Сын Ра. Волшебный эпос

Ну и длинным сей гвыль оказался! Сажени в четыре, если не поболее. А толщиною – с тулово Яваново, если не потолее. Вот так гад-гадище, червь-червячище, в засаде сидящий в своём узилище!

Охолонул чуток наш победитель, да за ногу свою левую и схватился. Хоть бронь небесная напор челюстей и сдержала, но всё ж таки червь ногу помял. Видимо, не так сильно в лесу этом броня его охраняла – проявлялась в ней какая-то слабина.

Но делать-то было нечего, и заковылял Ваня дальше.

Недалёко отошел и слышит – позади возня какая-то началась. Обернулся он резко – вот так-так! – а червя-то уже пожирают… Корни деревьев его всего оплели, да вдобавок и твари какие-то отвратные понабежали, – и ну труп сосать да терзать. Цельное пиршество у них там началось весёлое.

А зато Явану ой как невесело сделалось! С версту он, на палицу опираясь, проковылял и по́том облился, будто в бане. А тут, на запах, видать, его пота целый рой оголтелых оводов на него налетел. Худовато пришлось Ваниному телу, и через времечко недолгое чисто Ванечка от боли осатанел – в конец допекли его сии паразиты. И то сказать: губищи от укусов безжалостных словно сардельки у него стали, глаза в щёлочки превратились, а открытые телеса волдырями покрылись.

Куда бедняге деваться?!

И вдруг видит он сквозь щёлки свои узкие – большая впереди маячит опушка, а на ней высокая густая трава. «Эвона! – обрадовался Ванька. – Недурно будет сквозь травку эту продраться да оводов проклятых хоть как-то поотогнать!» Взял да и нырнул сходу в травушку манящую и попёр вперёд словно кабан.

И ва-а! Ай-яй-яй! Попал наш Ваня из огня да в вар: ну будто кипятком его вдруг ошпарило! Или словно ведро воды из котла горячего злодей некий на него шибанул. То ж крапива местная оказалася, да жгучая какая – чисто кислота!

Будто буйвол, кнутами стегаемый, заревел на весь лес Ваня да вверх свечою и взвился. Невтерпёж ему сии зелёные объятия пришлись – уж лучше бы оводов ещё с тыщу… Стиснув зубы и не помня себя, выскочил Яван из того бурьяна, да опять как заорёт! Ну невыносимая просто боль-то была: по струпьям да по волдырям, кровью и сукровицей сочащимся, ещё и адскою крапивою пострекать! Каково, а?!.. В голове у бедолаги словно пульсировал пламенный шар, мозги от боли прямо на части у него разрывались, а шкуру будто маслом облили да поджарили. А тут ещё, ко всему вдобавок, несколько оводов в самый язык его укусили, покуда он криком-то исходил.

Свет сей небелый стал Ване не мил. Полуслепой, замученный шагнул он к дереву близстоящему и обессиленно к нему притулился.

Да и… прилип!

Ствол-то проклятого дерева словно клеем вымазан оказался. Дёрг-дёрг руку Ваня – а фигушки-макушки! – хоть кожу отрывай… И видит он – лианы, на дереве висящие, аж ходуном заходили и зашевелились словно живые, – в том смысле, что на змей похожие, – да к телу Яванову потянулись проворно. А сами липкие тоже весьма. И не успел парень умученный и щёлками своими моргнуть, как с ног и до головы оказался он ими опутан. Ни вздохнуть ему стало, ни продохнуть… А одна бойкая лианина к горлу потянулась Ваниному, обвила его быстро, и ну жать да душить… Попытался он было освободиться, да только ничего у него не вышло. Крепко наш витязь влип… А лианы эти чёртовы ещё пуще давить принялися.

Чует Яваха – кранты ему приходят: ещё немного, и удавят проклятые отродья его как кролика…

Только Ванька ведь не кролик – богатырь он, виды видавший! Вот рванулся он телом своим могучим, и… только лишь в воздухе закачался. Как в гамаке висящем…

Собрался он тогда с большими силами и вновь рванул путы липкие, – но и это помогло ему не шибко: пара лианин лишь треснула, но не вырвался Яван из плена тесного.

Тогда в третий раз, уже в отчаянье почти находясь, перехватил Ванюха лиану, горло ему сжимавшую, и, напрягшись, сорвал-таки её с себя. Дыхало его освободилось, и жаркий воздух в лёгкие его хлынул. Раздул тогда Яван грудь свою широченную до предела, и лианы коварные, словно струны гитарные, только тень-тень-тень – все, какие были, они порвались и жать Ванин торс перестали.

Посрывал Яван с себя душителей остатних и на землю брякнулся да, не долго рассуждая, палицу свою – цап, размахнулся ею и ка-а-к долбанёт по толстущему стволу!

Хорошо приложился – от всей своей душимой души! Затрещал огромный стволина и начал со всеми своими лианами на бок валиться. Яван от греха подальше в сторону тогда отошёл, и с шумом и треском рухнул наземь тяжёлый ствол, только гул по округе пошёл.

И встрепенулась в воздух с его ветвей всякая гнусная нечисть: засвистели они, зашипели, завопили да загалдели…

Да вдруг, откуда ни возьмись, вокруг Явана шершней появился роище. Что у них там случилося: то ли в дупле они гнездились, то ли на ветке кокон у них висел – это уж чёрт ведает, – а только не успел Ванюха и дух перевести, как уже понял, что дела-то худые. Как жиганул его шершенюга остервенелый в шею, так Ванька враз позабыл обо всём на свете. А тут и второй в голову саданул – ну как напалмом, тварь, полоснул!

Как ветром Ванька́ оттуль сдуло! И откуда чё взялося!.. Палицу подхватив, с такой прытью он прочь понёсся, будто и нога у него никогда не болела, и не горело от крапивы тело… И покуда бежал он стремглав по тому бездорожью, то колючками сплошь покололся, шишки на голове набил, ноги позанозил, но утёк он всё же от крылатых дьяволов, хотя с полдюжины полосатых тварей его всё ж достали, что страдальцу резвости, вестимо, добавило, а удовольствия – нет.

Под конец сумасшедшего того бега стали у Ванечки ножки от усталости заплетаться – сделались они как-бы ватными. А тут взгорочки пошли да ложбины. Вспотел Ваня сильно, словно его из шланга полили; волосы у него на голове слиплись, шкура да котомка промокли да покрылись репьями, а палица из ослабевших рук едва ли не вываливалась. Споткнулся Яван об корягу, на ногах не удержался, с пригорка покатился и прямиком в кучу трухи угодил.

А то ж муравейник был! Порушил его Ванюха, головою дыру в нём продырявив, и покуда он отряхивался да чертыхался, насела на него презлющих муравьюг тьмущая тьма. Создания то были адовы, доброты и кротости им было не надо, зато имели они острые жвалы и вид весьма пугающий: сами крупные такие, шустрые и цветом ядовито-красные… Лесные то были пираты! Ясное дело, кислота в их цистернах первосортная оказалася. Моментально это определил Яван при посредстве шкуры своей многострадальной. Ему отчего-то огонь Ловеяров припомнился, когда те мураши жидкостью своей его облили, – видать похожие ощущения-то были.

Благим матом Ванюшенька возопил, а потом и кое-что поядрёнее к ругани своей присовокупил. Отбежал он от муравейника вприпрыжку, срывая с себя насекомых ядобрызжущих, – и в движениях его проглядывалось неистовство. И то – муравьищи ведь уклещились на нём жалами – ну, не оторвать! И знай себе кислотой Ваню поливают. Вот же мерзкие твари-то!..

Наконец, отделался Яван от них кое-как. Попервоначалу даже с места он не мог двинуться: как в лихоманке его всего трусило, ажно зубы во рту клацали… Потом всё ж отпустило его мало-помалу, и способность к движению к нему вернулася, а душа в нём опять встрепенулася. Пошёл он вперёд, словно пьяный, подобно автомату ноги перед собой переставляя. Все ощущения его слились в сплошной поток боли, и все думы из головы унеслись прочь, а остался там лишь воли комок тугой и более ничего. Красный жгучий коридор взор его окружил. Только кусок пути и видел Яван впереди.

И тут он зрит – появилась перед ним мглистая низина, вся какой-то ярко-зелёной травкой и сочными кувшинками поросшая. Ну сплошной там был ковёр из листьев мелких да из ярких цветов. И запах от них сочился приятный не очень. Да что там – несусветная стояла там вонь! Огляделся с трудом Яваха, хм – вроде и направо и налево болото то расстилалося. Да уж, незадача… Придётся через лезть-корячиться, не назад же ему поворачивать…

Снял он с плеча палицу свою верную, потыкал ею впереди для поверки и в болото сиё двинулся. Ноги у него по колена провалились в жидкую грязь, ибо под кувшинками действительно болото оказалося, как и предугадывал Ваня. И такая вонища изысканная от той жижи пошла – ну не передать словами! Дух у Явахи перехватило напрочь, потому как лёгкие его категорически забастовали и воспротивились заразу ядовитых газов в себя впущать. Но идти-то ведь было надо, ибо никто нашего бредуна на ту сторону переносить не собирался. Вот он через болото смердящее и зашагал. Аж по пах в грязи-то угряз, а вода под самую шею ему порой подступала – а лезет Яван как варан! Сам-то не дышит, зажмурился, кряхтит, сопит, с глаз слёзы потоками у него полились, сопли там, слюни, кал, моча…

Сплошное, тудыть твою, благоухание, ёж его качал! Вот бы где пригодился этот… как его… а, противогаз! Да ведь энтих приспособлений тогда ещё не было; всё было простое, натуральное, и никакой техники нигде не наблюдалось. Времена ведь были доисторические, наукой не просвещённые, дикие да тёмные…

Как бы там оно ни было, а Яванище пёр да пёр себе вперёд. Лицо себе всё скорёжил, пот со лба градом льёт, а морда у него аж позеленела – а лезет! Лезет!!! Как словно танк ломит в направлении заданном!..

Через минуток пару пролез Ваня скрозь болото то окаянное, буквально ползком на твердь надёжную он выполз и, словно на автопилоте, на четвереньках далее двинулся. Глаза у него не видели совершенно, во всех членах дрожь да слабость были страшенные, – и тошнота, наконец, к горлу его подступила неукротимо. Рыгнул Яван раз, рыгнул другой, а потом как начал блевать, так по ту пору блевал, покуда не вывернуло его наизнанку.

Ему бы, горемыке, чуток отдохнуть да водицы глотнуть – только куда там! Ванюха ведь апосля шествия своего болотного завонял. Да ещё как завонял-то – фуй! – ну чисто вам какой скунс! Откуда ни возьмись, послеталася тут всяческих гадких мух несметная тьма; слетелися они, значит – и на Явана! Должно запашок его им понравился… Но не только запах, как оказалось. Ваня ведь в липкую жижу по горло самое вымазался; стоит себе, жутко пованивает, а мухи эти – на жижу и шасть!

Какого, спросите, рожна? Хэ! Они ж, оказывается, в эту жижу личинок рожали. Ага! Не яйца, а именно живых червячков таких красненьких.

Ох же и лютыми эти ребята оказалися! Сами-то никакущие по виду – с еловую хвоину размером, – а превредные-е! Не успел Ваня сызнова дух перевести, как на нём уже всё ходуном ходило да копошилося. А это личинки-прожиги на нём задвигались, пропитание для себя промышляя. А какое там ещё пропитание? Никакого, само собою. Акромя тела, вестимо, Яванова. Вот сия ползучая рать ему в раны и вбуравилась.

Ажно выгнулся от боли Ванька и, на землю пав, принялся по ней елозить да кататься, жижу вместе с червями с себя сдирая…

Вроде бы помогло это малость. Он тогда мха с коряги нарвал и до тех пор им обтирался, пока всё ж не соскоблил с себя эту гадость. Только мухи нахальные и не думали отставать. Роятся, гады, вокруг Явана, как словно возле кучи навозной, и всё новых и новых личинок на кожу ему приносят. А кожа ведь вся в царапинах у него да в мелких ранах. Сломил Ваня ветку тогда изрядную и начал ею обмахиваться, да только мухи улетать не собиралися: знай себе гудят над ним да зудят… И порешил тогда Яваха тягу оттеля дать! Метнулся он шустро в заросли да и устремился, ковыляя, куда глаза глядят.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.