Там, где свет. История первой леди США

Когда отец получил повышение, мы на пару лет переехали в Нью-Джерси, а затем – в дом побольше в Уиллоу-Гроув. Там у меня появилась своя комната. Мне больше не надо было делиться с сестрами: теперь у меня была собственная двуспальная кровать с изголовьем из книжных полок; туалетный столик с большим зеркалом и керамическими лампами в виде пуделей с каждой стороны; и я украсила стены флажками, один из которых был с шоу Ice Capades. Мы с сестрами любили фигурное катание, и зимой мама с папой возили нас в Вашингтон-Кроссинг, куда съезжались люди со всей округи, чтобы покататься по льду замерзших каналов.

Я любила сестер, но, как и все сестры, мы ссорились. Я была старшей и всегда оставалась за главную, когда родители уходили. Конечно же, Джен, которая всего на год младше, в конце концов начинала вопить: «Ты мне не указ!» А я кричала в ответ: «Нет, указ!» Завязывалась потасовка, которая продолжалась до тех пор, пока я не садилась на Джен верхом, чтобы усмирить ее, или не говорила что-нибудь достаточно гадкое, чтобы она заткнулась. Однажды, когда одна из сестер разбила мою любимую лампу-пуделя, я гонялась за ней по всему дому с кочергой. Конечно, я бы не ударила ее, но она-то об этом не знала!

Брак – это работа, и в моей семье, как и во всех семьях, бывали конфликты. Однако по большей части родители скрывали от нас подобные проблемы. Им было важно, чтобы мы всегда чувствовали себя любимыми.

Мы с Джен по очереди провоцировали драки, но самую запоминающуюся из них начала наша мама. После шестого класса у меня начались летние каникулы, и мама привезла из Джерси пару бушелей[7] свежих помидоров. Мы сидели за обеденным столом, когда она схватила помидор, плутовски улыбнулась и бросила его в папу. Шмяк! На рубашке расплылось пятно от томатного сока. Я пришла в ужас, который, впрочем, сменился восторгом, когда папа тоже схватил помидор и бросил в нее. Потом начался хаос: мы все впятером швырялись помидорами, оставляя пятна на одежде друг друга и по всей комнате. Мама держала дом в чистоте, но это не мешало ей веселиться.

Смеющиеся родители, которые кидаются помидорами, – одно из моих любимых воспоминаний. Это была единственная «драка» родителей, которую мне довелось видеть, хотя не сомневаюсь, что вне поля моего зрения случались и другие, настоящие. Я знала, что мама вспыхивает в секунду, и Бонни клялась мне, что однажды видела, как мама бросила в папу тарелкой, словно та была пластиковой. Брак – это работа, и в моей семье, как и во всех семьях, бывали конфликты. Однако по большей части родители скрывали от нас подобные проблемы. Им было важно, чтобы мы всегда чувствовали себя любимыми.

Когда я была ребенком, то любила ходить в аптеку Па Годфри, представляя, как мои молодые родители стоят у прилавка с мороженым и не спешат расставаться, болтая о том и о сем. Но столь же легко было представить, как Ма Годфри, заметив, как отец флиртует с мамой, бросает на него злобный взгляд, который проносится через весь магазин.

Ма не очень хорошо умела показывать свою любовь, но я все равно считала, что она любит меня. В день ее смерти я отправилась навестить ее. Она лежала в своей спальне на больничной кровати, рядом сидела медсестра из хосписа. Я знала, что это момент прощания. Когда я наклонилась, чтобы поцеловать бабушку, медсестра сказала: «И вы поцелуйте Джилл, Мейбел». И Ма прошептала: «Нет». «Ма, я знаю, что ты не хочешь целовать меня, но я тебя все равно поцелую», – сказала я, поцеловала ее и ушла.

Если оставить в стороне мои чувства, то следует признать, что Ма была женщиной, опередившей свое время. Она закончила колледж, когда лишь немногие колледжи принимали девушек. Она пятьдесят лет проработала учительницей и хотела, чтобы ее дочь тоже была образованной и независимой. Когда я навещала Ма маленькой девочкой, она брала меня в свою школу. Это было старинное здание с помещением для занятий, где учились дети из разных классов. Когда бабушка читала детям, это было завораживающе, и я видела, что благодаря ей дети начинают стараться. Многие ученики были из бедных семей, и каждый год она собирала верхнюю одежду, вязаные перчатки и шарфы, чтобы раздать их нуждающимся. Я восхищалась ее щедростью и тем, как она вдохновляет своих учеников. И я усвоила этот урок учительского благородства.

Ма Годфри так и не изменила своего отношения к союзу моих родителей. Мы все научились обходить ее недовольство, даже Па, который тайком отправлял нам посылки с мармеладками и шоколадными конфетами.

Ма Годфри так и не изменила своего отношения к союзу моих родителей. Мы все научились обходить ее недовольство, даже Па, который тайком отправлял нам посылки с мармеладками и шоколадными конфетами. Ма не должна была об этом знать, ведь она была против любой помощи моим родителям. И, хотя все дети знали о тайном бракосочетании родителей, мы не говорили об этом Ма, чтобы защитить папу.

Но еще более примечательно то, что именно папа в более поздние годы настаивал, чтобы они с мамой каждый уик-энд навещали бабушек и дедушек с обеих сторон. Мама была бы не против бывать у них пореже, но папа настаивал. И, когда Ма Годфри была уже старой и больной, он единственный присматривал за ней, следил, чтобы у нее было все необходимое, и регулярно навещал. У бабушки было полно денег, чтобы обеспечить себе уход, потому что у Па была своя аптека, но мой отец давал ей заботу и внимание, которых не купишь за деньги и о которых другой человек на его месте и не помышлял бы.

Это был его способ тихого протеста: бывать у кого-то, кто сам никогда не попросит о помощи, творить добро по отношению к тому, кто ненавидит тебя. Оставить в стороне свои оскорбленные чувства, свои обиды, потому что женщина, которую ты любишь больше всего на свете, беспокоится об этом человеке. Именно так он понимал смысл семьи.

В своей книге «Адам Беде» Мари Эванс, которая публиковалась под псевдонимом Джордж Элиот, дает очень точное описание любви моих родителей, любви, которой так хотелось и мне самой:

«Что может быть важнее для двух человеческих душ, чем чувство, что они соединены на всю жизнь: чтобы поддерживать друг друга в любом труде, чтобы полагаться друг на друга в любой печали, облегчать любую боль, быть вместе в молчаливых, невыразимых словами, воспоминаниях в момент последнего прощания?»

Пережив неприятие и конфликты, мои родители выкроили маленький кусочек мира только для себя. Если постараться, я все еще могу ощутить их радость: звуки тихого смеха на переднем сиденье машины, пока девочки спят на заднем; отец, обхвативший маму за талию, когда она готовит; два обеденных стула, сдвинутых как можно теснее, чтобы ловить каждый момент близости. Их любовь, их верность, их непоколебимая преданность друг другу – это то, о чем я просила Вселенную: «Дай мне такую любовь, как у них, дай мне мою собственную семью».

Глава вторая

Нарушая границы

Все еще в школьной форме – строгой рубашке, плиссированной юбке и колготках – я решительно поднялась в горку и повернула на улицу, где жил мальчик по имени Дрю. Мне было тринадцать, и у меня была цель, хоть я и не до конца понимала, в чем она заключается. Не зная, кто окажется дома, я начала колотить в дверь. Дрю вытаращил глаза, когда увидел меня за стеклом, но двинулся к двери со всей самоуверенностью одиннадцатилетнего задиры. Он открыл дверь, а я, не задумываясь, размахнулась и двинула ему в лицо. «Ты больше никогда не будешь швыряться в мою сестру червяками!» – выкрикнула я, развернулась и побежала домой.

Бонни тогда было всего девять. Она была тихим ребенком, хотя со временем и превратилась в бодрого и общительного подростка, капитана чирлидеров в старшей школе и члена совета выпускников. И, хотя дома Бонни, как и я, проявляла характер, постоять за себя в стычках с соседскими детьми она не могла. Этот мальчишка, Дрю, так доставал ее, бросаясь червяками, что она стала их бояться. Она ненавидит их и по сей день.

Придерживая ушибленную руку, я сбежала с холма так быстро, как только могла, и ворвалась в дом. Сердце бешено билось. Бонни была в гостиной с папой, который только что пришел домой с работы. «Папа! – крикнула я. – Я только что ударила того парня, который кидался в Бонни червями!»

Он открыл дверь, а я, не задумываясь, размахнулась и двинула ему в лицо. «Ты больше никогда не будешь швыряться в мою сестру червяками!» – выкрикнула я, развернулась и побежала домой.

В 1964 году не каждый отец был бы в восторге, если бы его тринадцатилетняя дочь – именно дочь! – попыталась затеять драку, но мой папа расплылся в горделивой улыбке. «Молодец, Джилли! – сказал он. – Так и надо!»

Прошлое легко идеализировать, особенно если вы из такой дружной семьи, как моя, и выросли в пригороде Филадельфии в 1950‐х – это идеальный «кокон» детства. Мы ловили светлячков летними ночами. Мы забирались на деревья и без присмотра гуляли по лесам. Тогда не было книг по родительству – по крайней мере, ни одна из них не добралась до дома Джейкобсов, – и, хорошо это или плохо, но мама и папа руководствовались инстинктами.

Детские психологи скажут вам, что дети, которые чувствуют себя защищенными, которые знают, что их любят и ценят, чаще других проверяют границы на прочность. Послушание в большей степени является признаком смирения с враждебной ситуацией, в которой оказался ребенок, а не признаком хорошего поведения. А вот протест против установленных контролирующими взрослыми, родителями и учителями правил, кажущихся ребенку спорными, и протест против возлагаемых на него ожиданий помогают ему понять, во что он верит и кто он на самом деле.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Надпись на постере отсылает к афише боксерского поединка между Мохаммедом Али и Джо Фрейзером в Маниле в 1976 году, который назвали Thrilla in Manila («Триллер в Маниле»). – Примеч. пер.

2

Обыгрывается название города Nantucket. Nana – «бабуля» (англ.). – Примеч. ред.

3

G. I. Bill – закон, который определял льготы для вернувшихся с фронтов Второй мировой войны. – Примеч. пер.

4

Rexall Drugstore – аптека и магазин деда Джилл Байден, Па Годфри. – Примеч. ред.

5

Норман Роквелл (1894–1978) – американский художник и иллюстратор, изображавший в том числе повседневную жизнь американской глубинки. – Примеч. пер.

6

Leave it to Beaver – ситком о жизни обычной американской семьи и приключениях младшего сына, мальчика по прозвищу Бивер (Бобер). – Примеч. пер.

7

Около 70 литров, бушель – мера объема в США, равная примерно 35 литрам. – Примеч. ред.