Сказ о твоей Силе

– Похоже, нам туда, – сказал Вогте.

Они свернули и двинулись в новом направлении бок о бок.

– А можно еще спросить? – поинтересовалась Кеяс и, не дожидаясь разрешения, продолжила: – У тебя волосы и плащ шевелятся так странно…

– Заметила? – улыбнулся старик. – Это Винда, дух ветра, друг мой – мы давно вместе. Иногда я на его крыльях пробую стремительность полета, иногда он меня обвивает и слушает неспешность ходьбы. Ну и так, в других каких мелочах помогает мне: костер раздуть, например.

– А как получилось, что вы вместе? – заинтересовалась девушка.

– Да он в место дурное попал, закрытое. Нельзя им, духам воздуха – умирают без движения. Ну а я подоспел вовремя, пробил лазейку. Вот с тех пор рядом, – пояснил Вогте. – Еще познакомишься с ним, присматривается он к тебе пока.

Вскоре вышли на развилку. В прямом направлении дорога была широкая и хорошо утоптанная: по ее курсу наблюдались засеянные поля, видны были работающие фигурки людей. Судя по всему, шла обыденная выстроенная трудовая жизнь. Чуть вправо уходила извилистая тропа, присыпанная желтым веселеньким песочком: вилась она среди залитого солнцем лугового многоцветья, дальше виднелся пляж с тихой заводью – играли блики на манящей окунуться воде. Третья стежка заросла травой и, повернув налево, ныряла в мрачный ельник.

– И куда, ты думаешь, нам надо? – спросила Кеяс.

– А куда хочется больше всего? – ответил вопросом Вогте.

– Направо бы – расслабиться и не думать ни о чем. Прямо вроде как не хочется: рутина эта, работа, дом, работа, дом. Хотя как по-другому? Деньги же надо зарабатывать, – размыслила девушка.

– А эта, влево которая? – уточнил старик.

– Неприятная она какая-то, страшная. Не, не хочется туда, – отказалась Кеяс.

– Ну вот по ней и пойдём как раз: мы ведь ответы ищем, где же их искать, если не там, где мало хожено, да ещё и страшно? – сказал Вогте и, не дожидаясь согласия, повернул на левую чуть заметную тропку.

Кеяс, чуть поколебавшись, пошла следом.

Войдя в проход, обрамленный колючими лапами, они словно в другой мир попали: сумрачно, тихо. Даже казаться начало, что другого – с солнцем и людьми, – и нет вовсе.

У тропинки, на бревне, кто-то сидел: в штанах и жилетке на голое тело. Ну как голое – густым мехом поросшее. Даже не понятно было, нужны ли штаны в таком разе. Этот кто-то зевнул зубастой пастью и выдал:

– Ну ты-то старый, жизнь, видать, приелась. А её-то что привел? Не, ну спасибо, конечно, мяско молодое мы уважаем. А в то же время и жалко – пожила б еще.

Мохнатый и зубатый встал с бревна и продолжил:

– Э-эх, ладно. Пошли уж – жрать вас будем.

– А к чему такая спешка, уважаемый? – спросил старик, не поведя бровью. – Вы представьтесь, сами присмотритесь внимательно, а то вдруг не прожуете.

– Ча-а-аво-о-о! И не таких жева… А-а-а, вона чё-ё-ё, – осекся мохнатый. – Ну, тады ага, спешанул я малёх. Вы дальше ступайте, а я чё уж, опять присяду. – И назад на бревно устроился.

Кеяс недоуменно наблюдала за разыгравшейся сценой: ни понять, ни испугаться не успела. Поспешила за Вогте, принялась расспрашивать спокойно идущего старика:

– А кто это был? Что значит – жрать нас? И почему вдруг передумал?

– Да это первые страхи, пути нового. К одной тебе могли прицепиться, но всё равно не сладили бы – вижу я. Так что нечего время зря терять. А я уж путей столько прошёл, что за двоих подвинуть их могу, вот они и подвинулись. Дальше, правда, смотри, самой надо будет, но я рядом, подскажу если что.

Спустя некоторое время вывела их тропинка на полянку, заросшую мягкой травой. По её краям лежала дикая мешанина валежника: переплетение коряг образовывало второе кольцо обрамления свободного пространства. Вогте остановился посередине и присел, скрестив ноги. – Отдохнем чутка, – выдал он такое заключение.

Кеяс садиться не захотела и отправилась побродить по полянке, рассматривая причудливые изгибы мертвых веток и корней. Старик, достав из дорожной сумы дудочку, принялся выводить затейливую тягучую мелодию: звук то почти стихал до еле слышного, то взвивался ввысь, к облакам, то был тягучим как мед, то пронзал тишину резкими всплесками. Медленная прогулка девушки шаг за шагом превратилась в танец. Он не был строго выстроен в какую-то структуру: следуя переменчивой музыке, Кеяс то медленно перетекала с ноги на ногу, поворачиваясь по сторонам света, то срывалась с места на несколько шагов, чтоб замереть затем, чутко вслушиваясь в звук тишины между трелями дудочки.

Одежда и волосы Вогте шевельнулись легким порывом: Винда на время оставил друга и заинтересованно порхнул в сторону Кеяс – дух ветра влился в струи музыки, присоединился к пластике девушки. Она ощутила упругое движение воздуха, что вместе с ней закручивалось в пространстве и подхватывало скольжение шагов, рождая волшебное чувство объема и силы движения, даря легкость и невесомость. Войдя во вкус, Кеяс прыгала и красивым пируэтом парила в воздухе вопреки земному притяжению. Было в этом союзе природной грации женского тела с полетом духа ветра нечто прекрасное – Вогте любовался, не прекращая играть.

Музыка затихла. Кеяс остановилась, обратила лицо с закрытыми глазами к небу и счастливо улыбнулась. Одежда старика вновь зажила собственной жизнью – Винда вернулся уже на привычное место.

– Ему понравилось, – сказал Вогте. – И мне.

Кеяс еще раз улыбнулась и подошла, а старик поднялся с земли и произнес:

– Ну что, хорошо отдохнули, можно дальше.

Неожиданно со всех сторон ударил пронзительный скрипучий голос:

– Кто такие?! Что забыли в земле моей?! Быть вам костями белыми, муравьями глодаными.

Вогте остановился и пристально вгляделся в окружающий лес. Кеяс, тревожно озираясь, невольно подошла к нему как можно ближе.

– Кто это? – прошептала она.

– Думаю, сейчас узнаем. Кто-нибудь из Ведающих, а по совместительству этих мест Хранитель. Ну а точнее Хранительница, судя по голосу. Не робей, разберемся, – негромко ответил старик.

Воздух заполнило карканье ворон, ворвалось в уши терзающим звуком, деревья жутко заскрипели и всё вокруг словно зазвенело ощутимо давящим напряжением.

– Что тебе надо?! Мы мирные путники! – крикнул Вогте.

– Мирные с такой Силой за пазухой без вести не являются! – совсем невыносимо зазвучал голос.

Коряги по краям поляны вдруг поднялись с земли, нацелили на путников острыми сколами сучьев и ударили все разом, будто метнул их кто. Вогте взорвался ветром, диким ударом воздуха. Не сам: Винда махнул крылом вихря, смел одним порывом летящие обломки.

Кеяс только что была испуганной до оцепенения и тут словно включилась: поднялось что-то изнутри, телом овладело – сторонним наблюдателем себя почувствовала девушка, зрителем безвольным. Завертело её на месте: всё быстрей и быстрей. Летящие руки будто саму реальность воронкой закрутили – поплыло пространство. Трава как от урагана на землю легла, но Винда не причем был – вокруг Вогте обвился до поры, – деревья потрескивать и клонится стали.

– Остановись! Все! Все! Ошиблась я! Не губи лес! Меня, если хочешь, лес оставь. Он не при чем, я попросила, – раздался крик и из чащи, семеня, выбежала маленькая сухонькая старушка. – Вижу – без умысла ты.

Кеяс, ничего не понимая, будто выключилась: так и остановилась, только глаза растеряно хлопали. Вогте смотрел на нее задумчиво.

– А я ведь слова про Силу за пазухой на себя, дурак старый, принял. А тут вона как… – признался он.

Тут старушка уже и доковыляла до них. Оба обратили внимание на хранительницу здешних мест.

– Ох, ну встряхнули вы мне нервишки, не ожидала таких гостей. Малость струхнула, ну а с испугу чё только не натворишь. Один из старой гвардии, – глянула она пристально на Вогте, и тут же на Кеяс переключилась: – И молодая, непознанная. Да-а-а, дела. Так, ко мне пойдем. Неча на дороге разговоры говорить. – И, приглашающе махая рукой, направилась по незаметной до этого тропке в глубь ельника.

Позже, усадив гостей за стол, Энсварли – так звали старушку, – сказала:

– Да, девка, сильна ты безмерно, но Силу свою не видишь, не признаешь, не понимаешь. Чураешься, плохой её мнишь. Думаешь, рушит она всё. Да, рушит, коли границ не знает. Огонь в лесу, силу взявший, большой беды натворить может. В печи, камнем, суть землей, в границы введённый, греет и кормит. Познать тебе Силу свою надо, увидеть в себе.

– Хорошо бы… Вот только как? – спросила Кеяс.

– Зеркало особое найти тебе надо. Себя в нем сможешь увидеть, настоящую. Кто ты есть. Увидишь – дальше ясно станет, что делать, – ответила Энсварли.

– Где искать его? – спросила девушка.

– Вот тут есть некая закавыка. Точно, где лежит, никто не знает, но куда наперво отправиться надо, подскажу, – сказала старушка. – В дне пути отсюда вход под землю есть – приметы укажу, – спустись туда. Обратно если выйдешь, иди на запад – к горе придёшь. Не ошибёшься, гору-то, от подземелья в отличии, хорошо видно будет. Та нужна будет, что выше всех небо вершиной ковыряет. Там, ясно дело, подняться нужно. Ну и спуститься, конечно, тоже. Такие вот тебе подсказки. Большего не скажу, не вправе.

– Так просто? В пещеру спуститься, на гору подняться, и всё? – усомнилась Кеяс.

– Было б просто, ты б здесь не сидела и не спрашивала, а сама б кому рассказывала, куда идти, – сурово парировала старушка. – Будет уж рассуждать. Вон, спутник есть у тебя, не дурнее многих. Порасскажет чего по пути.

Вогте, который молча сидел и задумчиво слушал женский разговор, прямо встретил взгляды обеих и коротко сказал:

– Разберемся.

Отдохнув и распрощавшись с Энсварли, пошли по указанной тропе в нужном направлении. В пути завели разговор.

– Что там может быть, под землей? – спросила Кеяс. – Да и на горе тоже. Что под землей, правда, сильней страшит.

– Точно, не скажу – это мне не ведомо. Дело в том, что для каждого свое может быть. Тут пока не спустишься, не узнаешь. Но нужно ко всему быть готовой. К опасности, к страшному, – проговорил, Вогте и, немного помолчав, добавил: – К смерти.

– Все равно пойду. Надо мне. Разобраться во всем хочу, – твердо сказала девушка.

Дальше шли молча, каждый о своем думал. На остановках Вогте уже привычно доставал дудочку, а Кеяс с Виндой танцевали, все больше сродняясь в совместном движении.

Наконец пришли. Привели приметы к невысокому каменистому холму, часть которого словно ножом была срезана. Там-то и открывалась дыра под землю, а тропа в нее ныряла. Перед входом остановились. Тянуло из мрака, обрамленного замшелыми валунами, холодом и еще чем-то – жутким.

Посмотрел Вогте на Кеяс с вопросом. Глянула девушка в ответ, губы упрямо сжала, глазами сверкнула, в сторону дыры взгляд оборотила и шагнула решительно во тьму. Старик присоединился. Мрак поглотил их.

– Темно-то, как, – молвила тихим голосом Кеяс. – Как пойдем? Куда ногу поставить не видно.

Тут в окружающей черноте разгорелся неяркий свет, который постепенно усилился и раздвинул ее на несколько шагов. Источник его находился в руках Вогте: это был зелёный полупрозрачный кристалл.

– Что это? – поинтересовалась Кеяс. – Это фонарь такой?

– Это мой камень. Помоложе был, на конце посоха носил его. И знаешь, шляпу такую остроконечную, с полями. Слишком претенциозно на сегодняшний взгляд. Разное он может, но и фонариком неплохо служит, – ответил в общих чертах старик и извиняющимся тоном добавил: – Светить вот только далеко не будет: от Силы моей питается, а что там дальше еще не ясно – поберечь надо.

После этого идти стало возможно и они двинулись по коридору, изгибы которого уводили их все глубже.

Спустя некоторое время Вогте сказал:

– Винда беспокоится: движение воздуха уменьшается, неуютно ему.

Во мраке подземного коридора и впрямь становилось трудней дышать. Стены давили на сознание. Казалось, твердь поглотила их и теперь медленно переваривает в своей утробе.

Шли долго. Из-за того, что видимость не превышала нескольких шагов, путь казался еще длиннее. Наконец, судя по усилившемуся эху, они вышли в какое-то большое пространство. Вогте что-то пробормотал вполголоса и кристалл вспыхнул ярче, залив пещеру, в которую их привел ход, зеленоватым светом. В дальнем ее конце обнаружилась женская фигура, которая сидела на возвышении, сложив руки на колени скрещенных ног.

Кеяс состроила вопросительную гримасу. Вогте пожал плечами, отстранил девушку и подошёл ближе к фигуре, внимательно в нее всматриваясь: отблескивает полированным камнем поверхность чёрного тела, глаза на тонком лице закрыты. Старик осторожно протянул руку и коснулся.

– Статуя, – сказал он, обернулся к Кеяс и хотел уже было что-то сказать, но увидел, как глаза её внезапно расширились от ужаса, а рот округлился в рождающемся крике.

Вогте отпрянул и резко повернулся обратно: глаза только что неподвижного изваяния открылись. Из них лился красный свет, наполненный прожилками мрака. Статуя подняла руки, которые выпустили волну Силы такого же цвета – Вогте сбило с ног и протащило по камням, нещадно обдирая бока и спину. Кристалл выпал из его пальцев и почти потух, но освещение не пропало, просто приняло багровый оттенок энергии, которая хлестала от вдруг ожившей фигуры. Эта энергия жесткой хваткой сдавила тела вторгшихся в пещеру пришельцев, словно тщась выкрутить их как мокрую тряпку.

– Расслабился старый дурень, – корчась на камнях, простонал Вогте.

Он нашарил упавший рядом с ним камень и направил его на ожившую статую. Прокричал несколько фраз на странном языке, вызвав яркую вспышку артефакта, которая на время отбросила затопившую всё багровую волну. Чёрная фигура завыла и заскрежетала. Резко стало невыносимо душно, словно пропал приток воздуха. Кеяс, на время освобождённая от хватки злой Силы, с тревогой подбежала к лежавшему Вогте.

– Она пространство замкнула, придушить нас хочет, – сквозь напряжение выдавил тот. – Сильно это Дитя Мрака, долго не продержусь, потерял форму.

– Делать-то что?! – закричала в панике девушка.

– Сколько-то еще выстою, а вот Винде совсем плохо, не выдюжит без движения воздуха, – помертвевшим голосом сказал Вогте. – Что делать? За ответом шла, кто ты. Вот и загляни в себя, увидь, что на поляне тогда само выглянуло, защитило. Иначе конец нам. Вогте перевел дыхание и добавил: – И еще – не жалею, что с тобой пошёл. Эти дни смотрел, как танцевала – хорошо было. Про Винду только душа болит.

Кеяс закусила губу и встала. Набычилась, посмотрела на ту, что не только её, а и тех, кто друзьями стал, задавить хочет. Перед внутренним взором стояло лицо Вогте, искаженное усилием и бледное от муки. Сам пошёл, не тянул никто, но пошел же. Из-за неё, с ней вместе. И Винда, который почему-то представился маленьким доверчивым зверьком вроде котёнка, сдавленным злой волей в жесткой хватке и умирающим.

Поднялась волна в душе кипящим варевом, ударила белым светом из глаз, изо рта оскаленного, из разведенных в стороны рук. Схлестнулась эта вспышка с багровыми щупальцами Силы Дитя Мрака, отбросило их. Завизжала темная фигура, налитые кровью глаза злобно вытаращила, подалась всем телом, пальцами когтистыми в сторону Кеяс – опять сжался красный круг с черными прожилками вокруг Кеяс и Вогте. Зеленый кристалл совсем потух. Кеяс скрипнула зубами под почти невыносимым натиском, ощутила предельное напряжение жгучей ярости, забыла себя и дико заорала всем своим нутром. Казалось, она почти физически ощутила, как внутри вдрызг разлетелись оставшиеся душевные заслонки и из нее во все стороны ударила ничем не сдерживаемая мощь. Как никогда свободной почуяла себя Кеяс в этот миг и поняла краем сознания, каким количеством ограничений душила себя не хуже, чем это делала Дитя Мрака.

Белая энергия Кеяс начала неудержимо раздвигать тиски багровых щупалец. Вот уже настал миг, когда её сила охватила уменьшающийся островок красно-черного сопротивления. Она оскалила зубы и ощутила сладкое злорадство, всемогущество, отзывающееся тёмным желанием уничтожать и рвать. Девушка зло засмеялась.

Вогте, увидел, как по мере уменьшения Силы Дитя Мрака, цвет её становится все светлее и светлее, стремясь к полному уходу в белизну, а чёрная зловещая фигура уменьшается. В ней начинают проглядывать черты маленькой белокурой девчушки, плачущей от ужаса. В то же время, набравшая мощи Сила Кеяс неудержимо наливается мраком, и сама фигура девушки все больше становится похожа на эбеновую статую. Он посмотрел на потухший кристалл в своей руке: магических сил, чтоб вмешаться и сдержать Кеяс, не осталось. Да и простых сил было немного после такой схватки. Вогте с трудом поднялся на ноги, преодолевая бьющую от Кеяс энергию, словно двигаясь против шквального ветра, добрел и тронул её за плечо со словами:

– Остановись! Пощади ее! Как она станешь!

Та развернулась как ошпаренная: кто посмел коснуться?! Вцепились тиски её Силы уже в старика, не разбирая, друг или враг. Затмила слепая ярость разум!

Тут ее щеки коснулось нечто легкое, незримое, что пронзительно отозвалось памятью общего кружения, восхищения от слияния жизни своего тела с течением музыки и упругими воздушными струями. Разжались тиски Силы, светлеть она принялась, в самой Кеяс облик черного демона растаял, не успев прирасти. С облегчением выдохнул Вогте.

Тут и понимание девушку накрыло: эта Сила и в танце со мной была. Рождала упоительность движения, вдохновенный рисунок, уникальный и неповторимый, как сама жизнь. Эта мощь и есть сама жизнь, ее движение. И нет страшного в том, когда она разрушает: тут уж сам исконный цикл всего сущего вершится, в котором что-то начинается, что-то заканчивается. А вот когда нет этого внутри, когда ровно всё, никак, болото стоячее с водой протухшей – вот чего бояться надо. Так как и не смерть это, после которой новое рождается, и не жизнь уже. А то, что сейчас чуть всех не погубила, налившись чернотой, дак Сила ни при чём – нарыв лопнул, страха и горечи предел случился.

Окончательно посветлела бьющая из Кеяс энергия: белой стала, а там и вовсе всех цветов радуги. Оказалось, что Дитя Мрака превратилось в белокурую девочку: сидит, глазками голубыми хлопает, щёчки заплаканные утирает. Потом улыбнулась, когда радугу увидела.

– Винда! – горестно воскликнул Вогте. Кеяс, надеясь, что успеет, не думая ударила всей познанной мощью в свод пещеры – камень раскололся с громоподобным звуком и далеко вверху сквозь открывшуюся трещину заголубело небо.

– Слишком высоко, – обречённо сказал старик, – Так быстро воздух не дотянется.

– Значит, надо подняться, – ответила ему девушка.

– Как сможем? Тут бы крылья пригодились…

– Ну ты же знаешь, я камень, летящий вверх, – улыбнулась Кеяс. – Возьми девчушку на руки, не оставлять же её здесь. – Она обняла Вогте с ребенком на руках, окутала их своей Силой и взлетела.

Небо становилось всё ближе, мимо мелькали каменные стены разлома. Кеяс начала понимать, что толи малость переоценила себя, толи много растратила, пробивая толщу земли. И вот настал миг, когда она ощутила, что не дотягивает. Судорожно всхлипнула, уже представив ужас падения и конец, когда победа над мраком подземелья была уже так близка, как вдруг ощутила обволакивающую поддержку уплотнившегося воздуха.

– Винда! Ты ожил! – радостно воскликнул Вогте и засмеялся белозубой молодой улыбкой.

Очутившись под открытым небом, радостно улыбались уже все. Маленькая девчушка, бывшая Дитя Мрака, завороженно смотрела васильковыми глазами на плывущий пух облаков.

– Красиво, да? – спросила её Кеяс.

Та несколько раз кивнула, не отрываясь от созерцания.

– Ну вот – под землю спустились и обратно вышли, теперь вторая часть пути, – проговорил Вогте, указывая гору, которая виднелась вдали – ту, что щекотала брюхо неба.

Так и пошли, втроем. Точнее вчетвером: окончательно пришедший в себя Винда резвился вокруг, ероша волосы и играя складками одежды. Кеяс вела за руку девочку, которую они стали называть Петите.

Тропа вскоре принялась шаг за шагом вести на подъем, и чем выше, тем легче было идти: казалось, воздух вокруг напитан энергией. Винда помчался летать в вышине, где вершина горы погружалась в туман облаков. Вогте на глазах оправился от передряг подземелья и время от времени брал Петите на плечи и, изображая коня, галопировал и ржал. Девочка весело смеялась, хватая его ладошками за голову. Уже ничего в её внешности не напоминало ту жуткую фигуру: хорошенькая девчушка со светлыми кудряшками. Кеяс смотрела на это всё и улыбалась. Потрясение подземных испытаний совсем отпустило её душу, оставшись только памятью о познанной Силе.

Настал момент, когда они уже перестали видеть над собой вершину, купающуюся в облаках – они сами в них окунулись: всё вокруг стало загадочным и приглушенным. Впереди, сквозь кисейную дымку виднелся свет. Подойдя ближе, они увидели, что его излучает множество маленьких фигурок, резвящихся на полянках между живых изгородей из диких роз. Это были маленькие девочки в белых одеждах с белокурыми длинными волосами. Ближайшие, увидев путников, любопытно окружили их и смотрели ожидающе широко открытыми глазками.

– Поиграй со мной! Посмотри какая у меня кукла! Обними меня! Возьми меня на ручки! Хочу, чтоб ты меня любила! На ручки! Давай поиграем! Посмотри какая я красивая! А я вот что сплела, – загомонили на разные голоса те, что рядом, легко касаясь и стараясь заглянуть в глаза.

Другие, что были поодаль, приглашающе махали ручками.

Вогте задумчиво пробормотал:

– М-да. Под землей была проверка силы. А здесь? Слабости?..

Кеяс растерянно скользила по окружившим её девочкам взглядом, улыбалась, гладила по светлым волосам:

– Да, мои хорошие, я поиграю с вами, конечно поиграю.

В конце концов она опустилась на мягкую траву. Её поглотило умиляющее окружение: потрепать по голове, поправить воротничок платьица, улыбнуться, слово ласковое сказать, поделку посмотреть. Уже не различить, кто посидел на ручках, кто еще просится. Все хорошенькие, умиление вызывают. Кружит водоворот, затягивает. Времени сколько прошло? Как зовут меня? Ке… Кеяс? Уплывает сознание, мелькает калейдоскоп милых видений, голосами перекликивается. Всё в одну круговерть. Пропала Кеяс, нет её, растворилась совсем.

Дудочки звук: теребит, зовет настойчиво, напоминает. О чем?

Очнулась Кеяс: сидят девчушки вокруг, ждут, кушают внимание. Всем сразу не хватает, но не страшно, дождутся. А там по- новой: добрая Кеяс, много ее, на всех хватает. Про себя забыла? Ну дак что ж, любви-то вон сколько принесла.

Средь какофонии девичьих голосов легкий звук всплыл – дудочка выделила, подпела тоскливым переливом, – плакал кто-то. Кеяс блуждала взглядом в попытке определить, откуда доносится услышанное. Так, вроде там: в стороне стояла одинокая кряжистую сосна. Смутное чувство внутри не дало сознанию обратно рассеяться: зудело, подталкивало к действиям. Что-то важно упущено… Что? Кто же там плачет? Так, надо встать и пойти посмотреть.

Кеяс, собрав все силы, поднялась, вырвала себя из затягивающего оцепенения. Пошла к дереву, гладя по пути светлые головенки и улыбаясь, но целеустремленно продолжая двигаться. Подошла вплотную к стволу – звук усилился. Обогнула шершавый, изрезанный морщинами трещин бок и наконец увидела источник плача: ещё одна девочка. Правда, от других отличается, не светится. Да еще и лицо в колени опустила, всхлипывает. Но не только это зацепило внимание Кеяс, было что-то еще: оно пока не оформилось, но не отпускало.

Кеяс присела рядом с плачущим ребёнком.

– Что случилось, милая? Тебя кто-то обидел? – ласково спросила она, слегка погладив девочку по плечу.

Та подняла припухшее от слез лицо и посмотрела, кто её потревожил. Помолчала, но все же ответила:

– Меня никто не любит. Я некрасивая.

Кеяс смотрела, замерев от неожиданности: она знала этот облик. Помнила, как в детстве примеряла мамины бусы, поплакав из-за какой-то обиды, и эта зарёванная мордашка из зеркала на неё смотрело.

Наконец, вырвав себя из оцепенения неожиданного узнавания, спросила:

– Кто это тебе сказал?

– Я не помню, – насупилась девочка и тут же взвилась. – Это не важно! Все играют и веселятся, а я плачу сижу! Потому что не любит никто! Потому что не красивая!

Кеяс немного растерялась от силы эмоций так похожей на неё девочки, но все же спросила, ухватившись за одну мысль:

– Ну какая же ты некрасивая? Вот скажи – я тебе нравлюсь?

Та внимательно посмотрела.

– Ты очень красивая, – буркнула наконец. – Я бы хотела такой же быть.

– А ты не заметила, что мы похожи?

– Не знаю. Как бы я могла это увидеть? Я ведь на тебя смотрю, а не на себя, – рассудительно сказала девочка.

Кеяс помахала смотрящему на них Вогте. Он подошел.

– Видишь? Дедушка. Он очень умный и врать не станет, – сказала она, стараясь быть убедительной, и обратилась уже к старику: – Скажи, похожи мы?

Вогте преувеличенно внимательно рассмотрел обоих, хотя уже всё увидел, и с категоричной серьезность сказал: