На орбите судьбы

Анна Семеновна о «недогреве» была явно осведомлена, и к наплыву посетителей успела морально подготовиться, однако, увидев на пороге меня, она до того растерялась, что мигом позабыла формулу универсального отпора для нежелательных гостей.

Если в первый месяц своего появления в общаге, я считалась чем-то вроде местной достопримечательности, в последнее время на меня вообще перестали обращать внимание. К моему постоянному проживанию на кухне у тетки Василисы соседи привыкли, как к неизбежному злу, а, учитывая, что оно в одинаковой степени никому не причиняло ни пользы, ни вреда, большая часть жильцов окончательно потеряла ко мне интерес. С Зубаревыми я сохраняла стойкий нейтралитет, и, по-моему, супруги даже испытывали некоторую симпатию к одной единственной соседке, не помышляющей претендовать на душевую кабину. Поэтому, когда я робко озвучила Анне Семеновне свою просьбу, ее глаза наполнились таким выразительным немым укором, что я всерьез ожидала услышать что-то в стиле «И ты, Брут!».

Воспроизводить бессмертное высказывание Гая Юлия Цезаря мадам Зубарева, конечно, не стала, но ее кислая, будто перебродившее вино, физиономия оказалась красноречивее любых исторических цитат. Тем не менее эффект внезапности себя полностью оправдал, и в свою родную кухню я вернулась с неповторимым ощущением свежести и чистоты, несколько омраченным завистливыми взглядами Нюрки и недавно проснувшейся тетки.

На объединенные ключевой фразой «Где шлялась?» вопросы я отвечала рассеянно и односложно. Мои мысли витали совсем в иной плоскости, и как бы я не старалась сосредоточиться на смысловой нагрузке теткиной брани, удавалось мне это достаточно слабо. В конце концов, тетка устала разговаривать с пустотой и оставила меня в покое, а я молча дождалась, пока высохнут волосы и отправилась тратить свои скудные сбережения в одежный магазин.

Я толком не отдавала себе отчета, зачем я все это делаю. Логики в моих поступках не было абсолютно, и сей прискорбный факт, я как ни странно, великолепно осознавала. Вместо того, чтобы в следующем месяце целиком рассчитаться с теткой Василисой за стоматологию, я потратила деньги на обновление гардероба, причем вещи я купила совершенно непригодные для каких-либо иных целей помимо вечернего похода в «Рубенс». Когда двигающее мной буйное помешательство заставило меня также приобрести себе модельные туфли на каблуке, мне стало по-настоящему страшно. Я однозначно сошла с ума, и самое ужасное, что это пограничное состояние мне безумно нравилось. Я словно вновь вернулась в догероиновые времена – светлые и беззаботные годы под крылышком заботливых родителей, и вдруг поняла, что за такое невероятное удовольствие не грех и заплатить, притом заплатить честно заработанными своим трудом деньгами. К сожалению, моими последними деньгами. Что ж, сходить в «Рубенс» и умереть, причем, умереть либо от голода, либо от по-мужски тяжелой руки тетки Василисы.

Во имя своей хотя бы частичной реабилитации я по возвращении домой разгребла посудные завалы в мойке. На фоне закопченных сковородок радужное настроение у меня довольно быстро поблекло, но возбужденное предвкушение неминуемого чуда никуда не делось. И пусть все вокруг думают, что выход в свет для меня –это прогуляться до «ямы» и обратно. Еще недавно все так и было, но пришла пора менять привычки и рушить стереотипы. Сегодня вечером я иду в элитное заведение встречаться с отпрыском строительного магната, и невзирая на то, что среди тамошней публики я буду выглядеть не более уместно, чем свинячье рыло в калашном ряду, я это, черт возьми, сделаю. Осталось теперь понять, на кой оно мне вообще нужно?

К сожалению, на протяжении всего дня мне было явно не до ретроспективного анализа, и события прошедшей ночи до сих пор представляли собой размытое пятно в моей памяти. А ведь как здорово все начиналось: изобличила бы злостного вредителя и, быть может, Степановна задумалась бы о премировании незаменимого сотрудника. И что получилось в итоге? Маловразумительные рисунки на стекле и последовавший за прикосновением к ним сдвиг по фазе. А еще несовершеннолетний вандал с сомнительными претензиями не только на паранормальные способности, но на умение диагностировать их наличие у мимо проходящих лиц.

Помнится, Потапыч говорил, что рецидив может запросто начаться с таких вот «обострений», когда воспоминания о героине принимают почти осязаемую форму, и любая мелочь может косвенно спровоцировать срыв. Никогда ранее я не чувствовала этого так отчетливо и явно, как сейчас, и никогда ранее я не была столь твердо нацелена на борьбу со своими демонами. Теперь я поняла, зачем я согласилась пойти на встречу с Айком и растратила все свои сбережения, дабы не ударить перед ним мордой в грязь – я втайне надеялась, что он вновь покажет мне тот путь к блаженству, по которому я вчерашней ночью сделала всего несколько шагов, но эти шаги в отличие от мыслей о героине совсем не показались мне спуском в пропасть. Идиотизм ситуации усугублялся еще и тем, что Айк ни сном ни духом не ведал об истинных предпосылках моего нездорового интереса к его причудливым измышлениям и, наверное, искренне верил, что я всего лишь не устояла перед его непреодолимым личным обаянием.

До наступления часа икс я выкурила столько сигарет, что под вечер у меня начала ощутимо кружиться голова, а кухня насквозь пропиталась едким табачным дымом. Не знаю, удалось ли мне ввести в заблуждение тетку Василису, но в течение дня я столько раз повторяла, что собираюсь в гости к благоприобретенной на общественных работах подруге, что в итоге сама начала принимать эту белиберду за чистую правду. Изначально я чуть было не ввернула модное ныне словечко «корпоратив», но потом вовремя сообразила, что применительно к субботним посиделкам всю неделю усиленно орудующих вениками и метлами баб, использовать подобные речевые изыски все же не стоит.

Я честно пыталась подремать пару часиков, и даже разложила для этого свой матрас, но сон целенаправленно обходил меня десятой дорогой, и запланированное на отдых время я провела, тупо глядя в густо побеленный потолок с кое-где осыпавшимися кусками известки. Зато мне повезло сразу по двум позициям: во-первых, мои обновки остались незамеченными как развалившейся перед телевизором теткой, так и ускакавшей в неизвестном направлении Нюркой, а во-вторых, послеобеденная жара сменилась вечерней прохладой, и длинный рукав ни у кого не вызывал ненужных подозрений.

А потом я вдруг сообразила, что пешком тащиться до расположенного в самом центре города «Рубенса», это примерно такая же бредовая идея, как добывать золото из куриного помета, а поездка на такси в свете недавних трат мне, увы, не по карману, и следовательно не мешало бы выяснить, какие маршруты общественного транспорта связывают богом забытую улицу Губарева с даун-тауном. Добираться до места назначения мне пришлось с двумя пересадками, и, спросив время у кондуктора в автобусе, я в панике поняла, что безнадежно опаздываю.

ГЛАВА IX

Последние несколько месяцев я вела настолько благопристойный образ жизни, что мой проштрафившийся ангел-хранитель откровенно пинал балду, однако, сегодня ему представился уникальный случай восстановить свою подмоченную репутацию. Похоже, мой небесный покровитель все же слегка подсуетился, потому что хотя я и появилась у дверей «Рубенса» почти на полчаса позже назначенного времени, у Айка оказалось достаточно мотивации, чтобы найти в себе терпения меня дождаться.

Склонная обычно к чрезмерным преувеличениям Нюрка на этот раз меня не обманула. Облюбованное золотой перовской молодежью кафе располагалось в историческом центре города среди поверхностно отреставрированных памятников архитектуры позапрошлого века, и своим урбанистическим минимализмом резко контрастировало с украшенными лепными карнизами зданиями. Я могла только предполагать, в какую сумму владельцу заведения обошелся земельный участок, и какое мощное лобби в местной администрации ему потребовалось для получения разрешения на коммерческую застройку.

В интерьере «Рубенса» в первую очередь бросалось в глаза обилие свободного пространства между столиками и сразу привлекали взгляд вмонтированные в пол и стены светильники в форме сложных геометрических фигур. В сочетании с преобладанием серебристой гаммы цветового оформления и огромными витражными окнами внутренняя обстановка кафе создавала какое-то совершенно космическое впечатление, и я невольно почувствовала себя астронавтом, приземлившимся на неизвестную планету с разведывательной миссией и отчаянно пытающимся мимикрировать под местных гуманоидов.

Я нерешительно застыла у входа и осторожно осмотрелась по сторонам. Субботним вечером кафе было заполнено под завязку, и в воздухе витал шумный гвалт оживленно беседующих посетителей, средний возраст которых по моей беглой оценке вряд ли превышал восемнадцать. К счастью, рассредоточившиеся по просторному залу парочки были слишком поглощены друг-другом, чтобы задаваться вопросом, каким попутным ветром на этот праздник юности занесло такую кошелку, как я. C явным облегчением осознав, что на меня никто не бросает недоумевающих взглядов, я немного отмерла, сделала глубокий вдох, и с гордо поднятой головой направилась в самый дальний угол помещения.

Айк неизбежно выглядел примечательно узнаваемым при любом скоплении народа. Парень одиноко сидел за столиком перед раскрытым ноутбуком и одной рукой сосредоточенно водил по сенсорной панели, а другой ожесточенно выбивал на столешнице звучащий у него в наушниках сложный ритм. Банданы на его голове сегодня не наблюдалось, зато коротко подстриженные практически под ежик волосы неожиданно оказались обесцвеченными до пшенично-медового оттенка.

Я так и не поняла, что заставило Айка отвлечься от увлекательного путешествия по виртуальным мирам в музыкальном сопровождении любимых исполнителей, но не успела я преодолеть и половину расстояния, отделяющего меня от оккупированного парнем столика, как он внезапно подпрыгнул на стуле, резко сбросил наушники и на всех парах рванул мне навстречу. Столь высокую степень вызванной моим появлением радости после выхода из наркологии мне еще никто не демонстрировал, и от бурного эмоционального порыва Айка я вполне предсказуемо растерялась. Стоять посреди зала в позе соляного столба и глупо улыбаться я бы, наверное, могла до бесконечности, если бы счастливый, будто обладатель выигрышного лотерейного билета, парень не набрался то ли смелости, то ли наглости прилюдно схватить меня за руку и настойчиво потащить за собой.

–Мазафака, Римма, вы пришли! – я так и не поняла, что обозначал сопровождающий восклицание Айка яростный жест: возможно, это было обыкновенное приглашение присаживаться, а может быть, парень пытался таким образом выразить свое нелицеприятное отношение к опозданиям на заранее обговоренные встречи, – я уже думал, сегодня строго не мой день! С утра все наперекосяк пошло…

По элементарным канонам вежливости, мне бы стоило по крайней мере извиниться, но от горького понимания того прискорбного факта, что в «Рубенсе» не курят, а если и курят, то исключительно в специально отведенных местах, я временно лишилась дара речи и в расстроенных чувствах опустилась на мягкий стул с блестящей металлической спинкой. Количество устремленных на меня любопытных взглядов росло в геометрической прогрессии, и к общей растерянности присовокупилось еще и напряженное оцепенение, незримыми цепями сковавшее меня по рукам и ногам. Помимо любопытства в глазах собравшихся в кафе отпрысков перовского истэблишмента открытым текстом читалось близко граничащее с легким шоком изумление, постепенно переходящее в разочарование. На роль таинственной пассии «Маленького принца» я, однозначно, не тянула уже только в силу своего возраста, и следовательно, представляла весьма сомнительный интерес в качестве предмета для сплетен.

Тем не менее, определенный общественный резонанс оказанный мне Айком восторженным прием в «Рубенсе», несомненно, вызвал. Ладно, черт с ним, пусть за неимением более достойного повода, эти девочки и мальчики обсуждают отсутствие у меня брендовых шмоток. Сомневаюсь, что сюда так уж и часто забредают подобные мне экземпляры…

–Сначала тестирование с утра проспал, потом в качалке сухожилие потянул, на брейке «хэдспин» вертел – упал на ровном месте, а на стритболе Денжер мне мячом по башке случайно зарядил, до сих пор в ушах звенит, -интуитивно почувствовавший необходимость проявить в разговоре инициативу Айк вместо классических вводных слов о текущем состоянии погодных условий сходу выдал мне полный список постигших его неприятностей, и сам же от этого смутился, -думаю, если еще и вы не придете, то вообще финиш!

–Знаешь, я в городе еще не слишком хорошо ориентируюсь, – с претензиями на попытку оправдать свое опоздание сообщила я, -пока нашла этот твой «Рубенс»… Кстати, что это за название такое? Неужели хозяин тонкий ценитель живописи?

–Да какой там ценитель! – на щеках Айка появились улыбчивые ямочки, – он, по-моему, и знать не знает, кто такой Рубенс. Просто кафешку держит армянин по имени Рубен, вот ему какой-то продвинутый умник и подсказал вывеску сделать через апостроф на американский манер. Ну, типа знаете, как «John’s» там, например, а у него получился «Ruben’s», – парень на секунду замолчал и запоздало уточнил, – так вы не из Перовска?

–Из столицы, – странности в написании фамилии великого художника, сразу бросившиеся мне в глаза при виде украшающей фасад вывески, получили рациональное объяснение, но в моей биографии имелись скользкие, как отполированный паркет, моменты, относительно которых я абсолютно не имела желания распространяться, и поэтому обоснованный, в принципе, интерес Айка был удовлетворен подразумевающим немедленное прекращение дальнейших расспросов тоном. Парень оказался невероятно чуток в восприятии моих недвусмысленных эмоциональных посылов и тут же сменил тему, причем без какого-либо логического перехода.

–Держите меню и заказывайте все, что захочется! – Айк протянул мне толстую кожаную папку с вытисненным на обложке рисунком, – я и так перед вами виноват, вчера, когда схема активировалась, у меня совсем тормоза отказали. Еще подстава эта с гаерами, до сих пор стыдно…Римма, возьмите кофе, здесь кофе зачетный, мне капучино нравится, но латте тоже ничего так…Юлька правда глассе всегда заказывает, с мороженым…

Меню я не стала листать даже по диагонали. Нельзя сказать, чтобы представленное в нем разнообразие блюд и напитков вызывало во мне первобытный ужас: в отличие от Нюрки и ее легкодоступной подружки мне в жизни доводилось посещать заведения гораздо более высокого уровня, и невзирая, на четырехлетнее прозябание на дне героиновой бездны, я наперечет помнила все злачные места столицы. Просто сюда я пришла вовсе не ради кофе, так стоит ли терять время на заведомо не имеющий ровным счетом никакого значения выбор?

–Бери то же самое, что и себе, – уверенно заявила я, откладывая папку на край стола,– мне без разницы.

–Мазафака, все бы так делали, а то Юлька по полдня выбирает,– искренне рассмеялся Айк. Без банданы и с этой своей прической он казался еще моложе, и я тщетно старалась заставить себя не думать, какое впечатление мы с ним производим со стороны. Я, конечно, сделала все возможное и невозможное, чтобы мой «вечерний туалет» ничем не напоминал повседневную одежду, отличающуюся от робы разве что лишь степенью чистоты, но куда девать, в частности, бездарно уложенные волосы и запечатлевшиеся на моем лице следы бурно проведенной молодости?

–Нам два капучино и миндальные пирожные, -для того, привлечь внимание официантки, Айк призывно взмахнул рукой и болезненно поморщился, схватившись за запястье. Загадочную татуировку на этот раз полностью скрывал напульсник с логотипом известной спортивной фирмы, – похоже, правильно мне отец говорит- ты свою распальцовку только тогда прекратишь, когда я тебе обе руки повыворачиваю.

Я всегда испытывала бессознательную настороженность по отношению к людям, которые слишком часто улыбаются и условно подразделяла их на две категории: блаженные дурачки и мелкие пакостники. Улыбки у типичных представителей данных подвидов были тоже разные: первые беспричинно лыбились по любому поводу с выражением хронического идиотизма на лице, а вторые слащаво растягивали губы с очередной гадостью на уме. По моим внутренним ощущениям я не имела оснований причислить сидящего напротив меня парня ни к одной из вышеуказанных групп, а его улыбка была настолько настоящей и открытой, что мне с трудом верилось даже в опосредованную принадлежность Айка к напрочь порочной касте власть предержащих. Маленький принц! Не в бровь, как говорится, а в глаз!

–Давай показывай, что там у тебя! – я постучала костяшками пальцев по крышке ноутбука, – хватит лирики!

Последнюю фразу я адресовала главным образом самой себе, потому как вдруг почувствовала себя неожиданно легко и комфортно, и это явно было не к добру. К хорошему быстро привыкаешь, а в понедельник мне снова подметать улицы и красить заборы, а также думать, как дожить до зарплаты с отрицательным балансом денежным средств. В моем положении нельзя расслабляться – ведь именно интенсивная трудотерапия способна сделать человека, не скажу наверняка, что из обезьяны, но из наркомана точно.

–А, ну да, – Айк встрепенулся, развернул ноутбук экраном ко мне, навскидку прикинул угол обзора, и, оставшись крайне недовольным открывшейся панорамой, передвинул свой стул почти впритык к моему, – я думал, вы скажете, вот пристал, даже кофе выпить спокойно не дает, хотел подождать для приличия…

–Красиво ухаживать за своей Юлькой будешь!– насмешливо фыркнула я, -а мне ты обещал рассказать, на хрена ты остановки разрисовываешь.

От белоснежной футболки Айка, широкой, как минимум на пару размеров больше, исходил едва различимый запах дорогого парфюма, и этот тонкий, приятный аромат вдруг всколыхнул во мне далекие воспоминания о моей безвременно ушедшей юности. Так пахло от сокурсников в университете, от моих многочисленных друзей, от коллег отца по работе и даже поначалу от Стаса. Потом я надолго перестала чувствовать, что-либо кроме иссушающей мозг потребности в героине, а в моей новой реальности мужчины если и пользовались одеколоном, то лишь той его разновидностью, от которой капитально шибало в нос и которую я про себя именовала «слесарно-механической».

Усилием воли я заставила себя не залипать и переключиться на подозрительно знакомое изображение, возникшее на экране по мановению травмированной конечности Айка. Опять двадцать пять, это я и так видела, и Нина Степановна, уже, наверное, тоже.

–Мы когда с вами расстались, я поехал назад и сфотографировал картинку, – пояснил парень в ответ на мой немой вопрос, – потому и домой под утро вернулся. Хорошо, отец в отъезде, а мамка так и не заметила, что я дома не ночевал.

–Доиграешься ты со своими ночными отлучками, что отец тебе не только руки повыворачивает, но и ноги заодно поотрывает, -я пристально вглядывалась в испещряющую пыльное стекло остановочного павильона причудливую вязь с контуром моей ладони в центре, и снова ощущала странное покалывание в кончиках пальцев, предшествующее тому самому приходу,-зачем фотографировать-то было? Ты же говорил, что твой состав уже ничем не сведешь?

–А если бы стекло поменяли, мазафака? –резонно возразил Айк, -я ведь после активации схемы вообще ошалел, только что имя свое не забыл, а так совсем мозги отшибло. Ума даже не хватило спросить, где вы работаете, фамилию вашу… Вдруг бы вы сегодня в «Рубенс» не пришли, где бы я вас искал? Помните, как в сказке про Золушку, принц всем ее туфельку давал померить? А я бы, наверное, с отпечатком вашей руки повсюду таскался, -парень опустил взгляд на мои инстинктивно сцепленные в замок пальцы и смущенно улыбнулся, – нашел бы все-таки, скорей всего, первый раз у девушки такую маленькую ручку встречаю.

ГЛАВА X

Судя по всему, Айк обладал невероятной способностью не замечать очевидного, и в то же время моментально вычленять из общей картины главное и второстепенное. А, может быть, он всего лишь отличался хорошим воспитанием и считал откровенно бестактным заострять внимание на плачевном состоянии моих сплошь и рядом покрытых засохшими мозолями ладоней – и в самом деле, довольно узких, с длинными пальцами и аристократически тонкими запястьями. Впрочем, я свои руки всегда ненавидела лютой ненавистью – последние вены на них я убила всего за пару лет употребления героина и впоследствии вынуждена была искать на теле другие места для инъекций, тогда как многие знакомые наркоманы умудрялись годами успешно колоться в локтевой сгиб.

–По-моему, на роль прекрасной принцессы для Маленького принца я точно не подойду, – с целью скрыть наличие у себя во рту малоэстетичных металлических коронок я улыбнулась очень сдержанно и осторожно, но Айк внезапно отреагировал на мои слова с такой болезненной ранимостью, будто я только что в голос осмеяла его глубокий душевный порыв. Парень с размаху ударил кулаком по столу, расплескав при это добрую половину не вовремя принесенного официанткой кофе, и с пышущим праведным гневом взглядом потемневших от обиды небесно-голубых глаз воскликнул:

– Мазафака! Не знаю, кто вам это сказал, но я бы лично ему по морде съездил! Один идиот придумал, теперь остальные повторяют, достали уже! – Айк шумно перевел дыхание и уже чуть более спокойным тоном попросил, – не называйте меня так никогда, ладно? Пообещайте, что не будете!

–А расписку тебе не написать? – сервис в «Рубенсе», похоже, был организован на грани фантастики: благодаря бесшумным действиям вышколенной официантки, кофейная лужа исчезла со стола практически незаметно. Немало положительных моментов также заключалось и в отдаленном расположении столиков друг от друга: даже если кое-то из особо любопытных посетителей и обернулся в нашу сторону, расслышать подробности неожиданно вспыхнувшего между нами конфликта им, естественно, не удалось.

Не сомневаюсь, что при желании у Айка всенепременно нашлись бы подходящие слова для парирования моей грубоватой иронии, но спонтанная попытка выпустить пар посредством удара об ни в чем не повинную столешницу обернулась в первую очередь против него самого и на несколько секунд лишила парня возможности издавать членораздельные звуки. С перекошенным от боли лицом он держался за свое многострадальное запястье и сдавленно шипел сквозь зубы невнятные ругательства, а я тщетно старалась интуитивно нащупать для себя наиболее приемлемую линию поведения в этой непередаваемо глупой ситуации.

–Айк, я обещаю! – ну и смысл мне что-то обострять? Хочет изображать из себя выходца из гетто – пусть изображает на здоровье, а я могу ему и подыграть, если уж на то пошло, -как рука?

–Да проехали уже, нормально все, – помрачневшие черты парня понемногу разгладились, и на раскрасневшихся щеках вновь появились привычные ямочки, однако, теперь я знала, как он выглядит, когда по-настоящему злится, – я ваш кофе тоже разлил? Еще заказать?

–Не надо ничего заказывать, – решительно отказалась я, – давай лучше я схожу покурю, а ты пока подготовишь свои рисунки или что там у тебя еще. Где здесь курилка?

–Прямо по коридору и направо, – с воодушевленным энтузиазмом отозвался Айк, – я вам покажу.

–И не надейся, – на корню обломила я завуалированную попытку парня стрельнуть у меня сигарету, – прямо и направо, говоришь…

На протяжении торопливого дефиле по весьма вместительному залу «Рубенса» меня сопровождали заинтригованные взгляды, исподтишка кидаемые в мою сторону юными посетителями кафе, а я, напустив на лицо выражение хронического безразличия ко всему и вся, изо всех сил делала вид, что общественное мнение меня абсолютно не волнует. К сожалению, сбросить каменную маску и слегка расслабиться у меня не получилось даже по прибытию в курилку. Народу там оказалось так много, что я с трудом нашла себе неприметное место в уголке. От несмываемого позора меня спас лишь висящий коромыслом дым – приближенная к нулевой видимость не позволила гламурным девушкам, изящно поджигающим дамские сигареты щелчком инкрустированной стразами зажигалки разглядеть в моих руках пачку дешевой дряни без фильтра, да еще и прикуриваемой при помощи примитивных спичек.

Лошадиная доза всосавшегося в кровь никотина быстро восстановила мое изрядно поколебавшееся душевное равновесие, и напоследок я даже рискнула бросить мимолетный взгляд на свое отражение в зеркале, после чего мне в голову вдруг пришла парадоксально-неожиданная мысль: невзирая на то, что на фоне рубенсовской тусовки я выделялась, как ретромобиль среди гоночных болидов, окажись рядом кто-нибудь из моих товарок по общественным работам, им бы пришлось значительно поднапрячь воображение, чтобы узнать во мне подметающую перовские улицы в выгоревшем на солнце оранжевом жилете особу.

Оптимистичному настрою, вызванному произошедшими в моей внешности бесспорно позитивными изменениями, не суждено было реализоваться в полной мере, так как по выходу из курилки я обнаружила, что у нас с Айком появилась компания. Вернее, компания в виде разнополой пары молодых людей появилась в мое отсутствие у Айка, а мне следовало немедленно решить, как быть дальше: воспользоваться удачным стечением обстоятельств и по-английски покинуть «Рубенс» или набраться мужества и внаглую идти допивать остывший кофе и доедать миндальные пирожные.