это не нравилось.

– Почему ты ушла вчера утром?

Я вскинула брови. Не ожидала, что Саша спросит об этом так прямо. И, если честно, надеялась, что он не заговорит о том, что произошло. Неужели нам правда нужно это обсуждать?

Сомневаюсь.

– Я совсем не хочу говорить об этом, – так же прямо, как и он, сказала я и сделала шаг вперед, оставляя его позади. Может, это и выглядело, будто я сбегаю от разговора, но была ли разница, если я четко очертила свою позицию?

– Почему? – послышался его голос из-за спины. Тон такой невозмутимый.

Я нахмурилась и мотнула головой.

– Просто моих слов тебе недостаточно? Я не хочу, Саш.

– А я хочу. – Спустя пару секунд Воскресенский поравнялся со мной и заглянул мне в лицо, наклоняясь немного вперед, так, что краем глаза я сразу поняла: Саша находится достаточно близко. – И не понимаю, почему ты постоянно избегаешь этого разговора.

– Просто не хочу. Имею полное право не хотеть говорить о чем-то. И я не обязана объясняться, – безапелляционно заявила я, невольно сжимая руки в кулаки и невидяще глядя перед собой. Меня охватило облегчение, когда он отстранился, перестав находиться на таком крошечном расстоянии от моего лица.

И тем не менее у меня просто не получалось сконцентрироваться на мире вокруг. Мысли летели перед внутренним взором, рождая образы, путая и сбивая. Сашино упрямство заставляло меня нервничать, но я старалась оставаться спокойной и здравомыслящей и максимально точно донести до него свое мнение.

И вроде бы я выразилась достаточно внятно, но это не помогло.

– А я хочу.

– А я – нет.

– А я – да.

– А я – нет!

– А я – да.

Он был непробиваем, как слон.

– Это твои проблемы, – буркнула я, продолжая смотреть вперед. Вижу цель, не вижу препятствий. Чем быстрее я окажусь на главной площади, тем быстрее встречусь с Гитой. Чем быстрее я встречусь с Гитой, тем быстрее мы с Воскресенским попрощаемся. Все просто!

– Не поверишь, но то, что ты не хочешь обсуждать наше… времяпрепровождение, – Саша подбирал адекватное слово секунд пять, и я за это время почти успела поседеть, – тоже твои проблемы, Лиз.

Он просто невыносим!

Я повернула голову и посмотрела на него недовольным, гневным, пылающим взглядом. Он же смотрел в ответ будто с издевкой, немного приподняв подбородок. В этом жесте отчетливо читался брошенный вызов.

Я снова начинала злиться.

– В чем дело, Саш?

Воскресенский пожал плечами с таким выражением лица, будто ответ был очевиден.

– Ни в чем, если ты расскажешь мне, почему сбежала утром. Тебе что, было плохо со мной?

Ах, ну да, конечно. И как я не догадалась, что его волнует?

– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом. О чем угодно, – предложила я, отворачиваясь. Не видеть его было проще. – Или я просто уйду.

– Не хочу тебя расстраивать, но нам по пути.

Я едва не взвыла от бессильного раздражения. Даже теплое спокойствие вечера, опустившееся на город, уже не спасало от загорающихся внутри эмоций, бурлящих и закипающих.

– Почему ты не уважаешь мнение других людей?

– Ты же не уважаешь мое.

– Мы можем спорить бесконечно, Саша.

– Можем. Или можем поговорить.

Я возмущенно фыркнула:

– Это что, незавуалированная манипуляция?

– Не знаю, но вполне вероятно.

– Ты как ребенок, Саш! – Я всплеснула руками, резко поворачиваясь к нему на ходу.

– А ты так и не ответила на мой вопрос, – произнес он почти нараспев, слегка подаваясь вперед. Так, что я сразу оценила взглядом расстояние между нами.

Саша выглядел чересчур довольным, а я заводилась с каждой секундой все больше, потому что мне не нравилось, что еще две минуты назад я выходила из подъезда практически спокойной, а сейчас неслась на всех парах, пыхтя и заливаясь злостью. Она разве что из ушей не валила.

– На какой? – процедила я. Собственный голос напоминал яд.

– Почему ты ушла вчера утром? Ушла до того, как я проснулся.

Я слегка прищурилась, глядя на него. Почему он так настойчиво добивался ответа на свой вопрос?

Особенно после моего четкого «нет, я не хочу».

Я фыркнула, снова отводя взгляд от Воскресенского. Мы вывернули из внутренних дворов и теперь шли по широкому тротуару вдоль одной из главных городских улиц. Проезжую часть от нас отделяли высокие тополя, высаженные в ряд, заглушая шум автомобилей. Время подбиралось к семи часам, и многие прохожие шли домой или же прогуливались после работы, поэтому на улице было многолюдно. Я давно заметила, что летом всегда гуляет больше детей, чем в любое другое время года, особенно школьников. Одна из таких компаний сейчас как раз прошествовала мимо. Это были подростки лет шестнадцати: двое парней и три девушки. Они шли, о чем-то громко переговариваясь и хохоча, свободные и счастливые. Для них существовал лишь сегодняшний день, тот самый момент, в котором они находились, и я ощутила легкий укол зависти.

А еще вдруг осознала, что этим детям примерно столько же, сколько было мне, когда нас с Сашей связывали романтические отношения. Сейчас мне двадцать два, и я чувствовала, будто прошло не пять лет, а намного больше.

Я посмотрела на него, когда голоса той компании подростков затерялись в шуме улицы окончательно. Воскресенский шагал рядом со мной, не вытаскивая рук из карманов джинсов. Казалось, он задумался, погрузившись глубоко в собственные мысли, но потом наши глаза встретились, словно он почувствовал мой взгляд на своем лице.

И между нами все еще висел его вопрос, оставшийся без ответа.

– Ну так что, Лиз?

– Что?

– Почему ушла?

– А я должна была остаться? – ответила я вопросом на вопрос, вздергивая подбородок. На его вызов я отвечала своим.

– Ну, не убегать же тайком. – Он изогнул бровь. – Непорядочно это, не находишь?

– Серьезно? И как бы мы в глаза друг другу смотрели, по-твоему?

– Так же, как и сейчас.

Я нахмурилась.

– Не передергивай. Я понятия не имела, что еще встретимся после этого. Или что? Думал, мы проснемся вместе, как будто так и надо? Принес бы мне завтрак в постель?

– Почему нет? В отеле есть доставка в номер.

– Ты серьезно?

Воскресенский обсуждал то, что произошло между нами, слишком спокойно и невозмутимо, но при этом с каким-то непонятным мне энтузиазмом. Я же не могла оставаться равнодушной и чувствовала, как загораются щеки. И при этом прекрасно понимала, что сейчас неподходящий момент для праведного смущения, но ничего не могла с собой поделать.

– Зачем тогда ты пошла со мной?

– Я была пьяна, ты забыл?

– А если бы не была?

– Наверное, смогла бы подумать, прежде чем совершать такую глупость.

– Алкоголь делает из тебя развратницу? – В его голосе не было разочарования. Наоборот, одно сплошное веселье.

– Алкоголь заставляет людей совершать всякую чушь. Нельзя принимать решения на пьяную голову. Как видишь, ни к чему хорошему это не приводит.

– Ни к чему хорошему? – Саша хитро оскалился, а у меня чуть не подогнулись колени, и я приложила все силы, чтобы скрыть свою растерянность. – То есть тебе не понравилось?

Щеки вспыхнули еще ярче, а за ними и лицо, и шея. Моментально.

Я открыла рот, но некоторое время не могла произнести ни слова. В голове яркими вспышками возникали воспоминания, одно за другим. Они выбивали весь воздух из легких.

Дорожка влажных поцелуев от подбородка до груди.

Широкая ладонь, с нажимом скользящая вверх по моему бедру.

Тяжелое дыхание.

Скомканные простыни.

След от укуса на плече.

Движение тел.

Его стон.

– Хватит, ладно?! – почти закричала я и затем повторила в тысячный раз, звонко выделяя каждое слово: – Не хочу. Говорить. Об этом.

Он рассмеялся. Это заставило меня плюнуть на то, что я вся красная как рак, и смерить его самым яростным на свете взглядом.

– А о чем хочешь? Сама выбери тему.

– Хочу пожелать тебе поскорее уехать отсюда.

– Ты уж прости, но мой рейс только в конце недели.

– К огромному сожалению.

– Ты расстроена?

– Это чувство называется совсем не так.

– Точно?

– Абсолютно.

Иногда мне хотелось его треснуть. Сейчас был тот самый момент.

– То есть ты все-таки считаешь, что во всем виноват алкоголь?

Неужели он еще не наговорился? Но я уже оставила все попытки прекратить беседу на эту тему, чувствуя, как меня наполняет прибивающая к земле усталость. Она собиралась в кончиках пальцев, оседала на плечах, давила на макушку и затылок. Сковывающая и лишающая сил.

– Я хочу сказать, что большая часть вины лежит на нем. А оставшаяся – на нас обоих, – произнесла я, вздохнув.

– Лиз, я ни разу не услышал от тебя «нет» за тот вечер. Ни разу. Ты ни разу не показала мне это «нет». Только «да».

Мы снова встретились взглядами, когда я повернула к нему голову. Саша смотрел невероятно серьезно, растеряв все свое веселье за считаные мгновения. Захотелось отмахнуться от напряжения, повисшего между нами. Оно было не взрывоопасным, не таким, как еще минуту назад, нет.

Оно было мрачным и тяжелым.

Я стиснула челюсти, разглядывая его глаза. Он только что ухмылялся, провоцировал меня, спорил, кривлялся, но сейчас я видела рядом с собой обычного взрослого парня. И он был прав. Я прекрасно помнила свое желание, помнила свою тягу к нему, помнила, насколько хорошо мне было с ним в ту ночь. Каждое его прикосновение, поцелуй, горячий шепот на ухо, глухой стон, резкое движение, раскаленная кожа, будто прямо под ней горели угли…

Я хотела его в тот момент. И действительно ушла с ним по своему желанию, без сомнений.

Просто это не отменяло того, что мы оба всего лишь ошиблись. Наломали дров, не подумали головой, позволили случиться сумасшествию, которое вообще не должно было произойти. Нити судьбы переплелись не так. Спутались карты.

– Я знаю это, – ответила я даже мягче, чем мне хотелось. – И я не спорю. Но тем не менее тогда я сделала то, чего не сделала бы на трезвую голову. Вот и все. Этому нет других объяснений. Я была пьяна, ты был пьян. Мы оба не прекратили это вовремя.

Теперь Саша разглядывал меня, будто хотел поймать на лжи или лукавстве. А спустя несколько секунд вдруг выставил руку в сторону, перегородив мне дорогу, и глухо произнес:

– Осторожно.

Я остановилась, и перед нами, всего в паре метров, на всей скорости пронесся автомобиль, заставив меня вздрогнуть. Утянутая на глубину размышлений, я даже не заметила, что мы уже успели подойти к пешеходному переходу.

Саша все еще стоял, слегка вытянув руку, закрывая меня от проезжей части, будто хотел точно знать, что я не сделаю опасный шаг вперед, и предотвратить, если это вдруг взбредет мне в голову.

Несмотря на тяжесть, которую я ощущала, его жест отозвался дрожью внутри, от которой стало трудно дышать.

– Спасибо, – шепнула я.

Саша кивнул и закусил щеку изнутри, бросив вперед задумчивый, долгий взгляд.

Сейчас я совершенно точно видела, что он стал каким-то… другим. Не тем Сашей, которого я знала, к которому когда-то испытывала чувства.

Раньше меня передергивало от этой мысли. Раньше – еще два дня назад. Долгое время я действительно не понимала, зачем мы встречались три года. Зачем я тянула эти отношения, когда понимала, что что-то идет не так. Зачем пыталась исправить неисправимое. Нам нужно было окончательно разойтись еще после первой крупной ссоры. Тогда мы разбежались, но через неделю сошлись снова как ни в чем не бывало. А зря.

Я иногда размышляла об этом. Не знаю зачем, ведь ворошить прошлое – только лишать себя покоя. Наверное, я искала себе оправдание. Или пыталась учиться на собственных ошибках. Смотрела на ситуацию глазами нынешней себя и в итоге пришла к выводу, что, будь моя воля, мы расстались бы на два года раньше.

Хотя, наверное, окончательно все полетело в тартарары на восемнадцатом месяце отношений. Именно тогда в нашем союзе случился тот самый момент, который так часто называют «переломным». Сейчас я уже не могу вспомнить причины нашей ссоры, но тогда невероятно переживала и плакала днями напролет. Мы едва не расстались.

Мама не знала, как меня успокоить.

Я не знала, как мне жить с этим дальше. С осознанием того, что я могу потерять Сашу. Вот так просто, в один момент.

Банальные мысли для девочки-подростка, но они терзали меня, выжирали изнутри. Скручивали жилы в ледяные плотные узлы. Я чувствовала только болезненное отчаяние, стирающее каждую из костей в пыль.

После того случая все изменилось. Даже если первое время я этого не замечала – изменилось. Переломный момент, который настиг нас. Который настигает всех рано или поздно. Обычно с ним либо начинается новый этап в отношениях, либо приходит конец. И в нашем случае наступил конец.