bannerbanner
Гагарина, 23
Гагарина, 23

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

Шумная драка разбудила Тимку, малыш заёрзал, скривил в плаксивой гримасе личико и захныкал. Лиза, оторвавшись от стиральной доски, с мокрыми руками побежала к сыну.

– Шши-ммм, – начала его укачивать, похлопывая по спинке.

Кипящий суп приподнял крышку и залил конфорку, в спешке брошенная пелёнка перекрыла слив… Вода медленно наполняла ванну, газ смешивался с тёплым воздухом кухни. Над этим бытовым кошмаром из радио плыл волшебный голос Майи Кристалинской:

– Опустела без тебя земля,

Как мне несколько часов прожить,

Также падает листва в садах,

И куда-то всё спешат такси…

Дребезжание дверного звонка резануло по ушам, сердце сжалось от дурного предчувствия. Кто-то чужой и равнодушный стоит на лестничной площадке, тот, кто не понимает, что в дверь, за которой живёт маленький ребёнок можно лишь негромко стучать.

Глава 9

Мок вздрогнула и напряглась – от Лизы исходили волны страха, обречённое ожидание чего-то нехорошего, неотвратимого. «То, что сейчас произойдёт, в первую очередь плохо для меня», – приготовившись к обороне, она зависла под потолком прихожей.

На пороге стояли трое: крупная женщина с халой на голове, толстяк, похожий на киношного бая, одетый вместо шёлкового халата в милицейскую форму, и ничем не примечательный мужчина с плешью на макушке. Важность посетителей чувствовалась во всём: они смотрели сверху вниз, прямо держали спины, у каждого в руке было по папке с документами.

– Елизавета Барановская? Мы представители фабричной администрации и местного отделения милиции. Я думаю, что вы догадываетесь о причине нашего визита. Разрешите войти? – голова с халой важно вплыла в прихожую.

«Ну вот, я этого каждый день ждала и дождалась», – правонарушительница превратилась в соляной столб, страх опустился к мочевому пузырю. Тимка кряхтел, выгибался, и стоило больших сил удержать его на руках.

– Чем здесь так пахнет? – бай, протиснувшись между женщинами, пошёл в кухню. Мгновенно оценив ситуацию, перекрыл газ, распахнул окно и отключил радио, не дав Кристалинской допеть последний куплет. «Таким ещё квартиры выделять вне очереди! – думал он, трясясь от злости. – Эта засранка чуть взрыв не устроила! Гнать в три шеи без жалости!»

– Сейчас будет потоп! – плешивый юркнул в ванную комнату и закрыл кран с водой, – вовремя мы пришли!

Начальник милиции скрежетал зубами.

– Не будем заострять внимание на правомерности вашего пребывания здесь, но завтра в квартиру въедет законная хозяйка с ордером, и вам… вы… э, – председатель забыла всё, что планировала сказать. Умиротворение и благость согрели сердце, почувствовав материнскую нежность, председатель захотела обнять, прижать к груди Лизу, слёзы выступили на глазах от избытка чувств: – Лизонька, я так рада, что навестила вас с малышом! А кто у нас здесь такой хаёсенький, такой сладенький! Славный мальчик! – она показала пальцами козу удивлённому Тимке, давно затихшему на руках матери.

Раскосые глаза бая бегали от одной женщины к другой: «Что это было? Сумасшедшая! Ничего бабам доверять нельзя, тоже мне, председатель профкома! Я здесь такой же представитель власти – как скажу, так и будет!» – набрав воздух в грудь, чтобы разразиться гневной речью, он вдруг схватился за живот и, извинившись, понёсся в туалет.

Плешивый всё это время, смотря на Лизу, был занят своими мыслями: «Справная бабёнка, молоденькая, с годами отяжелеет, подурнеет, но сейчас самое то, что надо! А что надо? О чём это я? Забыл… Что я вообще здесь делаю?» – ему невыносимо захотелось убежать из этого места.

Пауза затянулась.

– Так что мне делать? – обречённо спросила Елизавета.

– Оставайтесь! – с запалом выкрикнула женщина с халой. – Всё само собой утрясётся!

– Как утрясётся?

– Как-нибудь! – густо намазанные оранжевой помадой губы председателя растянулись в улыбке. «Что за ахинею я несу?! Что со мной? Зачем я вообще сюда пришла?» – лихорадочно прыгали мысли в её голове.

Вернулся красный, взмокший от пота главный милиционер посёлка, держась рукой за стену, он тяжело дышал.

– Кхм, а можно мы уже уйдём? – плешивый обвёл всех затравленным взглядом.

– Да-да уйдём, сейчас же уйдём! – бай с удивительной для своей комплекции скоростью выбежал из квартиры не попрощавшись.

– Счастья и мира вашему дому! Пора и честь знать! – звенящим от нервного напряжения голосом выкрикнула солидная председатель профкома и, пятясь задом, вышла на лестничную площадку.

– Будьте здоровы… – промямлил плешивый, двигаясь, как сомнамбула, к выходу.

Ничего не понявшая, душевно и физически уставшая Елизавета, положила сына в кроватку, закрыла входную дверь и тупо стояла, глядя в никуда. Странный визит важных людей казался дурным сном.

Мок была вымотана до предела и удовлетворена одновременно, шутка ли – отбила коварное нападение Чёрной Ведьмы, заморочила представителей власти! Потратила много энергии, но есть чем восстановиться – на Лизке от пережитого вырос большой кокон, осталось лишь дождаться ночи и поесть вдоволь.

Ближе к вечеру в дверь деликатно постучали. На лестничной площадке стояла женщина неопределённого возраста с потёртым ридикюлем под мышкой.

– Добрый вечер! Завтра я заселюсь сюда. Вот, пришла посмотреть на квартиру, с вами познакомиться. Меня зовут Анна Борисовна. Гольдман Анна Борисовна. Вы Елизавета?

– Да-а… Вы пришли меня выгонять?

– Ну что вы, деточка! Мы обсудим создавшееся положение и очень надеюсь, что найдём правильное решение, которое устроит обеих. Я могу зайти и присесть? Подниматься на четвёртый этаж без привычки тяжеловато, но это хорошо – будет постоянная физическая нагрузка, что благотворно действует на работу сердца, – женщина улыбнулась.

У Лизы отлегло от души.

– Проходите, проходите, пожалуйста, – засуетилась взломщица квартир, пропуская гостью.

Глава 10

Вылетев от Барановской во двор дома, начальник милиции удивился, увидев своих сотрудников, стоявших в окружении людей у соседнего подъезда.

– Что здесь происходит? – властным голосом спросил он, с досадой подумав о бессмысленном визите и пропущенном обеде – боль в животе отпустила.

Сразу несколько женщин бросились к нему и наперебой начали рассказывать дикую историю про исчезнувшего ребёнка.

– Она зашла в комнату, а в кроватке пусто! – брызгая слюной, с жаром говорила тётка в байковом халате, в волнении теребя янтарные бусы на полной шее.

– А девочке всего полгодика, ну не могла же она сама уйти! – басила соседка с дымящимся беломором в золотых зубах. Рыжий молодой кот жался к её ногам и, прижав уши, тихо шипел, готовый броситься на начальника в любую минуту.

– Задушили дитятко, где-нибудь в шкафу под тряпками спрятали, а сами теперь притворяются, что убиты горем. Будто все такие дураки, так прямо и поверили. Ага, сейчас! Арестовать их надо и обыск сделать! – голосила бабка в засаленном фартуке.

– Кто кого душил тряпками в шкафу? Доложите как положено! – обратился начальник к молодому следователю, отмахиваясь от папиросного дыма, байское лицо посуровело.

– Поступил вызов о происшествии – пропал ребёнок, девочка в возрасте шести месяцев. Мать утверждает, что уложила дочь спать и занялась делами по дому. В квартире, кроме неё и ребёнка, никого не было. Муж на работе. Входная дверь закрывается на замок и цепочку. Третий этаж, проникновение через окно в открытую форточку невозможно. Женщина бьётся в истерике, скорую уже вызвали.

– Так с кем сейчас подозреваемая?

– С соседкой, но мать – потерпевшая, – неопытный сотрудник не понял, что организовывает висяк родному отделению.

Бай сделал страшные глаза, схватив парня за рукав, потащил вглубь подъезда:

– Ты с ума сошёл! Сейчас с понятыми проведём обыск, если найдём труп – раскроем убийство, ничего не найдём – обвиним в убийстве и сокрытии трупа. Я понял, что свидетелей, видевших сегодня ребёнка, нет?

– Не верю, что мать причастна, вы бы видели, в каком она состоянии.

– Молодой ты ещё, я тебе столько историй могу рассказать про женщин, умышленно или по неосторожности убивших своих детей, и все они на допросе, рыдая, рвали на себе волосы.

– Да, происшествие странное! Куда же всё-таки делась девочка?

– Куда-куда, не ведьма же из сказки залетела в форточку и съела! – возмутился начальник милиции и подумал: «Ну и денёк сегодня! Хорошо, что я оказался в нужное время в нужном месте, а то этот сопляк наворотил бы дел!»

* * *

Айгуль отпросилась с работы – токсикоз напомнил о себе в обеденное время. Бола́т ещё ничего не знал, сама не понимая почему, она решила рассказать мужу о беременности, дождавшись трёхмесячного срока. Увидев во дворе людей, возбуждённо обсуждающих что-то, подошла и прислушалась. От услышанного в глазах потемнело – сразу же вспомнился кошмар в Аральске; пустота в коляске; тот злополучный день, когда исчез их маленький сынишка. Пошатываясь, женщина направилась к своему подъезду с единственным желанием оказаться дома и отгородиться от всего мира, спрятавшись под одеялом.

«Скорее бы Бола́т пришёл, – сквозь пелену слёз Айгуль увидела на лавочке у подъезда их бабушку. – Как она здесь оказалась, ведь по дому еле передвигается? Неужели сама спустилась с четвёртого этажа?»

Старушка приветливо улыбнулась, быстро встала и пошла навстречу. Так они и поднимались по лестнице – глотающая слёзы Айгуль и необычно бодрая престарелая родственница.

* * *

Председатель профкома быстро зашла в свой кабинет, закрылась на ключ и долго смотрелась в зеркало: «Какой позор! Так опростоволосилась перед этой байской мордой! – она знала, что, по мнению начальника милиции, на руководящих постах должны работать только мужчины. Всё, что произошло у Барановской, теперь лишь укрепит его правоту. – Терапевт в фабричной амбулатории ещё на месте, пойду возьму больничный хотя бы на неделю. За это время всё уляжется, забудется». Через десять минут голова с халой слабым голосом жаловалась врачу на першение в горле и озноб.

* * *

Домой плешивого под руки привели два подвыпивших мужичка, сдали худой и плоской, как камбала, жене. Ходики на кухне прокуковали девять часов вечера. Супруга, поджав губы, дотащила до дивана безвольное тело, стянула с него ботинки и пиджак, поставила в изголовье таз для рвоты и ушла в спальню, громко хлопнув дверью. Где и с кем пил, плешивый не помнил, потому что пить не умел и пьянел от одного запаха алкоголя. На следующий день, стараясь не смотреть жене в глаза, маялся от изжоги и гадливой тоски на душе.

Глава 11

Третий день Мок пряталась на антресолях – размеренное и тихое существование, к которому она успела привыкнуть, превратилось в кошмар: туда-сюда ходили люди, заносили коробки, узлы, мебель, стоял гул голосов – в квартире всё изменилось.

Анна Борисовна предложила Лизе жить вместе – молодая мама с ребёнком в гостиной, а сама Анна в спальной комнате. Расходы на коммунальные услуги и продукты можно делить пополам. У Лизы заканчивался декретный отпуск, Анна дорабатывала последние годы до пенсии, Тимур будет посещать ясли. Лиза теперь не одна, если нужно, Анна Борисовна присмотрит за ребёнком.

– С уборкой и готовкой разберёмся как-нибудь, проблемы будем решать по мере их поступления. – Анна Борисовна улыбнулась, увидев, как Лиза кивает на каждое её предложение.

– Я очень люблю готовить, главное, чтобы было из чего, и за уборку не думайте даже, я у нас дома такую работу с малолетства делала! – с жаром сказала Лиза, приложив руки к груди.

В гостиной теперь стояли платяной шкаф с окошком в дверце и главное – диван с валиками по бокам и высокой спинкой в широкой деревянной раме. Валики сняли, и миниатюрная Лиза обрела спальное место. Продавленную раскладушку без сожаления выбросили.

Наводя порядок, женщины переговаривались. Мок внимательно слушала.

– Тёмная и страшная история. Собаку поисковую привели, а она завыла и никуда не пошла, след не учуяла.

– Ребёнок не мог испариться. Может быть, мать уложила дочку спать рядом с собой и во сне придавила?

– Много ли шестимесячному ребёнку надо – захлебнулась водой или уронили во время купания. Почему скорую не вызвали, зачем прятать тело?

– Очевидно, муж участвовал, где-то девочку закопали, жена одна не могла с этим справиться.

– Последние дни было тепло, но земля-то мёрзлая, всё-таки сейчас зима. Ой как представлю, что он копает, а она на руках завёрнутый в одеяльце трупик держит, так сердце от ужаса замирает!

– Дело громкое, о нём даже в газетах написали, их обоих увезли в столицу, судить уже там будут.

«Чёрная Ведьма нашла жертву в тот день, – догадалась Мок, – значит, негодяйка сыта и пока можно расслабиться. Пожалуй, что вообще отстанет от нас – дом большой, детей много – есть где разгуляться».

Однажды вечером, когда Анна Борисовна и Лиза чаёвничали на кухне, Мок, наблюдавшая с антресоли, увидела странного карлика стоявшего в стороне. Было впечатление, что женщины его не замечают. Выглядел гость необычно – большая круглая голова без шеи плавно переходила в покатые плечи, пузырящиеся на коленях спортивные штаны и крупные ступни в плетёных сандалиях вызывали недоумение, а вот жилет в турецких огурцах был хорош – парчовый с кармашками.

«У него такой же горб, как у меня, – Мок прониклась симпатией к незнакомцу, разглядев под жилетом кривую линию спины; увлёкшись, шире приоткрыла дверцу. Круглая голова повернулась назад – само тело при этом даже не шелохнулось! – и посмотрела в упор на Мок огромными круглыми глазами с чёрными точками зрачков. – Он видит меня?! Это не человек, у него голова филина!»

Существо подмигнуло и состроило гримасу. Мок, увидев под носом-клювом маленькие квадратные зубы, поняла – это улыбка.

Когда жильцы квартиры разошлись по своим комнатам и крепко уснули, благодаря наведённому мороку, на кухне состоялось судьбоносное знакомство. Две сущности с интересом разглядывали друг друга. Круглые жёлтые глаза загадочно мерцали в сумраке, Мок принюхалась – пахло чем-то сладковато-волнующим.

– Запах ладана, – сказало существо, – многие верят, что он отгоняет нечистую силу, – раздался смешок, – не будем их разубеждать.

– Это мой дом! Ты как сюда попал? – у Мок мелькнула досадная мысль, что она хотела спросить о чём-то другом, держась солидно с достоинством хозяйки, а в результате повела себя как дворовый мальчишка.

– Я хранитель, теперь это и мой дом. Будем воевать? Не советую!

Часть вторая

Глава 11

Пинск, 1915 год. Бо́рух Гольдман – 45-летний раввин, тайно практикующий каббалу, дважды вдовец и отец единственного ребёнка, ходил из угла в угол секретной комнаты в подвале дома. Тупая боль свербела в боку. Взглядом обведя тёмные переплёты книг и лики хасидских мудрецов, гневно взирающих с портретов, он сказал, обращаясь в пустоту:

– Знаю, что сотворю преступное, грешное. Жарясь на адском огне, буду успокаивать себя тем, что оставил свою дочь под защитой.

Мелом начертил на каменном полу пентаграмму, отдышался, ещё раз пробежал глазами по ветхозаветным строкам на древних пергаментах – запретные труды периода Второго Храма тайно хранились в семье в течение многих поколений. Бо́рух начал обряд.

Он встал лицом на восток, и подняв перед собой руки ладонями вверх, прочёл по порядку: “Заклинание Четырёх», «Заклинание Семи» и «Великую Молитву Соломона»:

– Заклинаю вас, силы царства, будьте под моей левой стопой и в деснице моей!.. – древнееврейские гортанные слова слились под низким потолком с дымкой от воскурений и горящих свечей, льющих слёзы на серебряные подсвечники. – Аме́н, Аме́н, Аме́н.

Бо́рух осторожно повернул притёртую крышку маленькой склянки.

– Апчхи! Что ты жжёшь? Рыбьи сердце и печень? Фу! – появившийся демон плюнул на пол, слюна зашипела и испарилась.

– Больше почтения! В моей ты власти с того мгновенья,

как я изгнал тебя из бесноватой прачки, – прохрипел Бо́рух, чувствуя, что вот-вот упадёт.

– Ты продержал меня два года в заточеньи!

Позволь спросить, зачем? – демон воинственно выпятил грудь.

– Желаешь в преисподнюю – в свой дом вернуться,

так эту милость заслужи!

– Оставь свои уловки, Бо́рух! Так что ты хочешь от меня?

Каббалист, забыв, что нельзя показывать слабину, тяжело вздохнул:

– Я болен, мне осталось жить не больше полугода,

и Ха́нна, дочь моя останется трёхлетней сиротой.

О ней, конечно, позаботится родня, но нужно большее…

– Судьба зло поглумилась над тобой! Как жаль! – демон, ёрничая, изобразил печаль.

Бо́рух опомнился и нахмурившись, повысил голос:

– Не забывайся! Повелеваю тебе быть хранителем Гольдман Ха́нны, дочери Бо́руха и оберегать её до преклонных лет!

Лучи от пентаграммы ударили ярким светом в потолок.

– Преклонные годы – это, по-твоему, сколько? – удручённо спросил невезучий гражданин Ада, поняв, что всё намного серьёзнее, чем он думал.

– Я размышлял об этом и решил, что девяносто лет —

достаточный предел, чтобы устать от жизни.

– А почему не двести? Давай, коль начал изводить меня,

так делай это с истинным размахом! – возмутился демон и волчком закрутился по комнате, брызгая во все стороны шипящей слюной:

– Мне не под силу отводить все беды,

что неминуемы для человека.

Я не смогу вернуть на место руку, что меч отсёк,

и сердце мёртвое заставить биться, тоже не смогу.

Я – демон, а не чародей.

Бо́рух усмехнулся, наблюдая за негодующим пленником:

– Ты делай так, чтоб меч не сёк и не стреляли ружья.

Искореняй причину, чтобы не было последствий!

– В тот миг, когда придёт предел отпущенных ей лет,

то, как узнать мне, что я вновь себе хозяин? – подстраиваясь под речь каббалиста, спросил хранитель-неофит.

Бо́рух понял, что сущность покорилась:

– Дочь Ха́нна не проснётся, и ты тотчас же вспомнишь своё имя…

– Имя? Моё имя? – круглые жёлтые глаза увеличились вдвое. – Я его забыл! – осознав весь ужас случившегося, несчастный схватился за голову.

– Без имени ты не раскроешь крылья, чтоб пролететь чрез тёмные врата.

Демон повернул совиную голову и посмотрел на свою спину. Его гордость – два антрацитово-чёрных крыла, лежали одно на другом ссохшимися засаленными тряпочками, образуя горб.

– Предела нет для подлости твоей! – слёзы дрожали в голосе нечисти.

– Так странно слышать от тебя подобные упрёки…

Хранитель, знай, что, если дочь моя

уйдёт из жизни до оговорённого срока,

ты станешь серой тенью в междумирье

и будешь там скитаться до скончания времён.

Обряд сожрал последние силы каббалиста и уже через месяц он умер. Сиротка Ха́нна, в будущем Анна Борисовна, пошла по длинной дороге жизни с невидимым защитником за спиной.

Глава 12

Мок, уже поведавшая хранителю о своих приключениях, с жадным интересом, по-бабьи подперев лицо ладонью, выслушала его историю и спросила:

– У тебя нет имени?

– Я придумал себе временное – А́врум.

– Что за имя такое?

– А́врум – это как Абрам. Оно солидное, звучное, в любом случае лучше, чем Акакий или Африкан. И ой-ва-вой, если когда-нибудь назовёшь меня Абрашкой! – хранитель грозно посмотрел на собеседницу.

Мок замотала головой – никогда она не станет его так называть! Решив польстить собеседнику, албасты́ с восхищением воскликнула:

– Ты говоришь как многоопытный колдун!

– Имеешь в виду, что я владею грамотой? – А́врум приосанился. – Да-а, я со своей подопечной учился в гимназии, университете, посещал открытые лекции, музеи и театры, а потом тюрьмы, лагеря, где сидело много образованных людей. Прошедшие годы дали пищу для ума. Ты, как я вижу, ведёшь унылое существование: поела-подремала, а ведь у тебя большой потенциал, я это чувствую.

От диковинного слова физиономия Мок вытянулась.

– У тебя есть способности, которые ты можешь проявить для того, чтобы… – А́врум начал объяснять и понял, что завяз, – бэ-кицу́р (короче, иврит), есть много интересного кроме еды и сна.

Всегда одинокая Мок даже не задумывалась о том, что может быть что-то важнее заботы о выживании – смысл её существования сводился к сытости и незаметности. Она иногда развлекала себя по мелочам, но А́врум предлагал что-то манящее, неизведанное, от чего сильнее забилось бессмертное сердце.

– Что же делать? – албасты́ заглянула в совиные глаза.

– Если я правильно понял из твоих слов – Чёрная Ведьма сыта и пока не опасна. Ею мы займёмся позже – придумаем что-нибудь разнузданно-весёлое, – коварный смешок прервал речь, – а пока можно расслабиться. Мы обитаем в большом доме – у меня захватывает дух, когда я представляю как здесь можно разгуляться! Только для Ха́нны я хранитель, а для всех остальных – ДЕМОН!

– Ты сказал «мы»? – Мок замерла, было не важно, как его называть, главное, что у неё, кажется, появился друг.

А́врум прищурил один глаз, сделал вид, что задумался:

– Ну, если обещаешь ни в чём мне не перечить, то буду брать тебя с собой.

Демон мысленно похвалил себя – он только что обрёл верного вассала.

* * *

Раздражённая Анна Борисовна зашла в свою комнату – попытки направить молодую компаньонку на путь самосовершенствования закончились фиаско – Лиза добра и отзывчива, но нельзя же быть такой несведущей в элементарных вопросах! Такое впечатление, что она почти не училась в школе – безобразие! Для молодой советской женщины образование необходимо как воздух! С малограмотными строителями коммунистическое общество не создать! На уговоры записаться в библиотеку, взять книги по списку, который составит Анна Борисовна, Лиза отвечала невнятным пожатием плеч и стало ясно, что ей, Лизе, это неинтересно.

Спать не хотелось. Успокаиваясь, Анна Борисовна, не включив свет, сидела на постели. Темнота не была кромешной – сквозь лёгкую светлую штору в комнату заглядывала полная любопытная луна, освещая фотопортреты на стене.

Любимое лицо мужа; сын, смотрящий вдаль из-под ровной чёлки над тёмными бровями – это то немногое, что осталось у неё от прежней жизни. Вдруг показалось, что голова сына дёрнулась и повернулась – мальчик посмотрел ей в глаза. Анна Борисовна подумала: «Всё объяснимо с рациональной точки зрения – тень неудачно легла, штора колыхнулась от ветерка, остальное – игра воображения». Сын продолжал смотреть и несколько раз моргнул. Сердце захолонуло, она отвела взгляд и начала мысленно молиться, как любой атеист, убеждающий себя в правоте неверия, но всегда вспоминающий бога в минуты отчаяния.

Анна Борисовна включила свет и просидела до утра, стараясь не смотреть в сторону портретов. Лишь когда забрезжил рассвет, позволила себе лечь в постель. Тяжёлый сон придавил её. Благо, что наступил выходной день и можно было выспаться.

* * *

Два романтика – А́врум и Мок тоже ощутили таинственность этой ночи. Они засмотрелись на завораживающую картину из окна в кухне – луна светила так ярко, что было видно как днём. Тени стали угольно-чёрными, тишина накрыла пустынные улицы. Казалось – мир умер и лишь малочисленные цветные фонарики зажжённых окон давали надежду на спасение.

«Сейчас подходящий момент», – подумал демон. Он обнаружил большое пространство между стенами, обитал в нём уже несколько дней и хотел пригласить туда Мок.

– Хочешь вместе со мной жить в другом месте?

– Уйти из квартиры от Лизки и малыша? Нет!

– Ты не понимаешь, потому что никогда не жила в домах. Квартира никуда не денется. Просто у нас между стенами будет своё пространство. Там хорошо, спокойно и не надо ни от кого прятаться.

– Как это между стенами? Не-ет, мне и в чемодане хорошо.

А́врум решил не настаивать, продолжить этот разговор позже, когда Мок ещё больше привяжется к новому другу.

Позади послышался скрип половиц, они обернулись – из чуть колыхнувшейся темноты прихожей выступила фигурка маленького сына Ха́нны – Лёвушки. А́врум помнил его четырёхлетним малышом – как многие дети, Лёва видел хранителя и иногда играл с ним. Сейчас выглядевший лет на восемь, чёрный, как обгоревшая головёшка, мальчик смердел сожжённой плотью.

– Я хотел сказать маме, что тот, кто убил меня, живёт здесь, совсем рядом, но она меня боится и не будет слушать, – прошептал Лёвушка.

– Скажи нам. Кто он? – хранитель и Мок приблизились к призраку.

Глава 13

Мальчик Лёва Гольдман жил с папой и мамой в Ленинграде, в большой красивой квартире на Васильевском острове, дачу на лето снимали в Финляндии, за папой каждое утро заезжала машина, работающей маме помогала домработница, за Лёвой присматривала няня.

Когда ему было четыре года, папу – большого начальника, арестовали, потому что он шпион и враг народа; потом пришли и арестовали маму, потому что она жена врага народа. Лёва остался один.

Его няню временно назначили опекуном. Няня и Лёва поехали в Москву к родственникам мамы, чтобы Лёва остался у них жить; когда они туда приехали, тётя Эстер – двоюродная сестра мамы, попросила их уйти. «Не доставляйте нам неприятности!» – так она сказала, потому что очень опасно иметь такого родственника, как Лёва – сына врага народа.

На страницу:
2 из 4